Маленький домик на окраине

За завтраком мать ведёт с Хендри непринуждённый разговор — спрашивает, нравится ли ему в нашем доме, интересуется его впечатлениями о городе и уверяет, что ему здесь безмерно рады. Это звучит смешно — с чего бы ей так радоваться неплатежеспособному квартиранту? Но я хорошо знаю свою мать и ничуть не сомневаюсь, что даже если Хендри совсем перестанет платить и расскажет душещипательную историю о том, что ему некуда идти, мать никогда его не прогонит. Я сижу с каменным лицом, слушаю их слащавую беседу и курю, медленно попивая кофе. — Миссис Сторнак, вы так безгранично добры, — с придыханием произносит Хендри, глядя на мою мать так, как верующие смотрят на образ Девы Марии. — Это была большая удача — остановиться в вашем доме. Я счастлив, что познакомился с вами и с мисс Грейс… — Ты можешь во всём на нас рассчитывать, Хендри, — мать улыбается и нежно прикасается к его руке. — Мы люди, мы всё понимаем, а ситуации в жизни бывают разные — и если у тебя какие-то проблемы, то… — Мам, ну хватит уже, — я не выдерживаю — от их речей даже кофе кажется мне чрезмерно сладким. — Я хотела показать Хендри город. — Это отличная идея, дочка! — восторженно подхватывает мать. — И погода располагает, а то на следующей неделе обещают дождь… — Ну, значит, жди нас с Хендри к ужину, не раньше. Только пожалуйста, мам… — я произношу это почти с мольбой — мне важно, чтобы мать выполнила мою просьбу. — Не готовь так много. А лучше вообще ничего не готовь — мы захватим выпечку в кофейне и вечером попьём чай, хорошо? — Ну хорошо, хорошо, — мать соглашается, но я всё равно не уверена, что не увижу на столе кучу еды на любой вкус, когда мы с Хендри вернёмся. — Мам, запомни, всё прошло, — я чётко проговариваю каждое слово, глядя ей в глаза. — Мы свободны, мы, в конце концов, по-своему счастливы. Отвыкай, забудь… Чувствую, как к горлу подкатывает — только ещё не хватало заплакать. Я быстро вскакиваю и приказываю Хендри следовать за мной. На улице возле низенького обшарпанного заборчика нас ждёт моя старушка — грязно-белый форд середины девяностых. В своё время мне нужна была машина, чтобы возить мать в клинику, и я купила подержанную у одного очень милого темнокожего старика, который обещал, что служить голубка будет верой и правдой. Не обманул — за восемь лет мне ни разу не пришлось её ремонтировать, и я по сей день вспоминаю этого человека добрым словом. — Садись, — командую я Хендри, открыв переднюю дверь. — Поедем смотреть достопримечательности нашего захолустья. — Спасибо, Грейс, — он залезает в машину, а я, в свою очередь, сажусь за руль. — Ну что, Хендри, прогресс! — смеюсь я. — Уже без всяких «мисс», мне это нравится! — Ну… вы сами так просили, я не вправе вам отказать. — Это хорошо, ты верно мыслишь. Знаешь, я вообще не терплю отказов. Вижу, как Хендри мрачнеет и напрягается. Я достаю из бардачка пачку сигарет, вытаскиваю зубами одну и прикуриваю, после чего протягиваю пачку Хендри. — Будешь? — Не откажусь, — по его губам проскальзывает улыбка и тут же исчезает. Я даю ему зажигалку и завожу свою старую колымагу. Мы едем по залитым солнцем улицам, и вокруг безумствует в своей непередаваемой красе тёплая золотая осень. Мимо нас проносятся жёлтые и красные деревья, пёстрыми пятнами мелькают частные дома, а по ярко-голубому небу медленно плывут кучевые облака. Я уверенно смотрю вдаль и задаюсь вопросом, что интересного можно показать человеку в городе, где показывать по сути и нечего, кроме музея искусств и маяка Норт-Пойнт в парке на берегу Мичигана. Угрюмый вид Хендри и его гробовое молчание начинают меня порядком раздражать, но мне не нужно долго подбирать слова, чтобы начать разговор. — Слушай, а каким ветром тебя занесло в Милуоки? Ты сам-то откуда? — Из Миннеаполиса, — тихо отвечает он и кидает на меня беглый взгляд. — Там такая же красивая осень, как здесь у вас… — Вот уж не знаю, я вообще никогда не была в Миннесоте. А что у тебя там? Дом, родные? Нервничаю, так как понимаю — сейчас я рискую услышать то, что может мне не понравиться. Меня переворачивает от мысли, что у Хендри, возможно, есть родители и куча родственников, да и вообще благополучная семья. Но почему меня так коробит от этого? Почему это вообще для меня важно? — Нет, мисс Грейс. Отец недавно умер, а его сестра всегда терпеть меня не могла, вот и выставила из дома, как собаку. Сказала, что теперь всё принадлежит ей, а я могу убираться на все четыре стороны. — Ничего себе… — я стараюсь придать интонации оттенок горечи и сочувствия, в то время как душа ликует — в случившемся с Хендри я вижу одни только плюсы. Нет родственников — нет лишнего балласта, дома его не ждут, защитить его некому, и мне все карты в руки. Если я проявлю терпение и приложу немного усилий, я стану для Хендри всем тем, без чего он не сможет жить. Я буду его опорой и духовным наставником, его жилеткой и его хозяйкой, его каменной стеной и карающей рукой. Я стану его богиней, я завладею им безраздельно… — Представляете, мисс Грейс? — голос Хендри дрожит, в нём проскальзывают плаксивые нотки. — Выгнала, как только с кладбища вернулись… — Да, не повезло тебе. А что, отец разве не оставил завещание? Ты сын, и вполне можешь претендовать на часть его… — Всё очень сложно, мисс Грейс, — перебивает Хендри. — Претендовать мне особо не на что — у нас дом намного меньше, чем ваш. Но не это главное… — А что же? — я снова закуриваю и до упора открываю окно. — Хотя… можешь пока не говорить, если не хочешь. — Отец встретил мою мать, когда она оказалась в чужой стране без средств к существованию, — обречённо продолжает Хендри, проигнорировав мою фразу. — У неё был маленький ребёнок… это был я. — То есть отец тебе не родной? — Да, отчим. Он любил мою мать, женился на ней. Она рано умерла, а он усыновил меня и вырастил. — Он тебя трахал? Воцаряется тягостная пауза, и я уже жалею, что задала этот вопрос. Как теперь объяснить Хендри, что это был далеко не праздный интерес, что выслушав его откровения, я вспомнила Тацую — мою школьную любовь. Какого чёрта… почему прошлое возвращается? — Остановите, мисс Грейс, — холодно произносит Хендри и дёргает ручку двери. — Я не хочу никуда с вами ехать! — Да прекрати ты, дурак! — истошно кричу я и хватаю его за рукав. — Вылетишь под колёса, все кишки к чертям размажет! — Вы не имеете права, понятно вам?! Не имеете права! — Ай, чёрт, проклятье! — удерживая Хендри, я чуть было не впечатываюсь во встречный автомобиль, резко выруливаю на обочину и останавливаюсь. Сердце колотится как сумасшедшее, в горле першит. Дышу быстро и часто, точно собака после долгого бега, но спустя пару минут вроде бы немного успокаиваюсь. — Ты чего творишь, а? — я поворачиваюсь к Хендри и легко, но хлёстко бью его ладонью по щеке. — Совсем конченый? Жить надоело? Хендри смотрит на меня — его лицо напряжено, губы трясутся, а глаза полны слёз. Он напуган не меньше, но если я уже практически взяла себя в руки, то состояние Хендри вполне может вылиться в бурную истерику. — Вы… зачем вы… про отца… Я протяжно вздыхаю, похлопывая пальцами по рулю. Тупо гляжу на свой ободравшийся чёрный лак на ногтях, который давно пора обновить, да всё не до этого. Вынимаю пачку бумажных платочков из своей поясной сумки и бросаю Хендри. — Держи, вытри сопли. Я объясню, если обещаешь выслушать…