***
Габриэль перекатился на спину, тоже переводя дыхание, провел ладонями по лицу, глянул на Вельз сытым взглядом и вдруг сел, нахмурившись. Кровь. Вельзевул сдвинула колени и тоже села, обхватив их руками. Чувство болезненной слабости прошло, оставляя только тянущую боль; как будто несла что-то очень тяжелое. — Почему ты не сказала, что… — Габриэль заметил убийственный взгляд Вельз, идентифицировал, но его никогда не останавливали доводы рассудка и инстинкт самосохранения. -…что это у тебя первый раз? — А что? — зло ответила Вельзевул, машинально отодвигаясь. Сейчас спросит, на что она потратила свою молодость, как вообще так получилось, неужели на неё за всё это время никто не посмотрел даже. Габриэль задумчиво почесал кончик носа: — Я бы… ну не знаю. Прочёл что-нибудь полезное. Вельз икнула от смеха и закрыла лицо руками. — Ты прочёл бы… Габриэль, ангел, ты даже презервативы не купил, хотя явно этот вечер планировал, — Вельз медленно легла, перевернулась на живот и вытянула руки на Габриэля. — Тебя бы ничто не спасло. — Тебе разве не понравилось? — столько неверия было в голосе Габриэля, что Вельз так и подмывало сказать ему, что секс был на троечку. Из десяти. Тысяч. Позже, он ещё не дорос до такого сарказма. — Понравилось, — она подвинулась ближе, когда он лег, устроилась к нему под бок и с удовольствием провела ладонью по его животу, чувствуя напряжённые мышцы под гладкой горячей кожей. — Но теперь мне придётся пить экстренные контрацептивы, а это не входило в мои планы. Надо будет в следующий раз купить заранее и… — она сунула руку под подушку. — Это что, моя пижама? — Так удобно тебе, когда ты остаёшься, — сказал Габриэль. — Я тут сплю второй раз. Скажи честно, ты фетишист? — Мне нравится, когда ты здесь спишь, — проигнорировал вопрос Габриэль. — Оставайся у меня. — До конца турнира, — подумав, сказала Вельзевул и поднялась на ноги. Почему-то у неё появилось чувство, что в конце турнира все кончится. Будет Армагеддон во всех смыслах. Причём ее интуиция не подсказывала, бросит ее Габриэль или решит, что хватит держать все в тайне. Это одинаково ужасно: она потеряет или его, или Люцифера и Кроули, которые точно не стерпят такого предательства. — У нас есть пять часов, чтобы поспать, — Габриэль нажал что-то на своей тикающей бомбе на запястье. — Я в душ. — Я с тобой, — Вельз слезла с кровати. — Что смотришь, я берегу природу. Экономия воды, слышал о таком? — Ты заботишься о природе только когда я заказываю осьминогов или собираюсь в душ. Это нечестно. В душе Вельз обняла Габриэля со спины и встала так, чтобы текущая с потолка тёплая вода поливала их обоих. — И что ты делаешь, — Габриэль снял ее руку с пояса и поцеловал. — Слушаю, — Вельзевул поцеловала его между лопаток, и Габриэль выгнулся, до боли сжав ее руку. — Что слушаешь? — Тебя, — Вельз погладила его по животу вниз, слушая, как он начинает дышать чаще и сглатывать. — Ты странная, — вдруг рассмеялся Габриэль и повернулся к ней через плечо. — Ты таким голосом говоришь… равнодушным. Мне все время кажется, что ты сейчас скажешь «мне надоело» и уйдёшь. — Но считаешь, что я в тебя влюблена, — Вельз порадовалась, что она находится за его спиной, и он не может на неё смотреть. — Потому что это правда, — подумав, ответил Габриэль. — Ложь я чувствую. Вельз усмехнулась и закрыла глаза, расслабляясь под водой. Ей не нравилось, было некомфортно, когда Габриэль смотрел на неё без одежды, ей казалось, он замечает каждый недостаток; но стоять так в обнимку было удивительно хорошо. И нет мыслей о том, что она встала на чужую сторону, что Люцифер голову снимет, что Кроули назовёт в лучшем случае подстилкой. Только Азирафаэль будет рад и скажет, что теперь в мире на один плюс больше. — Зачем ты одеваешься, — недовольно спросила Вельзевул, забираясь под одеяло. — А ты, — поддразнил Габриэль. — Давай снимем по одной вещи. — Да пожалуйста, — Вельз пожала плечами, а когда он снял майку рекламным жестом, стянула с пальца кольцо. — Спокойной ночи. — Это нечестно! — Да, — Вельз положила ему ладонь на щеку и поцеловала в губы. — Ты знал, с кем связывался. — Кстати, если помнишь, ты говорила, что на ночь у меня не останешься, — шепнул Габриэль, когда Вельзевул уже почти заснула. — Так сейчас не ночь, утро, — отозвалась та. — Спи уже. Нам в аптеку надо будет зайти. Поход в аптеку Вельзевул запомнила надолго и содрогалась потом, даже просто видя зелёный крест. Габриэль, видимо, впервые оказался в обычной городской аптеке, потому что вместо того, чтобы тихо и мирно выбрать себе презервативы, пока Вельз закупается экстренными средствами, он позвал консультанта. А потом и Вельз. Мол, это же для нас обоих, твоё мнение тоже имеет значение. И до конец поинтересовался, есть ли у них в наличии порнография. — Это тебе зачем?! — Вельз запила таблетки: они зашли в кафе погреться и обсудить значение термина «асоциальное поведение». — Тебе мало интернета? — Я подумал, что в аптеке медицинский подход, — Габриэль выглядел совершенно спокойно, словно его не волновало, что о нем подумали. — И так как у тебя это был первый раз, мы могли бы выбирать позы… — В справочнике?! Габриэль, ты нормальный? Не отвечай, я и так знаю. — Надо купить Камасутру, — задумчиво проговорил Габриэль на все кафе. На них немедленно обернулись все присутствующие. — Зачем? — уныло спросила Вельз. — Ладно я, я дилетант, а у тебя-то это какой раз? — Мы считаем людей или акты? — Ты ведёшь учёт и того, и другого? Ладно, по людям. И какая я по счёту? — Вторая, — легко сказал Габриэль, и Вельзевул подавилась и закашлялась. — Что?! — А что? — Ты же старше меня. — На два с половиной года. — Ты… ладно, ты и так все это о себе знаешь. Ты красавчик, богатый, без вредных привычек и с относительно терпимым характером, ну, то есть, ты не вешаешь кошек и не играешь в ГТА в реальной жизни, что уже плюс. И всего одна? Или один, Габриэль? Скажи, что это был парень, а ты не мог определиться с предпочтениями. — Я всегда был натуралом, — Габриэль чего не умел, так это говорить вполголоса. — И почему это тебя так волнует? — Просто… — Вельз посмотрела на него недоверчиво. — Просто странно. Ты вроде такой мажор, вокруг тебя все девки должны слюнями пол заливать. И не только слюнями. — Они так и делают, — Габриэль поймал своё отражение в чайнике и сразу выпрямился: у него был бзик на правильной осанке. — Но ведь это не значит, что я должен кидаться на любое предложение. — А с кем ты встречался? И почему расстался? Габриэль молча смотрел на неё; он был совершенно не обеспокоен её расспросами, но чувствовалось, что отвечать он не собирается. — Да просто я поверить не могу, что после такого двадцатилетнего кастинга и отбора ты ещё и мог облажаться, и тебя кинули! — Расставание произошло по моей инициативе, — сказал Габриэль. — Почему тебе это интересно? — Люблю обсуждать людей, — Вельз допила чай и скривилась от тянущего ощущения в животе. — Не буду пить эту дрянь больше никогда, не подготовишься, спать будем в разных комнатах. — Можно спать вместе, просто… — Я образно, — перебила Вельз. — Поедем уже, — она глянула на часы, и пусть ещё было слишком рано.***
Сосредоточиться Вельзевул не могла. Болел живот, её подташнивало, ещё и Люцифер сверлит взглядом спину. Габриэль ускакал куда-то целоваться в дёсны с организатором, чтобы ему опять что-то там рассказали, что все узнают только через пару дней; со всеми своими противниками Вельз играла на ничью. Подошёл Хастур, взъерошенный и пахнущий сигаретами ещё сильнее, чем обычно, Вельз, никогда ничего не имевшая против запаха дыма, и то передернулась. — Ты херово выглядишь, — заявил хорват, присаживаясь перед ней на корточки. — Он тебя довёз вчера? — Бросил по дороге, и я шла пешком, — отозвалась Вельзевул. — Теперь я зла и разорву всех и спляшу на могилах их шахматной карьеры. Хастур с сомнением посмотрел на неё. — Ты реально херово выглядишь, — он взял её за подбородок. — Чем догонялась? — В каком смысле. Нет, я ничего не принимаю, — сказать, что её наркотик и единственная слабость — это Габриэль, точнее, его навязчивая и неловкая нежность? А ведь заторчала, жить теперь не может без ощущения кончиков его пальцев по спине или шее. — Ты бледная как смерть, у тебя на щеке язвы. Синтетика? Просто скажи, я знаю, что сделать, чтобы полегчало. И тут до неё дошло. — Хастур, — оскалилась Вельзевул. — Безмерно ценю твою подозрительность и заботу, но снять меня с турнира ты не сможешь. Записываешь звук давно? — она ткнула пальцем в нагрудный карман его пиджака. — Красавец, — с уважением сказала она. — Просто натравить на меня медпроверку не вышло, да? — Стоило попытаться, как считаешь, — рассмеялся Хастур и достал телефон из кармана, в котором его никогда не держал. — Что меня выдало? — Печься о ближних — не твоё, телефон в нагрудном кармане, когда у тебя он не был расшит, нитки торчат — подозрительно, ты вцепился в тему наркотиков через полчаса после того, как нам сказали об их недопустимости, ты идёшь от медслужбы, только у них такие вонючие сигареты, — Вельз откинулась на спинку стула. — Ты мне теперь должен. — Сочтёмся, — рассмеялся Хастур и поднялся на ноги. — Ну и черт же ты наблюдательный, Вельзевул. — От черта слышу, козёл, — улыбнулась Вельзевул. Настроение поползло вверх. К середине турнира Вельз поймала себя на том, что перед первым ходом обязательно находит взглядом Габриэля. Это легко: он единственный, кто носит светлые костюмы каждый день, даже Азирафаэль надевает свитера и удобные брюки на игру. Габриэлю тем удобнее, чем больше нолей в цене одежды. Вельзевул потянулась, перегибаясь через спинку стула, оглядела зал. Хастур сидел напротив Кроули, лениво качая ногой, чем бесил его невероятно. Последний день турнира, а результаты такие, что журналисты бегают по зданию в возбуждении и ужасе: фаворит Габриэль плетётся на пятом месте, Вельзевул едва держится на четвёртом, Азирафаэль с Кроули идут вровень по очкам на третьем, на втором Люцифер и на первом — внезапно — Хастур. Мишель внизу турнирной таблицы, ее фамилию Вельз со своего места даже не видела. Мишель села напротив неё, и Вельз кожей почувствовала исходящее от неё смятение. В ней появилась неуверенность, растерянность, что в сочетании с такой внешностью делало ее ещё более привлекательной, чем раньше. — У тебя все нормально? — надо же, даже совершенно не улавливающий чужих эмоций Габриэль заметил, остановился возле неё и наклонился совсем низко, но произнёс громко, как всегда. — Да. Да, — торопливо кивнула Мишель и снова беспокойно огляделась. Ищет взглядом Хастура; ну конечно, дожала парня. Интересно, что он с ней сделал. — Ничего, — в ответ на её прямой вопрос Хастур затянулся и насмешливо посмотрел на Мишель, которая стояла с Габриэлем, но все время крутила головой, ища глазами понятно кого. — Они такие предсказуемые, — он наклонил голову набок. — Так что ты сделал? — Говорю же, ничего. Я перестал что-либо делать, а она привыкла, что я на неё молюсь. Теперь ей не хватает, она нервничает и играет из рук вон плохо. Тебя не слил, хоть её солью. — Настоящая любовь, — хмыкнула Вельз. — Да я бы и так выиграл, на самом деле, — Хастур зажег следующую сигарету. — А в конце турнира, когда она совсем расстроится, я опять стану ее рабом. Потом опять передохну. Она от меня не отцепится. — Манипулятор, — констатировала Вельз. — Ты так считаешь? — польщенно спросил Хастур. Вельз заметила неподалеку Люцифера и отошла так, чтобы за Хастуром ее не было видно. — Как интересно, — протянул тот, глядя на нее сверху вниз. — Ты прячешься от своего дружка. Я придумаю, как это использовать, — он подмигнул и задрал голову вверх. Как этот жест бесил Вельз, передать невозможно. Все, кто были выше неё, если в какой-то момент не хотели с ней продолжать разговор, просто начинали пялиться в небо. Габриэль осознанием своего пятого места был совершенно раздавлен. Хастур скалил кривые клыки на камеру, позируя с кубком, Люцифер торжествующе косился на Габриэля, который отрешенно смотрел в одну точку и не замечал, что рядом с ним сидят взволнованные его настроением Азирафаэль и Мишель. Мишель вышла из апатии, и теперь Вельз, сидя позади Габриэля, с лучшего ракурса наблюдала за тем, как она ласково гладит его по поникшим плечам и что-то шепчет на ухо, касаясь губами.***
Мишель не могла определить, что ее разочаровывает и опустошает в большей степени: последнее место на турнире или внезапное равнодушие Хастура. Она привыкла к его тотальному преклонению, постоянному присутствию рядом, молчаливой поддержке. Хастур был рядом, когда её бросили, унизив искренним предложением дружбы, ему Мишель могла позвонить среди ночи и попросить приехать — Хастур был у её дверей так скоро, как был способен долететь самолет из Загреба. И теперь он к ней остыл. Видимо, ему надоела сказка про слишком глубокую обиду от предыдущих отношений и игра в одни ворота, и он решил самоустраниться. Мишель видела, как он треплется с этой Вельзевул, которая каким-то непостижимым образом вдруг оказалась четвертой в их трио. Мишель много слышала про неё: Вельзевул вытерла ноги о заявление, что шахматы — мужской вид спорта, и диктовала свои правила. Бешеный темп игры, нервные движения, сколько раз у неё в блице разлетались фигуры, и абсолютное спокойствие на лице ставили противника в тупик. И Вельзевул, и Кроули гипнотизировали за доской: противники терялись и зевали фигуры, чем те беззастенчиво пользовались — в блице и быстрых шахматах им не было равных. Хастур и Люцифер во время игры дышали такой ненавистью, что с ними физически некомфортно было сидеть за доской: выдержать игру с Люцифером больше часа могли немногие, хотя тот ничем не нарушал регламент; Хастур мог и оскорбить, и руки не пожать без предупреждения, и в прессе за спиной облить грязью. Но после прогулки по крыше, когда Хастур ехал вместе с ней в отель, Мишель всю дорогу слушала, что наконец-то в окружении Габриэля появился хоть один интересный человек. Есть с кем поговорить. И ты видела, она на эту помпезную тусовку надела просто костюм! Вот это самоуверенность, вот это характер! Мишель слушала эти восторги и медленно закипала: никогда в их с Хастуром разговорах не присутствовало никого постороннего, а Мишель считала Вельзевул глубоко посторонней и случайно попавшей в круг избранных. Чтобы вернуть себе господство, Мишель не только позволила ему проводить себя до номера, но, остановившись у двери, вдруг развернулась и положила руки Хастуру на пояс. — Я хочу сегодня спать с тобой, — прямо сказала она, как бывало и раньше, когда ей надо было укрепить свою власть над ним. Безраздельное господство над этим человеком стоило того, что он с ней делал, когда она ему отдавалась. Хастур невесело усмехнулся и провел ладонью по ее ноге под платьем неожиданно ласково. — Турнир, Мишель, — напомнил он. — Сначала играем, а то я не смогу быть против тебя. — Я могу передумать, — сказала Мишель, не привыкшая слышать отказы ни от кого, тем более от него. Приятно, когда тебе поклоняются, даже если это делает такой человек как Хастур. Хотя это иногда болезненно. — Не забудь, что я тоже могу передумать, — Хастур коротко поцеловал ее в губы и развернул за плечи. — Спи, у нас еще игра. И с того дня с ней только здоровался. Мишель сначала решила, что это просто месть за то, что она много времени провела с Габриэлем, но Хастур, по ее логике, должен был бы и самому Габриэлю что-то высказать, а тот молчал и скалился ему как всегда. Еще и Вельзевул, эта наполовину албанка с короткими черными волосами и бесцветными ледяными глазами акулы-убийцы так и крутится рядом. Хастур даже курить стал чаще, чтобы с ней торчать на улице. Мишель обернулась и натолкнулась на непонятный взгляд Вельзевул; та смотрела на нее, не отрываясь, тонкие губы сложились в понимающую усмешку. Хастур не мог ей рассказать, зло подумала Мишель. Но почему тогда эта некрасивая и грубая девчонка смотрит на нее с таким превосходством? Габриэль страдал над своим пятым местом, и Мишель чувствовала дикую злость на него, но высказать её не могла. Хорошие девочки не грубят и не обзывают своих друзей инфантильными идиотами, даже если они таковыми и являются. Вспоминать о том, что хорошие девочки не спят с бандитами вроде Хастура и тем более не переживают, когда эти бандиты решают избавить их от своего присутствия в их жизнях, Мишель не хотела. Мишель дождалась, пока непристойно счастливый Хастур отлепится от своего кубка и повернется в её сторону, и, взяв Габриэля за подбородок, мягко поцеловала его в губы. — Не расстраивайся, — попросила она, глядя ему в глаза и улыбаясь. Мишель знала, как действует на окружающих; знала, что на месте Габриэля сейчас хотели бы оказаться практически все в этом зале. И тем ужаснее был момент, когда Габриэль вдруг обхватил ладонями её лицо и громко сказал. — Никогда больше так не делай. Я не хочу. Вельзевул рассмеялась весело и беззвучно: если хоть у кого-то возникнет вопрос, как Люцифер и Габриэль могут быть родными братьями, она перескажет эту сцену, и Габриэль войдет в историю как самый эпический мудак за все существование человечества. Люций и рядом не стоял, как бы ни стремился.