Шах ферзю

— Ты знаешь, я так сейчас тебя понимаю, — Вельзевул села рядом с Габриэлем в первом ряду партера и мрачно уставилась на сцену. — Никогда такого не было и не будет, но сейчас я понимаю тебя как никто другой. Они вместе, склонившись друг к другу, смотрели, как на сцене награждали Азирафаэля, который, после того как Вельзевул проиграла Габриэлю, оказался единственным непобеждённым на всем турнире. — Эй, — Вельзевул окликнула крутившегося возле прохода на сцену Кроули. — Что лыбишься, дегенерат, ты проиграл! — Зато никто из вас не выиграл, — Кроули показал ей средний палец. Габриэль тяжело поднялся с места, и Вельзевул внезапно похолодела, поняв, что сейчас он сорвёт на Антоне всю свою злость и раздражение. Вельзевул выскочила за дверь и быстро набрала номер Габриэля, глядя на него в проем; он остановился в нескольких шагах от Кроули и достал телефон. — Выйди срочно, — коротко сказала Вельзевул, когда он поднес трубку у уху. — Это важно. — Сейчас, — ровно сказал Габриэль и внезапно притянул к себе Кроули за воротник. Вельзевул не слышала, что говорит Габриэль, но зато прекрасно видела, что Кроули висит в воздухе, не доставая ногами до пола. Неужели Габриэль его ударит? На её памяти Габриэль никогда до такого не опускался, даже представить его было сложно в такой роли. — Что ты ему сказал? — спросила Вельзевул, когда Габриэль не особо аккуратно отпустил Кроули, что тот едва устоял на ногах и схватился за Азирафаэля, которого отпустили, и он уже спешил исполнить обязанности миротворца, но не успел. — Что если он ещё раз проявит полное отсутствие воспитания и субординации, будет в запасном составе до самой смерти, — ровно проговорил Габриэль. — Ты его шантажировал, что выставишь из основного состава за то, что он фак тебе показал? — Он меня оскорбил, — отозвался Габриэль. — И тебя. Я не терплю оскорбления. — Показал бы ему в ответ, — Вельз пожала плечами. — У тебя все ответы какие-то чрезмерные. — Теперь он десять раз подумает, прежде чем снова сделает публичную глупость, — отрезал Габриэль. — Зачем ты меня позвала? — Я не хочу там больше находиться, — Вельзевул поджала губы. — Все получилось совсем не так, как мы думали, — она оперлась спиной на подоконник и притянула Габриэля к себе за пояс. — И что теперь? — Мне надо готовиться к чемпионату, — Габриэль смотрел поверх её головы на темную улицу за окном. — Я поеду в Дубай, потом в Монако и в Загреб готовиться, мы договорились с Хастуром, он войдет в мою команду. «Я поеду». Почему-то Вельз это кольнуло, словно она ждала, будто он скажет «мы поедем», но этого не случилось. Впрочем, у него есть на это право, она украла его разработки, и он не знает, передала ли она их тому же Люциферу или кому ещё. — А когда ты уедешь? — стараясь, чтобы голос звучал ровно, спросила Вельзевул. — Через неделю, — Габриэль положил ей обе руки на плечи и наконец перевел взгляд на её лицо. — Ты сегодня ко мне? — Завтра, хорошо? — Вельз сцепила руки у него за спиной. — Мы встретимся вечером нашим обществом, а потом я сразу к тебе, но уже утром. Ты будешь с Хастуром? — Он улетает сегодня ночью. Ничего, иди со своими. — А ты? Просто мы всегда так собираемся, и… — Я побуду с Мишель, — перебил Габриэль, сказав это так, словно ничего такого в этом не было. Вельзевул поскорее высвободилась из его объятий, чтобы он не увидел, насколько её это задело. Не должно было, она сама проведёт время в компании трёх парней. Но какого чёрта он будет торчать с этой француженкой наедине, когда она его клеит, словно Хастура в природе не существует и шею он ей свернуть не может? — Вельз, — и вздохнул так демонстративно, что Вельзевул захотелось его ударить. — Твоя ревность, конечно, понятна, но ничем не обоснована. Мы просто друзья. — Нет никакой ревности, — отозвалась Вельзевул. — С чего ты взял. — Ты на меня так посмотрела, что мне даже жарко стало, — Габриэль омерзительно самодовольно усмехнулся и поймал её за руки, притянул к себе и зажал между подоконником и своим телом. — Ты ревнуешь! — Отпусти меня немедленно, — тихо проговорила Вельзевул таким тоном, после которого пятились скинхеды, пытавшиеся выяснить, почему черноволосый и черноглазый Люцифер в компании девушки так спокойно расхаживает по ночам среди чужих гаражей. Но Габриэлю, в отличие от тех, не был свойственен инстинкт самосохранения, поэтому он присел (Вельзевул не убила только потому, что не смогла выбрать наиболее болезненный способ превращения живого тела в мёртвое), заглянул ей в глаза, оскалился, а потом поцеловал в губы, словно только что не пытался над ней посмеяться. Вельзевул упёрлась руками ему в плечи, пытаясь оттолкнуть, хотя с самого начала понимала, что это бессмысленно. Да и не хотелось, на самом деле: её снова повело от его близости. — Ты специально как будто сопротивляешься, а на самом деле не хочешь, чтобы я тебя отпускал, — заявил Габриэль, отрываясь от её губ. Ну как так можно: стоит ей только подумать о том, что, вероятно, она несправедлива, и он вовсе не настолько безнадёжен, как ей кажется, как он открывает рот, а сказать что-то умное или просто нормальное он не в состоянии. Если бы он молчал, Вельзевул на него бы молилась. А так… она растянула губы в усмешке и от всей души наступила ему на белый ботинок. — И все равно ты меня любишь, — Габриэль присел с салфетками, пытаясь оттереть отпечаток. — Ты представить себе не можешь, как я об этом жалею, — с чувством отозвалась Вельз, скрестив руки на груди. — Угораздило же. Она огляделась, ей показалось движение в конце коридора, но там никого не было. Дверь в зал открылась, и выглянул Азирафаэль. Заметил взгляд Габриэля на свою награду и, смущенно кашлянув, спрятал её за спину. — Вы так вышли, — растерянно начал он. — Поплакать, — немедленно ответила Вельзевул. — Как видишь, я уже в норме, а дружок твой до сих пор на полу голову пеплом посыпает. Азирафаэль посмотрел на неё укоризненно, подошел к Габриэлю и присел перед ним. — По сути дела, мы должны были ещё играть между собой, но у вас всех есть по проигрышу, а у меня нет, поэтому… — Я в курсе, — перебил Габриэль, оттирая ботинок. — Мне так не хочется, чтобы ты был расстроен, я бы хотел тебя пригласить, может, в тот ресторан на Тверской? — Так ты все-таки гей, Габриэль, — Вельз оперлась плечом на стену и скрестила руки на груди. — Зефир, про тебя я точно не хочу знать. — Ты прекрасно знаешь, что нет, — Габриэль покосился на неё и выпрямился; глаза его смеялись, потом он повернулся к Азирафаэлю. — Мы с Мишель уже договорились посидеть вдвоем, проводим Хастура только. — Мишель? Снова, но… — Нет, — перебил Габриэль. И то, как он на миг сжал зубы, очень Вельзевул не понравилось. Допросить Зефира она всегда успеет. Вельзевул поежилась, понимая, что взмокшие волосы остыли и прилипли ко лбу мокрыми нитями. Скорее бы домой и в душ. — Всё там уже? — устало спросила она у Азирафаэля. — Закончились чествования? — Да, можем ехать по домам, — он посмотрел на неё встревоженно. — Ты за рулем? — Не сегодня. — Я скажу Кроули, чтобы отвез тебя. — Он не поедет. — Я попрошу его, — Азирафаэль поднял голову и сжал губы.

***

— Напомни мне, какого чёрта я еду сейчас в сторону, противоположную моему дому, — проворчал Кроули, выруливая на трассу. — Ты слишком много общаешься с Зефиром, — ехидно отозвалась Вельзевул, в кои-то веки наслаждаясь поездкой. Габриэль водил красиво, уверенно, но Кроули, отдававший государству половину своих призовых в качестве штрафов за превышение скорости и не имевший в машине ремней как таковых, ездил так, что в голове у Вельзевул не осталось ни единой мысли, только приятная пустота. — Стерва, он же меня и уговорил тебя везти, — с оттенком удивления заметил Кроули. — Ты вообще не знаешь, что такое чувство благодарности? — Знаю. Навязанный социальный конструкт, инструмент манипуляции, заставляющий отказаться от объективного восприятия ситуации и людей. Сделав что-то, тебя заставляют чувствовать себя обязанным — как ты сейчас пытаешься заставить меня думать о Зефире не как о слюнтяе, уверенном в собственном благородстве и праведности, а как о том, кто обо мне заботится. Хотя это не так. — Люцифер что, толковый словарь написал? — фыркнул Кроули, включая дворники. — Нет, это мои слова, — тихо проговорила Вельзевул и сделала музыку громче, откинулась на сиденье и закрыла глаза. Как прекрасно, звуки словно вода, обнимают её всю, даруя долгожданный покой. Почему-то волшебство действовало только в старенькой Бентли Кроули, никакие наушники и пластинки дома не давали подобных ощущений. «С Хастуром не попрощалась», вдруг подумала Вельз и уставилась перед собой. И телефона его нет даже, не позвонить, а социальные сети — не царское дело, Хастур презирает всё с этим связанное, говоря, что это отвлекает от главного. — Встречаемся в девять, — бросил ей на прощание Кроули. Вельзевул как можно аккуратнее закрыла дверь автомобиля, враждовать с Кроули не хотелось, и уже из последних сил поднялась по лестнице и рванула входную дверь. — Да, это я, все прошло хорошо, я не победила, — сразу сказала она, предвосхищая все вопросы. — По телеку покажут, деньги придут в конце месяца на тот счет, который с двадцати одного года, я в душ. Вельзевул, стоя под струями воды, с завистью подумала о Габриэле, который сейчас наверняка отмокает в своей соляной купели. А может и не один: с ним Мишель, шляется по его дому, как по своему. Вельз вспомнила, что ещё отец Габриэля предлагал ему тогда встретить Мишель в аэропорту, и разозлилась ещё сильнее. Хотя надо же, ничего фатального не произошло: её предчувствие, что Армагеддон станет и ее Апокалипсисом, не оправдалось. Вельзевул с мокрыми ещё волосами влезла в любимый костюм, застегнула до горла черную рубашку и, завязав на шею шарф, накинула пальто и вышла на улицу. Брать машину? Парковать её еще и не пить потом… Проще уж такси обратно взять. Вельзевул накинула капюшон и, засунув руки в карманы поглубже, направилась к метро: денег было в обрез на такси до дома. Конечно же, она прибыла последней. Кроули и Люцифер уже отодвинули от себя пустые тарелки, и только Азирафаэль как джентльмен ждал даму и страдал над наполовину съеденным блюдом. Люцифер дождался, пока она снимет пальто, усядется, и положил перед ней на пустую тарелку большой конверт для бумаг. — Это что? — не поняла Вельзевул. — Я тебя хочу спросить, — Люцифер наклонил голову набок, голос у него вибрировал, как рычание. — Что это, Вельзевул? Вельзевул быстро глянула на остальных: Кроули выглядел ошарашенным, Азирафаэль замер с вилкой во рту. Ах да, точно, они никогда не видели Люцифера в настоящем гневе. В конверте лежали фотографии. Надо же, даже распечатал. Вельз медленно наклонилась, рассматривая глянцевые изображения. Даже польстило, что Люцифер так заморочился. — Это же Габриэль, — Кроули перегнулся со своей стороны стола и приподнял темные очки, непонимающе глянул на Люцифера. — Это я тебе фотку отправил. Вельзевул метнула на него быстрый взгляд исподлобья: по крайней мере она знает теперь, чья во всем вина. — Да, я тебе за это крайне признателен, — Люцифер повернулся к нему. — Меня заинтересовало, и я решил покопаться. Конечно, Габриэля не могли не выложить в группу фриков московского метро, Кроули заметил его, оторжался сам и отправил пост Люциферу, который не поленился и нашел всю серию фотографий уже с ней, на снимках прекрасно было видно, что Вельзевул обнимает его за пояс под пиджаком. — По-моему, они замечательно смотрятся вместе, — робко и жизнерадостно сказал Азирафаэль. Вельзевул подумала, что если она сейчас заржёт в голос, хуже уже не станет, но смеяться громко она не умела и сдержалась. А Азирафаэль прав, они не гармоничны, но своеобразно дополняют друг друга. Габриэль рядом с ней не смотрится таким уж конченым латентным геем, который изо всех сил отрицает свою природу, а она на его фоне больше походит на девушку. — Убери его, — выдохнул Люцифер в сторону Кроули. — Или я не знаю, что с ним сделаю. — Мы ехали вместе, — Вельзевул пожала плечами. — Не знаю, что там с политикой последнее время, но если издали закон, запрещающий совместные поездки в метро, я, конечно, извиняюсь. — А это что? — Люцифер ткнул ей в лицо уже телефоном, где было открыто изображение. На фотографии был целый коллаж из её и Габриэля совместных фотографий, а в центре — ну конечно, еще и в сердечко запихнули — сегодняшний снимок, где они целуются после объявления результатов Армагеддона. Вельз глянула, откуда фото — какое-то шахматное сообщество выражает бурный восторг по поводу того, что претендент все же не гей и не встречается с Хастуром. Или не восторг. Вельзевул пролистала комментарии: все эмоционально разочарованы. Надо же, даже Хастур лучше, чем она. — Не успел напечатать? — Вельзевул тянула время, судорожно придумывая, как бы отмазаться, и в то же время осознавая, что никак. — Не успел, — согласился Люцифер, увидел, что Кроули вытянул шею и добавил. — Я сейчас отправлю, чтоб и ты знал, кто на самом деле дорог нашей Вельзевул. Или уже не нашей? — Во-первых, тут, по-моему, ясно видно, что мне не нравится происходящее, он меня целует, а не я его, и вообще я сопротивлялась, — Вельз скривила губы, снова глядя на коллаж. Проклятые фанаты, откуда они вообще взялись, это ж шахматы! Вообще никто не должен ими интересоваться. Наверное, ей не показалось тогда, в коридоре, что кто-то там ходит. — А во-вторых… — как же она устала, кажется, даже сердце устало кровь качать. — А во-вторых, не пойти бы тебе нахер, Люцифер? Воцарилась тишина, Азирафаэль уронил вилку. Он не был в свите Люцифера, но знал, что возражать ему — себе дороже, предпочитал молчать, но чтобы Вельз, самая преданная ему из всех, вдруг послала его открытым текстом — как минимум конец света. — Что хочу, то и делаю, — продолжила Вельзевул. — Ты сам твердишь, что мораль и устои — это то, что необходимо преодолеть. Я преодолела тобой придуманную в противовес общественной мораль, и мне те правила, которые ты генерируешь с упорством, достойным лучшего применения, осточертели. Я хочу его, только его, и знаешь что? Он мой, принадлежит мне. — Ты спишь с ним? — шепотом спросил Кроули. — С… Габриэлем? — Да, — Вельз кивнула с наиболее спокойным видом, хотя сердце колотилось в горле, и вкрадчиво добавила, повернувшись к Люциферу. — И знаешь что? Мне это нравится.