Женщина поднялась навстречу, ответив сыну тихой улыбкой, и повернулась к Вельзевул. Та застыла, окаменела, представляя себе, какая сейчас будет сцена, может быть, она будет извиняться и оправдываться, может, наоборот, скажет, что все к лучшему. Но та ничего не сказала и просто осторожно обняла Вельз, склонив ее голову себе на плечо, и погладила по спине.
Вельзевул думала, что хуже, чем та размолвка с Люцифером и Кроули, уже не будет, но как же она ошибалась.
— Садитесь, дети, — ласково сказала
Женщина, и вернулась на свое место. Вельзевул на деревянных ногах шагнула к стулу: ее никогда не обнимали взрослые. Приемная семья не считается, она никогда не давалась им, а здесь… от матери Габриэля исходила такой невероятной силы любовь, что Вельзевул как никогда остро почувствовала отчаянную пустоту, настоящую бездну внутри себя.
— Я думала, вы будете объясняться, — криво улыбнувшись, сказала Вельзевул. Габриэль медленно повернулся к ней, сделав страшные глаза, но Вельзевул было все равно.
Это ведь такое неимоверное лицемерие! Она выбрала ее, дала надежду, Вельз полгода жила мыслью, что у нее теперь будет семья, а после этого, увидев, отказалась. Конечно, разумом Вельзевул понимала, что это произошло не из-за нее самой, а только потому что Габриэль не вовремя оказался неподалеку, но чувство предательства не покидало. Предала и отказалась от нее именно эта
Женщина.
— В чем я предала тебя, Демиана? — улыбнулась она, словно слышала ее мысли. Вельзевул не могла чувствовать даже обиду по отношению к ней, не получалось, она ощущала лишь невероятную печаль, что все так получилось. Что Габриэля она любит, а она оказалась недостаточно хороша, чтобы заслужить ее безусловную любовь. Почему? Что она тогда могла сделать не так?
— Ни в чем. Вы правы. Вы ничем мне не были обязаны, — безэмоциональным голосом проговорила Вельзевул. — Но я тогда ошибочно думала полгода, что вы — это моя семья. И меня зовут Вельзевул, — добавила она.
— Никогда не знаешь, какими путями проведет тебя судьба, — мягко сказала
Женщина, погладив Вельзевул по руке. — Однажды ты посмотришь назад и увидишь, что все стало на место, все события, даже самые противоречивые, печальные и бессмысленные, сплетутся в единый узор. Видимо, нам суждено стать семьей, и если ты будешь с Габриэлем, я буду любить тебя как его. Ты хочешь, чтобы тебя называли Вельзевул? Хорошо, я буду. Но не самое подходящее имя для девушки.
— Габриэль так меня назвал, — ответила Вельз, стараясь изо всех сил игнорировать жжение в глазах. — Поразительная для него проницательность.
— Вельз, пожалуйста, — пробормотал Габриэль, прижимая ко лбу сцепленные в замок ладони и явно ожидая недовольства, но
Женщина — Вельзевул иначе ее не называла про себя — весело рассмеялась. Вельзевул переводила мрачный взгляд с Габриэля на его мать и обратно.
— Вы такие смешные, дети, — сказала
Женщина и повернулась к Вельз. — Я рада, что ты сказала мне о своей обиде, Вельзевул, но это не моя вина. Мы с мужем говорили о том, что наши планы должны оставаться в тайне от детей, а окончательное решение будет принято, когда мы приедем.
— Мам, ты не обязана оправдываться, — с неожиданной злостью проговорил Габриэль, поднимая голову. — Ты могла вообще никого не брать, это не долг!
— Ангел, я сейчас говорю с Вельзевул, — она погладила его по волосам и снова повернулась к Вельз; та вдруг пожалела, что представилась ей этим именем, почему-то из ее уст оно звучало… неправильно. Наверное потому, что никто из
взрослых так ее в лицо не называл. — Я понимаю, что мои объяснения не уменьшат твоей боли. Мне жаль тебя, жаль Люция, но если ты ждешь, что я попрошу прощения…
— Не жду, — соврала Вельзевул.
— И этого не будет, потому что моей вины перед тобой нет. Габриэль любит тебя, ты — его, и я буду любить тебя тоже.
— Мне не нужно, — Вельзевул прищурилась и откинулась на спинку стула, желая оказаться подальше от нее. Вовсе не потому, что она ей не нравилась, наоборот. Она чувствовала исходящую от
Женщины невероятную внутреннюю силу, неимоверное обаяние, но она сама не была ей интересна ни на йоту. Она — придаток к Габриэлю в ее глазах, и она будет добра и ласкова с ней только потому, что ее обожаемый сын выбрал ее.
Габриэль уже набрал в легкие воздуха, чтобы отчитать ее, Вельзевул приготовилась выслушать и ответить так, чтобы он ее скинул прямо из этого ресторана вниз, на каменную площадь, где стоит машина, чтобы это все уже прекратилось, но
Женщина перебила их планы, подозвав официанта.
— Я закажу вам, — сказала она и заговорила с официантом по-итальянски, скоро и эмоционально. Габриэль покосился на Вельзевул нечитаемым взглядом, но ничего не сказал.
Вельзевул методично размазывала кусок рыбы по тарелке, прикидывая, сможет ли она превратить его в совершенно однородное пюре. Есть она не могла. Габриэль рассказывал о каникулах в ОАЭ, а Вельзевул с интересом выслушивала, что ей, оказывается, очень все понравилось, ведь она ни на что не жаловалась, а все, что он выбрал им для совместных развлечений — выше всяких похвал, ведь Вельз не предлагала никаких других мест или занятий; ах, какой он молодец, все продумал.
А ведь он действительно так думает, отрешенно подумала Вельзевул, осознавая, что-то, во что она превратила дорогущее блюдо, теперь похоже на рвотную массу. Прекрасно, этого она и добивалась.
Женщина покосилась на ее тарелку, но никак не дала знать о своем мнении по этому поводу, вместо этого спросила Вельзевул, собирается ли та участвовать в соревнованиях в Линаресе.
— Почему такой удивленный взгляд, — проворчал Габриэль, косясь на нее. — Конечно, мама знает. Я рассказываю родителям про то, что делаю. Ты своим сказала, что ты уже в Монако, кстати?
— Они не знают, что я в ОАЭ была, думали, это Турция, — отозвалась Вельзевул, не удержавшись и все же отпив сок из стакана. Да неужели даже такая простая вещь как сок может настолько отличаться по вкусу из-за цены?
— А почему ты им не говоришь? — в голосе
Женщины не было никакого осуждения, только живой и неподдельный интерес. Это подкупало: она не читала морали, предоставляя полную свободу действий, и давления Вельзевул от нее не чувствовала, но в то же время она внушала уважение, которое Вельзевул испытывала, пожалуй, только к некоторым чемпионам мира.
— Потому что для них ОАЭ, Саудовская Аравия, Иордания и условная Палестина — страшный мир, где меня украдут, наденут на меня паранджу, сделают третьей женой, и я никогда не оплачу своей сестре учебу в институте, куда она со своим тупым мозгом никогда не попадет на бюджет. А Турция — приятное место для отдыха.
— Но они могут узнать.
— Нет, — Вельзевул покачала головой. — Большинство людей верит всему, что им говорят. А моя жизнь не касается никого из них, поэтому знать правду им нет никакого смысла.
— Ты так мило о них заботишься, — проговорила
Женщина, тепло улыбаясь ей. Не так широко, как всегда скалился Габриэль, но в них было что-то неуловимо одинаковое. Вельз попыталась вспомнить, улыбался ли он так до того, как его забрали, но не смогла: в приюте она общалась с Люцифером, а Габриэль уже занимался школьной программой и сидел вечно с книгами и тетрадями за подоконником: столов не было. — Не хочешь, чтобы они волновались.
— Я делаю это из крайнего эгоизма и исходя из того, что во имя сохранения моей нервной системы проще избежать дискуссии, чем пытаться что-либо им объяснить, — отрезала Вельзевул.
— У тебя потрясающее чувство юмора, — восторженно отозвалась
Женщина, наклоняясь немного вперед. — О, я бы так с вами и сидела, мне так интересно, но у меня самолет, — она вложила в поданный счет чек, подписала его и вернула официанту, поднялась на ноги, взяв клатч. — Я была так рада узнать тебя, Вельзевул! Моему ангелу повезло, — она наклонилась и поцеловала Габриэля в волосы, потом взяла его за подбородок и заставила посмотреть себе в глаза. — Если я узнаю, что ты устроил Вельзевул скандал за то, что она была откровенной со мной, я тебя накажу. Я не буду разговаривать с тобой неделю.
— Ма-а-ам, — Габриэль обнял ее за пояс, спрятав лицо у нее на животе. — Позвони мне, когда приземлишься.
— Ага, — она опять погладила его по голове.
— Не забудь.
— Габриэль! Он всегда такой занудный? — она с улыбкой повернулась к Вельзевул. — До свидания, Вельзевул.
— До свидания, — Вельзевул бросила вилку в кашу на своей тарелке и брезгливо отодвинула ее от себя.
Женщина помахала им из прозрачного лифта, и тот поехал вниз.
***
— Хочешь еще что-нибудь? — спросил Габриэль совершенно спокойно и доброжелательно, Вельзевул даже недоверчиво посмотрела в его сторону. А почему он ее не убивает и не злится хотя бы?
— А ты? — осторожно спросила она.
— Можем вино взять, — Габриэль протянул руку к ее лицу, и Вельз машинально отшатнулась. — Ты чего?
— Ничего. Возьми, если хочешь. Может, сангрию? Ты вообще пил когда-нибудь?
— Да, я дружу с Хастуром, — Габриэль заправил ей волосы за ухо и положил ладони на стол. — Но позволяю себе… редко. Только на каникулах или по особым случаям.
— Сейчас особый? — фыркнула Вельз.
— Да, — кивнул Габриэль. — Я познакомил тебя с мамой, это серьезно.
— Кстати, а почему ты мне ничего не говоришь? — подумав, спросила Вельз.
— О чем? — тяжело вздохнул Габриэль, всем своим видом давая понять, что прекрасно знает ответ на свой вопрос.
— О том, как я ужасно повела себя, — Вельзевул проводила взглядом официанта, принявшего заказ. — Ты ведь возлагал на меня такие надежды, а я тут со своей правдой, которая в твоем круге не в почете…
— Ты слышала, мама сказала тебя не ругать, — Габриэль посмотрел время на телефоне и снова убрал его в карман. — Она права, как всегда. Ты всего лишь была откровенна, высказала, что думаешь.
— Права? — переспросила Вельз. — Слушай, будь тоже откровенен. Или ты так маму слушаешься? — но подначивание на него не подействовало, хотя лучше бы он наорал, чем вел себя как под гипнозом. — Я ей не пожалуюсь, — вкрадчиво добавила она.
Габриэль усмехнулся и коротко поцеловал ее в губы, потом повернулся к столу, на который как раз поставили два бокала.
— Я тебя со своими приемными не знакомила, — сказала Вельзевул, двигая к себе бокал. Хотелось назвать Габриэля «маменькиным сынком», но что-то подсказывало, что он не обидится и только порадуется, ведь это признак неимоверной любви его матери к нему.
Последнюю фразу в ее голове внутренний голос произнес почему-то наиболее отвратительными габриэлевскими интонациями.
— Так я знаком.
— То не считается, ты пришел, сломал мебель и ушел!
— Нет, когда я за паспортом ездил. Я сказал, что теперь ты со мной, и мы едем на каникулы, — он отпил вино из бокала, не предложив Вельзевул чокнуться. — А что с твоей сестрой? Она начала кричать, что ты не могла, это неправда…
— А ты что сказал? — усмехнулась Вельз.
— Что я влюбился, и это неудивительно, потому что ты совершенно не похожа на нее, — Габриэль любовался пейзажем за окном. Вельзевул одним глотком допила вино и поставила бокал на стол.
— Я тебя обожаю, — совершенно искренне сказала она, чувствуя, как сердце сжимается от боли из-за принятого только что внезапно даже для нее самой решения. — Поедем купаться?
Ей хотелось, чтобы время, проведенное сейчас с Габриэлем, стало самым лучшим. Чтобы потом вспоминать и удивляться, неужели у нее была такая сказка? Неужели она с хохотом падала в бассейн на огромной пустой вилле, а потом висла на шее у Габриэля, обнимая его ногами за пояс; неужели они ехали вдвоем по залитым солнцем дорогам, включив на полную громкость русские песни в сердце Монако; неужели Габриэль, высунув кончик языка от напряжения, вырисовывал ее портрет ручкой на купюре?
— Пусти, я хочу переодеться, — Вельзевул вынырнула из бассейна, устав до предела. — Плавай еще, я скоро приду опять.
— Принеси попить, — Габриэль вылез за ней следом, но пошел на то место, где глубже всего, чтобы прыгнуть. А Вельзевул отправилась в спальню, где лежал телефон: осуществлять принятое решение.
Интересно, ему будет также больно как ей? Или мама найдет слова утешения?
***
Решение звонить в Москву пришло как озарение. В конце концов, это всего лишь одна ссора, не может же она перечеркнуть все те годы, которые она провела в сборной. Естественно, Люцифера она не побеспокоит, и как раз не потому, что он откажет в помощи, а потому что согласится.
Как ни странно, Кроули взял трубку сразу, хотя обычно приходилось дозваниваться по шесть-семь раз, к тому же Вельзевул была уверена, что он обидится и не подойдет к телефону.
— Да?
— Кроули, — Вельз заперлась на всякий случай в ванной и пустила воду, а то вдруг Габриэль вернется. — Я… мне нужна помощь.
— Да ты что. Конечно-конечно, сейчас только переадресацию на Габриэля сделаю, ему все и расскажешь.
— Нет, я… мне надо уехать в Москву. Купи мне билет из Монако, у меня на карте ноль.
— Сейчас сделаю, — подумав, ответил Кроули и сбросил. Вельз не ожидала, что он так сразу согласится, но на душе стало полегче: совсем скоро она снова будет дома, а если уж Кроули собирается помочь, то и общаться с ним получится снова.
Телефон тихо пиликнул, Антон прислал файл. Как-то очень быстро. Вельзевул открыла его, увеличила… ну да, на что надеялась, в принципе. А он заморочился, действительно прислал ей билет на завтрашнее число. Отправная точка «Монако», самолет летит «на хуй», класс «эскорт», место «13ш», что, зная Кроули, можно расшифровать как «шлюха» и не прогадать. Вельз усмехнулась и принялась звонить по следующему номеру, молясь всем богам, чтобы этот вариант выгорел, потому что третий был настолько плох, что даже появилась мысль позвонить приемным родителям. Хотя те свяжутся с Габриэлем, и тогда у нее точно не получится уйти от него.
Куда уйти только, если они играют вместе, шахматный мир тесен. Вельзевул старалась не думать об этом: ей в любом случае нужен перерыв, а если они и будут вместе, то только с условием, что ни его мать, ни его знакомые не будут даже появляться, когда она рядом. Малореально; и почему он не довольствуется тем же Хастуром? Его обществу Вельз была бы только рада.
Сейчас оставаться с Габриэлем Вельз не могла — если один день она могла заставить себя забыть о том, как он ее буквально душит, то это получилось лишь потому, что она надеется, что это последний день такой. Монако с ним — настоящий рай, но Вельзевул в нем душно. Этот мир слишком плотный и яркий для нее, в нем фигуры слишком большие, мысли неоправданно возвышенные, а все люди носят улыбающиеся маски и разговаривают цитатами, не имея собственных мыслей.
Габриэль был не единственным, кого Вельзевул выделяла в этом круге золотых лицемерных масок, и она сейчас звонила именно ему.
— Зефир, мне необходима помощь, — сказала она сразу, зная, что Азирафаэль мгновенно поймет и расспрашивать начнет только тогда, когда она будет сидеть у него в бывшей лавке за чаем. — Мне нужен билет до Москвы и пожить у тебя где-то месяц.
— Не получится, — отозвалась трубка голосом Кроули. — Видишь ли, я тут сейчас живу. А билет я уже прислал, как тебе, класс подходит?
Вельзевул повесила трубку и села на крышку унитаза, собираясь с духом. Ну почему у нее нет телефона того же Хастура?
— Мне… мне нужна помощь, — негромко сказала она, набрав следующий номер. — Ты можешь купить мне билет?
