***
— Пиздец, — Вельзевул провела ладонью по лбу, осознавая. Кроули рассказывал настолько равнодушно, что это, при обычной его эмоциональности, говорило гораздо больше, чем сами слова. Если уж кто действительно мертв внутри, то это Энтони сейчас. — Что будешь делать? — Не знаю, — Кроули невнятно пожал плечами. — Уберусь. Куплю новый ноутбук. — Ты понял, о чем я. — Я не знаю, — повторил он. — Может… я буду рядом, тогда… он… когда поймет, что у тебя не та ориентация, и ты спишь только с телками… — Пошел ты, — Вельз толкнула его в плечо. — А если он натурал? — Мне, в отличие от тебя, не обязательно трахаться, чтобы любить кого-то, — неожиданно окрысился Кроули. — Это только ты, как только твой Габриэль штаны снимет, готова ему все прос… — Вельзевул ударила его по щеке с таким звоном, что Энтони на миг оглох. — Успокоился? — Вельз заглянула ему в глаза. — У всех тут что-то развилась плохая привычка на меня орать. Повысишь на меня голос еще раз — будешь искать свои зубы под балконом. — Да, — Кроули опустил голову. — Понял. Как ты это делаешь? — Что делаю? — Вельзевул села поудобнее. — Габриэль этот перед тобой на задних лапках скачет, Люцифер про тебя все это время говорил, все время только про тебя да про тебя, я чуть не сдох, Азирафаэль теперь тоже. Эти двое, Хастур и черный этот, на тебя Мишель так смотрит, как будто загрызет сейчас. Как ты это делаешь? Мне только один нужен, все остальные останутся в твоей свите. — Надо же, как со стороны все выглядит, — усмехнулась Вельзевул. — Рассказать, что на самом деле? — Удиви, — Энтони разлегся на полу. Как же он скучал по ней; Энтони даже прислушался к себе — неужели он тоже привязан к ней также, как все остальные? Вроде нет, просто подруга. Но как же с ней хорошо. — Габриэль требует от меня, чтобы я согласилась опять с ним встречаться, а это значит, что я таскаюсь везде за ним, живу с ним, ем то, что он заказывает, одеваюсь так, как он скажет, торчу с его друзьями, от которых меня тошнит, он не отпускает меня от себя даже на метр, ах да, я еще должна чувствовать за это глубокую благодарность. Когда я ему говорю, что готова с ним проводить время, много времени, но не хочу жить его жизнью, начинается детский сад: хлопает на меня дверью и уходит, потому что, видите ли, он так не играет, ему надо, чтобы я носила, видимо, ошейник, где будет бирка с его именем и номером с надписью «верните владельцу». Люцифер повел себя как свинья — ты тоже, кстати. И мне глубоко плевать, что он там про меня говорит. С чего вы все взяли, что я собираюсь что-то делать для вас в ущерб себе. Если уж говорить про Габриэля, он, конечно, манипулятор и засранец, но в жизни мне больно не сделал и не обозвал. — Я тебе тоже больно не делал, — пробормотал Кроули. — Потому что ты трус, а не потому, что я тебе дорога, — перебила Вельз. — Ты чуть Зефира не придушил, а у тебя любовь неземная. — Если бы не я, Люцифер бы что-то сделал с ним! — Что? — насмешливо спросила Вельзевул. — Там были Зефир, я, Люций и ты. И если бы ты не встал на его сторону, Люций был бы один против троих. Но ты зассал. И еще, — добавила она беспощадно. — Не знаю, как Зефир, но я точно не буду любить того, кто сделал мне больно. Кстати, если Люций когда-нибудь что-то скажет о том, что я буду с ним, можешь ему об этом сказать. Он поймет. Продолжаю тему с моими, — она показала пальцами кавычки, — поклонниками. Зефир меня не знает, и скорее всего, просто не может смириться со своей ориентацией, потому и обратил на меня внимание, как на твою женскую версию. И это я не пытаюсь тебя приободрить, просто я в нем не чувствую… то что обычно чувствую рядом с парнями. — Что? — не понял Энтони. — Рядом с ним безопасно, — пояснила Вельзевул и добавила уже больше для себя. — Наверное, потому мне так и нравится у него дома. — Никогда бы не подумал, что ты парней боишься, — фыркнул Кроули. — Я еще ладно, а вот Мишель действительно стремно, — усмехнулась Вельзевул. — Просто я физически слабее большинства, и я об этом всегда помню. А ее еще и хотят все. Хастур и Лигур-то точно. — Она с двумя? — вытаращился Кроули. — С ними обоими, сразу? Ну нихрена ж себе люди живут! — Нет, — Вельз даже глаза закрыла на мгновение, но все равно рассмеялась. — Извращенец дебильный. Нет. Она с Хастуром, Лигура держит в качестве запасного аэродрома. Так что нет ничего. — Ясно… — неверяще протянул Кроули, всем своим видом говоря: «Не хочешь выдавать секрет — ну и не надо». — А почему не хочешь встречаться с Габриэлем? Если он тебя не бьет, то как он может тебя что-то заставить? Заныть до смерти? — Видишь ли, я его люблю, так уж получилось, — спокойно сказала Вельзевул. — Поэтому не хочу его обижать постоянными отказами по любому поводу. А когда я с ним не встречаюсь, или наши отношения не считаются им серьезными, то есть, я отказываю только в одном, он ничего не требует, поэтому мне не приходится говорить «нет» по любому поводу. Да, это тупо звучит, но я хочу быть просто его любовницей без обязательств и прицепа в виде мамочки его. И лучше он будет хотеть со мной встречаться, чем хотеть меня грохнуть, раз я его так позорю. — Он будет думать, что ты его не любишь, — заметил Кроули. — Я люблю, я просто встречаться не хочу. Я же не выгоняю его из постели. — Он будет думать, что ты ищешь вариант получше, — Кроули пожал плечами. — Мы все неидеальны. И хорошо, когда это чокнутые друзья и деньги, а я, например, вообще не того пола оказался. Неподходящего. Ты тоже хреновая, скажу честно, но Габриэль же только ноет. А мог бы с какой-нибудь нормальной встречаться. — То есть, ты теперь на его стороне, — уточнила Вельзевул. — Я ни на чьей стороне, но посуди сама, — Энтони несколько раз мигнул, глаза болели от слез: он не плакал много лет. — Кому ты вообще можешь понравиться? Кому-то вроде Люция. Или Азирафаэля. Оба тебя не привлекают. А тут тебе так повезло. — С Габриэлем повезло? — фыркнула Вельз. — С взаимностью, — вздохнул Энтони. — Ты так не ценишь, что это даже бесит. Как посылать нас всех, так это было просто, а как выяснилось, что тебе надо чем-то своим поступиться ради него, так ты и его послала. — То есть, ты считаешь, что мне без вас было просто шикарно? — Вельз затрясло от злости. — Хастур и этот друг его быстро нас заменили, — Энтони выпрямился, не отводя больше глаза. — Что я слышу, обида в голосе! Правда, Кроули?! То есть, я должна была страдать в гордом одиночестве, как вы с Люцием хотели. О, прости, что разочаровала и не сдохла без вас обоих! — Ты слышишь только себя, — спокойно сказал Кроули. — Можешь сама сделать свои ошибки, как я, — он пожал плечами. — Только это довольно больно, хочу я тебе сказать. — Я заметила, когда ты орал, — Вельзевул прикусила щеку изнутри. С каких это пор Энтони радеет за ее отношения с Габриэлем? Неужели надеется таким образом вернуть чашу весов Всемирного Баланса и снова стать любимчиком фортуны?***
Хастур заглянул в комнату, где Мишель сидела на кровати, обняв подушку, и привалился плечом к косяку двери, пристально смотря на нее. — Что? — напряженно спросила Мишель. — Ты не будешь больше ничем в меня кидать? — спросил в ответ Хастур. — Мне нечем, а подушку я не брошу, — Мишель согнула колени, подождала, пока он сядет, и забралась пальцами ног ему под майку. — Ты мерзнешь? — Хастур передернулся от прикосновения. — Нет, мне жарко, — Мишель крепче прижала к себе подушку и глянула на Хастура затравленно. — Ты ничего мне сказать не хочешь? — поинтересовался он, проводя ладонью у нее под коленом. — О чем? — Не знаю, — Хастур сжал зубы. — Но я ведь… с тобой. Есть что-то, о чем мне стоит знать? Мишель вдруг отвела глаза, словно застыдилась, и принялась потихоньку отползать от него к другому краю кровати. — Ты не со мной, — шепотом проговорила она. — Мы не встречаемся. — А что мы делаем? — фыркнул Хастур. — Ничего. Ты не предлагал мне встречаться, — Мишель поджала губы. — Потому что ты в слово «встречаться» вкладываешь то, что там быть не должно! — Что именно? — Знакомство с твоими родителями. Мне надо будет найти работу! Никаких прогулок. Костюмы. Мне придется жить во Франции! Разве это не обязательный минимум?! — Еще постричься, — добавила Мишель, помолчала и спросила. — Я этого не стою? — Нет, — Хастур ответил в тот же миг, когда она договорила, не дав самому себе засомневаться. — Я ничего не делаю во Франции, вообще ничего, я там святее Папы Римского — это для тебя. А моя жизнь тебя не касается. — И что дальше? — Мишель не вспылила, хотя ненавидела упоминания их договора о том, что Хастур старается не нарушать закон, когда приезжает к ней, а она не лезет в его дела. Она демонстративно устранялась от всего, что могло быть связано с противозаконными действиями; но Хастур иногда чудил, как при встрече с Лигуром, а Мишель выбрасывала одежду Хастура, которая ее не устраивала. — Что дальше? — переспросил Хастур. — Что будет дальше? — повторила Мишель. — Мы так и будем мотаться между двумя странами, ты рано или поздно загремишь за решетку, как тогда с журналистом, и что будет с нами? — Ты что, замуж за меня хочешь? — Хастур сначала опешил, потом расхохотался. — Миш, ну ты даешь. — Ни в коем случае, — Мишель просияла совершенно пластиковой улыбкой. — Просто хочу тебе сказать, что я рано или поздно создам свою семью. И как только она появится, я забуду о том, что мы когда-то были знакомы. — Опять тебе кто-то предложение сделал? — Хастур улегся на покрывало. — И кто на сей раз? Министр? Ему хоть меньше пятидесяти? — Моя личная жизнь тебя не касается, — Мишель рассталась с подушкой и взяла с тумбочки книгу. — Я не приглашала тебя к себе. Уйди. — Ты обиделась? — Хастур открыл один глаз. — Ну, побудь обиженной, раз хочется. Он обхватил ее колени обеими руками и прижал к себе, укрыв. Мишель подергалась для проформы, но быстро сдалась, но тут вошел Габриэль. Хастур давно не видел его таким: взъерошенный, глаза горят — он явно был не в себе. — Мишель, моя мама… она хочет с тобой поговорить, — натянуто сказал он, и Мишель, отпихнув Хастура, мгновенно соскочила с кровати, натянула туфли. — Я минуту, — она зашла в туалет и заперлась, прислонилась к холодному кафелю спиной, успокаиваясь. Как только Габриэль сказал, кровь сразу бросилась ей в лицо: она сама просила поговорить, ей это было необходимо, но когда та согласилась, ей стало страшно. А вдруг она тоже осудит? — Что случилось, с чего это у Мишель аудиенция? — Хастур занял на кровати все место. — Не твое дело, — вдруг ответил Габриэль, и Хастур от изумления окончательно проснулся. — Чего?! — Это дело Мишель, — Габриэль скрестил руки на груди, давая понять всем своим видом, что посвящен в какую-то тайну, которую раскрывать не намерен. Хастур в нем ценил то, что он всегда хранил секреты, но когда это были чужие тайны, его невероятно бесило молчание. — Она моя девушка, я имею право знать, — напомнил он. — Ты отказался от отношений, — сказал в ответ Габриэль. — Так что между вами ничего нет. — Ну, а между нами? Мы друзья, у друзей не должно быть тайн. — Ты скрывал, что вы с Мишель спите, три месяца, — Габриэль осторожно постучал в дверь туалета, откуда не доносилось ни звука уже слишком долго. — Я сломаю тебе руки, — донеслось оттуда. — Что? — опешил Габриэль. — А, это ты. Я думала, это Хастур, — прежним милым голосом ответила Мишель. — Я просто хочу привести себя в порядок, я не планировала куда-то сегодня идти. — Это же мама, — Габриэль закатил глаза. — Вот именно, — Мишель открыла дверь, на ходу вытирая пальцами уголки губ. — Не могу же я прийти к ней страшной. Хастур, вон из моей комнаты, я ухожу, значит, и тебя тут не будет. — Не-а, — Хастур лег на ее подушку. — Я тебя подожду. — Не надо. Я буду спать одна, — Мишель тревожно глянула на Габриэля. Терять время на то, чтобы выставить Хастура, который может просто лежать и не двигаться с места, и опоздать на такой важный разговор? Она махнула рукой и вышла, Габриэль за ней, бросив на Хастура осуждающий взгляд. Это было что-то новое: Габриэль всегда занимал нейтральную позицию между ними, единственным периодом, когда он был на стороне Мишель, это было время, когда они встречались, и Хастур тогда чуть с ума не сошел, будучи в одиночестве против них обоих. Он лениво встал с кровати, потянулся, потом сел перед чемоданом Мишель и со стоном его открыл: там она хранила косметику, и если она где и спрятала свои лекарства, то только там, куда он точно не полезет. От обилия всяких баночек, упаковок, коробочек и кистей у Хастура в глазах зарябило. Он стал искать что-то привычной формы, в чем могут продавать лекарства, но чувство паники накатывало все сильнее: он ничего не понимал, трижды хватался за какие-то ампулы, думая, что это наркотики, но это были какие-то уколы красоты, и у него от одной инструкции заболело лицо. Делать нечего, придется звать подмогу. — И с чего ты решил, что я знаю, что из этого что? — Вельзевул посмотрела на чемодан, наклонив голову. — Ничто в твоей внешности не говорит о твоей осведомленности, — как можно язвительнее сказал Хастур. — Но судя по тому, что ты женского рода, не знаю, можно ли к тебе применять категорию «пол», у тебя должна быть генетическая предрасположенность к этому всему. — Антону позвони, — фыркнула Вельзевул. — Но пока я вижу только одну закрытую косметичку, на которой значок с красным крестом. Может, это аптечка? Хастур на мгновение прикрыл глаза, понимая, как облажался, потом достал ее и открыл. — Если там что-то для мозгов, то прими, тебе надо, — добавила Вельзевул. — Но я тут вижу только витамины и противозачаточные. Ты что, жмотишься презервативы купить? — С ними не те ощущения, — Хастур перебирал все упаковки лекарств. — Да и какая разница? — От абортов не те ощущения, — возразила Вельз. — От сбитых гормонов тоже. Просто пиздец, и тебе плевать, что она гробит свое тело только потому, что тебе ощущения не те? Честное словно, ты сделал больше всего для того, чтобы я опять вернулась к Габриэлю, потому что он, конечно, тот еще кадр, но хотя бы не настолько отбитый, как ты! — Кто тебе сказал, что это мои слова? — Хастур покосился на нее. — Миша не терпит ничего… неорганического в себе. Зачем я тебе рассказываю вообще? — Потому что не Габриэлю же с Лигуром тебе рассказывать, кто тебе совет даст, — фыркнула Вельзевул. — Каблук. — Ага, а кто это у нас увидел Габриэля и вместо «здравствуй, мы расстаемся» затащил его в койку? Я? Или ты считаешь, что он сильно страдал от этого? — А ты пытался? — рассмеялась Вельзевул. — Ну вот и не возникай. И вообще-то ему не только постель нужна, как некоторым, а отношения. Ясно тебе? Меня ценят, а ты — чмошник. — Мишель тоже хочет, но у нее такие условия… а в костюме меня увидят только в гробу. — Где она, кстати? — Вельзевул сложила обратно все и закрыла чемодан. — Не хочу на нее тут нарваться. — У мамы Габриэля возникло желание поиграть в психолога, — отозвался Хастур. — Так что она на терапии. — Так пошли послушаем, — Вельзевул ткнула его в бок. — Заодно узнаешь, что за тараканы у нее в голове.