Шах ферзю

— Идиотка, — прошипел Хастур, оглядев комнату. Мишель оттолкнула его в сторону и подошла к Габриэлю, обняла и села рядом, тихо говоря что-то по-французски, а Хастур, которому Вельзевул написала, что все сказала Габриэлю, вытащил Вельз в коридор и захлопнул за собой дверь. — Что ты ему сказала?! — Правду. Что изменила ему, — Вельз смотрела на его лицо мимо глаз. Габриэль от нее даже не отодвинулся, только закрыл лицо руками и сгорбился, и слезы закапали у него между пальцами, расплываясь по светлому костюму некрасивыми пятнами. Вельзевул хотела обнять его, но не решилась прикоснуться, только смотрела и то протягивала, то отдергивала руку, потом тихонько вышла из комнаты и написала Хастуру, потому что… Потому что кто еще может помочь ему теперь? Не она же сама. — В Испании, когда думала, что Миша от него залетела. — Ты сказала про меня? — быстро спросил Хастур. Вельз заметила, что на нем кофта наизнанку, торопился, они с Мишель уже давно спали, когда она написала. Всего три слова «я все рассказала» — и Хастур уже здесь. — Нет, — Вельзевул покачала головой. — Я говорю только за себя, и если он прекратит… общение со мной, я не хочу, чтобы он остался один. Пусть у него останешься ты и Мишель. — Благородно, — оскалился Хастур и вдруг ударил ее по щеке, больно, обидно и совершенно ни за что. Вельзевул глянула на него снизу вверх, приложив холодные пальцы к лицу. — А что? — Хастур перевел дыхание. — Ты же не скажешь про меня все равно. Габриэлю же будет больно и одиноко без меня. И он тебя никогда не ударит, а ты заслуживаешь! Это тебе за то, что изменила ему, а это, — он отвесил ей вторую пощечину, — за ложь. — Сука, ты же сам… — Вельз зажмурилась на несколько мгновений, прижимая ладони к щекам. — Я — это я, я ему не любимая девушка, а ты, мразь, предаешь его, моего лучшего друга, — Хастур сжал зубы. — К тебе другие требования. — Почему ты меня бьешь? — Вельевул даже не рассердилась: это было более чем заслуженно. — Ты еще спрашиваешь?! Скажи спасибо, что я тебя не убил. — Почему сейчас? — Потому что ты сделала ему больно именно сейчас, он не знал, все было нормально, — Хастур втолкнул ее в ванную и пустил ледяную воду в раковине. — Умывайся, чтобы никто не понял. — Мы и раньше ссорились, — Вельз плеснула на горящие щеки водой. — Он не ответил тебе даже, ему нечем ответить, — Хастур сунул ей в руки полотенце. — Он плачет. Он никогда не плакал. Вельзевул вцепилась зубами в полотенце, стараясь не показать, как ей самой тошно. Габриэль плакал из-за нее, она не хотела сделать ему больно… никогда так. Победить его за доской — да, это ее голубая мечта на всю жизнь, но тогда он бы злился, может, наорал бы даже, забыв, что это игра, а сейчас он просто хотел быть к ней ближе всех, потому что любил, и предсказуемо обжегся. Вельз хотела спасти его от этой боли, уберечь его мир и веру, такую наивную и прекрасную, потому и отталкивала, не давая увидеть всю картину целиком. Габриэль лез в пекло сам с упорством, достойным лучшего применения, добился от нее настоящей близости — Вельз сдалась, а близость означает честность, и теперь он плачет, Мишель успокаивает его в комнате, а Хастур стоит с ней с таким видом, словно не является соучастником. — О чем ты сказал Мишель? — заставив себя успокоиться, спросила Вельзевул. — Что ты сказала Габриэлю про то, что когда-то спала с его братом, — сразу сказал Хастур. — Что ты смотришь на меня так? Что еще я мог сказать, что у тебя какой-то бывший есть, а Габриэль думал, что ты у него фиалка невинная? Он не настолько идиот, чтобы перепутать. — А вдруг я была девственницей, — фыркнула Вельз, вешая полотенце на сушитель. Хастур ожидаемо ей не поверил. — Ага, и я тоже, да и сейчас, — он прислушался к тому, что происходит в комнате. Вельзевул уловила мягкий голос Мишель, которая что-то втолковывала Габриэлю, потом она вдруг появилась на пороге ванной комнаты. — Нам с Габриэлем надо… проветриться, — она смерила Вельзевул холодным взглядом и повернулась к Хастуру. — Габриэль поедет к тебе в Загреб, я помогу ему собраться, и проводишь его. — Да, — Хастур засунул руки в карманы. — За ним присмотрят. — Я могу сказать Дагон, — добавила Вельз, помня, что по легенде для Мишель Дагон — ее подруга, а с Хастуром она познакомилась на свадьбе. — Не утруждайся, я прекрасно знаю, что она общается с Хастуром и без твоей помощи, — Мишель повернулась к ней. — Уезжай обратно в Россию, Вельзевул. Здесь никто не хочет тебя видеть. — Я хочу, — Хастур подмигнул Вельз до того, как она с головой нырнула в печаль от правдивых слов. — Мы сами приедем к Габриэлю в Хорватию и будем с ним, — продолжила Мишель, словно не заметив его слов. — Нужно только будет за Илаем слетать, — она коротко поцеловала Хастура в щеку и вышла, прикрыв за собой дверь. Хастур, устало закрыв лицо руками, сел на бортик ванны. — Зачем ты ему сказала, идиотка, — простонал он. — Ты сам сказал, если меня это мучает… — Я просто так сказал, кто ж знал, что ты вдруг все мозги растеряла. Это мучило тебя, зачем ты на него это все вывалила?! Он-то тебе что сделал? Я молчал, Лигур, Дагон, мы все молчали ради него, да и тебя тоже, нет, тебе надо было вылезти со своей правдой. Довольна теперь?! — Камень с души, — съязвила Вельзевул, выходя обратно в комнату, тоскливо оглядела пустое помещение и принялась медленно стягивать с себя кофту Габриэля, взяла со стула свою собственную вчерашнюю одежду. Хастур смотрел на нее, но у нее не было сил даже на стыд. — Куда тебя отвезти? — спросил Хастур и пояснил. — Когда Габриэль вернется, тебя здесь быть не должно. Мишель сама разберется с Габриэлем. — В аэропорт, — Вельзевул написала сообщение Кроули, чтобы все ее вещи отвез в Москву, а самой ей надо поскорее отделаться от Хастура и отправиться к Дагон. Да, к Дагон: только она может разобраться в том клубке нервов, который сейчас заменял ей и сердце, и разум. Под пристальным взглядом Хастура Вельзевул купила билет на ближайший рейс в Москву и демонстративно уселась в зале ожидания, глядя на табло: рейс в Загреб совсем скоро, остается только молиться, чтобы оставались места. — Ты так и будешь сидеть со мной до рейса? — когда Хастур уселся рядом с ней, мрачно спросила Вельз. — Я хочу, чтобы ты уехала, — Хастур сжал зубы. — Ты создала мне уйму проблем. Мишель будет выяснять у меня подробности, ч-черт… — Соври ей, — пожала плечами Вельзевул. — Пусть она чувствует себя еще хуже, чем обычно. Она ведь взвоет скоро, что ничего о тебе не знает. Она мне сказала, что родила ребенка от человека, с которым на самом деле плохо знакома. Хастур ухмыльнулся. — Что, думала, что если ты своей честностью собственное счастье задушила, я тоже так сделаю? Не дождешься. Вельзевул демонстративно повела плечом, словно говоря: «ну, как знаешь». Хастур нервно посмотрел на телефон. — Она хочет быть уверена, что ты не уйдешь никуда, потому хочет выяснить, кто ты, чтобы привязать тебя чем-нибудь. Ты же не хотел жениться, — Вельзевул вздохнула. — Как будто Илая мало, — Хастур потер плечо, словно ударился: Вельзевул знала, что он всегда так делал, когда волновался. — Видимо, мало, а еще она думала, что ты можешь его бить. — Да пошла ты, — Хастур взъерошил себе волосы рукой. — Еще что?! — Давай, иди к ней уже, — Вельзевул посмотрела на него в упор. — Герой-любовник недоделанный. — Это тебе зачем еще? — Хастур уперся локтями в колени и повернул голову. — Спровадить меня хочешь? — Нет. Просто пусть у вас все будет хорошо, — соврала Вельз. — И тогда Габриэль никогда не узнает, что это ты. И Габриэль… — Заебала со своим Габриэлем, — перебил Хастур. — Ладно, давай по-хорошему, и ты мне соврала, и я тебе поверил. Увижу — прибью, но у меня плохое зрение, так что просто не попадайся на глаза Габриэлю, — он опять подмигнул и поднялся на ноги. — Деньги дать? Вельз покачала головой, глядя на него снизу вверх и только сейчас замечая в нем перемены. Он стал какой-то сытый, несмотря на худобу и потертый плащ — тот самый, который подарила Дагон, он превратил его в полное подобие предыдущего меньше, чем за месяц. Со свадьбы волосы у него отросли в прежние космы, он не давал Мишель снова сделать из него, по его словам, «голубую мечту», но на щеках больше нет порезов, потому что бритву теперь по утрам держит Мишель, усадив его на край ванны; застиранные до мелких дырок майки сменились рубашками, черными и белыми, и пусть он под них носит шелковое женское белье, а на плечах как всегда подтяжки, воспоминание от националистического прошлого, но джинсы чистые, ботинки новые, выглядит он пусть и бандитом, но каким-то домашним. Мишель зорко следит за ним. — Ты изменился, — заметила Вельзевул вслух. — Что, нравлюсь? — Хастур облизнул сухие губы и громко добавил. — Нет, я не буду больше с тобой спать! — все на них обернулись, и он счастливо расхохотался, донельзя довольный собой. — Не нравишься, — Вельзевул улыбнулась одними глазами. — Скажи Габриэлю, что мне очень жаль. Хастур кивнул и, засунув руки поглубже в карманы, не попрощавшись, ушел.

***

Выяснить, где находится бордель Дагон, оказалось делом простейшим — о ней писали даже туристические буклеты. Вельзевул вылезла из автобуса, который вывез ее из Загреба в пригород, и направилась вдоль дороги к стоявшему особняком старинному огромному дому, видимому за пару километров над вершинами деревьев. Неужели это все принадлежит Хастуру? Не повезло Мишель, вышла замуж за дебила, зарабатывать он, видите ли, сам будет, а всем своим богатством оставил заправлять бывшую жену. Вельз свернула с шоссе на мощеную дорогу, остановилась, перевесила сумку на другое плечо. Вроде ничего с собой нет, а как тяжело. Кожа под футболкой покраснела от ремня, Вельз оттянула воротник и немного остудила плечо, потом коротко вздохнула и зашагала к высокому забору, в котором виднелись запертые ворота и рядом небольшая калитка. — Привет, — раздался голос от небольшого каменного домика, который Вельзевул сначала даже не заметила. Высокая рыжая женщина в красном встала со ступеньки, на которой сидела, и шагнула к Вельз. — На работу или посетительница? Вельз поморщилась от феминитива. — Посетитель, — отозвалась она, глядя на спрашивающую. Дагон наняла себе даже в охранники такую красотку? Наверняка еще и выбирала по внешности. — Дай телефон, — ослепительно улыбнулась рыжая. — Это еще зачем? — Вельзевул поняла, что разговор не закончится сразу, и опустила сумку на землю. — Поставлю тебе приложение-блокировку, — спокойно объяснила рыжая. — Чтобы тебя нельзя было найти, не сохранялись фотографии и звуковые и видеофайлы, а еще чтобы никто не звонил. Если нужен будет Интернет — скажешь девочкам, есть компьютеры, если надо фотографии, услуги фотографа с трех ракурсов отдельно обсуждаются, можно заказать видео, все будет на защищенных носителях. Когда будешь уходить, я введу код, и телефон будет в прежнем состоянии. Вельзевул, снова удалив сделанную в зеркало на потолке фотографию Габриэля, подала ей мобильный: все равно большинство действительно нужных номеров в голове, благо, память шахматиста позволяет, фотографий нет, но когда рыжая вернула ей телефон, Вельз глянула на значок нового приложения и удивленно вскинула взгляд. — Ящерица? — спросила она. — Причуда программиста, — отозвалась та. — Кажется, знаю я этого программиста, — усмехнулась Вельз. — Дай угадаю, черный, вредный и со змеей на шее. Где мне найти мадам? — Главные комнаты Дагон на втором этаже, но ты иди сразу на третий, — мгновенно догадалась о непростом статусе посетительницы рыжая. — Дверь в неработающий туалет. До свидания. — Как тебя зовут? — спросила Вельз, снова закидывая на плечо ненавистную сумку. — Саваш, — рыжая убрала волосы на одно плечо, продолжая улыбаться. — М-м, — Вельз смерила ее взглядом, торжествующе вздернула подбородок и зашагала по ровной дороге. Надо будет еще у Дагон спросить, знает ли она о том, что не только программист, но и охранник — тоже не ее, Хастур все контролирует. Интересно, Хастур подстроил то, что она наняла рыжую, или сам ее привел? Главной особенностью Вельзевул была способность делать верные выводы из мельчайших деталей; конечно, она ошибалась, но это случалось редко, пусть и фатально. Габриэль шутил, что ее мысли — это лабиринты, как показывают в сериалах про гениев, но сама Вельзевул называла свой разум роем — мысли-обрывки, мысли-мухи сбивались в плотные облака, формирующие силуэт: и сейчас во всех только что узнанных деталях она видела Хастура. Хастур великолепно знал свои родные языки — турецкий и хорватский, но на первом в разговорах с теми, кто на турецком не говорит, лишь называл некоторые предметы, когда забывался или задумывался о своем, дорогие ему предметы и иногда людей. Сабли — он всегда, произнеся слово на турецком, ругался и повторял на хорватском или французском, Габриэля он наедине звал «мелек» — Вельзевул полистала словарь, поняла, что он зовет Габриэля ангелом, и решила, что если планирует общаться с Хастуром дальше, то придется учить турецкий. И теперь — Саваш, это вовсе не имя, а прозвище: «война» по-турецки. Хастур дал прозвище, как Габриэль когда-то Рафаэлю, значит, рыжая почему-то близка ему. Был разгар дня, и посетителей явно никто не ждал. Вельзевул потянула дверь и посторонилась, пропуская того, кто вышел с мусорным мешком на лестницу. Одет вышедший — он или она, Вельз не поняла — в когда-то белую форму, напоминающую медицинскую пижаму, но рукава и штанины были выпачканы чем-то черным, вроде мазута. Вельз проводила взглядом громадный мешок, тоже черный, и почему-то вспомнила слова Дагон о том, что в ее борделе исполняют желания. Кажется, кто-то пожелал чьей-то смерти, и теперь странный человек в белом избавляется от трупа. — Спасибо, — прошелестел белый человек, глядя светлыми глазами сквозь пряди вьющихся волос. — Если ты ищешь работу, то иди налево. Вельзевул кивнула и скользнула внутрь дома, даже не думая послушать совет. Так, лестница, третий этаж. — Здравствуй, — Дагон распахнула дверь сразу, словно ждала, и абсолютно не удивилась. — Мне нужна твоя помощь, — выпалила Вельз сразу, чтобы не дать самой себе шанса отмолчаться и передумать. Дагон сразу же посторонилась и пустила ее к комнату. — Вообще удобнее говорить в кабинете, — они прошли насквозь кафельное помещение неработающего туалета и оказались перед дверью с надписью «для персонала», за которой располагалась обычная комната с диванами и ковром; в середине была винтовая лестница вниз, видимо, ведущая в кабинет. Дагон зашагала по ней первая, Вельзевул — за ней. — Что случилось, опять поссорились или какие-то твои проблемы? — Я сказала Габриэлю про нас с Хастуром, — Вельз нарочно сказала именно так, чтобы Дагон споткнулась и в ужасе обернулась, потом продолжила. — Имя Хастура я конечно же не упоминала, но Габриэль знает обо мне, и ему теперь больно и плохо. — Зачем ты сказала? — Дагон перевела дыхание, провела ладонью по лбу. — Он сам хотел, чтобы все стало по-серьезному, по-честному, — Вельз пожала плечами. Ей не было стыдно больше, после признания действительно стало легче, только сердце теперь переполняли печаль и жалость. А ведь она предупреждала Габриэля, чтобы не раскапывал ее ад и не лез к ее чертям — сам виноват, самонадеянно уверенный в том, что его любовь сильнее всего, Габриэль нарвался на то, чего и предположить не мог. Кто угодно мог быть до него, но предательства он не предполагал. — Если бы это был любой другой человек, который любил тебя также, как Габриэль, я бы сказала подождать, он к тебе вернется, — задумчиво сказала Дагон, садясь в кресло. — Но Габриэль… он принципиален. И ради своих принципов может разрушить любое счастье, любую жизнь, даже свою собственную. Вельзевул устроилась на диване и закинула ногу на ногу. — Я не хочу расставаться с ним окончательно, — она запустила пальцы в волосы. — Не теперь, когда между нами ничего не осталось, я ведь призналась ему. Это честно и было сделано для него. — Для него ты бы молчала, — усмехнулась Дагон. — Тебе же не нужна моя помощь, ты все равно никого не слушаешь. Зачем ты приехала? Только теперь начистоту. — Хастур хочет привезти Габриэля в Загреб, а я не знаю, где квартира твоего бывшего, узнать мне не у кого. Мне надо быть рядом с ним. Как угодно, но я его не оставлю. — Да, согласна, вполне в духе Хастура привезти ко мне Габриэля развеяться, хотя это абсолютно бессмысленно, — Дагон накрутила на палец прядь волос. — У Габриэля какое-то психическое расстройство, он, видишь ли, не может заниматься сексом без любви, что меня просто ставит в тупик! Как ему помочь? Только если сам Хастур попробует его как-то отвлечь, здесь у меня это проще сделать… Хотя девочки справились бы лучше, но не насиловать же его. — Расстройство?! — переспросила Вельзевул. — И, прости конечно за вопрос, но ты-то откуда знаешь? — Хастур сказал, — Дагон посмотрела на экран мобильного телефона. — Я могу сказать тебе, где квартира Хастура, но что тебе это даст? Будешь заглядывать в окна с пожарной лестницы? Оставайся пока здесь, по крайней мере, пока не прилетит Хастур и не придет рассказать, как он вообще. — Как ты можешь помочь, Дагон? — Вельзевул подняла на нее взгляд. — Ему не нужна замена меня, это же ложь, которую он не терпит. Хотя, как выяснилось, правда ему тоже не нужна. — Мы с Хастуром не настолько жестоки, чтобы говорить правду тем, кого любим, — подумав, сказала Дагон. — Скажу откровенно, я не думала, что ты признаешься ему когда-нибудь. — Почему? — спокойно спросила Вельзевул. Ситуация оставалась ужасной, но она чувствовала себя на удивление спокойной: так и должно быть, она обязана чувствовать боль. Наконец-то закончилось это идиотское счастье, и теперь надо что-то делать, а не плыть по течению, наслаждаясь покоем. — Тебе не стыдно? — подумав, проговорила Дагон. — Странно, что ты говоришь мне о стыде, — усмехнулась Вельз. — Нет, больше нет. Мне грустно. — Хотела бы с ним расстаться, выбрала бы менее травматичный способ, — проворчала Дагон. — Я не хотела, — возразила Вельзевул. — Он сам настаивал на том, чтобы быть ко мне ближе всех, я предупреждала, что ему не понравится.