Танго над пропастью

      До назначенной встречи я успеваю извести себя волнением, успокоиться, принять душ, привести себя в порядок и напрочь запутаться в том, что бы мне хотелось сказать Николя. Уже у дверей маленькой кофейни я думаю: это считается за свидание?       Месье Мартен уже на месте. Сидит за столиком в углу над чашкой кофе и что-то читает.       Я думаю, что забыл купить цветы и тут же фыркаю. Впрочем, Николя тоже не рвался одаривать меня продуктами растительного происхождения. Но оно и к лучшему: я замечаю в зале несколько знакомых по университету лиц. Кажется, встречаться в кафе неподалеку было не самой лучшей идеей. Что ж, значит, это знак быть осторожнее, как говорила мне мать.       Я отодвигаю стул напротив и Николя вскидывает голову.       — Привет, я не опоздал?       — Нет.       Он закрывает книгу не глядя, словно не читал ее вовсе, а просто пялился в страницу. Николя одет в привычные широченные штаны и просторный свитер, в вырезе которого его ключицы выглядят тонкими и уязвимыми. Все это я подмечаю машинально, с одного взгляда.       — Закажешь что-нибудь?       Я поспешно отвожу взгляд от соблазнительного зрелища. От волнения мне бы сейчас даже вода не полезла в горло, но сидеть за пустым столом, как дураку, не особенно хочется.       — Пожалуй. Вам что-то принести?       Он отрицательно качает головой. Чашка кофе рядом стоит полная, по-моему он не сделал из нее ни глотка. Я беру чай. Девчонки, которых я приметил еще на входе, по очереди бросают взгляды на наш столик. М-да. Лучше уйти отсюда. Сомневаюсь, что по итогу вечера мы сольемся в страстном поцелуе прямо на столе, но осторожность не бывает лишней.       — Кажется, встречаться здесь было не самой лучшей идеей, — доверительно сообщаю я, присаживаясь за стол. — Тут, минимум, пяток студентов нашего универа.       «Кажется, это вообще была не самая лучшая идея — встречаться», — замечает мой внутренний критик, пока я судорожно пытаюсь подыскать слова, которые хотел сказать Николя днем. Месье Мартен тем временем окидывает кофейню взглядом и морщится.       — Вы правы. Об этом я не подумал. Что ж… тогда мы можем пойти куда-нибудь еще. На ваш выбор.       — Лучше не уходить сразу вместе, — со знанием дела замечаю я. Не зря в детстве пересмотрел целую кучу старых шпионских фильмов. А еще тренировался на матери. — А через минут десять и по одному. Пока же…       Я опускаю голову и задумчиво покачиваю в руках чашку. Кажется, это самое нелепое свидание в моей жизни. Если это, конечно, можно счесть свиданием.       — Если честно, я так разволновался перед нашей встречей, что совершенно забыл, что именно хотел вам сказать. Простите.       — Забавно, — Николя улыбается мне уголками губ. И это очень личная улыбка, едва заметная. Только для меня. — Я чувствую то же самое.       Я вскидываю голову и встречаюсь с ним взглядом. Несколько очень долгих мгновений мы молча смотрим друг другу в глаза и это ощущается едва ли не интимнее танго, которое мы исполняли днем. Рука Николя расслабленно лежит на столе, в нескольких дюймах от моей. Очень медленно я придвигаю пальцы ближе. Невыносимо хочется коснуться кожи Ники, как вольно я себе позволил назвать его днем. А он, кажется, не возражал.       Я бы мог звать его так в постели. Такое… тайное имя. Очень личное. Только между нами двумя. Николя ловит мой взгляд и переворачивает руку, подставив ладонь. Жест выглядит приглашающим. Я облизываю губы. Это такое искушение — просто коснуться его руки, без танца. Так просто и так сокровенно. Я придвигаю пальцы еще на четверть дюйма ближе.       Николя ждет. Я чувствую взгляд его желтых глаз. Кажется, мы снова во что-то играем. А может, это всего лишь мой страх. Как он сказал? «Я чувствую то же самое». Возможно, это и правда.       — Я хочу узнать правила, Ники, — голос сам собой понижается до шепота. Рука, словно сама собой, скользит еще ближе. Теперь между нами не больше дюйма, и я чувствую тепло его тела. — Что ждет нас по окончанию игры?       Я не поднимаю глаз. Я жду.       — А чего ты хочешь? — шепчет Николя. Его пальцы на мгновение приходят в движение, манят меня, но он не пытается сам взять меня за руку. Быть может, просто потому, что мы все еще сидим в кафе, на виду у всех. Но когда Ники так близко, я не могу думать о чем-то другом.       — Тебя, — только сейчас я вскидываю голову и встречаюсь с ним взглядом. На мгновение кажется, будто его глаза хищно сверкают. Пальцы месье Мартена вдруг касаются моих, и по телу прокатывается тепло.       — Как ты меня хочешь? — шепчет Ники одними губами. — Зачем я тебе, Алекс?       Я зажмуриваюсь, приоткрывая губы, не в силах сдержать бесшумный вздох. Мы едва соприкасаемся руками, но ощущение такое, будто между нами пробегают разряды молний.       — Мне казалось… казалось, ты знаешь почему… И не хочешь… не хочешь слышать этих слов.       Николя осторожно переворачивает мою руку. Кончики его пальцев, едва касаясь, скользят по моим фалангам к ладони. Это щекотно и дьявольски волнительно одновременно.       — Значит, дело только в тебе и во мне?       И сейчас мне действительно плевать, видит ли это кто-то из наших знакомых.       — В тебе и во мне, — эхом отзываюсь я и сжимаю его пальцы своими, одновременно распахивая глаза.       Николя смотрит на меня так, что мне становится жарко.       — Хочу уйти отсюда. Продолжим разговор в более интимной обстановке?       Я поспешно киваю, машинально делаю глоток остывшего чая, совершенно не разобрав вкуса, и поднимаюсь с места. У меня кружится голова только от одной мысли, что Николя может быть моим. Хотя бы на одну чёртову ночь, а потом… будь что будет.       Мы выходим из кафе вместе, о конспирации я вспоминаю уже на парковке. Но в этот момент мне и правда плевать. Мама бы мной не гордилась, но к этому я привык.       — Прокатимся? Правда, я не знаю, куда… — предлагает Ники, открывая дверь темно-синего «минивэна». Довольно старомодная машинка, неужели пригнал свою из Бельгии? Вряд ли такой антиквариат можно найти в аренду. Зато она вместительная.       — Без разницы, лишь бы с тобой, — предельно честно сообщаю я. И сажусь в машину. Николя занимает водительское место и пока он заводит мотор, выезжает с парковки, я сжимаю руки между коленей, чтобы сдержать желание прикоснуться к Ники прямо сейчас.       Несколько минут мы едем в тишине. За окнами мелькают вечерние улицы столицы. Свет фонарей бликует на лице Ники.       — Мне казалось, ты пытаешься меня использовать. Знаешь, иногда студенты пытаются таким образом добиться расположения и… — он делает неопределенное движение рукой, продолжая смотреть на дорогу перед собой.       Я громко вздыхаю:       — Если бы и правда хотел этого, то не прогуливал твои уроки. Но я просто не мог видеть тебя каждый день и понимать, что не могу даже прикоснуться…       Ники притормаживает у светофора, и я думаю, что это очень удачный момент. И осторожно кладу ладонь на его упругое бедро, обтянутое грубой тканью брюк. Ники облизывает губы и бросает на меня быстрый взгляд, чтобы затем снова, как ни в чем не бывало, повернуться к дороге. И только чуть шире разводит бедра.       Автомобиль вновь трогается с места. Кровь шумит в ушах так громко, что я почти ничего не слышу. К счастью, Николя молчит, и я нежно поглаживаю его бедро, скользя кончиками пальцев ко внутренней стороне. И обратно. Он снова облизывает губы. Я вижу, как ускоряется его дыхание. Жаль, что сейчас на нем эти широкие брюки. Мне бы хотелось знать, как сильно он возбужден. А ещё хочется расстегнуть ширинку, коснуться губами впалого живота и ниже… Любопытно, он везде пахнет жасмином? Хочется, чтобы Николя сорвал голос, пока я буду ласкать его. Я бы сделал для него что угодно. Но не на полном ходу.       — А вы правда любите жесткие игры, Николя? — шепчу я пересохшими губами, пока мои пальцы движутся вверх, к его паху. Месье Мартен издает неопределенный звук, напоминающий мурлыканье.       — Иногда. Мне нравятся эксперименты. Хочешь, чтобы я все же тебя выпорол? — он бросает на меня быстрый взгляд.       — Я не люблю боль, — тон выходит немного капризным. С замиранием сердца я, наконец, касаюсь желанного места и чувствую, что Николя взбудоражен не меньше моего. — Но люблю эксперименты…       — Ваши руки, месье Франт, — вдруг говорит Николя нарочито строгим тоном, таким типично учительским, что я вздрагиваю, мгновенно вспомнив начальную школу. И отдергиваю пальцы, но не прячу руки за спину, как все тот же нашкодивший школьник, а сдвигаю ладонь Ники на колено.       — Мне все же звать вас «месье Мартен»? — вопрошаю нарочито невинным тоном.       — Нет, наедине мне нравится «Ники», — он улыбается мне уголком рта и не пытается стряхнуть мою руку. — Послушай, малыш, давай не будем особенно торопиться, окей?       — Малыш? — тут же фыркаю я. — Да я почти на голову вас выше!       — Окей, красавчик, — усмехается Ники, — давай не будем особенно торопиться, мм?       — Вы же так и не сказали мне ничего про правила, Ники, — я ласково поглаживаю его острую коленку. — Значит, это одно из них?       — Я думаю, мы вместе установим правила, — Ники сворачивает на темную улочку. Здесь пустынно. Фонари не горят, а под деревьями и у дороги полно места для парковки.       Я прерывисто вздыхаю. Сейчас, когда Ники максимально близко и лояльно ко мне настроен, удерживаться в рамках приличия особенно тяжело. И у меня снова возникает мысль, что Николя нарочно меня дразнит, пресекая попытки распустить руки. Чтобы это проверить, я скольжу пальцами на внутреннюю сторону его бедра и внутренне ожидаю оклика.       Ники шумно выдыхает, облизывает губы и бросает на меня короткий взгляд. Авто сворачивает на обочину и мотор смолкает. Николя перехватывает мою руку.       — Ты никогда не оставляешь самое вкусное на потом, да? — шепчет он и целует мои пальцы.       У меня вырывается новый, куда более томный вздох.       — Никогда не понимал этой привычки, — признаюсь шепотом. — Куда интереснее съесть все вкусное сразу… Вы так не думаете?       — А потом просто набивать желудок? И лишить себя этого чудесного привкуса на языке?       Он поглаживает мою ладонь. Острый кончик языка игриво касается моего мизинца.       — Ох… Не знаю, как насчёт жёстких игр, но вы точно любите издеваться над своими партнерами! — выпаливаю я, откидывая голову на спинку кресла и зажмуриваясь.       — Это называется удовольствие, малыш, — он прихватывает мой мизинец губами, кончики его пальцев ласкают мое запястье. — Или мне все же звать тебя «красавчик»?       Ответить сейчас у меня бы ни за что не получилось, ведь самообладания хватает только на то, чтобы не застонать в голос. Но самое странное, что мне нравится то, как Ники дразнится, хотя я никогда особенно не церемонился с теми, кем хотел обладать. С Ники все иначе. Он ведет меня не только в танце.       Николя сплетает наши пальцы и склоняется ко мне. Я чувствую запах жасмина, гвоздики и кофе. Эти запахи волнуют и без того сверх меры взбудораженный разум. Как я мог избегать Ники так долго? Как у меня это получилось?       — Ты не ответил, — шепчет Ники и целует меня в уголок рта.       Я не выдерживаю: притягиваю Николя к себе, запускаю в волосы пальцы свободной руки, впиваюсь поцелуем в пухлые горячие губы. Пусть сейчас он оттолкнет меня, но я просто больше не могу…       — Малыш, — выдыхаю я, с трудом разрывая поцелуй. — Мне очень нравится…       — Малыш, — шепчет Ники едва слышно и по-кошачьи касается моих губ языком. — Мой малыш.       Меня одновременно будоражит и задевает это его словечко. И я не могу понять, какое из чувств сильнее, но их сочетание совершенно точно волнует до дрожи. Особенно собственнический тон, с которым Николя мурлычет это.       — Скажите это ещё раз! — заплетающимся языком прошу я между поцелуями.       — «Малыш»? — лукавые глаза Николя, в полутьме кажущиеся темными, заглядывают в мое лицо. Он такой восхитительно прекрасный сейчас, с растрепанными кудрями и горящим взглядом, что мне в голову снова лезут мысли о языческих богах.       — Нет, «мой»…       Ники усмехается, поглаживая меня по волосам.       — Мой малыш… только мой…       Его губы касаются моей шеи, легко, дразняще, горячее дыхание обжигает кожу. Я вздрагиваю, пытаясь прижать Николя к себе покрепче, но для этого он сидит недостаточно близко.       — Если вы сядете мне на колени, Ники, — шепчу я, запрокидывая голову на спинку кресла, — нам будет удобнее…       — Может быть, позже, малыш…       Он покрывает поцелуями мою шею, щекочет языком, прихватывает зубами кожу над ключицей, а затем снова приникает к губам. Мы целуемся исступленно, жадно хватаем губами воздух и снова ласкаем друг друга. Голова кружится. Ладони Ники поглаживают мои плечи, спину и грудь, ласкают бедра. Мне кажется, еще немного, и я просто лопну от нетерпения, словно воздушный шар, но прикосновения месье Мартена остаются достаточно… целомудренны.       И это мучительно почти до боли, кажется Николя нарочно хочет извести меня до предела. В какой-то момент я не выдерживаю, обхватываю лицо Ники ладонями и вынуждая посмотреть в глаза:       — Признайтесь, месье Мартен, вы нарочно надо мной издеваетесь?       Он прикусывает губу, нахально улыбаясь.       — А вам плохо, месье Франт? — его кошачьи глаза блестят самодовольством.       — Нет, Ники, но вы же не позволяете даже обнять вас как мне того хочется. И это… угнетает.       — Тогда завтра мы можем встретиться где-нибудь, где будет попросторнее, — улыбается он. — Не в моей машине. А сейчас уже довольно поздно. Я отвезу тебя домой.       Со вздохом, я нехотя опускаю руки, напоследок погладив Николя по щеке:       — Как скажете, Ники…       В конце концов, никто не говорил, что все окончится постелью именно сегодня. И вряд ли я — единственный из желающих в ней очутиться. Надеюсь, мне не предстоит пройти какой-нибудь конкурс или что-то вроде того…       Николя ловит меня за руку, целует пальцы и снова берется за руль. Он кажется все еще возбужденным. По-моему то, что он с нами делает, чистый садизм. Это как… встать из-за стола голодным.       — Чем займемся завтра? — он вновь выруливает на освещенную улицу. — В кино крутят Джармуша. Или можем поехать потанцевать, я знаю неплохое местечко на окраине…       Странно, ведь ещё вчера вечером я мечтал, чтобы Ники оказался в моих объятиях, а сегодня мне уже этого катастрофически мало. Может быть, я и правда слишком тороплю события?       — Давайте потанцуем, — мне трудом удается подавить вздох. — Мне же все ещё сдавать вам экзамен, надо готовиться.       Ники бросает на меня короткий взгляд и достает из внутреннего кармана сигареты.       — Я имею в виду просто развлечься. Немного поболтать. Если ты не хочешь, это не обязательно, тренироваться достаточно на занятиях.       Я вдруг решаюсь задать вопрос, который занимал меня полдня. До того, как мы начали целоваться, конечно.       — А вам понравилось, как я танцевал сегодня?       Ники хмыкает и затягивается своей гвоздичной сигаретой.       — Ты танцевал прекрасно. Я даже почувствовал… ревность. Что ты нашел преподавателя лучше, чем я. Что кто-то другой помог тебе раскрыться.       Что-то в его тоне заставляет меня горячо возразить:       — Но это вы помогли, Ники! Я бы никогда не стал делать то, что мне не нравится, если бы не моя… Если бы не вы.       Он усмехается уголком рта и смотрит на меня с нежностью, но как-то грустно.       — Жаль, что тебе не нравятся танцы. В общем, это можно пережить. А как ты относишься к кино?       Я мотаю головой:       — Нет, вы неправильно меня поняли. Мне не нравятся танцы сами по себе, но с вами… С вами это совсем другое.       Он усмехается шире.       — Слушай, просто скажи, ты хочешь завтра на танцы? И можешь мне не выкать, пока мы вдвоем.       Пока он смотрит на дорогу, я аккуратно опускаю ладонь на колено Николя:       — Да, я хочу. И мне казалось, что «вы» в данном контексте звучит гораздо более эротично? Вы не находите?       — Окей, — он многозначительно хмыкает. — Если тебя это заводит, то я только за… Так где ты живешь?       Я называю адрес, Николя кивает и некоторое время мы едем молча. Я поглаживаю его колено, не стремясь, впрочем, переместиться выше. И мечтаю только о том, чтобы мамы не было дома. Тогда я бы смог снова похитить ее жасминовый парфюм и, наконец, снять накопившееся напряжение. Хоть обдрочиться на светлый образ Ники.       Правда, мысли об этом почему-то только заводят, а не успокаивают. Я невольно кошусь в стекло заднего вида, в котором отражаются будто нарочно разложенные сидения, образующие почти полноценный диван. Да я бы согласился, даже если б Ники захотел трахнуть меня прямо здесь, в машине. Если завтра он этого не сделает, я за себя не ручаюсь!       Наконец, автомобиль въезжает в мой двор и останавливается. Прежде чем Николя успевает повернуться ко мне, я выпаливаю:       — Николя, а вы могли бы дать мне какую-то вашу вещь, на прощание? Чтобы я мог… смотреть на нее и думать о вас.       Николя одаривает меня таким взглядом, что я чувствую: он прекрасно понимает, в каком контексте я планирую думать о нем. К лицу приливает кровь, но я продолжаю скалиться.       — Мою вещь?.. — он рассеяно оглядывает салон автомобиля и выуживает с заднего сидения легкий тканевый шарф.       Я протягиваю руку, но Ники не спешит отдавать мне находку. Он посылает мне ещё один красноречивый и очень пристальный взглядом:       — Только пообещайте, месье Франт, что будете думать обо мне… достаточно долго!       У меня вырывается нервный смешок:       — Да, пока рука не заболит!       Он фыркает, отпускает шарф и обнимает меня за шею.       — Я уже снова соскучился по тебе, — шепчет Ники и целует меня в уголок рта. — Встретимся завтра в семь? Я за тобой заеду.       Я бросаю взгляд на темные окна своей квартиры и понимаю, что у меня остался последний шанс.       — Тогда можешь не уезжать, — заявляю я с вызовом.       Ники усмехается и выпускает меня из объятий.       — Сегодня не могу. У меня трусы не парадные.       — Можно подумать, ты нужен мне в трусах, — фыркаю я и выхожу из машины. В конце концов, не буду же я умолять его, стоя на коленях. Хотя я бы мог вообразить пару вариантов, когда гордость позволила бы это сделать.       Автомобиль Ники сверкает фарами на прощанье и выезжает из двора. Я прижимаю шарф к лицу и блаженно зажмуриваюсь. Все ещё у нас будет. Ведь это только начало.