Реванш (продолжение)

      - Здравствуй, Эддард… – Дракон встал и протянул руку для приветствия.       Нэд не подал ему руки. Всё его существо противилось такой вопиющей бестактности, но иначе он не мог. Не мог пожать руку этому человеку.       - Полагаю, вы догадываетесь о причине моего визита? – холодно спросил он.       - Присаживайся. – Вместо ответа Рейгар указал на кресло. – Выпьешь чего-нибудь?       Он понимал холодность Старка. Ему и самому было не до сантиментов, но ради Сансы он готов был склонить голову.       Нэд впервые за долгие годы видел Дракона так близко. Он никогда не мог понять, как из племени пастухов, пасущих коз на скудных горных отлогах вулканического полуострова, смог произойти тип людей почти эталонной красоты. Рейгар был его ярким представителем: чистокровный валириец, высокий, хорошо сложенный, с гордым профилем и серебристо-белыми волосами. С того памятного дерби в Харренхолле в год ложной весны прошла четверть века, но он мало изменился – всё та же броская внешность, лоск, харизма. С возрастом стал даже лучше, набрал, словно дорогой коньяк крепости. Неудивительно, что женщины теряли от него голову.       Человек, принёсший так много горя его семье… Боль утраты притупилась, оставив после себя лишь шрамы на сердце и горький осадок. Он не испытывал к Дракону ненависти, только презрение. И ожидал увидеть самовлюблённого эгоиста, расчётливого, безнравственного, лишённого чести и моральных принципов, но ничего этого не было – ни вызывающе-наглой ухмылки, ни торжествующего взгляда победителя, ни высокомерия или снобизма. Одна безмерная усталость и затаённая тоска в глубоких, необычного цвета глазах.       - Нет, – отрезал он. – Мне неприятно видеть вас, Таргариен, поэтому давайте без формальностей. Я хочу знать, что у вас с моей дочерью.       Дракон сел в кресло, отвинтил крышечку от бутылки с минеральной водой, налил полный стакан.       - Я попросил её стать моей женой, – спокойно сказал он.       На несколько секунд у Нэда отнялась речь. Он чувствовал, что сказанное Серсеей не просто сплетня, и не разделял твёрдой уверенности супруги, но такого услышать не ожидал.       - И что она ответила? – собственный голос показался ему чужим.       - Пока ничего, – Рейгар устало потёр лоб. – Я несколько дней её не видел…       Нэд молчал, стараясь не выдать своего состояния.       - Но если она согласится, – продолжил Дракон, – я сделаю всё, чтобы она была счастлива. И очень тебя прошу, не мешай ей.       Перед внутренним взором, словно кадры из старого фильма, вдруг возник притихший в едином порыве ипподром Харренхолла, прикованные к ним тысячи глаз, собственное потрясение, гневно сжатые губы Брандона, румянец на щеках сестры и голубые северные розы в венке́.       - То есть вы хотите, – медленно, подбирая слова начал Нэд, – чтобы я безучастно наблюдал, как вы ломаете жизнь моей дочери?       Рейгар напрягся.       - Послушай, Эддард, – сказал он, пытаясь сдержать растущее раздражение, – я тоже не испытываю особой радости видеть тебя. Но готов забыть свои обиды.       Нэд вскинул на Дракона полный презрения взгляд.       - Обиды? А кто вас обидел? Мой отец, не переживший потери двоих детей? Или мой брат, погибший в автокатастрофе? Или, может быть, моя сестра, которую вы обесчестили?       - Я не виноват в смерти твоих родных, – ответил Рейгар.       - Да, вы их не убивали. Но то, как вы поступили с Лианной…       - Я любил её.       - Любил... – Нэд горько усмехнулся. – Любовь – это созидающее чувство. Это неспособность причинить боль тому, кого любишь. А ваша любовь словно яд. Вы губите всё, к чему прикасаетесь.       Его слова больно ударили по изъеденному раскаянием сердцу. Рейгар сжал пальцами подлокотники кресла.       - И если вы думаете, что я позволю своей дочери повторить судьбу Лианны, – продолжал Нэд, – то вы либо глупец, Таргариен, либо законченный циник.       В висках застучало от обиды, а где-то глубоко внутри ожили тлеющие угольки ярости. Рейгар ещё сильнее, до боли в пальцах, сжал несчастные подлокотники.       - Ты прав, – холодно произнёс он. – Только глупец будет пытаться воззвать к твоей хвалёной чести. Ну ещё бы… Вы же Старки, потомки Первых людей, Хранители Севера, гордые волки…       - Не вам рассуждать об этом! – резко остановил его Нэд. – В моей семье всегда знали, что такое честь, а в вашей её отродясь не было! Из-за вас я потерял отца, брата...       - Да, я помню, – с трудом сдерживаясь, сказал Рейгар. – В тот вечер он был сильно пьян. Возвращался от очередной любовницы и вылетел на встречную.       - Что вы такое несёте?! – рявкнул Нэд, не сдержавшись. – Не смейте порочить его имя! Мой брат был порядочным человеком, к тому же он был помолвлен! А моя сестра... Она была молода и наивна, а вы воспользовались этим, соблазнили, поразвлекались, а когда она забеременела, выгнали как собаку! Вы просто уничтожили её своим предательством! Это из-за вас она шагнула в окно! Её смерть это ваша вина!       - Моя вина в том, что я позволил ей уехать! – заорал Дракон, резко вскочив с места. – Что послушал её и отпустил одну в Винтерфелл! Будь прокляты эти ваши зелёные сны вместе с вашими богами в деревьях! Лианна верила во всю эту чушь и вбила себе в голову, что боги отвернутся от неё, если отец не даст благословения на брак! А благородный и честный лорд Рикард приказал слугам запереть её в комнате, а сам принялся срочно подыскивать ей мужа! Неважно кого, хоть какого-нибудь полуживого старика из Горных кланов, лишь бы только не Таргариена! И никто из вас не встал на её сторону, никто не услышал, не заступился! Ваша долбаная честь не могла допустить, чтобы гордые Старки породнились с семьёй кровосмесителей, когда-то подчинивших себе Север! Поэтому она и попыталась бежать!       Он выдохнул, словно сдулся, и устало опустился обратно в кресло. Нэд потрясённо молчал.       - Не знаю, когда всё это началось, – уже спокойней сказал Рейгар, – не знаю, из-за чего. Многим не нравилась политика моего отца, а Старки всегда находились в глухой оппозиции. Но я не имел к этому отношения. Я всего лишь любил твою сестру.       - Я вам не верю, – упрямо покачал головой Нэд.       - А я не собираюсь тебя убеждать, – Дракон вдруг расправил плечи, а в его голосе отчётливо послышался металл. – Ты понятия не имеешь, что я за человек и через что прошёл. И я не намерен изливать перед тобой душу. Мне нет дела до того, что ты обо мне думаешь, Старк. Я прошу тебя только об одном – не мешай своей дочери сделать выбор. Но если ты считаешь, что я прошу слишком многого, тогда иди в пекло!       Нэд повернулся и пошёл к выходу. Открыл дверь, остановился на пороге… На мгновенье перед глазами мелькнуло взволнованное лицо женщины-секретаря, очевидно слышавшей их с Таргариеном разговор.       - На вашей совести не только смерть Лианны, – сказал он через плечо, – но и смерть её ребёнка. Вашего ребёнка.       - Ребёнок жив, – глухо произнёс Дракон.

***

      По дороге домой Нэд заехал на набережную. Стоянка здесь была запрещена, но для машин со спецпропусками запретов не существовало. Оставив водителя урегулировать все формальности с полицией, он пошёл вдоль бетонного парапета, бездумно глядя на чёрную воду залива. Несмотря на будний день и позднее время, народу было довольно много. Гуляли пары, весело играли дети, катаясь на роликах и велосипедах, целовались влюблённые, вовсю работали небольшие ресторанчики и кафе, палатки со сладкой ватой и мороженым, но погружённый в собственные мысли Нэд ничего не замечал.       Прожив почти полвека, он был уверен, что его мало чем можно удивить. Выдержанный и спокойный, он никогда не терял над собой контроля, не нервничал, не повышал голос, за что и получил прозвище «Тихий волк». Но весть о том, что ребёнок Лианны жив, его не просто удивила – шокировала. Нэд был потрясён до глубины души. Невероятно, немыслимо, невозможно – и всё же реально. Он не сомневался, что Таргариен сказал правду: в тёмных провалах драконьих глаз светилась непоколебимая уверенность. Нэд смотрел на Дракона и не знал, обвинять ли его в подлости или же благодарить за то, что не отказался от сына, вырастил, дал свою фамилию.       Вообще, встреча с Рейгаром далась ему тяжело. Он пришёл туда ради дочери, уверенный в собственной правоте, за много лет превратившейся в фундамент, но сейчас его уверенность пошатнулась – слишком уж правдоподобно выглядело то, о чём рассказал Таргариен. Облокотившись на тёплый парапет, Нэд смотрел на воду и думал. Собственно, на чём основывалась его неприязнь к Дракону? На воспоминаниях о нескольких днях в Харренхолле, на телефонных звонках Брандона, полных эмоций и ругательств в адрес Таргариена, и пьяных излияниях Роберта, считавшего себя обманутым и униженным женихом Лианны.       Лианна… Единственная девочка среди них, яркая, своевольная, смелая, обладающая таким же горячим темпераментом, как и Брандон. Нэд был уверен, что родись она мальчишкой, наверняка бы стала военным, причём не просто штабной крысой, протирающей штаны за столом, а именно настоящим боевым офицером, отчаянным до безрассудства. Лианна была далека от всего, что окружало девочек. Она не играла в куклы, не вышивала бисером, не интересовалась гламуром и терпеть не могла светские манеры, считая их жеманством. Её детство прошло среди мальчишек, поэтому и игры у неё были мальчишеские – в войнушку с Иными, в болтонские догонялки, в одичалые-разбойники. Она мастерски билась на палках и носилась на велосипеде по окрестностям наперегонки с младшим братом Бендженом. Став постарше, Лианна не утратила боевого настроя, но сквозь порванные штаны с разбитыми в кровь коленками начали проступать стройные девичьи ножки, а постоянно перепачканное чем-то лицо вдруг по-старковски вытянулось, заострились скулы, выразительно засияли серые волчьи глаза. С каждой луной она становилась серьёзней и рассудительнее, хотя всё так же бегала с мальчишками по лесу и заставляла Бенджена есть траву на случай голода, когда придут Иные. Она действительно верила в зелёные сны, как и сказал Таргариен, в варгов и магию Детей леса, в приметы и знамения.       Нэд вспомнил, как однажды подслушал их с Бендженом разговор в богороще Винтерфелла. Лианна любила бывать здесь и, несмотря на непоседливость и подвижность, могла подолгу стоять на коленях перед огромным белым, словно высохшая кость, чардревом. «Здесь живут боги, – говорила ей Нэн. – И они слышат тебя. Только искренне раскаявшемуся они простят грехи, даруют покой и любовь». И Лианна верила старой няньке. Убеждённый атеист Бенджен, всюду следовавший за сестрой, вынужден был терпеливо поджидать её неподалёку. В один из таких дней Нэд и стал свидетелем их разговора.       - Только ты одна думаешь, что боги живут в дереве, – донеслось до него недовольное сопение Бенджена.       - Балбес, – серьёзно ответила Лианна. – Нэн говорит, что боги живут везде – в ручьях, в камнях, в зверях и птицах. Их надо почитать и поклоняться им.       - Ну да, ещё бы я камням поклонялся, – хмыкнул он. – Нэн тебе лапши навешала, а ты и веришь.       - Помолчи, Бендж, – строго рыкнула на него Лианна. – Если тебе нечего у них попросить, просто помолчи.       - Сколько раз я их просил, чтобы у тебя велик сломался, – пробухтел в ответ Бенджен, – а за всё время только цепь слетела.       - Потому что дурацкие просьбы они не выполняют, – ответила Лианна. – И я всё равно лучше тебя езжу.       Это была правда. Лианна всё делала лучше, со свойственным только ей изяществом. К семнадцати годам она расцвела и превратилась в девушку, красивую сдержанной и холодной северной красотой. Роберт был без ума от неё и радостно смаковал слова лорда Рикарда о том, что Старки не прочь породниться с Баратеонами. Лианна, правда, отнеслась к этому скептически – Роберт был известный ходок, и слухи о его многочисленных романах дошли и до Винтерфелла.       А потом случился Харренхолл. Нэд как сейчас помнил толпы народа, атмосферу всеобщего праздника, веселье, работающие по всему городу ярмарки и торговые ряды, концерты звёзд эстрады и рок-исполнителей, дискотеки, рестораны, бары, не закрывающиеся сутками. Даже приезд президента Таргариена не испортил праздничного настроения. Весна, начавшаяся в тот год неожиданно рано, принесла с собой тепло, запах молодой травы, звёздные ночи, романтику, и подогретая алкоголем и спортивным азартом кровь бурлила вместе с проснувшейся природой. Они были молоды, полны сил и радужных надежд и наслаждались этим на всю катушку.       Именно тогда Лианна встретила Рейгара, а может, он её. Никто не знал, какие разрушительные последствия будет иметь эта встреча. Прибытие в Харренхолл молодого Таргариена произвело фурор, и чуть ли не на каждом углу девушки и женщины не переставая обсуждали его самого, его личную жизнь и отношения с женой. Красивый и загадочный, он был всеобщим любимцем и объектом вожделения, а его взгляд и глубокий бархатный голос окончательно сводили поклонниц с ума. И пока Нэд, Брандон и Роберт пропадали на тренировках, готовясь к очередному дню соревнований, а ночи напролёт кутили в барах, Дракон увозил Лианну подальше в лес и там, у костра под звёздами пел ей песни под гитару. А потом победил в финале и на торжественной церемонии награждения публично, на глазах у тысяч зрителей объявил её самой красивой девушкой турнира.       Вернувшись после короткого отпуска в расположение своей части, Нэд узнал, что Лианна сбежала с Таргариеном. Отец и Брандон были в ярости, Роберт оскорблён. Полиция разводила руками: по законам Вестероса Лианна считалась совершеннолетней, а потому родственникам оставалось только смириться с её решением. О морально-этической стороне проблемы все предпочитали не говорить. Зато пресса с радостью подхватила эту новость и принялась азартно трепать на своих страницах имена участников, копаться в грязном белье, выискивать пикантные подробности. Отголоски того грандиозного скандала, смешавшего Дом Старков с дерьмом, доносились и до Нэда, но в армии нет времени рефлексировать и пускать сопли. Он переживал за сестру и ненавидел мерзавца Таргариена, однако никто не мог предвидеть такого конца.       Весть о свалившемся на его семью горе пришла во время общевойсковых учений. Взвод Нэда был на марше в условиях, приближённых к боевым, поэтому сообщили ему не сразу. Он усилием воли пытался восстановить в памяти тот страшный момент, когда ему, молодому капралу Старку, с трудом переставлявшему ноги после тяжёлого марш-броска и мечтавшему только об одном – дойти до койки и рухнуть мордой вниз, – сообщили о смерти сестры и гибели брата. Он так и не понял, откуда взялись силы, чтобы добраться с полигона в Лунных горах до родного Винтерфелла. Лианна и Брандон к тому времени уже покоились в крипте, а разбитый параличом отец скончался у него на руках. Даже сейчас, спустя четверть века, Нэд помнил то внезапное, острое и тоскливое ощущение сиротства. Инсульт лишил отца способности говорить, и он ничего не смог рассказать сыну. Конечно, он пытался выяснить, что произошло, но ему было всего двадцать лет, он был раздавлен горем и не знал, как жить дальше. И пока его сознание перестраивалось, пока приспосабливалось к новым реалиям, время было упущено.       Сейчас, стоя на набережной, он вспоминал притихших подавленных слуг, печальные мудрые глаза мейстера Лювина, струящиеся по морщинистому лицу слёзы старушки Нэн. Они наверняка знают правду. Нэд мысленно схватился за голову: почему, почему за все эти годы он ни разу не заговорил об этом? Почему не расспросил Лювина или старую няньку? Почему не провёл собственного расследования и не потребовал от врачей полной информации о Лианне и её младенце, довольствуясь вместо этого краткой выпиской из анамнеза с сухими общими фразами? Наверное, потому что так было удобно – считать Таргариена виновным во всём и тихо его ненавидеть. Нет, он не собирался его оправдывать и не снимал с него вины, но пресловутая честь, о которой они сегодня так много говорили, требовала быть объективным.       Нэд взглянул на часы, достал из кармана мобильный и сделал несколько звонков. Постоял ещё немного, пытаясь успокоиться, затем набрал номер жены.       - Нэд? – Кейтилин ответила почти сразу; она никогда не ложилась спать, не дождавшись от него хотя бы звонка. – Что случилось? Ты где?       - Всё нормально, Кэт, не волнуйся, – как можно спокойней ответил он. – Я минут через двадцать приеду.       Но она слишком хорошо его знала.       - Что случилось, Нэд?       Он помолчал пару секунд, словно ещё раз мысленно проверил правильность принятого решения.       - Я заказал два билета на ночной рейс, – без обиняков сказал он. – Собирайся, мы летим в Винтерфелл.

***

      Огонь… Он всем телом ощущал его жар, слышал треск сухого дерева, чувствовал запах гари… Собрав последние силы, цепляясь правой рукой за траву, – левая на каждое движение реагировала сильной болью в вывихнутом плече, – отполз подальше. Что-то больно резануло по пальцам: кусок стекла или пластмассы. Сандор с трудом открыл один глаз – второй не видел, сплошная чернота, – но ничего не смог рассмотреть. Позади гулко рухнула вниз потолочная балка, увлекая за собой хлипкую крышу, а в ночное небо взвился целый столб искр. Огонь… Жадный, ненасытный, пожирающий всё, к чему прикоснулся, единственная из четырёх стихий, от которой нет спасения. Сандор с детства боялся огня. А сейчас, беспомощный, избитый, раздавленный собственным бессилием, он вдруг понял, что все его страхи – ничто, по сравнению со страхом за пташку. До хруста сжав зубы, он попытался подняться, но боль в ноге ослепила не хуже пылающего за спиной пожара. Он глухо застонал, завалился набок лицом в траву и отключился.

ххх       Тяжёлая, словно налитая свинцом голова резко мотнулась в сторону на ухабе. Чьи-то руки осторожно приподняли её и подсунули свёрнутый в несколько раз кусок ткани.       - Потерпи, парень, сейчас отвезём тебя в больницу… – Откуда-то сверху донёсся металлический стук, видимо, говоривший постучал в кабину: – Эй, брат Мерибальд, осторожней на ямах! Ему, бедняге, и так больно.       Сквозь мутную пелену Сандор с трудом рассмотрел обтянутые серо-коричневой юбкой колени сидящего рядом человека, его крупную голову с выбритой тонзу́рой, вокруг которой ободком росли короткие тёмные волосы, тяжёлую челюсть, внимательные глаза.       - Мне… нельзя… в больницу… – прохрипел он. – Я должен… найти…       - Найдёшь ещё, – ответил монах, обмахивая его тело веткой от назойливо гудевших мух. – А пока не трать силы, они тебе понадобятся.       Пульсирующая боль в ноге не давала покоя. Сандор с трудом поднял непослушную руку и вслепую пошарил по бедру. Пальцы коснулись чего-то горячего, влажного и очень болезненного.       - Не волнуйся, – монах снова махнул веткой и прикрыл воспалённое место куском картонки, – врачи почистят рану.       В густой листве деревьев мелькало солнце. Ускользающее сознание нехотя отмечало бортик старенького пикапа с облупившейся краской, жёсткое металлическое днище, какие-то коробки, мешки, запах подсолнечного масла…       - Кто… вы? – Дышать было больно: похоже, рёбра сломаны.       - Мы из септрия на Тихом острове. Развозим продукты по дальним приходам. Вот, в охотничий домик заехали, чтобы тоже, значит… А от домика только головёшки остались.       - Девушка… – прохрипел Сандор, чувствуя, что отключается.       - Девушки никакой не было, – растерялся монах. – Только ты.       - Телефон… Позвонить…       Он разжал левую руку: в пальцы и кожу ладони накрепко впились куски раздавленного мобильника. Сознание вдруг поплыло куда-то, смешав в кучу монаха, его ржавый пикап, запах масла, вкус ежевики на пташкиных губах…       - Кому позвонить-то, парень? – монах осторожно вытащил из здоровенной пятерни повреждённый пластиковый корпус. Но Сандор его уже не слышал.

***

      - Ну, что скажете, любезный Гессио? – незнакомый голос звучал будто через несколько слоёв ваты.       - Что сказать… – произнёс кто-то чуть ли не над самым ухом; тёплые пальцы коснулись предплечья, затем неприятно потянуло вену внутри, на сгибе локтя, следом тихий хлопок – и рука расслабилась. – Перестарались вы с морфином, молодой человек.       - Я солдат, а не медсестра, – ответил ещё один голос, показавшийся странно знакомым.       - Я так и понял. Дозировка рассчитана явно не на девушку.       - Она орала и вырывалась. Надо было её успокоить.       - И сколько раз вы её так… хм… успокаивали? – поинтересовался стоявший рядом.       - Не помню, – равнодушно отозвался знакомый голос. – Раза два, может быть, три.       - Вы очень рисковали. Морфин способен вызвать остановку сердца или анафилактический шок, например. Могло случиться…       - Ну не случилось же, – перебил тот. – Волки живучи.       Вновь появилось ощущение чего-то тянущего в вене, лёгкое покалывание, а затем стоявший рядом сказал:       - Моя помощница побудет с ней, если вы позволите, господин магистр.       - О, безусловно, Гессио, благодарю вас, – ответивший, похоже, страдал одышкой.       - Детоксикация займёт часа три. А потом, когда проснётся, просто давайте ей побольше пить и бульон. Она, видимо, давно не ела.       Скрип кресла или стула – кто-то тяжело и грузно поднялся, – шаги…       - Да, вы правы, она такая худенькая, – голос зазвучал глуше, – и очень бледна…       Дверь закрылась, и слов больше было не разобрать. Санса пошевелила пальцами, сначала одним, потом ещё одним… попыталась разлепить тяжёлые веки. Голова вдруг побежала куда-то, и перед глазами запрыгали яркие огоньки. Сил не было ни на что, даже на мысли. Она расслабилась и полетела в пропасть.

ххх       - Этим болванам ничего нельзя поручить! – Иллирио, красный от возмущения, придвинул к себе тарелку с супом из крабов, обильно сдобрил его сливками. – Просто уму непостижимо! И их идиот командир ещё посмел требовать двойную плату за то, что его люди пострадали в стычке с дотракийцами!       Привычно развалившись в кресле, Меро лениво крутил в пальцах снифтер и следил за коньячными потёками на его стенках, так называемыми «дамскими ножками».       - Я вас предупреждал, магистр, с Котами лучше не связываться. У них нет дисциплины, нет организованности, продуманной стратегии. Они действуют всегда спонтанно.       - Но им же ничего не надо было делать! – воскликнул Иллирио. – Всего лишь привезти сюда Дейнерис! Не захватывать порт, не брать на абордаж яхту, а просто посадить её в машину и доставить ко мне!       Меро впервые видел Мопатиса таким возмущённым. Правда, красный то ли от гнева, то ли от горячего супа, он больше напоминал толстощёкого и-тийского божка́, чем разозлённого неудачей всемогущего магистра.       - Сорвать такое беспроигрышное дело! – не унимался Иллирио. – Недаром говорят: хочешь что-то сделать хорошо – сделай это сам.       Его негодование было понятно: кхал Дрого увёл Дейнерис прямо из-под носа людей из группировки «Дикие Коты», которых нанял магистр, тем самым переиграв и его, и Котов, и заодно выскочку Грейджоя. И теперь его идеально продуманный план был под угрозой срыва.       Словно в ответ на его мысль, Иллирио заявил:       - Я в очень щекотливой ситуации. Эйгон требует отдать ему девушку, но я не могу. Она теперь – единственный мой козырь. Кстати, как вам удалось провести её через границу?       - Как дипломатический груз.       - Так просто? – изумился Мопатис. - Но ведь таможня...       - Вализу* не досматривают. Это запрещено Тирошийской конвенцией.       - Потрясающе! Вы гений, друг мой! – Иллирио налил себе вина и осушил сразу полбокала. – Но ваша идея с морфином – это было очень опрометчиво. Доктор Гессио сказал, нам повезло, что у неё нет никаких проблем со здоровьем, иначе всё могло бы закончиться плачевно.       - Ой, я вас умоляю, магистр… – Меро поморщился. – Не верьте всему, что говорят эти недомейстеры. Что-то я не припомню, чтобы от укола морфина кому-то стало плохо.       - И всё-таки, вы не должны были подвергать её такому риску, – возразил Мопатис. – Она женщина Дракона, и он не простит, если с ней что-нибудь случится.       - Вообще-то, она подруга Пса, – заметил Меро.       - Неважно, чья она подруга, – отмахнулся Мопатис, шумно прихлёбывая суп. – Главное, что Дракон хочет на ней жениться. И ради этого примет любые условия.

***

      Сандор очнулся в палате. Где-то сбоку тихо и размеренно попискивал кардиомонитор. Безумно хотелось пить, а желудок от голода, казалось, прирос к позвоночнику. Грудь была туго перебинтована, а боль в ноге тут же дала о себе знать, хотя и не так остро, как прежде. Послышался шорох, потом женский всхлип… Сердце замерло в безумной надежде.       - Пта-шка… – он с трудом разлепил сухие губы.       - Сандор… – перед мутными глазами возникло взволнованное лицо, брови вразлёт, чёрные волосы, целомудренно собранные в пучок. – Слава Богам!       - Где я? – хрипло спросил он.       - В Девичьем Пруду. – Арианна придвинула стул, робко присела на краешек.       - А ты что здесь делаешь?       - Мне какой-то мужчина позвонил с твоего номера. Сказал, что ты в госпитале.       - Тебе? – он удивлённо приподнял здоровую бровь; здоровой, правда, назвать её было сложно из-за обширного кровоподтёка, почти полностью закрывшего глаз.       - Ну да. Сказал, что нашёл тебя в лесу, без одежды, без документов…       Сандор вспомнил трясущийся на ухабах старенький пикап, высокого крепкого монаха в рясе и зажатый в руке мобильник, который он случайно нашёл, ползая по траве. Наверное, монах использовал его сим-карту. А номер Арианны был сохранён в контактах самым первым по алфавиту.       - Сильно избитым, – продолжала она. – И ещё, врачи сказали, что у тебя ножевое ранение бедра.       - И что? – прохрипел он; словно в ответ на её слова, запульсировала рана на ноге.       - Они сообщили в полицию. Инспектор уже два раза приезжал, но ты был без сознания.       Сандор долго молчал, глядя в потолок. Затем перевёл взгляд на замершую в ожидании Арианну. Было странно и непривычно видеть её, всегда яркую, броскую, одетую в короткие платья с откровенными декольте, притихшей, без макияжа, с собранными на затылке волосами и в больничном халате явно не по размеру.       - Я позову врача, – сказала она.       - Не надо, – хрипло рыкнул он и добавил уже мягче: – Лучше помоги мне уйти отсюда. *вализа – принятый в дипломатическом и таможенном праве термин, означающий единицу багажа или груза, место, содержащее корреспонденцию, документы, материалы, предметы, составляющие дипломатическую почту. Обладает неприкосновенностью.