***
От былого величия Ямы Дазнака остались только фрагменты фасада, полуразрушенные трибуны да пустое пространство в центре, на котором много веков подряд во славу Миэрина сражались и умирали гладиаторы. Теперь Яма считалась объектом культурного наследия и местом паломничества туристов со всего мира. Официально бои в Вольных городах были запрещены, но искоренить память поколений оказалось не так-то просто. Поэтому иногда её кровавое прошлое словно оживало, и над древней ареной вновь раздавался призывный боевой клич. Загорались софиты, освещая исторические развалины, ярусы амфитеатра заполнялись зрителями, и несколько сотен человек впадали в настоящий экстаз, оглашая громкими воплями, свистом и аплодисментами прилегающие жилые кварталы. Конечно, всё было адаптировано под современные реалии, например, в центре арены устанавливалась платформа с рингом или октагоном, а каменные ступени ярусов, на которых когда-то располагались деревянные лавки, занимали ряды удобных кресел, как дань памяти традициям разноцветных: красных и оранжевых - ближайших к платформе – для элиты; жёлтых, белых, зелёных и синих – для людей статусом пониже; самых верхних, фиолетовых и чёрных – для всех остальных. Но сегодня не было ни ринга, ни октагона, а кресла только красные и оранжевые. Исподлобья поглядывая на богато разодетую публику, на бронзовые статуи воинов по обе стороны Ворот Судьбы – главного входа на арену, на чёрное предгрозовое небо, нависшее словно балдахин, на весь этот пафос, с которым был обставлен его бой с ненавистным братцем, Сандор чувствовал нарастающее внутри раздражение. Он сидел в пустой раздевалке, специально ему предоставленной, и наматывал кистевые бинты – медленно, плавно, чтобы хоть как-то себя успокоить. В приоткрытую дверь лился жаркий воздух, от которого кожа блестела и становилась липкой. А ведь он уже и забыл, какими тягучими и удушающими бывают эссоские ночи. Всё здесь казалось ему враждебным, от древних камней амфитеатра до восторга на лицах зрителей. Вряд ли сегодня среди них найдётся хоть кто-то, кто будет болеть и волноваться за него. Даже Дракону плевать на исход боя. Он отдаст своему выродку половину бизнеса и заберёт пташку… При мысли об этом тоскливо сжималось сердце. После разговора с Таргариеном всё для Сандора потеряло смысл. Несколько дней до отъезда в Миэрин он провёл в состоянии полной прострации. Подолгу лежал без сна, уткнувшись лицом в подушку, всё ещё хранившую тонкий аромат лимона, и до болезненного покалывания в месте сломанного ребра втягивал в себя её запах. Или сидел, привалившись спиной к дивану, как они любили сидеть вдвоём, смотрел в огромное окно и в который раз переосмысливал собственную жизнь. Его первая и последняя любовь, его рыжеволосая северянка с бездонными глазами, заглянувшими в самую душу. До встречи с ней он был всего лишь Псом – замкнутым, циничным, неуверенным в себе, уродливым сиротой с тяжёлым характером. Она превратила Пса в Сандора, научила улыбаться, чувствовать себя живым и нужным, подарила несколько недель настоящего счастья, пролетевших словно минуты. А теперь она потеряна. Её забрал дракон, как в сказке, которую когда-то давно читала ему няня. Та сказка была со счастливым концом: доблестный рыцарь победил дракона и спас девушку. Но его сказка другая, грустная, с горьким осадком – он сам отдал пташку Дракону. И он не рыцарь. Глядя в одну точку, Сандор продолжал наматывать бинт. В душе́ не было ни страха, ни волнения, ни усталости, ни боли, только пустота и холодная решимость. Он выйдет на ринг против Григора. Ради пташки. Ради того, чтобы она жила, чтобы больше не боялась… чтобы стала счастливой. С трудом вспоминая давно забытые слова, он попытался молиться: «Мы просим Отца судить нас милосердно. Мы просим Матерь, чтобы… чтобы…» Подождав пару секунд, мотнул головой: «Нахрен, дальше не помню». - Сандор… Он повернулся – и позабыл обо всём. Пташка, взволнованная, невероятно красивая, в роскошном чёрном платье, с распущенными тёмно-медными волосами замерла в дверном проёме. Позади неё маячили какие-то люди, но он на них не смотрел. Вскочил с лавки – она рванулась к нему – и, не обращая внимания на болтающийся на правой руке бинт, сгрёб её в охапку и принялся жадно целовать лицо, шею, плечи. От его резких порывистых прикосновений, видимо, было немного больно - пташка пару раз слабо пискнула, - но он не мог остановиться. - Сандор… - повторяла она между поцелуями. - Сандор… - Пташка… - с надрывным хрипом шептал он в ответ. – Пташечка... Пекло, ты в порядке?.. - Всё хорошо, Сандор… Теперь всё хорошо… Мы снова вместе… - Какая трогательная встреча! – произнёс сзади чей-то насмешливый голос. – Идущий на смерть Флориан и его подружка Джонквиль. - Не отвечай, - прошептала пташка, приникнув к нему всем телом. – Не надо. Но он медленно поднял голову: у двери, привалившись к косяку стоял широкоплечий брюнет. За его спиной деловито осматривались по сторонам двое крепких парней в костюмах. - Не узнаёшь? – спросил нежданный визитёр; его холодные глаза и наглая ухмылка показались Сандору странно знакомыми. - Это он был тогда в лесу, - тихо сказала пташка, уткнувшись ему в грудь. – Его зовут Меро. В голове вдруг вспыхнули белые круги от направленного в лицо фонарика и силуэт в темноте дверного проёма. - Титанов Бастард, – с презрением произнёс он. – Так это ты, паскуда… - Я знал, что ты обрадуешься, – улыбнулся в ответ Меро. – Потому и пришёл. - Чего надо? - рыкнул Сандор. - Ничего. - Тогда пойди и загляни в другую дверь, – с угрозой произнёс он. - Ты не очень-то увлекайся, Пёс, - Меро указал на Сансу. - Она ведь женщина Дракона. - Исчезни нахер отсюда, - чувствуя подкативший к горлу комок, Сандор ещё крепче прижал её к себе. - У тебя пять минут. Меро вышел в коридор, но остался стоять, бросая косые взгляды в сторону раздевалки. Двое телохранителей безмолвно застыли рядом. Сандор сделал глубокий вдох и снова склонился к пташке. Она гладила его лицо, ласково водя пальцами по шрамам, - это было удивительно, но давно омертвевшая плоть ощущала её прикосновения! – и что-то говорила, говорила… А он смотрел на неё и чувствовал смертельную тоску. Пять минут – всё, что ему дано. Всё, что осталось от короткого счастья. - …Выходить на ринг, - донеслись до него взволнованные пташкины слова. – Мистер Таргариен сказал, что мои родители здесь, в Миэрине. Отец поможет нам, вот увидишь. И мы все поедем домой. - Прости меня, пташка, - прохрипел Сандор, словно не слыша её. - За что? – не поняла она. - За то, что допустил всё это. Что позволил им увезти тебя. Не смог защитить. - Ну что ты… - она встала на цыпочки и, потянув на себя его большую голову, нежно поцеловала в губы. – Не думай ни о чём. Главное – что ты жив… - и снова приникла к его груди. – Я так боялась, что больше не увижу тебя... - Ты должна уехать, - сказал вдруг Сандор; от собственных слов снова тоскливо сжалось сердце. - Попроси Дракона увезти тебя. Сейчас. Немедленно. Она слегка отстранилась и растерянно посмотрела на него. - Мы уедем вместе. Я же говорю, тебе больше не надо драться. Отец всё уладит, поверь. - Это кровавый бизнес, пташка, - глухо ответил он. - Здесь крутятся огромные деньги и каждый сам за себя. Я должен выйти на ринг, и твой отец не сможет что-либо изменить. Санса больше не улыбалась, а в огромных, на пол-лица глазах ясно читалась тревога. - Но зачем? Я не понимаю… Кому это нужно? - Я должен выйти на ринг, - прохрипел Сандор. - А как же я? – упавшим голосом спросила она. – Обо мне ты подумал? - Дракон увезёт тебя отсюда, - продолжал он, понимая, как страшно это звучит. – С ним ты будешь счастлива. - Счастлива? – она отшатнулась. – Что ты такое говоришь?! - Да пойми же, пташка, - он сжал её плечи. Проклятые бинты! Из-за них он мог чувствовать только пальцами, а этого так мало! – Тот, с кем я буду биться… ему нечего терять. И я не знаю, чем закончится бой. Санса побледнела; её красивое лицо жалобно скривилось, задрожал подбородок, на глаза навернулись слёзы. - Ты же обещал… - Прости, пташка. Прости за всё. - Он понимал, что сломается, увидев её слёзы. – И уходи. - Сандор, пожалуйста… Она всё-таки заплакала, тоненько, по-детски, как в машине, когда он вытащил её из лап Эйгона; как в их самую первую ночь, когда они стали близки; как во время грозы, когда она просила его больше не выходить на ринг; как в их последний раз, в охотничьем домике, когда он не смог её защитить. Ему стало по-настоящему больно. - Уходи. - Ты же обещал… - Уходи! – рявкнул он, сжав кулаки. Санса дёрнулась, будто от удара, судорожно всхлипнула, а затем повернулась и выбежала из раздевалки. Сандор тяжело опустился на лавку. Теперь его душа не была пустой, в ней кипела ненависть. Он ненавидел себя, Дракона, проклятого Григора, эту древнюю арену, толпы зрителей, слетевшихся, словно вороньё, пировать на кровавом ристалище. Ещё одна злобная шутка Семерых: вытащить из пекла эту мразь - его братца и свести их в бою, поставив на кон пташку, таргариеновские миллионы и его никчемную жизнь. Что ж, видать, судьба такая. - Интересно, Таргариен знает, что она с тобой трахалась? – Меро снова привалился к дверному косяку. Телохранители всё так же стояли позади, но пташки не было. Сандор поднял на него тяжёлый взгляд. - Молись, чтобы я проиграл, - хрипло сказал он. – Иначе после боя я тебя убью. И охрана не поможет. - О, да ты крутой! – улыбнулся Меро. – Большие у тебя яйца, Пёс. - Сам удивляюсь, как не падаю, - огрызнулся он. - Советую их поберечь. Твой братишка – чистый отморозок. «Он всегда таким был», - подумал Сандор. - Я видел его в бою, - продолжал Меро. – Его правило – никаких правил. Поэтому не пытайся биться с ним честно, иначе сдохнешь на первой же минуте. - А тебе-то что? – презрительно оскалился Сандор. – Чего ты тут моросишь передо мной? Грехи пытаешься замолить? - Ну, считай, что это в память о нашей с тобой боевой молодости. К тому же я поставил на тебя сто онеров*. Не хочу их потерять. - Знаешь, Бастард, – Сандор снова вскинул на него полный презрения взгляд, – ещё когда мы гоняли твою банду по Красной пу́стоши, я никак не мог понять, чего в тебе больше – от Титана или от бастарда. А после Баязабада… - Это когда вы положили всех моих людей? – уточнил Меро. - Это когда ты бросил их подыхать, а сам прикинулся «двухсотым», чтобы задницу свою спасти. Тогда я и понял, что ты всего лишь трусливый ублюдок. - Я просто умный, - браавосец смотрел свысока, уверенный в себе. – А вот ты попал из-за девки. - Она не девка, - прорычал он. - А что она для тебя? - Жизнь, - глухо отозвался Сандор. – Но тебе не понять. - Глупец, - ответил Меро. - Из-за неё твоя жизнь будет намного короче. Так что радуйся, пока можешь.***
Небо над заливом светлело на глазах - каких-нибудь полчаса и будет совсем светло. Визерис вышел из машины и вдохнул свежий предрассветный воздух. До осени пока далеко, но метеоцентр Цитадели уже не раз намекал на все признаки её приближения. И, пожалуй, впервые за долгие месяцы лета это ясно ощущалось: ещё неделю назад в такое время было нежарко, но не так свежо, как сегодня. Хотя он бы наверняка не заметил, даже если бы сейчас вдруг пошёл снег. В душе пели птицы, в животе порхали бабочки, а сердце замирало от щемяще-сладкой надежды. Пусть этот вечер начался тоскливо, продолжился сумбурно, а закончился неожиданно-спокойно - Визерис был твёрдо уверен, что лучшего вечера в его жизни ещё не было. Он подошёл поближе к обрыву, снял пластиковую крышку со стакана с остывшим кофе и глотнул. Город просыпался: кое-где на окраинах уже начинали гаснуть фонари, притухали неоновые отблески, догорали, собираясь на покой, усталые ночные витрины. Далеко к горизонту уходила спокойная и величавая вода залива, качая едва различимые на рейде суда, а в хорошо просматривающемся отсюда порту не переставая работали краны. Позади, в джипе, на разложенном переднем сиденье спала прикрытая его пиджаком Арианна. Чёрные волосы разметались вокруг, подрагивали во сне губы, смуглые коленки были бесстыдно разведены. Ему очень хотелось снова ощутить ладонью их гладкость, но он боялся разрушить целомудренность момента. И не переставал удивляться сам себе: когда это он успел превратиться из дракона в телёнка? Всю ночь смотрел на девушку, по которой сходил с ума, и не прикоснулся к ней даже пальцем! Он пил кофе, совершенно не замечая его противного сладкого вкуса, и думал о том, как она отреагирует на весь этот походный антураж, когда проснётся. Наверняка ей ещё ни разу не доводилось спать в машине далеко за городом. Да он и сам не мог припомнить, когда в последний раз ночевал не в постели. Но ситуация была настолько неоднозначной и волнительной, что даже люкс в отеле превратил бы эту волшебную ночь в банальность. Конечно, всё объяснялось просто – Арианна перебрала с алкоголем, - но думать, что причиной всему алкоголь, не хотелось. Она отказалась от предложения отвезти её домой, и пока они медленно двигались в пробке по проспекту, заснула, прислонившись головой к боковому стеклу. По правде говоря, Визерис обрадовался: расслабленная во сне, тихая и спокойная, сейчас она полностью принадлежала ему, и он не хотел портить эту магию шумом города, домами, отелями, мотелями и прочей бытовой хренью. Неподалёку от городка Тамблтон, в стороне от Дороги Роз располагался невысокий горный массив, на одной из сопок которого находилось небольшое плато. Оттуда открывался отличный вид на залив со впадающей в него Черноводной, Королевскую Гавань и далеко вправо – на огромное зелёное море Королевского леса. Сюда он и привёз свою добычу. Остановился недалеко от обрыва, осторожно разложил под спящей Арианной сиденье, накрыл пиджаком её обнажённые плечи. Когда искушение брало верх над силой воли, выходил из машины и смотрел на огни ночного города. Купленный по дороге кофе давно остыл, но он об этом не думал, просто ждал рассвета. Что будет, когда она проснётся? Новая порция оскорблений и требование немедленно отвезти её домой? Пылающие злобой глаза и надуманные обвинения? Нож в руке или ещё парочка брошенных в лицо «шедевров» фотошопа? Он бы многое отдал за одну её простую улыбку. Ночь таяла на глазах, а он всё цеплялся за неё мыслями, как утопающий за соломинку. Радость от случившегося и сожаление об упущенной возможности боролись между собой, мешая ему соображать. Наконец, устав от рвущих душу сомнений, он по обыкновению махнул на всё рукой - будь что будет. В пекло всё. Допив кофе, бросил стакан с обрыва, обернулся к машине – и на пару секунд растерялся: сквозь лобовое стекло на него смотрела сонная растрёпанная Арианна. Он медленно подошёл, пытаясь предугадать её реакцию, открыл дверцу, сел. - Что это за место? – хрипловатым спросонья голосом спросила она. – Логово дракона? - Склон Футли. Отсюда красивый вид на Королевскую Гавань. - Визерис мысленно усмехнулся от этой непроизвольной и удачной аналогии: он, от крови дракона, привёз девушку именно в горы, где по преданию и обитали древние ящеры. - А кофе тут есть? – покосилась на него Арианна. - Нет, - сказал он. - Но на выезде большая заправка, там можно позавтракать. - И настороженно добавил: - Если хочешь, конечно. - Хочу, - с вызовом ответила она. * онер - золотая монета Миэрина.