The Moody Blues - «Nights In White Satin» «Letters I've written never meaning to send Just what the truth is? I can't say anymore Cause I love you Yes I love you»
Рей сделала вдох. Выдохнула. Дэмерону и ей нужно работать над докладом, но это не значит, что тот должен быть готов в течение нескольких часов. На самом деле, у них нет надобности так часто встречаться. После инцидента неделю назад Дэмерон вёл себя достаточно мило, вежливо и всё такое, но уже не так сильно хотел общаться с ней. Ну, не так много, как раньше. Если только им не предстояло работать вместе. Рей, возможно, терзало бы это, но причина её страданий была уже в другом. Соло перестал писать. Предсказуемо, конечно. На следующий день, после того, что случилось на футбольном поле, Рей не нашла никакой записки в своём шкафчике — только ту, которую Соло оставил без ответа. В груди мгновенно расцвёл страх, но она попыталась проглотить его. После его слов Рей начала сомневаться в том, хочет ли она видеть его записки снова. Во всяком случае, не была уверена в своём желании продолжать общение с ним. Одним словом, она лгала самой себе. И вскоре была вынуждена признать это, потому что всё ещё каждый раз пыталась не бросаться чересчур рьяно к своему шкафчику. Надеясь, что там её что-то ждёт. И как же её растаптывало то, что каждый раз она там ничего не находила. Естественно, Рей предвидела подобное, безрезультатно продолжая доказывать себе, что это совсем неважно. Но боль в груди заставляла признать единственный факт: она всё время отчаянно пыталась найти признаки того, что это имеет для Соло значение. Рей рискнула взглянуть в сторону Соло и увидела, что он сосредоточен на том, чтобы не сделать того же; и, ко всему прочему, пытался по возможности не оставаться с ней в одном помещении или пространстве. Она ясно видела, что он делал это не из чувства гордости, и этот факт больше всего ранил. Она была уверена, что это не из-за гордости, поскольку несколько раз, когда Соло невольно встречался с ней взглядом, то едва заметно мучительно вздрагивал и рефлекторно отворачивался. Как будто не мог смотреть на неё и видеть ответный взгляд. Не потому, что это его злило или из-за того, что происходящее было выше его достоинства… А потому что ему было слишком тяжело находиться с ней рядом. Бо́льшую часть времени Соло выглядел так, будто задерживал дыхание, пока не отходил от неё. Она конченая, безнадёжная дура. Рей оставила записку. Потом ещё одну. Потом третью. Потом забрала их все и выбросила, при этом пожав плечами и стиснув зубы. Ну и что? Плевать. Дома Рей достала куртку из-под подушки и, не глядя, бросила на пол. Потому что. Ей. Чёрт возьми. Плевать. Куртка осталась там. На третью ночь, пугающее осознание того, что положение стало тяжелее, чем она надеялась, полностью разрушило предыдущие усилия — и Рей заплакала в подушку. Очень тихо. Как будто могла обмануть себя, делая это бесшумно. Затем встала с кровати, подняла куртку и вернулась с ней в постель, сгорая от стыда. Она не должна так волноваться. Соло напишет ей, в конце концов. В конце концов, заберёт записки. В течение недели Рей воодушевленно воображала, что, в итоге, ей станет всё равно. Прошла всего лишь неделя, но боль в груди стремительно усиливалась, и это, безусловно, повлияло на восприятие времени. Казалось, будто прошли грёбаные месяцы. Она всё чаще и чаще ходила к беговым дорожкам, прищуривалась, быстро обводя глазами пространство, но больше не находила там Соло. Раньше это был один из самых надёжных вариантов. Несколько раз она видела, как Дэмерон бежал по дорожке. Один.***
Однажды они с По работали над своим заданием, и Рей почувствовала острую необходимость исправить то, что ещё можно было исправить. Срочно. Это придало смелости, ведь она знала, что возможностей сделать что-то с этой ситуацией у неё не так уж и много. И хотя Рей видела, что По не так давно тренировался один, она надеялась, что увидит Соло, если последует за Дэмероном. Она хотела увидеть его. Хотела, чтобы всё стало как раньше — когда думала, что ситуация вряд ли может стать хуже. Смогла. Сейчас. Она и По склонились над своими тетрадями, сидя за одним из столиков на свежем воздухе возле научного здания. «Теперь, когда мы меньше болтаем — учиться легче», — с горечью подумала Рей. Раньше, чем она ожидала, Дэмерон посмотрел на свои огромные наручные часы G-shock и вежливо улыбнулся. — Мне пора, — сказал он, вставая, чтобы собрать вещи. Обычно он говорил: «Надо тренироваться» или «Надо побегать», и Рей знала, что означало это уточнение. Но сейчас По старался не привлекать внимания к чему-то, не связанному с учёбой. То есть, конкретно к Соло и к тому, что произошло. К тому, о чём они оба думали всю неделю, но не обсуждали. Рей молча встала и неуверенно сказала: — Я… Я провожу тебя туда. Не было ни единой надежды, что это прозвучит небрежно. — Э-э, нет, всё в порядке, Рей, — ответил Дэмерон, не глядя на неё. И что более важно — без колебаний. Будто ожидал, что она предложит подобное. Отчего-то это сделало Рей смелее. — Всё в порядке, — уверила она его, пожимая плечами, — мне больше нечем заняться. Дэмерон всю неделю старался не упоминать о произошедшем. Но сейчас не стал юлить: — Рей, я бы не хотел. Если не возражаешь. И этого оказалось достаточно, чтобы Рей, в свою очередь, задала вопрос. Хотя прошли долгие секунды, прежде чем она это сделала, уставившись в свой блокнот и вертя уголок страницы: — Это из-за Соло? — наконец спросила она, подавляя дрожь от того, как тихо прозвучал её голос. — Да, из-за него. Дэмерон всё ещё не смотрел на неё, надевая ветровку, просто сосредоточившись на том, что делает. При любых других обстоятельствах этого хватило бы, чтобы заставить Рей заткнуться. Да, она отчаянно нуждалась в честности, но никогда не сталкивалась с прямотой вот так — лоб в лоб. Наблюдая за тем, как Дэмерон готовится к уходу, навело Рей на мысль, что этот разговор напоминает дверь, закрывающуюся перед её носом. И будь она проклята, если не попытается получить всё, что сможет! Тем не менее, её тон оказался совершенно жалким: — Он… попросил тебя…чтобы… Рей хотела спросить: «Попросил ли Соло тебя проследить, чтобы я не приближалась к нему?», «Попросил ли перестать ходить с тобой около него?» Она хотела спросить о многом, но не спросила, потому что Дэмерон прервал её со вздохом: — Бен ни о чём меня не просил, Джонс. Он не стал бы такое говорить. Он не такой. Это я тебя прошу. Закинув на плечо рюкзак, По стоял, переминаясь с ноги на ногу, пока Рей молчала вместо ответа. Она нервно складывала уголок страницы блокнота, когда он смущённо продолжил: — Увидимся, Джонс. Рей пришло в голову, что По никогда раньше не называл её Джонс.***
Её письма продолжали лежать в щели шкафчика. Каждый раз, когда она открывала его, записки падали, и Рей терпеливо поднимала их, складывая обратно. Она меняла записки несколько раз. Но ведь неважно, что там написано, если их никто не читает, верно? Если Соло не читает их. Рей дрожала, её горло сжималось при мыслях о том, что действительно хотелось написать. Такие вещи, как: «Надеюсь, никто не причинил тебе боль», «Надеюсь, что ты в порядке». Простые, искренние слова. Она не могла заставить себя написать подобное, едва справляясь даже с мыслью о них. Когда прошло больше полутора недель, Рей всё ещё изо всех сил пыталась привыкнуть к мысли, что всё кончено. Даже если каждый раз, в попытках отвлечься, что-то восставало в ней. Что-то, за что она ненавидела себя. Что-то, без чего ей стало бы легче жить. Однажды она выбросит записки Соло — все эти маленькие способы проявления заботы о ней. И всё будет так, будто этого никогда и не было. Всё покажется странным сном. Ни свидетелей, ни доказательств — ничего не останется. «Чем быстрее смогу понять это всё, тем скорее научусь жить с этим», — повторяла Рей про себя снова и снова. Продолжая оставлять записки на прежнем месте. И однажды утром, видимо потому, что совершенно не могла сосредоточиться на учёбе, Рей прямо на уроке написала записку с абсолютно другим смыслом. Такую, которая заставила её драматичную сущность почувствовать насколько небрежно она играет с собственной жизнью. Как будто тыча в рану ослабевшему зверю. Превращая что-то бессмысленное и скрытое, во что-то с именем.Бен Соло ненавидит меня он возненавидел меня с первого взгляда, и я не понимаю почему ты его знаешь?
Рей начала писать на слишком маленьком листочке бумаги, но, в результате написала больше, чем намеревалась. Когда она закончила, то была вынуждена пронумеровать записки. Она так боялась, что Соло прочтёт их. Не имея ни малейшего представления о том, как он отреагирует на такое, Рей почувствовала себя голой посреди школьного двора. И всё же подсунула записки к замку своего шкафчика, где он смог бы их найти. Ведь Соло избегал её, но не исчез. Он не сменил школу. Время от времени Рей мельком видела его. Всегда смотрящего в другую сторону. У приёмной, выходящего из столовой или туалета. И всё. Она больше никогда не видела его в обычное время возле беговой дорожки.***
Ровно в половине шестого Рей шла к футбольному полю. Небо на западе становилось розовым. Она просто хотела проверить оценки, ей сказали, что они в раздевалке. В этот час, во вторник, на футбольном поле редко кто находился. Сама она до сих пор была в школе, только потому, что Роуз захотела поработать над их заданием по английскому. Рей изначально даже не планировала проверять свою оценку. Это не заботило её так сильно, чтобы из-за этого тащиться через всё футбольное поле. Она могла подождать до своей следующей тренировки. Но всё же она пошла. Захотелось побыть одной. Рей не нужно было домой, по крайней мере не сразу. Когда она добралась туда, то вдруг обнаружила, что не одна. Соло лежал на траве. Это объясняло, почему она не увидела его сразу. Не то, чтобы его было трудно заметить. Он большой и длинный, так что занимал много места. Не совсем тот типаж, который пропускают, проходя мимо него, даже лежачего. Но то ли потому, что Рей никогда бы не подумала, что он может лежать на публике; то ли потому, что просто не смела надеяться увидеть его где-нибудь, кроме как в коридорах или в одном классе, который они разделяли — но она едва заметила, что на поле кто-то был. Она опустила глаза, глядя перед собой. И вдруг заморгала и остановилась, узнав его чёрный рюкзак с фиолетовыми и зелёными полосами по бокам, а также серую толстовку, рядом с белым поручнем, мимо которого шла в направлении раздевалок. Рей подняла голову и посмотрела на тело, лежащее на поле метрах в десяти от неё. Сердце начало бешено колотиться, когда стало понятно, что это Соло. Внезапно окружающая тишина стала оглушительной. Рей не понимала, как раньше не заметила, что так тихо. Мокрые волосы обрамляли его лицо, щёки покраснели. Соло смотрел в небо, раскинув руки и ноги — видимо бегал. Но дышал довольно спокойно. Наверное, по этой причине он и не замечал её. С минуту, учитывая все обстоятельства, Рей наблюдала за ним без его ведома довольно с близкого расстояния. Она не знала и не понимала почему так делает. Только то, что ещё не готова уйти. Она даже не знала, что сказать, и, конечно, понятия не имела, как себя вести. Оттягивая момент, когда придётся идти дальше и продолжать притворяться, будто они незнакомы друг с другом. Прошла минута, а она всё ещё пялилась на него, прожигая взглядом. Мельком Соло заметил, что кто-то остановился у перил. Рей увидела, как он кинул ленивый взгляд в её сторону. Его глаза расширились, и он сел, уставившись прямо на неё. Без раздражения и гнева. Просто с замешательством, ну и с шоком, возможно. То же самое он, должно быть, увидел и на её лице. Соло тяжело сглотнул, но продолжал сидеть неподвижно, не сводя с неё глаз. Рей, тем временем, изо всех сил старалась дышать ровно. Её взгляд упал на его рюкзак и толстовку, затем вернулся к нему. Соло приоткрыл рот и нахмурился, проследив за её взглядом. Если он и хотел что-то сказать, то видимо ему, как и ей, было тяжело произнести хоть слово. Но он всё же заговорил через несколько секунд. Рей осторожно подошла к его толстовке и потянулась к ней, надеясь, что Соло не заметит, как дрожит рука. Всё ещё сидя, хмурясь и непонимающе моргая, он наблюдал за ней. Всё больше и больше смущаясь от происходящего. Рей не могла объяснить, почему сделала это. Но факт в том, что она не могла просто так уйти. Если не выходило заговорить с ним, не получалось находиться рядом, потому что Соло этого не хотел или просто чувствовал, что неспособен это выдержать, то она предпримет всё, чтобы найти в себе мужество сделать это самой. Сердце так громко стучало, когда она поднимала толстовку, что Рей с трудом разобрала его слова. Но то, как нерешительно он произнёс их, облегчило её состояние. Соло слегка выпрямился, озадаченный, затем встал, но остался стоять на месте. — Это… это моя… — услышала Рей его голос, когда открывала свой рюкзак и аккуратно складывала туда толстовку, не осмеливаясь даже взглянуть в его сторону. Он сказал это так, будто просто пытался сообщить, любезно дать понять, что она совершает ошибку. Без капли возмущения в голосе или чего-либо ещё, что ожидаемо можно было услышать от человека, у которого крадут вещи прямо под носом. Скорее даже, Соло просто указывал на то, что это бессмысленно. Он стоял и искренне пытался понять то, что видит. Не для того, чтобы побудить вернуть толстовку, а в надежде хотя бы попытаться найти логическое объяснение сложившейся ситуации. В любом случае, он среагировал совсем не так, как Рей ожидала. И она не дала никаких объяснений. Закрыв свой рюкзак, Рей, наконец-то, посмотрела на него. Её голос казался очень тихим, но Соло услышал: — Я знаю. Рей стояла лицом к нему и сердце бешено билось о рёбра. Глаза Соло слегка расширились от её ответа, но он не шелохнулся. Его губы приоткрылись, словно он хотел что-то сказать, но не издал ни звука, закрыл рот и сглотнул. Прежде, чем её ноги смогли бы отказать, Рей откашлялась и просто направилась в раздевалку, оставив Соло стоять там.***
Она прерывисто вздохнула, когда на следующее утро подошла к своему шкафчику. Все оставленные ею записки исчезли.