the Social Riot Machine

      — Молодой человек, мне пора закрывать библиотеку, сдайте, пожалуйста, книги и приходите завтра.       Я поднял глаза от литературы в руках и устало скользнул взглядом по стоявшей неподалёку женщине. Длинный серый кардиган, усыпанный столь крупными катышками, словно его хозяйка весь вечер пролежала в репейнике, а темно-бордовая юбка в пол и высокий сальный хвост и вовсе не вписывались в привычно слащавый стиль местных обитателей.       — Да, понял, уже ухожу.       Я выдохнул и, лениво скорчив самую скорбную из всех своих коронных мин, протянул женщине учебник. Она, фыркнув что-то неопределённое, вздёрнула острый подбородок и, разве что, за шкирку не выставила меня за дверь.       Ладно, там оставалось буквально пару предложений из упражнения по русскому языку, что не могло не радовать, посему я, закинув рюкзак на плечо, уверенно зашагал по пустому коридору.       Широкие пластиковые окна на выкрашенных бежевым цветом стенах открывали прекрасный вид на парк и большое футбольное поле с парой «спортсменов». Солнце медленно зарывалось под линию горизонта, алой пеленой застилая осеннее небо. Я сощурился от последнего яркого луча, горячо мазнувшего по моему лицу, и опустил голову, скрываясь от резкого света. Хотелось скорее убраться из пустующего крыла с призывно распахнутой дверью в забытый Богами кабинет, в котором, давеча, меня неплохо так расписали под гжель. Но, стоило мне только сделать шаг напротив входа в строящийся класс, как по ушам резануло мерзким:       — Эй, отброс Шастун!       Дружный гогот, и я оборачиваюсь, встречаясь взглядом с привалившимся к косяку Журавлевым.       Ну бля, ну в смысле?       Я игнорирую и, тряхнув головой, решаю идти дальше. Решаю это до тех пор, пока не натыкаюсь взглядом на Матвиенко с каким-то относительно невысоким (относительно меня) лысоватым парнем, что угрожающе надвигаются на меня.       — Пирожочек, не заглянешь в гости, — мурлычет голос Воли над ухом, и я от неожиданности отскакиваю к ближайшей стене. Парни в идеальных костюмах-форме и в чуть ли не накрахмаленных белых сорочках выглядели как лучший девчачий бойз бенд — здесь тебе и высокие и низкие, и худощавые и массивные, и натуральные и не очень — мальчики на любой вкус, сказал бы сутенер, говнари элитнейших пород, говорю я. В общем, им бы микрофоны, да в тур по городам, а не вот это вот все.       — Что опять? — скалюсь, перехватывая удобнее сползающий с плеча полупустой рюкзак. — Давайте сразу распишусь всем на груди, а то этот ваш фанатизм по мне слишком уж выматывает.       Воля ухмыляется и практически падает на локоть, облокачиваясь о стену возле моего плеча. Он склоняет голову и пальцами наигранно брезгливо разглаживает ворот смятой под пиджаком рубашки.       — Ты вот умный же мальчик, да? — склабится одноклассник, — давай пройдём с тобой один маленький блиц, а? Вы же ботаники любите такой интертейнмент.       — Своих мозгов не хватает для этого, да? — дергаю плечом, отшатываясь от Паши и натыкаясь на окруживших меня членов его банды.       — Да тут, знаешь, какое дело, киса, этот тестик, — изображает в воздухе кавычки, — разработан Арсом специально под тебя, и, кроме нашего Шастунишки, никто и не должен его проходить.       — Да что ты церемонишься с этим отребьем, — подает голос Дима, и Воля вскидывает левую бровь, всем своим видом демонстрируя мнение «не спросили Журавля да и, собсно, нахуя».       — Арс сказал доставить его к нему, — тут же влезает Матвиенко, — а в каком уж он там будет виде, не насрать ли?       Бритый парень по левую руку от него согласно закивал, показательно перещелкнув суставами в крепких кулаках.       — Вот как мне строить коммуникации с людьми, если вы вечно меня торопите? — Воля фыркает и, закатив глаза, отталкивается от стены, — а потом «Паша злой, Паша пиздит», тьфу на вас, — продолжая бубнить проклятия в адрес приятелей, он разворачивается и проводит в воздухе рукой, призывая их следовать за собой. Меня толкают в спину, и я решаю не лезть на рожон, тем более что внеочередные уроки кройки и шитья на сегодняшний вечер не были запланированы.       Мы прошли в пресловутый кабинет, что ничуть не изменился в своём интерьере — разве что слой пыли стал ещё больше, но в целом, все как и прежде — те же стройматериалы, тот же диван, обтянутый пленкой, тот же Арсений на нем, вальяжно курящий, широко расставив ноги, и все те же разводы крови на полу, вероятно, даже моей собственной.       — Как хорошо, что ты решил ко мне заглянуть, — промурлыкал Попов, стоило только двери закрыться за моей спиной.       — Что тебе нужно опять? Давай быстрее, мне домой пора, — хмуро смотрю прямо в синие глаза. Парень медленно курит, наслаждаясь дорогим табаком, и скользит изучающе липким взглядом по мне так, что вмиг становится не по себе.       — Ой, что такое, к мамочке захотел, сосунок? — мерзко усмехнулся Серега, и бурный хохот раздался за моей спиной. Я же, сделав над собой усилие, проигнорировал выпад парней, продолжая гипнотизировать Арсения:       — Ну?       — Такой строптивый с нами, что я никогда и не подумал бы, что ты крыса, — наконец начал лидер.       — Что? — я сдвинул брови к переносице, абсолютно не сращивая претензии.       — Вот ты, очевидно, вырос на улице, знаешь правила жизни в условиях действующих группировок. Так ведь?       — К чему ты вообще это ведёшь?       Арсений встает со своего импровизированного трона и подходит ко мне вплотную настолько, что я вижу каждую родинку на его щеке. Он вынимает сигарету, подставляя ее фильтр к моим губам, и я хмурюсь, но принимаю никотин. Парень ухмыляется, наблюдая, как я принимаюсь жадно тянуть смог из его рук и выдыхаю клубы через нос. Он даёт мне вторую затяжку, безотрывно следя за моим лицом:       — Скажи же мне, Антон, что делают на улице с предателями?       Я выдыхаю дым в сторону и снова вопросительно смотрю на Попова. Мне удивительно спокойно, и сосущее под ложечкой мерзкое предчувствие вовсе не позволяет мыслить здраво. Арсений снова вкладывает в мои губы сигарету и свободной рукой подцепляет манжет на моем пиджаке правой руки, пока левая держит лямку рюкзака. Он медленно скользит нежными пальцами по моей шершавой обветренной ладони, поворачивает ее, оголяя кисть, а я ловлю благодатный ахуй, искренне округляя глаза до такого состояния, что, залей в них молока, вполне можно будет выставлять на улицу котятам.       Это я о блюдцах, если че.       — Господи, ты можешь выражаться без метафор? Можно конкретнее, я не понимаю.       — Не понимаешь, да, — горько усмехается парень, ослепляя улыбкой. — Жалко, что уж. Ладно, давай тогда расскажу.       Искра. Колючая огненная вспышка опоясывает запястье от точки со вжатой в кожу сигареты по самый локоть. Боль стреляет по артериям, вырывая из губ грудной рык, и я с силой толкаю от себя Попова, быстро пережимая ожог ледяными пальцами левой руки. Роняю рюкзак и закусываю нижнюю губу.       Щелчок пальцев, и меня, как пацана, с подсечки ставят на колени. Длинные пальцы Воли путают волосы на затылке.       — Вы ахуели?! — взрываюсь диким рёвом, порываясь вырваться из захвата, но тщетно. Попов снова возникает прямо передо мной, опускаясь на корточки и хватая меня пальцами за подбородок, дергая на себя и наклоняясь к самому уху:       — Одна жалоба на меня равна одному шраму на твоём теле. Понимаю, что, вероятно, девственнице не страшно иметь изуродованное тело, но все же боль тебя точно научит жизни. Знаешь, как дрессируют собак? Строгие ошейники, разряды тока? М? По той же методике пойдём и мы, моя сучка.       Щелчок пальцев, и грудную клетку разрывает очередной проглоченный вдох. Удар. Ещё. И, кажется, ещё пара.       Рука горит, в уголках глаз мокро, а свежие синяки саднят тело поверх старых фантомных болей.       А он смотрит.       Не отрывает взгляд пронзительно синих глаз и крутит в руке свой злоебучий Зиппо.       Чертов       Высокомерный       Граф.

***

      Знаете, вот год только начался, а я уже готов поставить ногу на отсос, что к концу четверти в полной мере освою швейное мастерство, а из школы будут выпускать уже, вероятно, с шестым разрядом по этому дерьму.       Рассказывать вам, как я дополз до дома и как натянуто улыбался маме, что все же застала мое всклокоченное тело, я не стану — стыдно перед ней до сих пор. Наврал только, что у какой-то дамочки хулиганы пытались стянуть сумочку, а я тут такой герой без плаща, что с доблестью пришёл опиздюлиться за чужое имущество. Она, быть может, даже и поверила бы в это, не будь я дрыщом. В любом случае, приведя меня в божеский вид и налепив бежевый пластырь прямо мне на скулу под левым глазом, она торжественно вручила мне иголку с ниткой и, пока я пыхтел над пиджаком, сортировала таблетки по трём салфеткам — завтрак-обед-ужин. Витамины, травяные спрессовки и какая-то гормональная хуйня. Типичный романтический вечер в семье Шастун. Неужели в вашей семье все иначе?       Я собрался утром с последним будильником (читай — с пинка мамы, которая проснулась от «мелодичного» голоса Скриптонита из моего телефона), и, вероятно, донёс бы тельце вовремя к первому уроку, но тело, просигналив темными пятнами в глазах, потребовало завтрак. В итоге, я влетел в кабинет под начинающийся бубнеж физика об основных постулатах кинематики. С шумом водрузив себя на свой первый ряд, я, выдохнув, принялся царапать ручкой по чистому листу тетради ровно под записью «классная работа».       — Шастун! Эй, Шастун! — тихий шёпот за спиной и мерзкие смешки, — принцесса, ау!       Игнорируй их, нахуй, пусть себе шепчут, а ты — игнорируй!       — Малыш, ну ты чего? Обиделся? — продолжает науськивать низкий голос, пока Воля заходится беззвучным смехом, пыхтя и фыркая, скрывая, тем самым, особо громкие смешки. Одноклассники вокруг этого эпицентра оскорблений так же расползаются в улыбках, ну, а я что?       Я не оборачиваюсь, мне это не нужно все. Пусть дальше живут своими интригами бестолковыми, а я здесь не за этим. Хватит, серьезно.       Продолжаю увлечённо списывать формулы с доски, силясь вникнуть в тему, пока за спиной продолжается шёпот одноклассников, очевидно, не сильно волнующих сонного физика.       — Шастун!       — Да что тебе опять?       Садись, пять, Антон. Не читать тебе мастер классы по внутренним установкам.       — Привет, — хищная улыбка на идеальном лице с лёгкой щетиной, оттеняющей синие глаза, и, как всегда, с иголочки отутюженная чёрная форма с бледно-голубой сорочкой.       Красивый черт, ничего не попишешь.       Паша рядом блестит мерзкой ухмылкой, бросая на Попова восхищенные взгляды. Закатываю глаза и возвращаюсь в изначальное положение.       Соседом по парте я так и не обзавелся — не знаю, была ли причина того в не самом удачном для списывания/сна месте, либо же здешние действительно имели какие-то претензии к людям из низших слоёв населения. В любом случае, мне это играло лишь на руку — рюкзак лежал на соседнем стуле, не привлекая лишнего внимания к своей персоне от лиц, что, по моим предположениям, могли туда и поднасрать. Что говорить о размерах моих конечностей, еле вмещающихся за узкий учебный стол, которые я мог раскинуть разом на два рабочих места. Я вообще, в целом-то, не сильно тянул на типичного школьника даже в рамках сего заведения. Может, студент какой. Даже костюм вот есть. И галстук. Почти жених, но больше, конечно, Слендер.       К концу второго урока заинтересованность во мне сошла на нет, подтверждая вычитанные мною в интернете правила поведения при буллинге, а именно: прикиньтесь деревом и от вас отъебутся. Со слов какого-то не в пизду крутого психолога все «негодяи» питаются реакцией своих «жертв», посему, для спокойной жизни в коллективе, нужно вести себя непринужденно, не нарываться, не отсвечивать, не…       — Да, Антон? — кивает на меня информатик, передавая слово, и я перехватываю холодный взгляд парня у доски.       — Алгоритм зациклен. У тебя после получения правильного значения нет выхода из цикла, посмотри.       — Программа выдаст значение, записав в переменную, брейк остановит цикл, все здесь верно, — настаивает Арсений, разве что не играя желваками от моей наглости.       Ну, бля, а как еще, если их лучший ученик делает такие тупые ошибки?       — Нарисуй блок-схему и увидишь. Переменная запишется, да, но она опять войдёт в цикл и не прервётся, на экран не выйдет значение.       — Антон, может, ты выйдешь и напишешь как надо, чтобы мы увидели, о чем ты говоришь? Думаю, твои одноклассники не все понимают эту проблему, — подал голос учитель, не без интереса следивший за нашими пререканиями. Я послушно поднялся на ноги и поравнялся с Поповым, протягивая ему ладонь в ожидании мела. Тот фыркнул, но вложил мне кусок из своих рук, сразу же принимаясь оббивать от белой пыли свои ладони.       — Сюда ставишь элс, и он проверяет, был ли произведён выход, — я принялся усердно царапать мелом о доску, чувствуя на себе гневный взгляд одноклассника рядом. Слабоумие и отвага, да. Слишком ровно я, очевидно, зашил пиджак, чтобы сейчас так выебываться. — Ты облегчишь конструкцию и сократишь код. Вот так, смотри. И блок выполнится, и брейк сработает.       — Этот метод применим только к иф, у меня здесь вайл, поэтому элс не встанет, — продолжал давить Попов, кажется, сам не до конца осознавая мое решение.       — Нет, все так. Моя программа будет работать, попробуй на компьютере.       — Ты усложняешь операцию, брейка будет достаточно. Он прерывает алгоритм в любом случае.       — Нет.       — Да.       — Нет.       — Игорь Сергеевич, — голос куратора даже не с первых взволнованных нот заставил нас отпрянуть друг от друга — мы с Поповым разве что лбами не бодались в попытке доказать свою правоту. — Игорь Сергеевич, я забираю Шастуна. Антон, собирайся.       Ледяные мурашки поднимают волосы на затылке. Я дергаюсь в сторону учительницы и ловлю жалостливый взгляд, и понимаю все без слов.       Мама.       Срываюсь с места и, одним движением запихнув вещи в рюкзак, под дикие смешки ребят вылетаю из класса.       Нахуй их всех.       Только блять не это.