the Social Riot Machine

      Как говорил классик: «пей вино игристое под настроение говнистое».       Это если коротко о том, почему я вливаю в себя третий бокал шампанского, словно это вода. Но вообще, если по правде, я просто рядом со столом для фуршета мимо стоял, когда спящий до этого алкоголизм во мне решил, всё-таки, пробудиться.       Ладно, стоит заметить, что для всего есть свой базис, и для моих, уже привычных, пиздостраданий у него даже есть имя — Арсений.       Он сегодня, как никогда, с иголочки — чёрная рубашка, неизменно расстегнутая на груди, чёрные джинсы с драными коленями, идеально уложенные волосы и взгляд ледяных глаз, периодически липко скользящий по моему телу.       Он стоит в окружении толпы красивых девушек, за его спиной — Воля с СэромГеем, и, тем не менее, продолжает держать меня в поле зрения.       Мысль, что он планирует снова избить меня, даже не появляется. Вместо неё фантомно ощущаю его касания и воспроизвожу, в сотый раз, в сознании тот непонятный поцелуй в туалете.       Вливаю в себя залпом какой-то шот со стола и даже не закусываю, надеясь, что он прожжёт мне всю полость рта, что позволит смыть все возможные остатки частиц губ Арсения. Однако, вместо ожидаемой горечи, по всему телу проскальзывает сладость — все же, с алкоголем нас не прокатили.       Когда я впервые услышал о планируемом торжестве, а точнее школьной дискотеке перед осенними каникулами, я ожидал увидеть стандартно убогий спортзал с лимонадом и дешевыми соками в окружении толпы учителей, что, параллельно слежке за нами, покачиваются в такт песням 80-х.       Однако, и в этом мое новое учебное заведение смогло удивить: да, это спортивный зал, но все столы (принесенные из кабинетов парты) в формате фуршета предлагали нам все вариации элитного бухла, из соображений «лучше пусть пьют тут и все знают, чем травятся дешевым пойлом во дворах». И это было далеко не единственным удивительным фактором, что я здесь сумел пронаблюдать: украшение зала было сделано не на отъебись бумажными лентами первоклашек, а неоновыми огнями под потолком. Стробоскоп подсвечивал огромный танцпол посередине, а приглашенный диджей ставил музыку из современных плейлистов, очень стильно замиксовывая переходы между композициями.       Что касается учителей — их было от силы человек пять, и ими были молодые преподаватели до тридцати лет, что, совместно со своими классами, а это исключительно десятые и одиннадцатые, стремились перепробовать со столов все вариации алкогольного сумасшествия. И все же, куда им до меня, дорвавшегося до нормального пойла.       — Привет, Антош.       Поворачиваю голову на знакомый голос и встречаюсь взглядом с ослепительной улыбкой Кузнецовой. Сама Ира в короткой белой юбке, обтягивающей ее аппетитные формы, в заправленной в нее футболке, с какими-то мультяшками, и с довольно броским мейкапом, что, в моем бухом понимании, выглядело весьма мило и даже сексуально.       — Скучаешь? — участливо интересуется она, пока я, перехватив хмурые глаза-океаны из-за ее спины, спешу схватить следующую рюмку с подноса.       — Совсем нет. Ты что-нибудь пьёшь?       Вовремя вспомнив, что я же ебать кавалер, засуетился у почти опустевшего стола вокруг себя.       — Шампанское, пожалуйста.       На удачу хватаю единственный уцелевший от урагана Антонио бокал и протягиваю девушке. Ее наманикюренные пальчики типа случайно касаются моих, но, напоминаю, флирт и я — это прям антонимы.       — Кстати, хочешь интересный факт о шампанском?       — О, конечно! — мгновенно вспыхивает интересом девушка, шагая ко мне ближе, чтобы лучше слышать меня в общем танцевальном хаосе. Я с той же целью наклоняюсь к ней и начинаю пиздеть:       — Шампанское изначально создают как обычное вино, но для шампанизации в это вино бросают дрожжи и сахар: дрожжи поглощают сахар, выделяя углекислый газ. Ещё считается, что лопающиеся пузырьки быстрее доводят до нашего обоняния запах, и, благодаря им, мы можем оценить весь букет вина. Следовательно, чем больше пузырьков, тем ароматнее напиток, а чем дольше они «играют» в нашем бокале, тем качественнее игристое вино. И еще, в одном бокале может быть более 20 миллионов пузырьков!       — Ого! Как интересно, — в такт моей лекции восхитилась девушка. — Скажи мне, Антош, есть ли хоть что-то в этом мире, чего ты не знаешь?       Не знаю, что в башке у Мудозвония Жопова, а в остальном, конечно…       — Весь мир — это набор химических реакций и физики, и это очень захватывает. Я хочу познать всю суть нашей жизни, от того меня увлекает наука.       Девушка облизнула влажные от напитка губы и кокетливо поправила выбившуюся прядь:       — Знаешь, я слышала, что наш организм способен вырабатывать гормон счастья.       — Три гормона: дофамин, серотонин и эндорфины.       — Да! — восторженно подхватила она, — Как в песне у Коржа!       Я слегка криво улыбнулся, однако невежество Иры не было чем-то мерзким. Скорее, она казалась мне очаровательной.       — Хочешь, потанцуем под неё?       — Ты правда попросишь ее поставить для нас?       — Для вас, Ирина, что угодно.       Пьяному Шасту все горы по колено, а мелюзга у пульта диджея уж тем более.       Итак, растолкав кучку у музыкального аппарата, я заказал самую сопливую в мире песню для девушки, которая, в моих соображениях, практически уже была моей.       — Готово, миледи, — отрапортовал я, протягивая Ире руку. Она, все так же улыбаясь, охотно поддалась моим манипуляциям и была втянута в центр танцпола. Она тесно прижималась ко мне, обвивая за шею и разглядывая мое лицо. А я…       Я продолжал выхватывать сквозь всю толпу убийственную ауру своего одноклассника.       — Черт, — тихо выругалась Ира, замечая на своих эпл часах входящий звонок. — Папа звонит, мне надо ответить. Извини, пожалуйста, Антон, я… Хотя… Оксан!       Я не понял толком, что произошло, но, стоило мне на секунду зависнуть, как в моих руках в той же позе для танца оказалась незнакомая мне девушка из параллели.       — Привет, — глупо улыбнулся я, рассматривая такую же миниатюрную, по своим меркам, подругу Кузнецовой. — Я Антон.       — Я знаю, кто ты, — улыбнулась девушка в длинном черном платье в белый крупный горошек.       — Прости, я все никак не привыкну к статусу Гарри Поттера.       Она тихо захихикала, все же представляясь в ответ:       — Я Оксана, учусь в 11Б.       — О, очень приятно познакомиться, Оксана из 11Б.       Алкоголь во мне, наконец, начинает кружить голову, и я не замечаю, сколько песен подряд танцую новую знакомую по залу. А ещё я, кажется, не затыкаясь рассказываю ей те же факты про спиртное, что втюхивал минутами раньше своей однокласснице. И только когда Оксана, уже без сил, откланялась поправить макияж, я вернулся на первоначальную позицию, планируя освежиться каким-нибудь коктейлем.       — Ну ты отжигаешь, братан, — хохотнул рядом со мной знакомый голос, и мой взгляд упёрся в рыжую копну волос. — Вроде глиста, а такой ловелас.       — Дааааняяя, — расплылся я в пьяной улыбке, хватая друга в объятия, — Даня, я такой пьяный, пиздец.       — Да, я вижу, чувак, вижу, — прохрипело тело из недр сжатых в кольцо рук, — я потому и подошёл проследить, чтобы ты не натворил делов.       — Ой, да каких делов, Дань, я стёкл как трезвышко.       — Ага, я вижу, так стёкл, что полвечера телку Арса зажимал.       Я скорчил недоумевающую рожу, наконец, отпуская Поперечного из плена:       — Че? А что, Арсений встречается с Оксаной?       — Бля, да с какой Оксаной. Кузнецова его писюха.       — Да ладно? — искренне вытаращился я, — Он и Ира?       — Теперь понятно, почему его компания тебя пиздит.       Я громко засмеялся, немного пошатнувшись, и, пока друг, обреченно вздыхая, тянулся за алкоголем на столе, я принял судьбоносное решение:       — Короче, ты стой здесь, а я пойду в туалет схожу.       — Может, тебя проводить? — напрягся друг, вероятно, не веря в то, что я не наебнусь на лестнице в коридоре, или что в момент падения не облюю все наше эЛиТнОе заведение.       — Ой, Дань, перестань. Мне что, пять лет?       — Ну… судя по тому, как ты себя ведёшь…       Я снова засмеялся и, хлопнув друга по щеке (хотя целился в плечо), направился к выходу из спортзала.       Каким-то чудом даже нашел туалет, немного заплутав в неосвещенном коридоре, каким-то чудом справился с ширинкой, даже не обоссав светлые джинсы, успешно заправил в них все ещё чистую рубашку и, довольный собой, вышел из уборной.       И стоило мне сделать один шаг в сторону, как меня с силой хватают за плечо и практически швыряют спиной к стене. Звонко прикладываюсь затылком о кирпич и, зашипев от боли, наконец, открываю глаза.       Сердце заходится в сладкой истоме, пока я ловлю губами горячее дыхание, а крепкое тело вжимает меня все в ту же пресловутую стену.       — Заблудилась, принцесса?       — А-а-арс, — пьяно улыбаюсь, даже забыв о саднящем черепке, — а как ты меня нашел?       Парень молчит, продолжая хмуро изучать мое лицо.       — А ты тоже в туалет идёшь?       Снова нет ответа.       — Ну Арсений, ну поговори со мной. Зачем ты меня держишь? Я вообще перестал тебя понимать и устал постоянно алани… ана… анализировать, вот. Да, анализировать твои поступки. И, в общем, я решил, что буду просто жить, не зацикливаясь на тебе. Знаешь, как в песне? Доктор ответил, хуй с тобой… ммм…       Влажные губы резко затыкают мой словарный понос, а крепкие ладони сжимают бёдра. Хватаюсь за его плечи и отвечаю на поцелуй, теснее прижимая к себе. Он вылизывает мой рот, а я практически стону в поцелуй, из-за чего он подхватывает меня под бёдра и вжимается пахом между моих разведённых ног, что кольцом сжимают его пояс. Он спускается поцелуями на шею, а я начинаю тупо хихикать:       — Ну Арсений, щекотно.       — А с Данилой обжиматься было не щекотно?       Попов зло хрипит и отпускает меня на пол, после чего хватает под локоть и тащит в неизвестном мне направлении.       — Ты в курсе, что я девочка приличная, и со всякими Поповыми по углам не сосусь?       — Заткнись.       — И я весь вечер хотел тебе сказать, что дырки на коленях остались в моде в 2013-м.       Я продолжаю хихикать и заливать этаж тупыми комментариями, пока в один момент меня не затаскивают в уже знакомую аудиторию, все с тем же непрекращающимся ремонтом.       — Арсений? Что мы тут… — грубая пощёчина действует отрезвляюще, меня ведёт, и я, запнувшись, падаю на чертов диван. Хватаюсь за саднящую щеку и оленьими глазами пырюсь на темный силуэт передо мной, подсвечиваемый лишь яркими лучами стробоскопа из окон напротив (считай, через целый школьный двор).       — Арсений? — совершаю повторную попытку уточнить происходящее и, кажется, делаю этим только хуже. Попов хрипло дышит, шагая ближе, и крепко хватает меня за челюсть, дергая лицо вверх.       — Какого хера ты ведёшь себя как шлюха?       — Что?       — Ира. Я видел, как ты ворковал с ней весь вечер.       — А она не сказала… я не знал, что она твоя девушка, я…       — Заткнись, сучка. Я не встречаюсь ни с ней, ни с кем-либо ещё в этом здании. Однако, это не даёт тебе права тереться с каждым встречным Поперечным.       Не успеваю осознать происходящее, когда Попов грубо толкает меня на диван, нависая сверху. Но, вопреки моим непонятным позывам в груди, он уворачивается от поцелуя, как тряпичную куклу, переворачивает на живот и перекидывает меня через подлокотник.       — Отшлепаешь меня? — все ещё пьяно отшучиваюсь, — я же извинился за Иру.       А он молчит, ещё сильнее закипая, да вот только мне не хватает мозгов, чтобы хотя бы попытаться остановить словарный понос:       — Ты чего вообще хочешь? Уединился тут со мной, жопу мою разглядываешь. Ты же понимаешь, что на ней не будет следов Иркиных ногтей, потому что я просто рассказывал ей химию.       Резкий размашистый шлёпок по ягодице, и я ойкаю, мгновенно затыкаясь.       — Ещё хоть один звук, и я перевяжу тебе глотку своим ремнём.       Арсений рычит, пока я продолжаю висеть на диване, наконец, докричавшись до инстинкта самосохранения.       Тихо сглатываю, но не успеваю и подумать о сказанном одноклассником, как его руки грубо дергают за пояс мои брюки с бельём, обнажая перед ним мой зад.       Ремень передавливает бёдра и немного член, из-за чего на автомате спешу расстегнуть его на себе, все ещё не решив, что именно надо спросить у Попова о происходящем.       — Шлюха, — хрипит он, и за бухим звоном в ушах понимаю, что он, кажется, тоже что-то делает с брюками. Но, на мою попытку приподняться и посмотреть, меня хватают за волосы на затылке и снова толкают вперёд, при этом проходясь чем-то влажным и твёрдым по расселине ягодиц.       Паника скручивается под желудком, толкая в него тошнотную желчь. Из кармана штанов с громким эхом падает на пол мой мобильный, а живот, оголившись от вздёрнутой вверх рубашки, мерзко трется о кожу дивана.       Рвётся фольга, и латекс скрипит под чужими пальцами.       — Раз ты, блять, не понимаешь слов, не понимаешь, кто здесь главный, я научу тебя.       Кажется, он сплюнул на мой копчик, а может и ниже.       Не понимаю.       Резкая, острая боль, и дрожащие в чужих руках собственные бёдра.       Я, кажется, вою и пытаюсь уйти, сбросить с себя прижавшееся к спине чужое горячее тело.       — Не дергайся, принцесса, будет только хуже.       Арсений хватает обе мои руки и сцепляет их за моей спиной, дергая меня ближе и насаживая до конца на свой каменный член.       Лицо искажено в немом крике, вокруг глаз влага, а задница горит огнём. Попов же, словно не замечая, как я сжимаюсь из последних сил, делает первый толчок.       — Нет, пожалуйста…       — Заткнись. Я не Даня, нежничать не буду.       Не понимаю его слов, да и не пытаюсь. Попов держит крепко и размашисто втрахивает в диван, пока я, за своей болью, даже не задумываюсь, почему он так легко во мне двигается.       — Какая же ты шлюха, — только и хрипит парень, со шлепками вгоняя в меня свой ствол. Я же не зову на помощь, не вырываюсь и не кричу.       Смысл?       Не считаю время, и, хотя стандартный половой акт — это не больше десяти минут, мне кажется, что от того, как Попов вошел, и до того, как, вжав меня в диван, кончил — прошло лет четырнадцать.       Он вышел так же неожиданно, как начал все это, молча оделся и, когда я попытался выпрямиться — его уже не было.       Пелена слез не даёт сфокусировать взгляд, вопрос «за что» мешает одеться без дрожи в руках.       Я стою посредине этой чертовой комнаты и не слышу ничего, кроме глухого стука своего сердца.       Бам       Музыка пробивает слух, как сквозь вату.       Бам       Глаза бегают по помещению как ошалелые.       Бам       Мои дрожащие руки, диван, пол, презерватив.       Окровавленный, полный спермой презерватив на полу.       Бам       Складываюсь пополам и извергаю из желудка ненависть к самому себе.       Бам       Ненависть к этому месту.       Бам       Ненависть к нему.