— Значит так, 11 класс. Уже на следующей неделе у нас ответственное районное соревнование по волейболу, потому сегодня абсолютно весь класс активно учится работать с мячом, — начал физрук вместо приветствия, почти ураганом влетая в спортзал, — но, перед этим разминка, бег и перекличка. Шастун!
Я удивленно вытаращился на учителя, не понимая, как это перекличка началась с конца алфавита.
— Я здесь.
— Я вижу, что ты здесь, — поднял густую бровь мужчина, подходя ближе и слегка кончиком пальца оттягивая ворот моей футболки, вглядываясь в космические дали, — ты и твои познания в гжельской росписи. Лучше бы ты так в футбол играл.
— Эм, — я почувствовал, как вспыхнули мои уши, и тут же потупил взгляд. Тихие смешки одноклассников и тихий довольный хмык следующего за мной по росту пидораса. Но не успел я и слова вставить, как…
— Попов! — рыкнул следом учитель.
— Я, — подхватил парень, продолжал ухмыляться моему внешнему виду.
Говна кусок, из-за его стараний мне мало того, что пришлось переться в школу сразу в спортивной форме (благо, первый урок), чтобы лишний раз не снимать перед всеми футболку, так теперь он ещё тут выебывается.
Но мы посмотрим, кто ещё посмеётся.
— У вас обострение какое-то или что? Март через полгода, а вы с Шастуном уже решили удариться в любовные игры?
— Я-то здесь причём? — парировал Попов, с вызовом глядя на учителя.
— Ну, не знаю. Если не любовь, тогда что? Вампира встретил? Или ты теперь в стоматологии подрабатываешь и снимаешь слепки зубов шеей?
И вот теперь настала моя очередь хмыкать, ведь в самый ответственный момент я прикусил ему кожу где-то на трапеции. И, видимо, в этом преуспел.
— Судя по вам двоим, хочется сделать предположение и, как в «Золушке», примерить челюсть Антона к твоему укусу, — нахмурился учитель, скрестив руки на груди.
— Поверьте, если бы это были зубы Шастуна, он вряд ли бы смог сюда нормально дойти и вообще стоять, — наигранно скривился Арсений, даже не удостаивая меня взглядом.
Ох, неужели кто-то плохо старался сегодня ночью?
— С чего ты взял, что сам не мог бы стоять?
— Да так, есть несколько факторов.
— Значит так, герои любовники, я не знаю и знать не хочу, кто у вас кого мог или не мог, но ты, Попов, играешь в основном составе, а ты, Шастун, идёшь сейчас в учительскую и говоришь, что от меня. В спорте от тебя пользы никакой, а так хоть шторы повесишь.
Довольный таким раскладом, я ещё раз нервно зыркнул на Попова и удалился применять свой рост по назначению. Почему я был доволен? Ну, как минимум из-за того, что не привыкшая к инородным предметам жопа давала о себе знать, но, к счастью, не такими болями, как были в первый раз, но ощутимым стягиванием мышц.
И нет, после этой ночи, даже, я бы сказал, вечера, мы не стали с Арсением лучшими друзьями или же любовниками. Ведь он просто меня трахнул и так же просто ушёл восвояси. Не скрою, секс был на удивление хорош, но это все же был просто секс. Я поддался моменту, да и он, в общем-то, тоже, хотя изначально он пришёл не для этого — он хотел вернуть мои деньги. И понял я это, только когда посреди неловкого молчания Арсений быстро оделся и, уже в коридоре, выложил из куртки мой же конверт на обувную тумбу. Со стороны это все, конечно, выглядело так, словно он заплатил мне за секс, причём, по сути, уже второй раз, но я так был разморен долгожданной разрядкой, что даже не стал выступать или бежать в след, и решил для себя не выебываться, а собрать всю сумму и отдать ее целиком. Не знаю почему, но от чего-то я был уверен, что в таком случае он от меня точно не отделается.
Вернулся в раздевалку я как раз к концу занятия, накормленный чаем с печеньем и гороскопами на год вперёд от учительницы по изобразительному искусству. Но я не жаловался, ведь за еду и отсутствие некоторых личностей в течение, хотя бы, одного урока я был готов самостоятельно начать предсказывать будущее по фото матери и цвету ногтей.
Как говорится, пятнадцатое созвездие четыреста сорок восьмого млечного пути по таблице Степанова — Бубриева говорит о том, что завтра четверг.
— Смотрите, кто вернулся, — гаденько улыбнулся Журавлев, поднимая голову от шнуровки ботинок. — Рассуди нас, Шастунчик. Тут Воля утверждает, что твои засосы — от твоих ночных заработков, а я же предполагаю — это просто следы от пылесоса.
— Хорошо, это пылесос, дальше что? — ощетинился я, проходя к своему шкафчику.
— Врешь, Шастун, — подхватил уже переодетый в форму Воля, шагая ко мне, — мы тут даже поспорили с Арсом на косарь, что это сделал твой папаша.
Я опешил и бросил хмурый взгляд на расслабленного ухмыляющегося парня на скамье позади себя — влажные лохматые волосы, слабые пятна щетины на щеках и незастегнутая рубашка на таком же влажном теле.
Дико захотелось курить.
Решив ничего не отвечать, я снял с себя спортивные шорты и шагнул в брюки, следом так же шустро стягивая с себя футболку, как:
— Пиздец, Шастун, — резюмировал Паша, излишне внимательным взглядом исследуя оставшийся набор засосов на моей груди, — да кто тебя вообще может хотеть, ты же урод?
— По себе судишь? — рявкнул я, с вызовом глядя ему в глаза. — Да вот только, спешу тебя огорчить, у меня есть личная жизнь, но вот тебя она не касается никаким боком. Иди поплачь Журавлеву в плечико, уж он точно поймёт твоё девственное горе.
— Что ты пискнул, говно? — дернулся Дима, — давно по почкам не получал?
— Оставьте его, — лениво зевнул Попов, поднимаясь на ноги. — Давайте, парни, на выход.
Двоица, что уже готовилась делать из меня гуляш, нахмурилась синхронно выдав:
— Ты че, Граф?
— Ниче, оставьте его мне и подержите дверь снаружи.
Мерзкие улыбки осветили два уродских лица, и парни, подхватив свои вещи и троих зевак из класса, что все это время присутствовали в раздевалке, чуть ли не в припрыжку двинулись на выход. И, как только дверь за ними захлопнулась, Попов дернул меня за бёдра на себя, впиваясь жадным поцелуем в мои губы.
— Кто позволил тебе раздеваться перед всеми? — прохрипел он, оторвавшись от меня.
— Это общая раздевалка, неужели тебе не рассказали?
— Мне похуй, принцесса должна хранить честь.
— Тебе напомнить, или сам сообразишь?
Он не ответил, с шумом толкая меня к шкафам и снова поднимая под бёдра над землей.
— Я не буду трахаться в школе, — предупредил я, ощущая промежностью стояк Попова. — И с хера ли ты такие споры устраиваешь?
— Я в этом споре уже заранее победил.
— Интересно как, если у меня даже нет отца.
— Но папочка-то есть.
— Иди на хуй, Попов.
— Предпочту тебя на моем хуе.
— Это была разовая акция.
Но, вопреки своему же недовольству, я ощущал дикую тяжесть внизу живота, сводящую сладкой истомой все внутренности. Хотя и Попову стоит отдать должное, ведь он и не попытался нагнуть меня в раздевалке. Он опустил меня на ноги и, одарив мои губы очередным голодным поцелуем, со всей силы врезал кулаком по железной дверце шкафчика, и, крикнув так, чтобы услышали за дверью:
— Я ПРЕДУПРЕДИЛ ТЕБЯ, ШАСТУН, — подмигнул мне, и, поправив, очевидно, болезненную эрекцию, вышел из помещения, оставляя меня наедине с новым роем ебанутых вопросов.
***
А спонсор этого дня — поперхнувшаяся ворона.
Поперхнувшаяся ворона — сыктывкар.
Да-да, с принятием странного пиздеца в моей жизни ко мне начало возвращаться чувство юмора, которое хоть как-то держало меня на плаву, да и в целом вытащило меня со дна мамоАрской впадины.
А — Антон, к — каламбуры, п — птица опустила крылья в полёте.
Не знаю, почему я так слепо велся на Попова, что вообще творил, но, вероятно, я искал в нем те эмоции, которых не испытывал раньше. Своеобразный мазохизм, который заставлял меня чувствовать себя нужным кому-то ещё.
Пусть даже чисто ради секса, но и его требовал организм.
Просто, почему нет? Никто не узнает об этом, вероятно, это надоест уже завтра, но сегодня в груди языки пламени тайны греют вечную мерзлоту, отвлекая меня от угрюмых мыслей о маме.
Я сидел на подоконнике в коридоре, грустно вглядываясь в кроны деревьев, под которыми обычно курил, и мечтал о сигаретке, как о последнем шансе на спасение, когда из-за угла на меня выплыла рыжая фигура, трубя на целый коридор:
— Антоха-а-а-а!
Я дернулся, чуть не наебнувшись на пол, когда эта самая фигура схватила меня в объятия и попыталась придушить:
— Блять, братан, я думал, уже и не свидимся.
— Ага, — крякнул я из удушающих объятий, — уж думал, ты не звонишь, потому что тебя посадили.
— Пф, да какой там, я же сказал, что неприкосновенный.
— Да-да, я помню. Клип-то снял?
— Спрашиваешь, — ухмыльнулся Поперечный, приосаниваясь, — он войдёт в тренды ютуба, отвечаю.
— Очень многообещающе. И когда релиз?
— Уже совсем скоро, мой друг, но для тебя организую закрытый показ премьеры, как только ты доберёшься до моего скромного жилища.
— Ну бля, а можно я подожду официального выпуска?
— Нихуя, — растянул улыбку парень, — мой Данил 4 слова: сам Данил, Даниль другого!
Я прыснул, наконец, улыбаясь в ответ:
— Черт с тобой, золотая рыбка, показ так показ.
— Так, ладно, смех смехом, а пизда кверху мехом, — со знанием дела изрёк ученик.
— Чего?
— Я говорю, когда занятия у нас, чего-чего? Щас новые темы начинаются по физике, и я уже в них, как говно в вазе и цветы в унитазе.
Я изогнул бровь, на что Даня снова хохотнул:
— Ну ты даёшь, брат. Ладно, я жду тебя, в общем, на выходных, напиши, че почем и когда сможешь.
— Да я, в общем-то, в любое время могу.
— Ты — да, а телка твоя?
— Кто?
— Засосы прикрой, а потом глазки строй.
— У тебя сегодня поэтический вечер или чего, — насупился я, выпрямляя ворот пиджака, чтобы скрыть свою шею.
— Да ладно, я все понимаю. Надеюсь, она горячая и не Кузнецова, а то Арс тебе за такое точно яйца оторвёт, — Даня кивком указал на компанию Попова позади себя, что сидела на полу у кабинета. Ну, как сидела. Попов сидел (на сумке Воли), а Кузнецова практически лежала на его плече.
Мразота.
Я напрягся, встречаясь взглядом с Арсением, и, оценив ситуацию, в которой он приобнимал девушку за плечи, отвёл глаза назад к другу.
Это не мое дело, он мне никто и пусть идёт к черту.
— Нет, это не она, — пожал я плечами, снова, наперекор своим словам, скашивая глаза на Попова. — Она из моей прошлой школы.
— Оу-у-у. Горячая?
— Так, чего пристал вообще?
— Имею право, я же твой бро. А бро на женщин не меняют.
— Я приду в воскресенье, идёт?
— Абсолютли, Амиго.
Даня хлопнул меня по плечу и, ровно со звонком, исчез в толпе засуетившихся школьников, но только я даже не глянул в его сторону, так как синие хитрые глаза лёгким прищуром бесили меня сильнее самого Попова и его курвы.
***
Долгожданная сигарета казалась мне манной с небес, словно сами боги пяточками прикоснулись к моему языку и прошествовали прямо в легкие, создав легкое головокружение и расслабив разом все мое тело. Я прижался спиной к дереву, откинул голову, цепляясь слегка отросшими локонами за кору, и пустил пару дымовых колец в воздух, слегка ухмыляясь своей суперспособности.
— Отдыхаешь, пирожочек?
Приторный мерзкий тон знакомого голоса вынудил меня почти завыть. Блять, ну неужели нигде нельзя побыть одному?
— Иди куда шёл, я не в настроении общаться, тем более с тобой, — фыркнул я, даже не поворачивая голову к однокласснику.
— Ох, какая незадача, а я вот наоборот, специально для тебя даже выкроил своего драгоценного времени.
— В этом не было необходимости.
— А вот я считаю иначе, — фыркнул парень, судя по щелчку зажигалки, подкуривая следом, игнорируя мое искривленное ебало, — скажи же мне, дорогуша, как же так вышло, что у вас с Арсением появились засосы на телах в одно и то же время?
Эм что?
— Я, конечно, сильно извиняюсь, но тебе какое дело? Ревнуешь?
— Я задал вопрос, котёнок, а на вопросы нужно отвечать, — Воля заметно напрягся, продолжая напирать.
Неужели я попал в яблочко?
— То есть, по твоему мнению, я так хорош, что единственный, с кем мог быть этой ночью Попов, — это я? Ух, ну спасибо за доверие, что ли.
Воля, сжав зубы, шагнул ко мне, хватая за грудки и дергая на себя:
— Ты мне тут не юли, я видел, каким вышел Арс из раздевалки после, якобы, разборок с тобой.
Не знаю почему, но, вероятно, из-за отсутствующего мозжечка или чувства собственного сохранения, вся ситуация меня веселила просто до жопы:
— Ох, ну что ж, прошу прощения матерей, чьих возбудил я сыновей.
Ткань моей куртки в его пальцах жалостливо затрещала, а сам Воля пылал столь дикой ненавистью, что, казалось, будто его серые радужки потемнели, сливаясь со зрачками.
— Дерзить мне решил, швабра несчастная? Отвечай мне, что у тебя с Арсом?
— Да чего ты приебался ко мне? Иди к своему Попову и у него спрашивай? Ах, или срал он и мазал отчитываться перед тобой? Так с чего ты решил, что я буду?
— С того, что тебе я вполне способен пересчитать зубы за излишнюю болтливость.
— А Кузнецовой уже пересчитал?
— А она что?
— Так она же его девушка, разве нет?
— Тебя это не касается.
— Ну да, меня же только Попов касается.
— Да чего я с тобой церемонюсь вообще? — неожиданно вопрошает Воля, отпуская мою куртку и отступая на шаг назад. И в тот момент, когда я планирую, наконец, сделать последнюю затяжку уже истлевшей в руках сигареты, как крепкий кулак прилетает мне прямо в скулу. Отшатываюсь, шипя и прикладывая пальцы к удару, и только собираюсь обдумать попытку дать сдачи, как четкий удар в солнечное сплетение складывает меня пополам.
С виду дохлый парень бьет без замешательств прямо по самым болезненным точкам, в итоге, укладывая меня на землю и добавляя пинки по животу и рукам.
Он продолжает оскорблять меня, поливая желчью, и, в итоге, сев у моего лица на корточки, поднимает мою голову прямо за волосы и, вглядываясь в результат своей работы, возвращает себе приторно сладкий голос, выдавая мне:
— Держись от Графа подальше, иначе в следующий раз я сломаю тебе абсолютно каждую кость, и, поверь моему опыту, мне это большого труда не составит.
После чего он рывком прикладывает меня виском к сырой земле и, сплюнув куда-то себе под ноги, уходит, оставляя меня, скрюченного от боли, лежать в аллее и вспоминать о том, что я все ещё никому здесь не нужен.
