***
Легко сказать: «Не ходи». Третий день я сижу в этой комнате, которая мне кажется тюрьмой. И не проходит и пары минут, чтобы мои мысли не возвращались к красноглазому, запертому в подвале административного здания этого места. Более суток назад я нарушила запрет и спустилась в то жуткое место, надеясь ещё хоть немного поговорить с эром, а также оставить ему еды. Одного взгляда хватило, чтобы понять — я опоздала. Он с хищной грацией поднялся мне навстречу, одним прыжком оказался у решётки. Оскалился, демонстрируя внушительные клыки, протянул руку с пугающими когтями и прохрипел: — Ева-а-а. Ужас пробрал до самых костей, заставляя попятиться. Нагнулась и подтолкнула три банки консервов к нему. — Ева-а-а! — завыл мужчина. А глаза мутные, безумные. Блестят лихорадочно, зрачок почти всю радужку занял. — Ева-а-а, — уже похоже на мурлыкание, перетекающее в рычание, — я голоден, Ева-а-а. Вылетела оттуда, себя не помня. Меня колотило от страха, мутило от горечи и боли, скручивающих внутренности. Это оказалось намного страшнее, чем я представляла. Это убивало меня. Забаррикадировалась в комнате, мечтая, чтобы всё оказалось лишь кошмарным сном. Хотелось раствориться, умереть, не быть. Никогда прежде я не чувствовала такого оглушительного отчаяния. Было невыносимо от мысли, что Айлир закрыт в этой клетке, лишившийся разума, медленно умирающий. Почему? Почему он? Почему у меня оказался иммунитет? Не то чтобы я жалуюсь, но что такого есть во мне, что позволяет побороть «естественный отбор»? Чем мы, входящие в пять процентов невосприимчивых к вирусу, отличаемся от остальных девяноста пяти? Если бы я знала, возможно, могла бы помочь Айлиру. Спасти его. А ещё я понимала: не могу я сидеть тут. Мне нужно туда, к эру. Пусть и жутко до стука зубов, но надо. Понимаю умом, что не консервов он жаждет, но всё же… Такая пища лучше полного её отсутствия. Это выше моих сил — морить мужчину голодом из-за собственной трусости. Руки подрагивали, когда открывала дверь подвала. Нервы были натянуты до предела. Было страшно подходить к камере эра. Как и в прошлый раз, он тут же метнулся к решётке, мешая разглядеть, тронул ли те три банки еды, что оставляла в прошлый раз. Во всяком случае, у решётки их нет. — Я тебе поесть принесла, — заговорила, чтобы хоть немного разбить атмосферу ужаса. — Ева-а-а, — и снова от звука искажённого безумием голоса мороз по коже. — Я скуча-а-аю. Подойди-и-и. Присмотрелась к Айлиру. Тёмные круги вокруг воспалённых, по-прежнему пугающе блестящих глаз. И лишь иногда мелькает что-то там, что пугает сильнее безумных завываний. Будто крохи разума, направленные лишь на одно — убийство и утоление голода. И всё же мне отчаянно, до истеричного крика хотелось верить, что в этом существе ещё осталось что-то от мужчины, который признавался мне в любви и обнимал так трепетно, что от нежности сердце щемило. В конце концов, он говорит. Он помнит моё имя. Всё это заставило меня совершить роковую ошибку. — Айлир, — всхлипнула, подходя к решётке. Я даже испугаться не успела, когда, ухватив за руку, эр рванул меня на себя. От удара лбом о металлические прутья цветные круги вспыхнули перед глазами. А в следующий миг в мой мир ворвалась боль. Айлир с рычанием, словно дикий зверь, впился зубами в моё запястье. Кровь бежала по его подбородку в то время, как мужчина в экстазе поглощал эту жидкость, пытаясь вгрызться глубже в мою плоть. Попробовала вырваться, но куда там! Хватка у хвостатого была что надо, да и физические силы разнились. Наверное, мне помогло дикое отчаяние, овладевшее мою в те мгновения, но я смогла извернуться и левой рукой достать парализатор, болтающийся на поясе сзади, с правой стороны. Прицелилась, и, слава звёздам, минимальное расстояние позволило мне не промахнуться. Айлир дёрнулся, на миг застыл и рухнул, как подкошенный, на пол, лишившись чувств. Мне тоже досталось немного, так как сознание было мутным, в глазах двоилось, а всё тело было каким-то одеревеневшим. Отползла в дальний угол, прижала изувеченную руку в животу, чувствуя, как стремительно намокает ткань от крови. А после отключилась. Ухнула в темноту, где нет ничего, в том числе и ужасов реальности.***
— Ева! — слышался до боли знакомый голос. — Ева! Мне чудились нотки страха в голосе Айлира, но разум был беспощаден и твердил мне, что я сама выдумываю то, чего нет. Я уже позволила себе глупость, пошла на поводу несбыточных надежд, результат — горящая огнём рука. Не будь между нами решётки, я бы гарантированно была мертва. Обезумевший хвостатый просто растерзал бы меня, а если бы не парализатор, я бы вполне могла лишиться руки. — Ева! — снова слышу своё имя. Не могу больше! У меня иммунитет к вирусу, но кто защитит разум от помутнения обычным путём? Это нестерпимо, слышать собственное имя голосом Айлира и понимать, что нет его, Айлира. Есть лишь сошедший с ума инфицированный, в котором не осталось личности былого мужчины. — Прекрати! — завопила не своим голосом, зажимая уши, чтобы не слышать этих стенаний. — Заткнись! Хватит! Надо убираться отсюда. Срочно. Пока психов в этом подвале не стало двое. Только тело по-прежнему как не моё. Слабость безумная. Должно быть, от потери крови. Решительно открываю глаза, полная стремления во чтобы то ни стало покинуть это место. Если не хватит сил встать на ноги, значит, поползу. — Слава Вселенной, — послышалось слабое со стороны камеры. — Ты очнулась, Ева. Заставила себя посмотреть на эра и оцепенела. Он сидел на полу, прижавшись лбом к прутьям. Выглядел разбитым, больным и несчастным. Но взгляд был разумным! На меня с бесконечной горечью и виной, плескавшимися на дне инопланетных глаз, смотрел Айлир! Нет, это уже слишком. Вот я и свихнулась. Не стоило мне сюда ходить, я и без вируса повредилась рассудком. Вижу и слышу то, чего нет, чего очень бы хотела. Но я чётко помню — Айлир заболел и лишился разума, став кровожадным монстром. И подтверждение пульсирует болью, заставляя стискивать зубы, чтобы позорно не стонать. Это всё оказалось перебором для измученной нервной системы, и я снова погрузилась в спасительную темноту.