Морозные узоры

      Туман был частым явлением страны Волн: он привычно обволакивал остров каждое утро, обнимая, словно невесомое покрывало. В нём тонул окружающий мир, исчезали дома, а голоса людей слышались, будто издалека. Хаку нравилось бродить в тумане — в нём можно было представить, словно ты никогда не существовал, или что находишься в неизвестности. Где угодно, далеко-далеко, только не здесь, не в этой чудовищной реальности, где он не успел — и Забуза-сан умер.       Умер у него на руках, отдав свой последний, самый бесчеловечный приказ, который Хаку когда-либо от него слышал.       «Живи».       Хаку не хотел жить.       Лучше было умереть, чем жить в одиночестве. Или в качестве убийцы, чьи навыки служат на благо селения. В тот день у него было всего два варианта — остаться или уйти в Коноху с теми детьми, сдавшись на милость местных спецслужб. Не желая больше никогда и никого убивать — чужая деревня явно не стоила его самопожертвования — Хаку остался в стране Волн. К тому же, идти куда-то вместе с убийцей Забузы-сана… он просто не мог. И, если бы не его последние слова, запрещающие ему даже такую малость, как месть…       Он сознательно выбрал одиночество. Так он, по крайней мере, не оставит в одиночестве кого-то ещё, убив кого-нибудь на задании. Пусть таких, как он, будет как можно меньше. Даже если и всего на одного человека.       Хаку совсем не чувствовал себя живым, несмотря на то, что исполнял приказ господина уже четвёртый год. Будто живой мертвец — он дышит и двигается, но его взгляд пуст, у него нет желаний... вообще ничего нет.       У него больше не было цели. О тех, кто косвенно был виновен в смерти господина, он позаботился ещё в тот проклятый день — даже если он не мог сразиться с Какаши, он мог наказать остальных. Он точно знал, что никто из наёмников Гато живым не ушёл. Он лично догнал каждого.       Перевязав белой лентой небольшой букетик из кипариса и лаванды, Хаку осторожно пристроил его в узкий графин, стоящий у основания меча, на могиле Забузы-сана, вынув оттуда успевшие подвять прошлые цветы.       Он приходил сюда каждый день, но боль потери близкого человека, друга и наставника, никак не желала стихать хотя бы немного. Она разъедала его изнутри, подобно кислоте.       Но он был жив и дышал, собирал и сушил травы, привычными движениями развешивая их под потолком своего маленького домика, стоявшего на отшибе, или раскладывал по столу. Местные знали, кто он, и побаивались его до сих пор, но не прогоняли — он был полезен, он мог лечить. Пусть сначала они ему и не слишком-то доверяли, да и сейчас, если честно, тоже, но они привыкли. Как и Хаку привык жить почти призраком.       Однажды, навещая могилу Забузы-сана, он не обнаружил там меча — только длинную тёмную зияющую дыру на том месте, где он должен был быть. Его захлестнула волна ярости такой силы, что он едва устоял на ногах — пришлось схватиться за дерево. Он был уверен, что на остров не прибывало никаких посторонних ниндзя — он бы почувствовал, он ведь… тренировался. Он не мог просто забыть науку учителя. Он был уверен в этом… Может, он слишком расслабился? Может, это какие-нибудь дети так жестоко развлекаются?.. Однако он всё равно опросил лодочников — пусть мост и был построен, рыбачащие в окрестностях острова рыбаки были глазастыми.       Саске — по описанию подходил только он, к тому же, лодочник явно слышал «Учиха»... С кем-то, кого он никогда в своей жизни не видел... Посмел покуситься на вещь Забузы-сана! Он найдёт его, непременно найдёт, и Саске очень пожалеет, что посмел сделать это.