Сделка девственника

      Мин замечает среди танцующих светловолосого юношу в серебряном ханбоке, который грустно улыбается ему. Это создание настолько привлекательно, что мужчина теряется в ощущении чего-то родного и важного. Будто человек этот знаком ему, но Юнги не понимает, откуда, если он впервые видит юношу. Мин вглядывается с особым упорством, но то ли алкоголь, то ли слабое зрение подводят разум. В его голове словно появляется какая-то невесомая тонкая нить, которая даст ему ответы на все вопросы. Мужчина ментально тянется к ней, пытаясь уловить, но всё настолько кажется эфемерным. И когда его взгляд вновь падает на юношу в серебряных одеждах, то он упускает возможность понять, что творится сейчас, да и, в целом, в жизни: ответы таят в воздухе, так и не появившись. — О боже, — глухо произносит Юнги, поражённый.       Никто не слышит его, все заняты тем, что допивают оставшийся рядом алкоголь. Бэкхён хихикает на пару с Чанёлем, вспоминая недавний яркий свет серебра, который, как оказалось, никто не видел, кроме него и Юнги. И парень доказывает свою правоту через смешки рядом сидящих.       Бён активно жестикулирует, рассказывая о том, что раньше такого никогда не видел при заключении таких сделок. По сути, никто не знал, как выглядит момент заключения. Все либо слышали от кого-то истории, на подобие тех же страшилок, которые рассказывают в походе или маленьким детям на ночь; либо начитались статей от якобы заключавших таким образом сделки — что было не так уж и достоверно в эру мошенничества современных реалий. Чаще всего в них говорилось о том, что сделка проявляется образом, который бывает разным — это зависело от сути сделки. Если это что-то несущественное, не связанное с человеческой душой, то это были образы животных, как напоминание о том, что нужно сделать; а если это нечто значимое для человека, то образ мог быть осязаем и чаще всего в виде того, кого знаешь сам или знал когда-то давно, или же из будущего, которое могло и ненастать — сделка сама подбирает, так скажем, интуитивно. И её выбор это то, что не контролировалось ничем и никем. Нечто, что было дано этому миру законами Вселенной. Также, немаловажный факт состоит в том, что образ может показать себя сразу, а может и вовсе не появится; или же только тогда, когда сделка выполнена или разрушена. Множество людей покончило жизнь самоубийством из-за того, что они не могли выполнить условия, на сколько бы абсурдно это ни звучало. И Юнги меньше всего волновался о том, чтобы не выполнить договорённость. Больше волновала сама суть этого явления в их жизнях.       Хосок так и сидел, откинувшись на спинку дивана, незаинтересованный ни в чём. Намджун и пара оставшихся ребят разговаривали о новом альбоме G-Dragon'а, который произвёл настоящий переворот в индустрии музыки. Восхищённые вопли Кима немного отвлекали от юноши, но тот будто бы тянул к себе только Юнги. Другие вовсе не обращали внимания ни на что, будто ничего и не произошло пару минут назад.       Юнги, повинуясь воле блондина, смотрит. Звуки вокруг резко стихают, оставляя тяжёлый вакуум из ничего вокруг, когда Мин глотает больше воздуха от вида небывалой красоты. Светловолосый юноша продолжает спокойно смотреть на Юнги, пока тот заворожённо разглядывает его. Да, пожалуй, он никогда раньше не видел чего-то подобного. Юноша одет настолько изящно и дорого: серебряная лёгкая накидка с длинными рукавами, достигающая носков серебряных коротких сапожек, в обрамлении узорчатой вышивки отражала десятки цветов от ламп в отвратительном освещении. Будто он — тот единственный живой объект, который олицетворяет собой всё светлое и мягкое, что есть в этой чёртовой квартире с огромным количеством выпивки. Парень плавно перемещается среди толпы напившихся, его серебряный наряд волнами расходится от каждого шага. Так завораживающе и притягательно. Каждое ворошение дорогих одежд отбивает особый ритм в голове, словно марш. И, пожалуй, Юнги записал бы этот глухой звук, выпустив новый хит. Каждый шаг — кадр, выхваченный в фильме для эффектной походки, крадучей и плавной, хищной и спокойной. Расстояние между Юнги и этим созданием настолько мало, что Мин не успевает обдумать всё как следует, когда тот останавливается в нескольких сантиметрах от сидящих на полу выпивак. Кажется, у мужчины сердце отбивает бешеный ритм, пока лёгкие не могут вобрать в себя кислород. Он словно задыхается, потому что всё выглядит как чёртов триллер, и Юнги страшно. Ему реально страшно, потому что ничего не понятно. Светловолосый продолжает смотреть и слегка улыбаться полными губами, которые Мин рассмотрел только сейчас, когда тот был так близко. Это лицо настолько невинно, а мягкие и гладкие черты лица юноши обманывают Юнги. Мин не может понять, сколько лет этому созданию, и что тот забыл тут среди этой своры. Мужчина вновь скользит взглядом по сочным алым губам, таким мягким на вид, притягательным и сладким. Но это всё же не отменяет того, что дышать стало в разы тяжелее, страх топит в эту минуту. От внезапной паники отвлекает голос Намджуна, и это действие возвращает в реальность звуки, грохочущие на всю квартиру. — Хён, — он осторожно дёргает плечо Юнги, смотря прямо на него. — Ты будто призрака увидел. Что с тобой? — А? — Юнги смотрит на друга, видя как тот уже достаточно трезв, чтобы проявить толику заботы, а затем вновь обращает внимание на то место, где стоял юноша. Только там никого не оказалось, что ещё больше распалило в Мине странное чувство неизбежного. — Я это… перепил, наверно, надо отлить, — он отмахивается и выходит из зала. За ним слышится галдёж, но никто не следует, чтобы догнать.       Мин быстро петляет среди танцующих и пьяных, чтобы добраться до ванной комнаты, где, слава всем возможным богам, никого нет. Только оказавшись там, он, наконец-то, чуть расслабляется, спустившись худой задницей на бортик ванны, опираясь рукой в колено. Юнги всё больше приходит в себя, начинает обдумывать произошедшее, но не находит вменяемые ответы на свои же вопросы, чтобы не выглядеть сумасшедшим. Серьёзно, человек просто появился, а потом — пуф — и пропал? Это вам не дорама с потусторонними силами или ещё с какой хренью, это грёбаная жизнь, где такого вообще не существует!       Он вздыхает, выпрямляясь и чуть не падая в ванну от головокружения, но во время выставляет руку в дно. Ему бы отдохнуть сейчас, а не нарываться на очередные проблемы жизненного характера в виде сломанной шеи.       Юнги вздыхает, зарываясь пальцами в волосы и оттягивая их чуть сильнее, чтобы прийти в себя. Действие это ничуть не помогает, мысли в голове смешиваются в одно непонятное нечто. Нужно уйти прямо сейчас, пока можно это сделать. Мин стонет в голос, понимая, что творит несусветную херню, откровенно говоря. Его просто вывел сам вид тонсена. Чёрт, он дал слабину там, где не должен был. «Какого чёрта, Хосок? Что это ещё за вопросы такие провокационные? Чёрт бы побрал отсутствие манер, — думает Юнги, меланхолично приложив голову о стену и прикрыв глаза. — Может, это всё из-за алкоголя в крови? И этот мальчик… он ведь… его же не было там, в зале?»       За стеной так шумно, басы кричат скорее всего на всю улицу, как и сердце Юнги, отбивающее бит в разы чаще обычного. И, возможно, у Намджуна будут потом проблемы с соседями после чертовски крутой вечеринки. Ну и не только с соседями.       Господи, он так устал.

***

— Юнги, — вдогонку кричит Ким, вот только его уже никто не слышит. — Чёрт… — Что-то случилось? — причмокивая сухариками с грибным вкусом, интересуется Бэкхён, пьяно осматривающий Намджуна, который всё же пересел на кресло, где сидел до этого Юнги. — Твой друг такой нервный, Чанёль-чи, — мило пищит Бён, улыбаясь во все тридцать два.       Чанёль лишь глаза закатывает, косо поглядывая на партнёра. Чёрт дёрнул взять с собой эту беспардонную проблему для его задницы. Хотя выпить в кругу друзей — святое дело для Пака. Его круглосуточный рабочий день выматывает похлеще очередного перепихона: пребывание на рабочем месте, разрешение любой мелкой и огромной проблемы или пробелов в памяти работников, постоянные звонки по важным вопросам, и не важно, где он, что с ним, спит ли, ест ли — это бизнес, нужно крутиться, пока есть стремление, амбиции и силы. Но порой устаёшь, и так сильно, что больше ничего не хочешь. Мужчина бы закричал, только вот пустое это и ненужное, да и делу не поможет никак — бесполезное сотрясание воздуха. Пак не приемлет лишнего, слишком педантичен даже в момент саморазрушения. Так бывает, что Чанёль в определённый момент жмёт на воображаемую кнопку «стоп» и даёт себе вольную, чтобы все тягостные вопросы не волновали хотя бы несколько часов, пока он развлекается, чёрт возьми, отдыхает от этой сранной жизни грёбанного трудоголика. — Он был бы менее нервным, если ты был более… — мужчина останавливается, вспоминая хмельной головой слово, абсолютно неподходящее его партнёру. — Эм… — Тактичным, — вливается Хосок, до этого сидевший без интереса и втыкавший в потолок взглядом. — Да, верно, — щёлкает пальцами Чанёль, направляя по одному в сторону младшего, показывая как тот невероятно прав. — Так, хватит, — прерывает Намджун, когда видит яростные взгляды двоих.       Бэкхён чуть сдерживает своё недовольство от такой мелочи, которую он бы пропустил мимо ушей, если это сказал Чанёль, но никак не тот, кого ещё плохо знал. Чон же, развалившийся на диване, словно кот, обожравшийся сметаны, скосил взгляд, наполненный неким недовольством и чувством собственного ядовитого самоутверждения. Эти двое, словно дети, борющиеся за внимание родителя.       Чанёль и Намджун перекидываются взглядами, глазами обсуждая план действий в данный момент. Пак наклоняется вперёд, оставляя испепеляющую перебранку на двоих, и складывает руки в замок, чтобы одними губами произнести «сделай что-нибудь». Ким же не затрудняется в размышлениях, когда предлагает Хосоку проведать, куда пропал Юнги. И уже спустя пару мгновений обстановка разряжается, и Бэкхён становится более приветливым от новой порции виски в своём стакане.       Бэкхён понимает, что Хосоку нужно было оправдание, чтобы побежать хвостиком за Юнги, но тот не мог просто так это сделать, не вызвав у многих неоднозначные вопросы и подколки. Взгляды младшего говорили больше, чем все они, здесь вместе взятые, ощущали. Казалось, что между этими двумя есть некая недосказанность.

***

— Хён, что случилось? — Хосок, сопровождаемый орущей попсовой музыкой из коридора, так не к стати вваливается пьяной походкой в ванную и закрывает за собой дверь на щеколду.       Зачем он это делает, Юнги не понимает. Мужчина прекрасно видит, как младший шатается в разные стороны, выпадая из реальности. Хосок будто находится под кайфом, хотя таких веществ на вечеринках у них никогда не было. По крайней мере, никто не позволял себе такого дерьма, уважая Намджуна до глубины души. Или же боясь лишиться радости присутствовать там, где есть возможность урвать необходимые возможности и, в большинстве случаев, отличную работу для прекрасной жизни. — Хосок, уйди, пожалуйста. Мне нужно побыть одному, — спокойно говорит Юнги, хмурясь. — Хё-о-он, — протягивает Хосок, буквально сваливая Юнги в ванну, что получается удачно и без пролома черепа. — Хён, ну хён, — они сидят в светлой ванне, а младший так яро прижимается к Юнги и прыгает на нём от эмоций, не держа даже дистанцию для приличия.       Для пьяного в дюпель Чон Хосока слово «приличие» — пустой звук. Он более раскован, чем обычно, и так активно лезет обниматься, будто готов сожрать прямо сейчас. И всё бы ничего, вот только Юнги не в настроении, и вообще бы свалил к себе в квартиру, но он придавлен ко дну тушкой тонсена. — Хосок, слезь с меня, — Юнги старается быть терпеливым и более благоразумным, потому что действия младшего поднимают волны жара в низу живота, заставляя чёртовых бабочек порхать внутри, раздирая сосуды в кровь. Старший думает, что готов захлебнуться жидкостью, пока тонсен так открыто к нему пристаёт. — Слезь. — Нет, Юнги-хён, — лыбится младший, руками шаря по чужой груди. — Заставь меня, — глаза Хосока горят невиданным огнём чего-то запретного. И, чёрт возьми, тот явно нарывается, облизывая свои губы. — Что ты несёшь, блять, — выплёвывает мужчина, сопя.       Они продолжают сидеть в ванной, пока за стеной гремит очередной трек и слышны крики девчонок. Проходит минута, две. Это всё настолько абсурдно, что Юнги перестаёт дёргаться, лишь смиренно ждёт, когда тонсен всё же встанет или отключится на его плече, сладко посапывая. А утром это рыжее существо не вспомнит даже ничего из того, что было только что. Мин так надеется на это, но Чон явно другого мнения. — Ты поцелуешь меня? — младший смотрит так открыто и невинно, его глаза сейчас яснее, чем минуту назад. Мин сглатывает, смотря на мягкие губы. — Блять, Юнги, ты так смотришь на меня… пожалуйста… — Нет, — хрипит Мин, всё же отстраняясь. Юнги почти вылезает из ванны, но в младшем откуда-то появляются силы, и он тянет хёна на себя. — Блять, Хосок, нет.       Дыхание Хосока опаляет чувствительную кожу шеи Юнги, а руки крепко прижимают чужую талию к себе, давая почувствовать жар собственного тела. Мин пытается выбраться из захвата, пыхтя и стараясь расцепить руки младшего, но всё тщетно, тот не собирается уступать и ослаблять хватку крепкого тела. Мужчина остаётся зажатым между мускулистых ног и рук тонсена — это менее приятно, чем хотел бы сам Юнги в данный момент. Сейчас он хотел побыть наедине с самим собой, обдумать и решить всё, что так давно мучило его сознание. Но он сидит в ванной с пьяным другом, у которого, кажется, что-то выпирает в паховой области расклешённых джинс и упирается в его бедро, предательски пульсируя. Старший нервничает и ощущает эти странные звуки, а не просто слышит. Эти чёртовы звуки пульсации.       По ванной разносится тихий стон, отражающийся эхом от кафельной поверхности. Юнги чувствует на своей коже язык младшего, такой тёплый, влажный, чертовски приятный и ласкающий так, что мысли путаются в грузный клубок, а сам Мин теряется в прострации. Ощущение холодной поверхности под задницей делает эти возбуждающие действия в разы сильнее, удваивает волны мурашек, которые снова и снова накатывают, заставляя Юнги трястись. Жар в животе распространяется по всему телу тягучим наслаждением, и он возбуждается от незатейливой ласки. Член старшего дёргается, больно упираясь в металлическую застёжку джинс. Хосок ведёт тонкими пальцами по талии вниз, проходясь по животу, который быстро поднимается и опускается, задевает пальцами ткань, пока его рука полностью не накрывает выпирающий член, который ритмично дёргается от напряжения. Младший тихо хмыкает себе под нос, губами проходится по сладкой коже хёна, собирая капли выступившего солёного пота своим языком, засасывает и лижет покрасневшую кожу, будто прося прощения. Чон сжимает через ткань эрегированный член, мысленно представляя размеры хёна. И только в этот момент Юнги распахивает глаза, немного отстраняясь и ударяясь об плиточную стену затылком. Это позволяет поймать нить разумности в собственных мыслях, кишащих вожделением. Он тянется к рукам Хосока, чтобы оттащить их от себя, пока его дыхание затруднено. Боже, старший так стонал, будто это и есть секс.       Ему срочно нужно уйти отсюда, пока ещё есть возможность это сделать. Пока не поздно. Пока ошибка ещё не совершена, и он не будет жалеть о том, что будет дальше. — Не уходи, хён, пожалуйста, — хрипит Хосок, когда старшему удаётся выбраться из хватки.       Юнги уже почти вышел из комнаты, но всё же решил обернуться назад. Это было первой ошибкой, потому что Чон Хосок в ванне выглядел словно божество: с прилипшей ко лбу чёлкой и мутным взглядом, его мускулистые ноги, широко расставленные, свисали с бортика. Младший прикусил нижнюю губу на мгновение, облизнул ту юрким язычком и вновь открыл рот, чтобы втянуть больше воздуха. Чон слегка улыбнулся, и глаза его стали чуть меньше, но не менее туманны. Температура в ванной комнате значительно повысилась от такого простого приёмчика. — Знаешь, — начинает младший, зная, что алый цвет щёк Юнги вовсе не от выпитого им ранее алкоголя. Хосок так доволен своей выходкой. Ему нравится то, что он творит со своим хёном. — Ты так смотришь на меня постоянно, — он начинал эту игру не ради того, чтобы Мин так быстро ушёл, оставив ни с чем, — это возбуждает. — Блять… — выругивается старший, злясь на самого себя за свою слабость.       И это было второй ошибкой, потому что Мин Юнги всё же не железный. А всем людям свойственно совершать ошибки, особенно в пьяном виде, как сейчас. Хотя алкоголь в делах сердечных — хреновое оправдание. Мужчина в пару шагов сокращает расстояние между ними и, хватая за подбородок длинными пальцами, накрывает притягательные губы младшего своими. Хосок с пару секунд удивлённо моргает, но затем решает действовать в ответ, притягивая старшего ближе к себе за талию. В этот момент у Мина галактики взрываются перед томно прикрытыми глазами. Его окрыляет глупая давняя влюблённость, а бабочки порхают в животе. Юнги, выпуская мокрый язык, исследует и изучает полость чужого рта. Звуки извне глухо тарабанят по перепонкам, больше похожие на белый шум. Они целуются мокро и глубоко, прерываясь только тогда, когда их борьба становится невыносимо долгой, и дышат загнанно. — Ты блядски привлекателен, хён, — младший звучит в разы пьянее, чем выглядит.       Глаза его заволочены туманной дымкой вожделения. Всё в нём кричит о том, как тот хочет своего хёна. И либо это алкоголь, либо нечто ещё — Юнги не надеется на то, что это реальные чувства. Он же не настолько дурак, хотя позволяет себя дурить прямо сейчас. Хосок любовно проводит костяшками по бледному лицу, и это выглядит немного жалко.       Юнги зажимает ладонь младшего в своей руке и отводит ту в сторону, заключая пальцы в замок, словно они влюблённая парочка. Они вновь приникают губами друг к другу, медленно целуясь, оттягивая этот сладкий момент. Звуки чмоков разлетаются по ванной комнате. Руки старшего исследуют чужие плечи и грудь, зарываясь и оттягивая рыжие волосы. Хосок тянет тонкими пальцами короткие пряди на затылке Юнги. Их языки сталкиваются в сладкий танец, тягучий и жаркий. Желание распаляется с новой силой ровно тогда, когда Юнги понимает, что надо остановиться, и что это неправильно. Хосок — его друг, а поцелуи, тем более такие, как-то совсем не по-дружески. Старший отстраняется, оканчивая очередной глубокий поцелуй громким чмокающим звуком. И от этого Мин чувствует дикое смущение, затапливающее его с головой. После он, буквально, вырывает щеколду и несётся к выходу, пока его сердце стучит у самого горла.

***

      Юнги тяжело дышит, когда выбегает на улицу. Воздух холодит кожу, покрывая ту мелкими мурашками. Небо заволокли еле видные сизые клубы облаков в темноте ночи. Вокруг жёлтый неприятный свет фонарей освещает улицы Сеула. В спальных районах они пусты в такие часы. Мин смотрит на наручные часы, на которых высвечивается белыми электронными цифрами половина второго утра. Мужчина выдыхает, успокаивая своё дыхание. И только он решается идти дальше, как позади мелодичный голосок заполняет пространство пустой улицы. — А я думал, что вы переспите, — сладкие перезвоны колокольчиков слышны в этом чудесном голосе, который приближается с каждым шагом к шокированному Юнги.       Он сглатывает, боясь пошевелиться, прирастая к земле. Внезапные появления людей на тёмных улицах не сулят ничего хорошего — в дорамах обычно после такого главного героя никто уже не увидит. Страх, который образовался в зале, вновь затопил сознание Юнги. Мужчина не знает, куда деться от этого пожирающего чувства и что ему делать. — Какого чёрта?! — отмирает Мин и поворачивается к источнику звука, удивлённо таращась на того самого юношу, которого видел в зале. — О господи… я что… я… — Не бойся, — цокает юноша, и голос его меняет тональность на более глубокую и снисходительную. — У тебя нет галлюцинаций, и ты не в раю, — быстро тараторит светловолосый, закатывая глаза. Его мягкая, пропитанная солнцем улыбка исчезает, а взамен появляется раздражение, — и я не ангел. — Ч-что? — заикается Мин, отходя на шаг подальше от юноши. — Ты думаешь об этом, дурачок, — усмехается светловолосый. — Кстати, я — Пак Чимин, — он протягивает изящную ладонь навстречу, ожидая реакции от мужчины, — твоя сделка девственника, милый. «М-милый?»