Любой ценой!

Я снова видела этот сон. Десяток, сотню, тысячу раз, только в разных вариациях. В одной из них убийцей был Федор, избивая невинную несчастную женщину до смерти, вопить я уже не могла, только трястись и дрожать от страха. Как же он был жесток. Как страшно горели его багряные глаза! Каким он был бесчеловечным. В другом таком сне на месте избиваемой женщины уже была я. И знаете, я чувствовала всю боль, которую мне доставляли все эти удары, но я не могла даже пошевелиться. Моим убийцей был то безликий человек, то снова Федор, то кто-то еще, мне всех и не вспомнить. А в какой-то момент сон видоизменился до совсем ужасающих событий: жертвой была уже не женщина и не я, жертвой стал Осаму. И вот тут-то в меня словно бес вселился, я кричала и рыдала со всех сил, дергалась, порываясь спасти Дазая от Достоевского, но не могла! Не могла ничего сделать! Мне оставалось только наблюдать за тем, как мучительно он умирал от рук Демона, как ему было больно и тяжело! А я задыхалась от слез. После одного такого удушья настала полнейшая темнота. Затем, когда она рассеялась, обстановка не поменялась. Поменялась я сама. Я смотрела на Осаму уже не из-за дверки, он лежал подле моих ног практически мертвый. Ни единого живого места на некогда красивом светлом лице. И убивала его я!.. Удар, удар, еще один удар, со всей силы, без намека на жалость, с таким остервенением, словно я избавлялась от своего злейшего врага. Господи! Да за что же мне это все наблюдать? Пощады! Не могу! Сердце разрывается, как больно! Осаму, бедный мой Осаму, и я тебя убила! Как же больно! Да лучше бы он меня забил насмерть, чем наоборот! Какие жестокие сновидения, как же они издевались над моим рассудком, истязали мою душу. И так раз за разом. Бесконечное повторение одного и того же сна с разными действующими лицами на не изменявшихся ролях. Я слышала крики и плач по себе со стороны Федора, меня это так впечатлило, что я даже ощутила в какой-то момент блаженное теплое удовольствие. Не знаю, почему так. Моим палачом был Осаму, он приговаривал всякую чепуху, а я вспоминала о том, как он издевался надо мной пару месяцев назад. Какие ужасные сны. Такие под дурью не приснятся. Это все мое отчаяние. Мое сожаление. Я убиваю сама себя. В последнем моем сне сюжет, наконец, изменился и даже логически продвинулся. Мы все втроем лежали рядом в луже нашей крови, Федор слабо-слабо держал меня за запястье правой руки, глаза его были болезненно закрыты, с ресниц медленно стекали слезы, а сам он практически неразличимо тихо говорил что-то, слова давались ему тяжело. Голос Достоевского дрожал, угасал, будто таял. Слева лежал Дазай, я чувствовала, как его нос едва-едва зарылся в моих волосах. Да, Осаму нравилось это делать при жизни. Ему нравился мой запах, это всегда согревало его и пробуждало какие-то особенные чувства. Я помню. Молодой человек аккуратно и почти невесомо взял мою левую ладонь и приложил ее к своему сердцу. Билось. Совсем слабенько, но билось. Еще живой. Живой!.. И в такой поразительной гармонии существовали мы втроем, собираясь умирать. Таков нам был уготован конец в этом сновидении. Пока я не проснулась. Я ощутила страшную боль во всем теле, я даже в сознание не успела прийти и открыть глаза, как тут же завыла и заскулила от агонии, которая накрыла меня. Все болело настолько сильно, что даже в ушах зазвенело от перенапряжения. Кажется, я кричала и рыдала, меня сковало судорогой. Я совершенно ничего не видела и не слышала, не понимала. Мне хотелось умереть. Впоследствии выяснилось, что я не умерла. Не умерла после того, как вынесла свой мозг тем самым выстрелом. Я должна была умереть, но по какой-то причине снова не смогла. Как и тогда. Я что, по-настоящему бессмертна? От этой мысли только рыдать. Но зато Катай выжил, этим меня успел порадовать директор. Кстати, он сказал, что я сдала вступительный экзамен, а это значило, что теперь на меня распространялась его способность. Все люди равны, да? Теперь я никого не убью. Не сойду с ума. Никто не погибнет от несчастного случая рядом со мной. Это так замечательно!.. Меня держали в лазарете Вооруженного Детективного Агентства. Директор сказал, что их медсестра, Йосано Акико, с радостью исцелила бы меня одним махом, но Танеда Сантока запретил ей это. Он сказал, что отдел сначала должен убедиться, что в сознание вернется именно Василиса Ольгимская, а не ее злая непонятная сущность. Ну, в общем-то, в сознание пришла именно я, так что все должно быть кошерно. Вот только проблемка нарисовалась – многоуважаемый Танеда, в рот его ебать, настолько занятой господин, что ему оказалось вовсе не до визитов в ВДА, а потому мне надобно бы подождать, когда в его графике освободится время! Да я же тут сдохну от болевого шока раньше! А с телом моим был полнейший мрак. Куникида прострелил мне плечо, да еще и попал-то, тварь, прямо в сочленение суставов, отчего меня парализовало до такой степени, что я первые дни даже дышала с трудом. Ну, я еще никого кроме директора не видела. Выскажу все Доппо. Естественно, я на него не злюсь, откуда ему было знать, что гениальная Демонесса Ольгимская додумается махнуться с Федором верхним гардеробом. Кстати, как называется его пальто? В нем нет рукавов, но оно достаточно плотное и тяжелое, тепленькое. И не плащ, и не накидка. Буду называть это «достоевкой». Так вот, достоевка осталась со мной. Покорно ждала моего исцеления на специальном стульчике, который ей выделили где-то в далеком правом углу помещения. Помимо плеча имелись еще и глубокие колющие повреждения торса, это все из-за аварии. Пострадали внутренние органы, из-за чего инициировалось, как ни странно, внутреннее кровотечение. А еще мне отбили голову. Буквально до закрытой черепно-мозговой травмы какой-то там ебической степени, в общем, я должна была остаться овощем. Ладно, не овощем. Я определяю себя комнатным растением. Каким-нибудь красивым цветком, например геранью. Нет, герань отвратительно пахнет. Ну, тогда буду декабристом, он очень красиво цветет! В общем-то, все это были мелочи и лирика в сравнении с тем, что произошло с моей ногой. Ее разнесло двигателем практически в мясо, вставал вопрос об ампутации. Но она не понадобилась. А почему? Потому что у меня все само заживало. Конечно, не быстро, но заживало. Я потом узнала от директора, что с уничтоженным головным мозгом я провалялась две недели, не умирая, он сам отрегенерировал. А как поправился он – так постепенно начало поправляться и все остальное. Все, как и говорил Дазай. Меня нельзя убить механически. Разве что, если голову отсечь. А что насчет способности Пушкина? От нее последствий я не ощущала, у меня и без этого дерьма был полон букет. Трое мучительных суток после пробуждения я провела в ужасающей агонии. Наркоз на меня не действовал, даже морфий кололи – все без толку. Я мучительно орала от боли без остановки, просила убить меня, отрубить ногу, руку, да сделать хоть что-нибудь, чтобы эта пытка закончилась. Бедные наши соседи по зданию, они даже хотели вызвать полицию, заподозрили неладное. Фукудзава огреб со мной, конечно, но я в этом не виновата. На четвертые сутки я была настолько измождена и высушена, что могла только кряхтеть. Связкам настал пиздец, сосуды на глазах полопались. Но восстанавливалось все весьма неплохо. К ночи четвертого дня я сама спокойно заснула. И это была победа. Итак, пятый день начался с того, что я открыла глаза где-то в районе одиннадцати часов до полудня, проснувшись от нелицеприятного сна. Даже рассказывать о нем не хочу, такая там чушь была! Ну приснится же подобная дурость! Да хоть бы раз приснилось что-нибудь хорошее, например, как к моим губам подносят стакан прохладной воды из какого-нибудь источника, а я жадно выпиваю ее и восстанавливаю человечность. То лишь мои жалкие фантазии. Тело все еще болело абсолютно везде, но уже не так остро. Я вполне могла лежать тихо и практически в состоянии покоя, но шевелиться все еще нежелательно. Мои конечности уже не дрожали и не дергались, получалось дышать полной грудью. Это мне за дело. Я заслужила. Я уже даже готова отказаться от исцеления Йосано, пусть эта боль отпечатается в моей памяти как самое страшное наказание за все то, что я сотворила. Хотя как же эта боль была бесполезна…вместо нее я лучше бы сразу за дело взялась. Но увы. Так просто мне никто ничего не даст, даже на благодетель сначала нужно заслужить право. Доказать, что я действительно хочу и могу. А значит стерплю любую боль. Худшее позади. Дальше будет проще. Я перевела тяжелый помутневший взгляд в правую часть помещения, прямо в то место, куда определили достоевку. Но прямо там я увидела самого Федора!!.. Сидел на том самом стуле, изящно закинув ногу на ногу, умышленно чуть ссутулившись, чтобы придать своему образу большей мрачности и недоступности. Он смотрел прямо на меня! Я издалека видела два горящих багряных глаза, что смотрели на меня и как будто желали сожрать! Лазарет тут же заполнился моим испуганным криком. Молодой человек вдруг поднялся и начал идти ко мне, я резко вскочила, приняв сидячее положение, и потянулась незажившей рукой к тумбочке, надеясь найти там хоть что-нибудь для самообороны. Боже, каким же страшным был его образ! Таким холодным и темным, отчужденным! А как он смотрел на меня, как смотрел!!.. Он все ближе и ближе, мое сердце либо остановилось, либо начало биться настолько быстро, что интервал перестал ощущаться, настолько я испугалась происходящего. — Фокс! Фокс, успокойся!!.. Не знаю, чей это был голос, но рукой я кого-то ощутила. Кто-то взял меня за руку и потянул на себя. Федор замер где-то в двух метрах от моей койки. Я смотрела на него, широко раскрыв глаза в шоке и исступлении, а он смотрел на меня с презрением и обещанием чего-то плохого. Вдруг Достоевский развернулся и плавно прошел к двери, открыл ее и, кинув на меня последний хищный злобный взгляд, скрылся. Меня всю трясло как в горячке, я жадно и часто дышала, мне было очень страшно. Кто-то трогал меня и пытался привести в чувство, я зажмурилась и слабо потрясла головой, а затем распахнула глаза. Тот самый стул. Та самая достоевка лежала на нем ровно так же, как и все дни до этого. Никто ее не трогал, сама она не шевелилась и сбегать не планировала. Все неизменно. — Привиделось?.. Ты видел??.. — я даже не знала, у кого и спросила, знала только, что это был мужчина. — Что видел? Что с тобой происходит, ты точно идешь на поправку? — стоп, а голос-то какой знакомый! Встревоженный такой, нервный. Я повернула голову и увидела Анго. Анго! Анго пришел ко мне! Офигеть, да это же Анго! Я сто лет его не видела! Умышленно и горделиво игнорируя боль во всем теле, я повернулась к своему посетителю и стала смотреть в его глаза. Сакагучи все не отпускал мою руку, он тоже не сводил взгляда с моих глаз. Могло показаться, что так мы смотрели друг на друга целую вечность. Молодой человек смотрел на меня с неприкрытой тревогой, переживал. А у меня весь негатив куда-то разом улетучился, я за секунду забыла и о своих кошмарных снах, и о событиях, и об этом видении. Я так рада встрече с Анго! Господи, как же я успела соскучиться по нему!.. В палату внезапно ворвались, дверь распахнулась. Директор Фукудзава и Куникида. И все в полной боевой готовности. Ах черт, я же завопила…они, наверное, подумали чего не того…стыдно. — Что произошло? — выспросил Доппо, выглядывая из-за плеча Юкичи. — Так, молодые, дайте-ка пройти, — раздался третий голос. Куникида тут же попустился и отошел, Фукудзава-сан учтиво пропустил гостя в помещение лазарета. А гостем оказался Танеда Сантока собственной персоной. Ля какой! Вообще на свой возраст не выглядел, держался как вполне себе бодренький шустренький мужичок, наружность приятная и не отталкивающая. — Чего кричим, Фокс-кун? — задал вопрос мужчина, как-то хитренько азартно улыбнувшись. Так, нужно напрячь память. Кун – это не мальчик, это чуть менее формальное теплое обращение. Хироцу к Хигучи тоже обращается так же, кстати, так что мне примерно понятно, какого ко мне отношения этот лысый господин. Анго заметно напрягся и отпустил мою руку, он тут же встал и уступил стул своему начальнику. — Это… — мне что-то тяжеловато говорить, слова не связывались в предложения. Наверное, я слишком сильно раскисла, нельзя так долго лежать. Пора было начинать двигаться и расхаживаться, входить в тонус, — на самом деле, если честно, я испугалась Анго-сана. Когда мы с ним виделись в последний раз, он был таким красивеньким, бодреньким и свеженьким, хоть бери его и…а впрочем, и я тогда была другой. Как хоть он сам-то не испугался меня… — я на секунду задумалась, а потом мило хлопнула глазками. — Сейчас Анго-сан как-то…как-то не в ресурсе. Сакагучи даже покраснел и нахмурился, он смотрел на меня осуждающим матом, а Сантока рассмеялся. А я говорила правду! Анго сейчас весь какой-то потасканный, не выспавшийся, взъерошенный и практически неаккуратный, что для него вообще нонсенс. Видимо, работа насиловала его что есть духу. Сам такой путь выбрал. Мог всего лишь согласиться стать моим наложником, тогда и на работу не приходилось бы ходить… Что-то с головой какая-то дурь у меня, наверное не стоило так резко вскакивать. Или настроение Танеды оказалось таким заразительным? Не знаю. — Да, верно подмечено. Анго-сан все о вас беспокоился, ходил к вам каждый день…я уже было заподозрил что-то неладное, ан нет! Вам в качестве покровителя достался светлейший мужчина, — Танеда красноречиво подмигнул мне, я не сдержалась и тихо рассмеялась. Сакагучи убьет меня. Кстати, нихрена не правда, я-то все знаю. Вернее, все помню. Анго бес. Самый настоящий бес. Это с виду он весь такой пусечка и няша-стесняша, белая кость, голубая кровь, красная масть. Характер у него несносный, прямо-таки пренеприятнейший по меркам современного восприятия мужчин. Но самое страшное случается, когда это чудо прикладывается к бутылке. Он, конечно, не маньяк и не насильник, однако если дать ему почувствовать себя комфортно, то быть беде. — Впрочем, не обижайтесь на него за то, что он встретил вас не в самой лучшей своей кондиции. С вашими-то… — глава отдела по делам одаренных вдруг посмотрел на все еще открытую дверь, у которой стояли Куникида и Фукудзава, — оставьте нас, пожалуйста, минут на десять. Детективы тут же удалились, дверь закрылась. В помещении нас осталось трое. Понятно, разговор пойдет о темном и приватном. Что же, этого стоило ожидать. Я, наверное, сейчас готова как никогда раньше. Мы с Танедой впервые виделись и общались лично. Я должна произвести хорошее впечатление, с этим человеком лучше не быть в контрах. Так мне подсказывало мое предчувствие. Да и вообще, Сантока мне ничего плохого еще не сделал. Либо не захотел, либо не успел, но как бы то ни было – с его подачи Анго продолжал покровительствовать мне до того момента, как Мори удочерил меня. Сакагучи, наверное, и сам был не против, но если бы руководитель уперся рогом, то сам напролом не пошел бы. Ни к чему такая серьезная жертва собственной карьерой и репутацией. И вообще, я благодаря их отделу успела пожить нормально и даже на учебу поступить. Блядь! Учеба!! — Кхм, о чем это я… — мужчина снова посмотрел на меня, — итак, с вашими-то игрищами никому в особом отделе не до отдыха. И, будем честны, такое положение дел никого не устраивает, но и вариантов у нас нет. Да и к тому же, — Сантока начал поглаживать свою бороду, довольно улыбаясь, — вам удалось изгнать крысу из города, наконец-то это кровавое побоище закончилось. Пускай виновник так и не пойман за руку, мы удовлетворены даже тем, что его тут больше нет. — Это не моими стараниями. Я ничего хорошего и полезного не сделала, — я спокойно обозначила свою позицию. — Не скажите, Фокс-кун, это вам так только кажется. Вы не представляете, насколько много пользы вы принесли всем нам одним своим существованием, — Танеда не переставал довольно улыбаться, а мне начинало казаться, будто я попала не в ту мета-вселенную после пробуждения. Какой такой пользы? — Вы, может быть, механически ничего и не сделали, но благодаря тому, что Демон Достоевский охотился на вас, нам удалось раскрыть целую коррупционную схему в МВД и устранить всех, кто бессовестно эксплуатировал ресурсы страны и нашего отдела в частности. Скажем так, именно благодаря тому, что кое-кто так отчаянно тянул время, чтобы вытащить вас с потенциального эшафота, прецедент разросся до таких масштабов, что уже не потребовалось никаких доказательств. Наконец-то череда унижений закончилась и с особым отделом вновь считаются. Кто бы мог подумать, что все это время у нас существовала такая брешь. — Вы говорите о Дазае? Это ведь он тянул время, чтобы помочь мне, — я чуть оживилась, — но никаких подробностей я не знаю. Мне никто ничего не говорил. — Ну и славно. Вы и так, судя по рассказам местных обитателей, не очень крепко спите, куда уж вам знать больше…наслаждайтесь, ведь если узнаете истину, то уже никогда не сможете вернуться к неведению. Я, честно, даже не знаю, как на все это реагировать. Ну, наверное, Дазай молодец. Да нет, не наверное, а точно молодец, это целиком и полностью его заслуга. Как он и говорил, я просто удобный инструмент для манипуляций. Ему было достаточно только того, что Федор желал заполучить меня, а моего непосредственного участия и вовлечения ситуация никогда и не требовала. Эх, Осаму. Какой же ты необыкновенный. — Помимо этого, благодаря вашей причастности, Федор Достоевский покинул Йокогаму. И больше так просто он сюда уже не вернется. Из наших источников поступила информация, что Достоевский вернулся обратно на родину. Так что вам ничего не угрожает. — Я сама угрожаю всем. Вы ведь точно знаете. — Как раз об этом вторая часть нашего разговора. Я, в конце концов, пришел сюда не просто так, — меня поражало, что Сантока реально пребывал в отличном расположении духа, будто случилась какая-то победа. Какого черта? — Отделу по делам одаренных ныне известно все о вашей проблеме с неконтролируемой активацией способности. Она пробуждается в вас только при близости Федора Достоевского. Это, знаете, не просто так, в природе такого не бывает. Но это знание пока не привело нас ни к каким выводам, мы продолжим изучение и наблюдение. Теперь вам точно не нужно переживать о вашей убийственной ауре, под покровительством Фукудзавы-сана ваша способность безопасна и практически стерильна. Всегда. Даже если Достоевский вдруг найдет возможность вернуться в Йокогаму, он больше никак не сможет воздействовать на вас. Да, это очень хороший исход. Лучше, на самом деле, быть попросту не могло. С ума сойти, Василиса Ольгимская – детектив Вооруженного Детективного Агентства! — Это очень здорово. Но мое будущее для меня, если честно, туманно. Как отдел собирается работать с моей способностью? Кто и как будет ее изучать? И как вообще МВД смотрит на тот факт, что Василиса Ольгимская, получается, на самом деле была причастна к Крысам Мертвого дома? — я должна была разобраться с этим здесь и сейчас, потому что от этого зависело все! — Очень хорошо, что вас это волнует не меньше нашего. Вы ответственная девушка, Фокс-кун! — Танеда даже покивал своему умозаключению. — О своем прошлом не переживайте, лучше действительно переживайте о настоящем и будущем. Вы были не в уме. Теперь ваша голова светла. М, фигурально. А что касается работы с особым отделом – Анго-сан вам все расскажет. Меня вот еще что озадачило, а какого, собственно, хуя Танеда-сан до сих пор не воспользовался собственным даром, чтобы понять природу моего? Или он уже это сделал и выяснил для себя, что поводов для паники нет? Ну я же в таком случае имею право знать! От меня, кажется, опять пытаются что-то утаить. Ладно, я не полезу, это не мой уровень. Если Сантока так решил, то так тому и быть. Логично же, что раз он пришел ко мне на разговор, то все уже сто раз обдумал, рассчитал, прикинул и утвердил. И судьба ко мне благосклонна, раз мне снова предоставляют свободу. И даже готовы помочь с сокрытием прошлого. Это, на самом деле, просто чудо какое-то. Танеда-сан поднялся, он уже собирался уходить. Вдруг он остановился, кажется, вспомнил что-то. — Кстати, ваш отец просил передать вам это, — Сантока достал какой-то черный узкий конвертик и протянул его мне. Офигеть. — Успешной вам карьеры детектива, Мори-сан. А теперь я охуела, у меня широко раскрылись глаза, да и рот тоже. Отец? Мори? Мори! Так ведь он мой отец! Папенька! Папенька помнит обо мне! Может, это дурной знак. Радоваться в этой жизни вообще ничему нельзя, иначе тут же случится какое-нибудь горе. Все, серьезный постный ебальник. Никакого веселья. Танеда удалился, Анго остался со мной. Он кивнул на конверт, явно предлагая распечатать его и прочитать. Написано оно было вертикально, значит личное и далекое от официоза. Ну что же… «Милая дочь, За время твоего отсутствия солнце в Йокогаме стало светить ярче и дольше, к нам приближается лето. Летом, как ты знаешь, все войны прекращаются, так что и ты позволь себе отдохнуть. Как только лето закончится, мы обнаружим друг друга по разные стороны баррикад. Таков путь детективов Фукудзавы Юкичи, таков удел Вооруженного Детективного Агентства. Пусть это не пугает тебя, ведь худшее еще впереди. Наберись сил и терпения, обрети новых близких людей и живи для того, чтобы они были счастливыми. Только это удержит тебя от глупости в момент точки невозврата. Я ни в чем не виню тебя и не осуждаю. С Фукудзавой-доно ты всегда будешь в союзе со своей сущностью, я же не могу гарантировать этого, так что оставим все так, как получилось. Береги себя и не забывай о нашем уговоре. Если вдруг забудешь – я обязательно напомню. Милая дочь, Всегда с заботой, твой вовлеченный и отзывчивый отец, Мори Огай» Я невольно закрыла часть лица ладонью, пока читала. Мне сделалось нехорошо, слезы сами покатились с ресниц. До меня только сейчас дошло, что Портовая Мафия обрела лицензию на легализацию своей деятельности. А это значит, что Одасаку мертв. Я пропустила целый пласт культурных событий, столько всего успело произойти, а у меня даже не было шанса хоть что-то сделать. Случилось то, что я и предрекала – мне стало невероятно совестно и стыдно за то, что я не сохранила жизнь такому хорошему светлейшему человеку, хотя могла. Могла же сказать ему. Могла сказать Дазаю, Анго, да кому угодно. И все было бы по-другому. Он бы сейчас был с нами. Господи. Как тяжело нести бремя знания! Все правильно Танеда сказал, нужно наслаждаться неведением, это самая дорогая роскошь для любого человека. Тятенька, значит, с миром отпустил меня в агентство. Это приятно. Но мы теперь враги друг другу. Хотя кого я обманываю, мы никогда не были союзниками. Тут никто никому ни враг, ни друг. Тут все относительно. Роли распределяются только в те моменты, когда кому-то что-то надо. И очевидно вот еще что – Огай сделал это не просто так. Конечно, в первую очередь, из соображений безопасности. Способность я контролировать не умею и не научусь, а если где-то рядом замаячит Федор – ситуация повторится, только на сей раз ущерба будет в сотни раз больше. Но все-таки босс Портовой Мафии хотел от меня чего-то еще. О каком же уговоре шла речь? Совсем не помню! Ну прямо из головы вылетело! И как он мне напомнит? Наверное, побьет. Точно, так все и будет. Черт, пустая голова! — Что пишет? — спросил Сакагучи, вернувшись на тот самый стул рядом с моей койкой. — Пишет, что надо предохраняться. — Фокс!! Анго выглядел так, словно его тоже было необходимо вздрючить, да и настроение у меня сделалось каким-то меланхолично-злым на пару минут. Мне кажется, это связано с состоянием моей головы, не более. Я слабо виновато улыбнулась и отложила письмо на прикроватный столик. — Мори-сан пишет, что он не против моей смены рода деятельности. Вот и все. — Вот как, — Сакагучи поправил очки и едва заметно выдохнул. — Как ты себя чувствуешь? — Намного лучше. Так ты…правда был здесь? — я, если честно, даже засмущалась и отвела взгляд в сторону. Вот уж не думала, что Анго захочет навещать меня. Откуда только у него появилось на это время? — Это для протокола. Я обязан был лично убедиться в том, что никакая метаморфоза не произойдет с тобой в беспамятстве. И по пробуждению тоже, — спокойно и ровно проговорил молодой человек. Да? И только? Эх, Василиса, какая же ты наивная. Стоило ли ожидать чего-нибудь другого от такого серьезного человека, как Анго? К тому же, он очень отстранился от меня. Думаю, это из-за работы, хотя маленькая тревожная девочка внутри меня плакала и переживала о том, что здесь имела место быть какая-то личная обида Сакагучи. Но на что? Столько всего произошло, честно, всего и не запомнишь. И спрашивать напрямую как-то неловко и стыдно, слишком уничижительно. Не хочу навязываться. Анго и так сделал для меня много хорошего, требовать от него большего – слишком эгоистично. Не солгу, если скажу, что печаль сама проявилась на моем лице. В помещении установилась полнейшая тишина, вновь меня ничего не отвлекало от собственных мыслей и тревог. Осознание ситуации вошло в мое сознание без стука, очень резко и грубо. И какая-то сильная тоска вдруг завладела моим чувством. В моей жизни снова все перевернулось. И я должна начать все сначала. Еще раз отпустить свое прошлое и смириться. В прошлый раз на такой подвиг мне понадобился год и поддержка близких. А что теперь? Остались ли у меня те самые близкие? Если даже человек, который мне очень дорог и важен, который столько значит в моей жизни, сейчас берет и с абсолютно спокойным выражением лица говорит такие ужасные вещи. Я, наверное, просто слишком чувствительна сейчас, слишком изнурена эмоциональными потрясениями. И столько всего в голове, полнейший сумбур. Мне нужно как-то упорядочить этот хаос и принять его постепенно, разобраться в себе и со своими чувствами. Только сейчас на это нет сил. И Анго делает только хуже. Вернее, не он делает, а я сама делаю себе хуже из-за мыслей о нем. Надо прекращать. — Что ты должен рассказать мне? — Отдел по делам одаренных будет держать тебя на особом контроле. Выезд за территорию Йокогамы запрещен, любое дислоцирование исключительно по согласованию с заместителем руководителя отдела. — То есть, с тобой? — я посмотрела на одаренного. Тот едва заметно смутился и напрягся. — Тебя же повысили после того, как Портовая Мафия получила лицензию, так? — Да, так и есть. Откуда ты об этом знаешь? — Сакагучи слабо насупился. — Интуиция. — Замечательно, для детектива это хорошее качество. Я еще не закончил, — мне показалось, что Анго звучал даже как-то строго, не понимаю, для чего это все было нужно, но ничего говорить не стану. Может, звезду словил от повышения? Или тоже слишком сильно устал? В конце концов, и я сейчас другая. — Любая интеракция с русскими одаренными и, в частности, с организацией Крысы Мертвого дома тоже под запретом. Учти, что задержат сразу же. И никто не сможет тебе помочь. Все логично и закономерно, хотя сам факт того, что меня ограничивают в каких-то базовых вещах, сильно раздражал. Что я теперь, не смогу в соседний город выбраться? И еще ведь должна этому радоваться, наверняка Анго сам лично упросил Танеду не запихивать меня в подвал насильно. Я должна быть благодарной. Должна. — Я поняла. — Отлично. Чувствую себя так, словно меня обругали и наказали после родительского собрания. Причем настолько серьезно, что в качестве ответной реакции моя сущность выдала экстренное категорическое желание сбежать из дома и показательно умереть. Чтоб все знали, до чего они меня довели! Я сама что ли такую жизнь выбрала?! Нет конечно! Какого черта!!.. Вдох-выдох, дышу носиком. Все будет хорошо. Не надо так издеваться над собой. Я этого не заслужила. Ситуация уже произошла, я не в силах повлиять на нее, так что мне остается довольствоваться тем, что у меня осталось. — Анго, — наверное, это будет последнее личное, о чем я поговорю с этим человеком. Наши пути должны разойтись. Что бы там сам Сакагучи ни думал, ни хотел, это его проблема. Я оборву нашу связь насильно. Сама. В прошлом нам было очень хорошо вдвоем, он всегда был со мной рядом и помогал как мог. И я безумно благодарна! Не знаю, чем отплатить, поэтому пока отплачу своим примерным поведением. — Скажи мне, пожалуйста… — я подползла к одаренному чуть ближе, это действие было очень болезненным, но боль я могу и потерпеть, — скажи, пожалуйста, — мой голос стал звучать совсем тихо и практически интимно, — он жив? Сакагучи прекрасно понял, о ком я спросила. Бьюсь об заклад, именно этого вопроса он ожидал от меня в первую очередь, и именно к этому вопросу готовился морально. А я готовлюсь к самому страшному и ужасному ответу. Если реальность окажется настолько жестокой, я, наверное, с ума сойду. Чего он молчит? Это красноречивое молчание так чертовски сильно раздражало и давило, я начала ощущать какое-то напряжение внутри себя, оно стремительно усиливалось и тем самым заставляло меня безмолвно лить слезы. Какое же жалкое противное зрелище, я сама себе отвратительна за такую слабость, когда же я приду в себя? Это будто снова не я, а кто-то другой, незнакомый. Сердце разрывается. В то время как я ощущала себя последней никчемностью во всем мире, Анго, кажется, воспринимал мои эмоции и чувства в ином свете. Наверное, ему стало меня жалко. Он аккуратно и медленно погладил меня по щеке ладонью, я непроизвольно приласкалась к ней, мне так не хватало близкого человеческого тепла и хоть какой-то нежности, поддержки. Ответом на мой вопрос стал утвердительный кивок. Господи. Живой! Он живой! Господи, не убила! Живой еще, правда живой! Боже, гора с плеч, камень с души, да что угодно! За спиной будто крылья выросли от моментальной эйфории, что загорелась во мне бенгальскими огнями. Я невольно накрыла ладонь Анго своей и тихо расплакалась, но то были слезы счастья. Самого искреннего сердечного счастья! В близости с Сакагучи это чувство усиливалось троекратно, потому что как же приятно разделить свои позитивные светлые эмоции с таким дорогим и значимым сердцу человеком! Боже, ради этого все мои ночные мучения, вся эта агония от ран, все ради этого крохотного мимолетного мгновения. Я так рада. Я блаженна. Одна только эта новость затмила все плохое, что со мной было. — Ужас, — всхлипнула я, — кошмар, до чего меня довела эта жизнь! Все, вы мне все надоели! Что вы со мной творите!.. Уходите все к черту, и чтобы я о вас больше не слышала!.. — это все от радости, от облегчения, от экстаза. Сакагучи только тихо усмехнулся и погладил меня по голове. — Я в тебя верю, — уже намного мягче произнес он. — Спасибо, — я все-таки смогла улыбнуться, это тоже было искренне и от всей души, — спасибо, Анго. У нас все получится! Молодой человек, ныне заместитель руководителя, попрощался и отправился к себе в офис, я осталась одна. Этот эмоциональный выброс стоил мне большого количества ресурсов, отчего мой организм отправил меня в гибернацию, то есть я просто заснула практически сразу же. Никакие сновидения меня больше не посещали, спала я абсолютно спокойно. Из-за боли все еще несвободно, но это обязательно пройдет. Надо больше спать. Во сне все мы регенерируем в разы быстрее, особенно если сон долгий, комфортный и качественный. Я проснулась только в четыре часа вечера с чувством жуткого тянущего голода. На прикроватном столике уже стоял стакан с водой, я залпом осушила его, на какое-то время желудок останется обманутым. Помещение уже заполнилось оранжевыми лучами вечернего солнца, погода, судя по всему, стояла отличная. Сразу же возникло желание выбраться на свежий воздух. Сколько же я уже тут тухну? Не помню. Но знаю, что настала пора все это заканчивать. Не могу больше на месте лежать, сил нет, пытка. От бездействия всякая дурь в голову лезет, а у меня, между прочим, дел – пиздец! Учеба простаивает, жилищный вопрос не решен, чистого нижнего белья нет, сама я как чучело! Злое и голодное. Особо долго потупить я не успела, меня навестила Йосано Акико, врач агентства и детектив по совместительству. Невероятной красоты девушка! Она, безусловно, обладала японской внешностью, ее образ придерживался современных японских модных тенденций, но вот как сильно все меняли глаза! Такие большие, яркие, выразительные, прямо как крылья бабочки! Как красиво они сочетались с ее прической и макияжем, очень эффектно. Мое уважение. Йосано, вообще-то, старше меня всего на три года, так что с ней я сразу ощутила комфорт и спокойствие. Прямо как было с Хигучи. Я окружена прекрасными женщинами (кроме Коё). За это сюжету большое спасибо. Итак, Йосано-сенсей осмотрела меня, подумала-подумала и решила, что все это глупости и к делу надо подходить основательно: — Сейчас будет немного больно, — девушка как-то уж слишком кровожадно многообещающе заулыбалась. Я вовремя поняла, к чему это она. — Ой-ой, нет, я поняла, давайте не надо, — мне совсем не хотелось испытывать прелести способности Акико, хотя по логике истории мне еще никто не рассказывал, в чем ее суть, но я надеюсь, что никто этого ляпа не заметит. — Да не надо ни о чем переживать, это кто-то из ребят уже успел запугать тебя? Не слушай их, это исключительно для их персон у меня особая программа, а с тобой я буду обходительнее, — доктор взяла мою руку и погладила ее. — Ты и так уже сколько дней мучилась, по мне, так это совершенно бесчеловечно и очень жестоко. А этот тут сидел, смотрел, изображал максимальное участие и сочувствие, наглец! Раз слово в отделе имеет, то чего позволил так страдать и не вмешался? Небось, еще и героем себя мнит сейчас, весь такой страдалец. Даже говорить тошно. Что-то подсказывало мне, что Йосано даже не приукрашивала, а наоборот приуменьшала. Неужто Анго реально тут весь испереживался? Мне приятно и нестыдно. — Будьте к нему мягче, — я смущенно улыбнулась. — С такими мужчинами нельзя быть мягче, иначе они почувствуют слишком много власти и обнаглеют окончательно. — Это да, тут я с вами согласна. Кхм, так о чем это мы? — я приподняла свою больничную рубаху и посмотрела на собственный торс. Раны еще не зажили, а гематомы все еще были практически черными, до них очередь пока не дошла, но со дня на день точно дойдет. Бог-то с этими ранами и гематомами, основной проблемой стали нога, плечо и голова. У меня понизилось давление и не желало стабилизироваться, из-за чего ушибленная со всей дури головушка категорически не желала правильно ориентировать меня в пространстве и фокусировать взгляд с должной скоростью. В общем, я думаю, что уже через две недели полностью приду в порядок. — Я думаю, Фокс, ты сейчас не в лучшем положении, чтобы отказываться от быстрого и эффективного метода лечения. Тебе предстоит переезд, работа и учеба, ассимиляция займет очень много времени. Даже полностью здоровый человек не справился бы с этим легко и просто, а уж с такими тяжелыми травмами и симптомами – тем более, — Акико все же предприняла еще одну попытку логично мне все разложить и убедить. — Да, вы все правильно говорите, но это мой путь ниндзя, понимаете? Я так хочу. Если вам от этого будет легче: я, на самом деле, имею корыстные интересы. Идея заключается в том, что я буду ходить, вся такая побитая и болеющая, печальная, буду вызывать у всех жалость и никто не будет приставать ко мне и пытаться повесить какие-то дела. А если еще и очень хорошо постараться, то, возможно, Куникида будет носить меня на руках и поможет с переездом, — я пару раз подмигнула. На самом деле, идея состояла в том, чтобы эту боль я запомнила надолго и в следующий раз, когда мне вдруг по непонятным причинам захочется выстрелить себе в голову, я подумаю дважды. Ну и не буду скрывать, мне хотелось наказания для своей плоти, это облегчало мою моральную ношу от совершенного преступления. Вот так просто и низко, хотя представители католической церкви, наоборот, похвалили бы меня за такой путь. А эту чушь я сказала только для того, чтобы поднялось настроение. Хотя, на самом деле, идея-то годная. Йосано рассмеялась, вместе с ней и я. Мы как-то сошлись во мнении, что Куникида хорош собой, и что поэксплуатировать его лишний разок – незазорно. — Ладно, дело твое. Тогда иди в душ, потом перевяжемся и подберем тебе костыль. Да, у них в лазарете имелась небольшая коморка, переоборудованная под душ. Туда я и поковыляла. Водные процедуры восстановили мою человечность на сто процентов, я уже и позабыла о том, насколько эффективно вода исцеляет разум. Мне понадобилось минут тридцать на полное приведение себя в порядок. Стоять на раненной ноге было очень больно, поэтому я ее приподнимала и балансировала на кончиках пальцев, плечо тоже ужасно ныло. Ничего, стерпим. А вот с одеждой все так просто не получилось. Нижнее белье и юбочка вполне себе выжили, кто-то по доброте душевной отнес их в прачечную и вернул назад в прекрасном первозданном виде. Рубашку и чулки было не спасти ничем. Чулки все разорвались, рубашка тоже, да она еще и кровью пропиталась по самое не хочу. Не знаю, кто ответственен, но этот кто-то купил для меня новую рубашку. Большое ему спасибо. Мне, кстати, кто-то неизвестный из Портовой Мафии передал личные вещи. А именно телефон, кошелек с картой, документы и ключи от съемной квартиры. Вернуться туда я уже не смогу, увы. Даже несмотря на то, что папенька пообещал не инициировать конфронтации летом и дать всем отдохнуть, я должна начинать привыкать и адаптироваться к новой жизни уже сейчас. Я больше никогда не смогу жить с Чуей, для нас двоих это будет слишком опасно, да и навряд ли Анго даст на то свое согласие. Правительственному отделу требовалось всегда держать меня на коротком поводке, а наличие одного из сильнейших эсперов города в доступной ко мне близости, да еще из контркультурной организации одаренных, как-то омрачало картину. Да и в конце концов, Накахара больше не обязан быть моим телохранителем. Мы друзья, но не муж и жена, обстоятельства нас больше не сковывают. Я уверена, что с Чуей все будет хорошо. О нем, впрочем, позже. Далее последовала перевязка, примерка костылей. Выделили мне, в общем, костыль, теперь я хожу почти как капитан Барбосса. Нормально, привыкну как-нибудь! Тем более, не так уж долго мне это терпеть, это вообще не проблема по сравнению с тем, через что мне придется пройти дальше. Сразу после подборки вспомогательного для передвижения инвентаря, Йосано направила меня к директору. Рабочий день уже подходил к концу, а самые важные вопросы порешать так и не удалось. Фукудзава-сан, нужно отметить, тоже переживал за меня, но практически никак не выражал этого, вот такой он мужчина. Приятной японской внешности, вроде бы и невзрачной, а такой эстетичной и холодной, притягательной. Высокий, статный, пропорциональный. Красота. Кхм, ближе к делу! Господин директор, значит, предложил мне такой вариант: днем я учусь в универе, а вечером учусь быть детективом. Все просто. Вооруженное Детективное Агентство, между прочим, работает в сумерках, по идее. А это значит, что моя учеба не помешает. Отлично. Я согласилась сразу же. Дальше обсудили мои жилищные проблемы, тут вопрос даже не стоял. Мне сразу же вручили ключ от комнаты в общежитии агентства. Общежитие, исходя из слов Юкичи, пока пустует, я могу жить там столько, сколько захочу. Блеск. Мой первый рабочий вечер завтра. На этом легкости закончились. Куникида вел себя подозрительно тихо, остальных я уже не успела увидеть, все разбрелись. Почему подозрительно? Да потому что я его знаю! Он должен орать, кричать, читать нотации, топать ногой, агрессивно держать руки в карманах брюк и всей своей сущностью оказывать максимальное психологическое давление на провинившегося. А я, судя по всему, как раз и была в его глазах провинившейся. Да хоть бы кто спасибо сказал, что я себе в голову выстрелила! Ладно, Фукудзава сказал и очень похвалил, но просил больше так не делать. Вот так геройство и заканчивается! Ну Кида, ну кремень. Тем не менее, он вызвался помочь со всем. Доппо сразу предупредил, что в общежитии нет ничего кроме бытовой техники, сантехники и футона. Поэтому было решено сначала заехать в магазин. Вот тут на поверхность всплыл еще один косяк – деньги. На карте оставалось жалких одиннадцать тысяч иен, примерно семь тысяч рублей. Только в России на семерку можно неделю спокойно и даже роскошно прожить, а в Японии это чересчур скромненько, если в доме уже все есть, и совсем пиздец как печальненько, если дома ждут только голые холодные стены. Я решила, что ближайший месяц придется ограничить себя во всем. До первой зарплаты. Поэтому купила только один комплект постельного белья. Еще немного еды, в основном того, что не нужно готовить, потому что посуды у меня нет, ну и всяких штук для ванны. Просить денег у кого-то я не могла, это совсем позор и провал, пока просто поужимаюсь. Ничего страшного, когда я только попала сюда – я тоже на всем экономила. — Слушай, если все настолько печально, то… — Куникида продолжал вести себя как-то странно, — ты могла бы пожить у меня. Мы подъехали к территории общежития. Тут, кстати, очень уютно. Само здание, конечно, пошарпанное и не особенно привлекательное, зато внутренний дворик прекрасен. Участок был убран, только газон не подстрижен, и какая-то разваленная машина тусовалась в углу. Как тут, наверное, здорово сидеть по вечерам и кайфовать с кружкой чая. Вот это мне в японской застройке очень нравится. У нас в России, по большому счету, тоже очень много общежитий, которые со всех сторон окружены зеленью, просто они построены чуть иначе, слишком много этажей и слишком мало гармонии, но в целом, если за ними следят, то тоже вполне уютно. Мне, наверное, потому и понравилось здесь. Напомнило детство. — О, спасибо, это очень приятно. Но мы друг друга убьем, да и к тому же, мне бы хотелось побыть одной. Есть над чем подумать, а я не хочу загружать своими проблемами тебя. Доппо помог мне выбраться из машины, к новому способу перемещения я адаптировалась весьма быстро и на ровном месте уже не падала. На самом деле, я приятно удивлена такой искренней вовлеченностью Куникиды в мою нестабильную печальную ситуацию, недаром я определила его как самого надежного человека в своей жизни, он надежнее даже Анго. Не знаю, как жизнь свела нас, как мы вообще смогли подружиться, мы очень разные. Но получилось как получилось, я очень рада такому исходу. Через какое-то время я оттаю и выберусь из этой ямы ментальных проблем, тогда обязательно расскажу Куникиде о своих чувствах и всячески поблагодарю. Пока я могу только виновато поджимать губы и отводить взгляд. — Дело твое. Но если все-таки передумаешь, то обязательно скажи. Мне так было бы за тебя спокойнее. Мне не совсем ясна причина, по которой Куникида так обеспокоился мной, очень надеюсь, что это не влюбленность. Возможно, он просто очень ответственный заботливый мужчина, хорошо воспитанный и в принципе добрый светлый человек, и в этой связи не способен бросить поломанную девушку в беде. Это на него похоже. Особенность этого общежития заключалась в том, что оно не было похоже на общежитие. Я не знаю, может японское понятие об общежитии сильно отличалось от нашего, но из реально общего здесь была только, пожалуй, лестница. Даже стиральная машина у каждой комнаты своя, личная. Допускаю, что здесь очень тонкие стены, это, кстати, огрех практически всей жилой застройки Японии. Даже в элитарных апартаментах звукоизоляция на самом низком уровне, оттого все японцы такие тихие и зажатые. Итак, комната встретила меня холодной удручающей пустотой. Вообще, глупо называть это помещение комнатой, это целая квартира, причем вполне себе еврооднушка, точно не студия. И я буду жить здесь бесплатно. Да это же неслыханная щедрость! Конечно, съемная квартира несколько расслабила меня и подняла планку, однако я все еще помню свои дни в коммуналке. Вот где настоящее зло. А тут все изумительно! Прибраться, навести тепло и уют, и все будет идеально! — Здесь…так здорово, — у меня, кажется, глаза загорелись. Даже не верилось, что это все теперь мое. Ну, номинально, агентства, но все-таки мое. Я стану такой самостоятельной, что смогу жить одна в квартире! — И грязно, — констатировал Доппо, оценив, что на полу остались следы от наших шагов. — Ну, тут ведь никто не жил, это нормально, что все пылью покрылось. Ничего, это такая ерунда, — я искренне заулыбалась, вдохновившись. Господи, какая же это все ерунда в сравнении с тем, что я пережила. Что все мы пережили. Всего-то какая-то там жалкая пыль, да что это вообще такое? Думала ли я в тот момент, когда готовилась выстрелить себе в голову, о том, что мне хоть раз в жизни представится шанс заняться уборкой в собственной квартире? Разумеется, нет! Как же это замечательно. Не замечательно только то, что заниматься уборкой в моем состоянии не очень-то и комфортно. Об этом Йосано и говорила. Эх, мудрая красавица. Все только впереди. Целая жизнь. Если так подумать, все закончилось прекрасно: Портовая Мафия получила лицензию, Федора удалось прогнать и здорово отпугнуть от Йокогамы, правительство избавилось от целой шайки коррупционеров, отдел по делам одаренных восстановил свою репутацию. А я? Ну, я пострадала морально, но, по сути, за эти страдания жизнь подарила мне очень много приятностей. Например, я больше не на темной стороне силы. И этот факт невероятно улучшал мое ментальное состояние. Осаму выжил. У меня есть своя квартира. С учебой и работой вопрос решен. Рядом есть такие замечательные люди и, непосредственно, Куникида, что очень добр ко мне. Способность никого не убьет, я больше никому не причиню зла. И у меня, самое главное, есть все, чтобы исполнить свое желание – искупить сотворенный грех хорошими делами. Ну ведь все же так замечательно сложилось! Так легко и непринужденно! Да… Чем больше я об этом думала, тем сильнее начинала грустить. Я даже не заметила, как Доппо инициировал влажную уборку. Он объяснил это тем, что с моими ранами физические нагрузки строго под запретом, а спать в такой грязи нельзя. Честно, этот поступок настолько растрогал меня, что мне даже сделалось плохо. Все обо мне заботятся, а я грущу, печалюсь из-за какой-то собственной выдуманной глупости. Но разве чувствовать вину и причастность к преступлению – это глупость? Нельзя же просто забыть об этом и спокойно жить дальше, да разве такое вообще возможно? Какая-то часть моего сознания активно агитировала за то, что все-таки возможно. И даже не просто возможно, а именно так и надо. Я же сама совсем недавно говорила Дазаю о том, что мы обязаны отпускать свое прошлое. Пока этот якорь на мне – я не смогу быть счастливой, как бы жизнь ни одаривала меня возможностями, удачей, друзьями и деньгами. Надо все с себя сбросить, освободиться. Когда я вышла из транса, я обнаружила себя сидящей на кухонной столешнице. Интересно, как я могла не заметить момента дислоцирования? Это же, вдумайтесь, Доппо должен был взять меня на руки и усадить так, чтобы я сама не свалилась. Как такого можно не заметить? Я настолько погрузилась в чертоги разума, что не заметила целого пласта событий, а представляете, что будет, если жить так всю жизнь? Оно мне надо? Кошмар. Нет, конечно нет! Не хочу я так! — Все, — оповестила меня моя златовласая хозяюшка. — Теперь это человеческие условия. И действительно, ни соринки, а пол так вообще блестел, окна намыты. Господи, зачем он это?? Для чего? Я же не инвалид, я и сама могла бы! Как стыдно-то, кошмар! Человек так старается для меня, а я сижу тут с кислым постным лицом и рассуждаю о какой-то ерунде! У меня даже нет сил поблагодарить его от всей души, я смогла только пораженно похлопать глазами. — У меня слов нет, — я все-таки смогла сказать хоть что-то. — Ты такой крутой… — более того, я смогла и улыбнуться, да не просто так, а с таким особенным намеренно игривым настроением. На это уйдет вся моя мана. — Тебе достаточно было просто сказать: «Спасибо». Хотя от тебя не дождешься, — Доппо слабо закатил глаза и подошел ко мне. Молодой человек собирался приподнять меня и вернуть на пол, тот уже был помыт, по нему можно ходить. Зря он это, очень даже зря. Не стоило говорить о том, что я неблагодарная. Я благодарная настолько, что готова с моста прыгнуть, чтобы доказать свою благодарность, Мори-сан тому свидетель. Вышло все, собственно говоря, таким образом, что Куникиде понадобилось меня практически обнять для дальнейших манипуляций. Вот тут-то я его и подловила. Стоило только одаренному положить руки на мою талию и чуть склониться, я тут же сжала его бедра своими коленями. Было, конечно, больно, но не до такой степени, чтобы я позволила себе упустить такой замечательный момент! Когда еще представится шанс? Все, попался. Никуда теперь от меня не уйдет, не выпущу до тех пор, пока справедливость не будет восстановлена. Куникида сначала замер и не понял, а потом резко понял и цокнул. Вздыхая, он убрал руки с моей талии и уперся ладонями в столешницу, явно собираясь уйти от меня и выпрямиться. Однако я не настолько наивна, я уже проходила эти фокусы, они не сработают. Я тут же оперативно положила свои ладони на плечи Куникиды, вынуждая его тем самым так и зависнуть в такой позиции. Ох, как же мы оказались близки друг к другу, прямо в интимной близости. — Что ты делаешь? — прозвучало это не как вопрос, а как прямое раздражение. Доппо, впрочем, не был раздражен, больше в нем ощущались усталость и какая-то пассивная вялотекущая тревога, будто молодой человек добрался до стадии принятия неизбежного. От него снова пахло нашим сексом. Тот же самый аромат, от которого я сходила с ума в тот вечер. Я же говорила, что теперь этот парфюм будет ассоциироваться у меня только с одним единственным эпизодом в моей жизни, какого черта я оказалась права? Сука, я еще и с раздвинутыми ногами в какой-то коротенькой юбочке, ну это ужас! И Куникида еще такой тепленький, большой, эмоционально открытый. Что же, получается, сама в свою же ловушку попала. Осаму бы ржал надо мной как конь. Странно, кстати, что я вообще способна думать о таких вещах. Кажется, я раскрыла новую особенность своего организма – тактильность. Раньше я была к этому как-то равнодушна и считала, что это вообще больше про какие-то извращения, чем про особенность восприятия и контроль над эмоциями. А по итогу оказалось, что прикосновениям даже необязательно быть пошлыми, чтобы вызвать у меня какие-то особенные чувства. Я невольно вспомнила, как полезла обниматься с Фукудзавой. Ну это же странно! Чужой человек, посторонний незнакомый мужчина, какого черта? Мой организм лучше меня знает, как успокоиться. Может, это просто такой метод борьбы со стрессом? Люди ведь по-разному это делают. Кто-то пьет, кто-то заедает, кто-то недоедает, кто-то молчит, смеется, плачет, дерется. Да много всяких методов! Хотя, наверное, я слишком все усложняю. Куникида близкий мне человек, оттого мне так приятно быть с ним в непосредственной близости. Особенно после всего, что у нас было. Моей душе становилось спокойнее, настроение смягчалось. — Большое спасибо. Ты самый лучший, — тихо произнесла я, ладони сами начали медленно поглаживать плечи Доппо. — Почему ты не брала трубку? Куникида поддался этому моменту, он решил высказать все накопившееся. И это правильно. Надо это выпускать и отпускать, а не томить в себе, все обиды. Только так можно освободиться от этого балласта и продолжить идти дальше. — Прости меня. Мне было совсем не до этого. В моей жизни столько всего происходило, и плохого, и хорошего, что я просто не могла думать ни о чем другом. События полностью поглотили меня, и я повела себя вот так эгоистично по отношению к тебе, — я коротко вздохнула, — не со зла. Правда не со зла. Я думала, что смогу поговорить с тобой обо всем позже, и в то же время я думала, что я не должна загружать тебя своими проблемами, у тебя ведь своя жизнь. Зачем тебе это? Вот и… как все закончилось. — Вот как, — одаренный посмотрел в мои глаза. — Закончилось все просто ужасно. Хуже и быть не могло. Никогда не забуду этого. — Все закончилось лучшим образом. Все мы живы и здоровы. — Я выстрелил в тебя. И из-за меня ты сейчас в недееспособном состоянии. Ты хоть представляешь, что это за ощущения – осознавать, что я пытался убить своего близкого человека?!.. Это… — Невыносимо, — отрезала я. — Да, да я знаю. Поверь, знаю, — я поджала губы и снова подумала о Дазае. Но тот жив. И я жива. Все хорошо. — Я все понимаю. Ну и что теперь, жизнь на этом заканчивается? Или ты хочешь сказать, что твои идеалы преданы? Извини, что говорю о себе, когда мы обсуждаем твою проблему, но мне кажется, что примера лучше тут и не будет. Ты хоть представляешь, сколько человек я убила, пока была не в себе? Ты думаешь, все они для меня посторонние? Я… — тяжелый вздох, я на пару мгновений поджала губы, а затем покачала головой, — мы двое случайные убийцы. Ты никогда бы не сделал мне ничего плохого, а я бы никогда никого не убила. Это обстоятельства. Они сильнее нас. — Даже если так, — Доппо все никак не желал дать себе пощады, идеалист до мозга костей. Куникида еще пока не знает, что в критический безысходный момент даже он способен предать свои идеалы. Осознанно. А тут-то что? Какая-то глупость, просто идиотское стечение! — Я не могу перестать думать об этом. А если бы я убил тебя?!.. Думаешь, незнание оправдало бы мой поступок? Даже если бы в рамках закона мои действия сочли допустимыми и не предъявили бы никаких обвинений, ты правда думаешь, что с этим можно жить дальше??.. Это же невыносимая мука, это самое страшное преступление против человеческой природы, против всего хорошего, что есть в этом мире! Как же мы с ним иногда похожи. Мы даже думаем одинаково в абсолютно идентичных ситуациях! Я неожиданно обнаружила в себе столько сил и готовность идти напролом, чтобы доказать Доппо, что он достоин прощения и искупления. — Знаешь, если бы ты все-таки убил меня, это было бы очень жестко. Но в таком деле главное даже не само убийство, а то, что ты будешь делать после него. Если ты сочтешь себя настолько виноватым, что захочешь отдать свою жизнь в уплату морального долга, то ты просто пойдешь по пути наименьшего сопротивления. Так поступило бы большинство, это буквально первая мысль. Справедливый равноценный обмен. Вот только одна душа другой не стоит, ты должен понимать это, — я серьезно посмотрела в глаза молодого человека. Я должна объяснить ему! Мне никто не объяснил, я сама пришла, и с этого начнется мое доброе хорошее дело! — Я знаю, что ты очень сильный человек, что испытания делают тебя только сильнее. И ты не сдался бы, даже если бы я уже была мертва. Ты встал бы на путь искупления и продолжил быть детективом, потому что нет преступления страшнее, чем вместо одной светлой души отнять у мира две сразу. Сколько заберешь – столько и отдашь, столько света и обязан будешь подарить осиротелым и нуждающимся. Так что перестань. Лучше делай. Как можно больше успей сделать за тот срок, что отведен тебе. И не трать свою жизнь понапрасну на переживания и жалость, ненависть к себе. Все эти силы нужно направить в другое русло. Даже не верится, что это сказала я. Я озвучила те мысли, которые сама пытаюсь признать, но от страха и никчемности постоянно отвергаю. Говорить кому-то и наставлять на путь верный проще, чем делать самому. Это не должно быть пустословием, я и сама обязана следовать своим словам. Я улыбнулась и тепло обняла своего балбеса, какой же он классный: даже будучи в серьезном моральном упадке, фактически жалуясь мне на жизнь, он делает меня лучше и счастливее! Ну прелесть же. И ведь еще думает про себя плохо, ну какой же дурак. Моя речь, судя по всему, впечатлила Куникиду и добралась до его сущности, он мягко прижал меня к себе. Допускаю, что дело было не только в выстреле. Доппо волновался обо мне еще задолго до рокового дня, и волновался сильно, я же его знаю. Теперь навсегда запомню, что игнорировать Куникиду нельзя, я значу немало в его жизни. Мне самой было бы очень обидно и больно, если бы дорогой сердцу человек вдруг забыл бы обо мне. Ну, вот так и началась моя новая жизнь. Какая уже по счету? Пора привыкать.