Пасьянс с блэкджеком для оппозиции

Вернемся к пасьянсу Медичи. Мистическое восприятие этого расклада привело к тому, что он стал неотъемлемой частью многих изотерических учений, столь модных у людей. Даже Карлос Кастанеда не прошел мимо. Хотя где его пейот, а где Шотландия. И все же поклонники его учения, называющие себя Хакерами Сновидений, используют пасьянс Медичи для того, чтобы запрограммировать свою жизнь. Каких только странных оккультных и религиозных сочетаний не придумают люди, не правда ли? Впрочем, я, ваша Создательница, вполне могу им подыграть. *** Барьер не отдернулся, подобно занавесу, не пал, не отворился навстречу. Он словно бы всосал ее в себя, враз отрезав от ожидавших у машины Азирафеля и Кроули, от Контор, от тысяч едва уловимых звуков, производимых течениями энергий и падавшими на Землю, словно тени или блики, эфирными аурами бывших коллег и противников. Вельзевул потрясла головой, пытаясь привыкнуть к этой звонкой тишине. Посмотрела на насуплено переминавшегося с ноги на ногу Адама. — Ну, и чего вы от меня хотели? — проворчал мальчик. — Не от тебя, для тебя. Я хотела объяснить некоторые вещи, которых ты сам не понимаешь, Кроули не знает, а Азирафель не может растолковать в силу своей природы. — А если я не захочу слушать? — Тогда сойдешь с ума и лопнешь от разрывающих тебя энергий, попутно сметя пол мира, — пожала плечами Вельзевул. Адам закусил губу. Как там Луи называл такое положение фигур в шахматах? Пат, кажется? Говорить с Повелительницей Мух не хотелось. Выслушивать ее лекции, а Адам нутром чуял, что все выльется в лекции, — тоже. Но и лопаться и разносить мир не привлекало. — Сядь, — Вельзевул указала на бревно и опустилась на него сама. —Ты слышишь голоса, верно? И они все настойчивее. — Но я их не слушаю, — мальчик помялся, но все же решил, что в ногах правды нет. — Я не вот то самое, чем меня хотели сделать, я не сын Сатаны, у меня есть родители-люди, которые меня вырастили. И я хочу, чтобы так и было. — Так и есть. И держись за эту позицию покрепче. Заколеблешься — рой жигалок пошлю, раз выпороть из-за барьера не смогу. И дождь отмени, с тебя уже капает. — Чего? — Адам опешил. Еще недавно, на авиабазе эта мушиная леди убеждала его начать Армагеддон, уговаривала с таким видом, словно младенцу конфетку обещала. А теперь требует оставаться человеком. От удивления он и сам не заметил, как и правда отменил дождь. — Вы же хотели подраться и выяснить, чья банда круче, ну, с тем вторым, с фиолетовыми глазами. — Это был Гавриил. — Который Архангел? — Он самый. И он все еще на тебя зол за отказ. — А вы? — Я тоже зла. Но за другое. Неважно. — Так вы хотите Армагеддон или нет? Вельзевул закатила глаза. — Адам, не беси меня еще больше. Нет, уже не хочу. — А чего хотите? — Адам! — Я просто спросил. — Хорошо, я отвечаю, а потом ты слушаешь и не перебиваешь. — Ну… Идет. — Я хочу посмотреть на физиономии бывших коллег и противников, когда они поймут, что не могут ни проиграть, ни выиграть, и это навечно. Что у них отобрали их смысл бытия. Что они… как это вы, люди, говорите? Облажались, да? В общем, хочу сорвать все их планы просто назло. А для этого мне нужно, чтобы ты был, во-первых, здоров, так что погоду пожелай вокруг себя перманентно приличную; а во-вторых, стабилен и счастлив своей земной жизнью. Так что прекрати кукситься и дуться, и давай разбираться с твоей силой. — Она не исчезла, — нехотя признал Адам. — Хотя я отказывался сто раз. — Начнем с того, что отказывался неискренне. Ты хотел оставить себе возможность творить чудеса, где-то в глубине души. Продолжим тем, что ты и не мог от нее отказаться, не в твоей власти. Отказаться ты можешь только от титула Принца Ада, который должен был получить после Великой Битвы, чтобы сидеть на троне рядышком с Сатаной и командовать нами всеми. Ты отказался. Что бы ни случилось, на адский трон тебе путь по твоей воле закрыт. — То есть я уже не Антихрист? А сила тогда почему осталась? — А вот тут начинаются сложности мироустройства и нематериальных планов, — вздохнула Вельзевул. — Адам, ты — Антихрист, точнее то, что люди называют этим словом, привязываться к имени Избранника Создательницы — ошибка, но, за неимением другого термина в человеческом языке, пусть будет Антихрист. И с этим ты тоже никогда и ничего поделать не сможешь. Это твоя функция. Ты был Антихристом назначен, и даже Сатана теперь не может взять свое слово обратно. — Погодите. Избраннику Бога? Вы про Иисуса? А разве он был не Его… Ее сыном? — Никаким «сыном» он по понятным причинам не был. Ты хоть можешь себе вообразить такой процесс его появления? Даже мы, Падшие, производим потомство с трудом и плясками, а тут Она. Иисус был Избран. В него вложили искру Ее эфира, назначили, как и тебя, для выполнения определенной функции в мире. И так назначить Она может, вообще-то, любого человека. — Только человека? — Да. Понятия не имею, почему Создательница так решила, но Ее Избранником может быть только человек, причем обладающий какими-то параметрами… которые, как и весь гребаный План, непостижимы. Все, что мы знаем: он должен искренне к Ней стремиться, что бы это ни значило. — А Антихрист? — А вот Антихрист должен нести в себе демоническую эфирную суть с рождения. Иначе не получится никакого назначения. Причем именно эфирную суть Сатаны. Иначе, — она усмехнулась, — выйдет совсем не то, что ждали. Вот как с тобой. — Э? — Ты не его сын, — через силу выдавила из себя Вельзевул. — И никогда не был. Но это должно остаться между нами и под барьером. В твоих же интересах. — Тогда кто я? И откуда взялся? — Хороший вопрос. Ты — пресловутый Идеальный Демон, как-то уж даже слишком идеальный. Демоническая эфирная суть, слитая с человеческой. Не демон в человеческом теле, это была бы одержимость, не демон, облаченный в материальную оболочку, как я сейчас. Именно слияние. Раньше, до Потопа, таких называли нефилимами. — То есть, я все-таки человек? — Да. И одновременно — демон. Причем уровня Падших, а не расходная мелочь. Тебе было доступно выбрать судьбу, как твоя душа будет записана во все бумаги. Ты выбрал человеческую природу. Это значит, что после смерти тела твоя душа отправится туда, куда положено душе прожившего твою жизнь человека. Если бы ты выбрал стать демоном, то после Армагеддона скинул бы материальную оболочку и… ну, я уже говорила про трон. Но есть одна тонкость. Пока ты живешь, в твоей власти передумать. И не раз. Поэтому эфирная суть все еще при тебе. И она, отвергаемая твоим разумом, пытается прорваться и занять положенное ей место половинки твоей души. Адам обдумал услышанное. — А я могу от нее избавиться насовсем? — Нет. Не в твоей власти, ты властен только над материальным миром. Ты можешь только отвергать ее, создавая напряжение, которое тебя убивает, или принять свою природу целиком и постараться прожить жизнь так, чтобы выйти к желаемому, когда твоя материальная оболочка состарится и умрет. — Но я не хочу быть демоном! — И вот сейчас, — криво усмехнулась Вельзевул, — прислушайся. Они стали громче, не так ли? Так будет всякий раз, когда ты будешь отрицать. И спонтанные выплески силы будут становиться все жестче и неуправляемее. — Это как… детская магия у Гарри Поттера? — Понятия не имею, о чем ты. — Сказка про мальчика-волшебника. Вы не знаете? — Адама это искренне поразило. Ему казалось, демоны и Ангелы должны знать о людях и их жизни все. — Никогда не интересовалась человеческой культурой больше, чем надо было для работы. Как, в общем-то, и все мы. К Верхней Конторе тоже относится. — А почему Конторы? — Потому, что… Так, мы же договорились, что ты слушаешь и задаешь вопросы только по делу. Так вот, можешь сравнивать с чем угодно, что тебе привычнее, но суть я обрисовала. Единственный для тебя способ не погибнуть в ближайшие месяцы — принять себя целиком. Признать свою эфирную половинку, определить себя как нефилима, стремящегося быть человеком, взять силу под контроль и научиться ненавязчиво ее использовать, а не копить в себе. — И научить этому можете только вы, — уныло констатировал Адам. — Или я, или Кроули, других демонов, лояльно относящихся к твоим идеям, в мире нет. Но Кроули тебя нау-учит, да, так и представляю. — А кто это, Кроули? — Рыжий, наглый, когда-то носил имя Змей. Он был с Азирафелем на авиабазе. — Азирафель это Ангел, который ко мне приходил? — Да. Вот эта парочка тогда у тебя за спиной и стояла. — Азирафель и Кроули…. — повторил Адам, стараясь запомнить имена, наверняка же пригодятся. — Почему он не может меня учить? Он мне понравился, хоть и демон. — Потому, что он — известнейший на весь Ад раздолбай. Невероятно талантливый, потрясающе везучий и способный выкрутиться из любого неприятного положения, мошенник, каких эфирные планы не видывали, но при этом идиот, балбес и лихач. Ты все еще хочешь такого учителя? Адам очень хотел. Но вместе с тем что-то рациональное внутри него кричало, что такой вот Кроули может скорее быть другом или старшим братом, а не наставником. С ним было бы здорово гонять на мопедах, выступать в рок-группе, дурачиться и играть. Кроули напомнил ему Сириуса Блека из все той же популярной книги. Да, от такого старшего друга он бы не отказался, а вот уроки преподносить должен кто-то… серьезнее. Адам горько вздохнул. — Не хочешь, — Вельзевул улыбнулась. — Прогресс. Еще большим прогрессом будет сейчас заглянуть в себя и прислушаться, что именно говорят голоса. Не возражай. Ты должен прислушаться, а не бежать исполнять услышанное. Ну, давай же. — Это не просто, — мальчик скривился. — Мне не хочется. — А ты постарайся. Я подожду. У меня целая вечность в запасе. Адам опустил голову так, что волосы закрыли лицо. Уставился на свои руки. Легко сказать: «постарайся», а как это сделать если все твое человеческое существо против? Разве что… «Я послушаю, чтобы знать, чего они хотят, и никогда этого не делать, так сойдет, наверно». Закрыв глаза, он настороженно прислушался к себе. Сперва осозналось, что воротник промокшей формы прикасается к горлу неприятной холодной полосой. Что в кроссовках влажно. Что желудок уже начинает требовать свой законный обед. Потом Адам понял, что сидеть на бревне неудобно, повозился, устраиваясь получше. Заодно смахнул с лица прилипшую прядь волос. Голоса, обычно докучавшие ему, словно издеваясь, прятались, шептали очень неразборчиво. И понять их мешал и шелест листвы, и далекий шум машин, и музыка, звучавшая в каком-то коттедже неподалеку. Даже собственное дыхание. Но постепенно и эти звуки отошли на второй план. Сознание Адама оказалось в темноте. Сжатое до крохотной точки, не превышающей по размерам электрон, и одновременно раскинувшееся чем-то огромным и безбрежным, как океан. И шорох этого океана, мерный и ровный, начал складываться в слова. «Я есть. Я могу. Я живу. Я существую. Я — это я. Я — это ты. Всегда. Никогда. Было. Есть. Будет. Я есть. Ты есть. Ты — это мы. Будь мной. Я буду тобой. Мы есть. Ты/я есть». Это последнее «ты» совмещенное с «я» в одно не существующее в человеческом языке, но такое понятное слово заполнило сознание. А затем Адам увидел то, что Вельзевул назвала его демонической половинкой. На удивление, оно не было ужасным или уродливым. Это был просто сгусток… чего-то. Какой-то энергии, смотревший на мальчика его собственными глазами. Адам неуверенно потянулся к нему и сгусток потянулся навстречу, постепенно сливаясь с ним. А произносимое на нечеловеческом языке чистых смыслов «ты/я» обрело вполне человеческое звучание: «нефилим». Адам резко открыл глаза. Потряс головой, пытаясь осознать, что не так. И только спустя несколько ударов сердца понял: голоса смолкли. Окончательно. Зато теперь мальчик чувствовал постоянно текущий сквозь все его существо поток энергии, омывающий пульсирующий в груди сгусток… эфира, кажется, они это так называют. Эфирная сущность. Эфирное тело. — Неплохо, — констатировала Вельзевул. — Ты быстро учишься. — А? — Адам посмотрел на нее и вздрогнул. За обликом несуразной коротышки в смешной шапочке проглядывал другой. Адам смутно разобрал какие-то язвы на лице, рой мух, но и это оказалось не пределом. Еще глубже Вельзевул была грозным безграничным созданием с огромными черными крыльями, а под этим обликом трепетал сгусток тьмы, в котором танцевали искры адского пламени, раздуваемые взмахами уже шести крыльев. Адам попытался рассмотреть, что может быть еще дальше, и наткнулся на точно такой же, как у него самого, эфир, сплетающийся в образ Вельзевул-в-шапочке, сидевшей рядом с ним. — Ничего себе! Прямо колесо какое-то! Страх прошел окончательно. Такую Повелительницу Мух, какой он ее видел сейчас, Адам уже не мог бояться. Даже самых жутких третьего и четвертого образов, под ними же есть еще и пятый. — Нет, ну вот почему у тебя столько талантов?.. — поморщилась Вельзевул. — Сколько образов насчитал? Хотя… Ты сказал про круг, значит, все пять уровней. Сильно для только что принявшего свою суть нефилима. — А у меня так же? — Нет, ты же не полноценный Падший ангел, и никогда таковым уже не станешь. У тебя всего два уровня — материальный и эфирный со слабыми демоническими признаками. — А какие у меня признаки? Рога и копыта? — развеселился Адам. — А вот это, — Вельзевул ухмыльнулась, поднимаясь на ноги, — будет твоим, так сказать, домашним заданием. Выясни сам. Даю тебе сутки с половиной. Послезавтра после уроков придешь сюда же, в парк. — Зачем? Голоса уже замолчали. — Но пользоваться своей силой ты так пока и не научился. Иди. Тебя Цербер ждет. — Его Бобиком зовут, — мотнул головой Адам, сообразив наконец, что пока он копался в своем естестве, успел наступить вечер. — Мне безразлично, как ты назвал собаку. Иди. Она развернулась на пятках и шагнула за барьер. — До свидания! — запоздало крикнул Адам и поспешил к общежитию. Бобика и правда надо было выгулять. И наконец поесть. Да и уроки сами себя не сделают. В эту ночь мальчик впервые за много дней спал спокойно. И утром не обнаружил в комнате никаких боглов.