Счастливого конца света!

                     Тени. Шэнь Цинцю снова гнали тени, и он несся, не разбирая дороги — сквозь косы горящих водорослей, обдирая лицо. Ил забивал жабры, горчил тиной на языке, пожарная сигнализация сводила с ума. Шэнь Цинцю метался в лабиринте кораллов. Надежда сбить преследователей с толку таяла вместе с силами. Клубящиеся волосы загораживали обзор, перепуганная стая мелких рыб заискрила серебром перед глазами. А потом огромная тень закрыла собой весь свет, песнь чудовища прокатилась сквозь толщу вод, пророкотала от берега до берега, от хвоста до ребер в самое сердце. Шэнь Цинцю плыл из последних сил, оглушенный, в кромешной тьме, не разбирая дороги, главное не останавливаться, главное… Что-то мягко мазнуло по поясу, оплело талию... — Опять кошмар? — Бинхэ плотнее обхватил его за талию и успокаивающе поцеловал в шею. Шэнь Цинцю ничего не ответил. Бинхэ с легкостью перевернул его и уложил себе на грудь, разворачивая лицом к небу. Шэнь Цинцю затаился, придавленный кривым ломтем луны к Ло Бинхэ. Тишина оглушала. Так и сойти с ума недолго. Звезды сочувственно подмигивали — все понимаем, помощь уже в пути. Охрана осталась на въезде в пустыню. Какое-то время они ехали вдвоем сквозь бесконечные насыпи, и в раскаленном воздухе дюны оплывали миражами-горами-лесами... Зыбко дрожали бамбуковые заросли, в которых плутали медузы. Исполинские киты надкусывали крыши пагод и обреченно тонули в облаках. Под вечер пришлось бросить заглохшую машину, и дальше шли пешком. Шэнь Цинцю не спрашивал, он уже давно не задавал вопросов. С Бинхэ станется, может ответить... Привал разбили за полночь, когда Шэнь Цинцю уже перестал чувствовать заледеневшие пальцы. План был неплохой, но шансы мизерные. От воспаления легких не умирали лет пятьдесят. Бинхэ целовал в посиневшие губы и растирал ему ладони. — Прости, увлекся, — извинялся он, прижимая к себе. Горячий, как печка. Шэнь Цинцю разомлел, провалился в тревожный сон, заблудился в чаще кошмаров из водорослей и коралловых лабиринтов… Шэнь Цинцю лежал, раздавленный луной о грудь Ло Бинхэ и с вызовом рассматривал издевающиеся звезды. — Говорят, раньше, очень давно, миллионы лет назад… — тихо рассказывал Бинхэ на ухо, переплетая их пальцы в замок, — эта пустыня была огромным морем. Простирающимся до самого горизонта. Скалы были лишь берегами и островами, а жизнь здесь била ключом. Доисторические рыбы, гигантские морские змеи, только представь, мы сейчас с тобой… Шэнь Цинцю лежал на дне моря, погребенный в теплом иле, и рассматривал мерцающие звезды сквозь толщу воды. Помощь уже в пути, лживо улыбались они. Шэнь Цинцю ядовито улыбался в ответ, прекрасно понимая — никто ему не поможет. Огромные левиафаны скользили по небосводу и пели колыбельные на забытых языках. Медузы плели хороводы, убаюкивая, а теплое течение лизало лицо — все хорошо, сдавайся — и щупальца исполинского чудовища нежно оплетали все тело. Сердце Бинхэ билось под левой лопаткой. Все хорошо. Черные кольца распускались, тянулись в стороны, опутывая собой весь мир, обнимая, душа в объятьях. Все хорошо, и ничего не страшно. Пустыня спала мертвым сном, песок бредил солью, и где-то под сводами пещеры капала вода. Они продолжили путь ранним утром, как только рассвет исцарапал восток. Шень Цинцю кутался в куртку Бинхэ поверх собственной и стучал зубами. Восхождение на гору заняло полдня, а уже к обеду раскаленный воздух обжигал легкие — мертвый, лабораторный, выжженный кварцем и ультрафиолетом. Они стояли на вершине, посреди гигантского кладбища, и казалось, на свете не осталось никого, кроме них двоих. Шэнь Цинцю облизывал пересохшие губы и, щурясь под ослепляющим солнцем, разглядывал фигуру Бинхэ, застывшего у самого края обрыва. Шэнь Цинцю видел лишь бесконечный песок, насколько взгляда хватало. Что видел Бинхэ? Шэнь Цинцю разглядывал застывшего у края Бинхэ и подумывал сделать миру одолжение. — Ты веришь в карму? — глухо спросил Ло Бинхэ, не оборачиваясь. Точно, все это было, и не раз, не два. Шэнь Цинцю толкал до конца не верящего Бинхэ с обрыва. Шэнь Цинцю сам стоял на краю и делал шаг назад, летел в пропасть, уворачиваясь от протянутой руки Бинхэ. Шэнь Цинцю хватал Бинхэ и падал вместе с ним. Выл ветер, песок скрипел на зубах, где-то капала вода. Тень Бинхэ, огромная, заслоняющая собой весь мир, гасящая солнце, тянулась и тянулась к Шэнь Цинцю. Лизала мыски ботинок, обвивала за плечи, стягивала кольца на груди. По шагу за раз — один, другой, левой, правой — Шэнь Цинцю подошел вплотную, положил ладонь на широкую спину и заглянул вниз — голова закружилась. Где-то у подножья тихо ждал песчаный курган—глубокая синь вод—ревущий адский огонь? Шэнь Цинцю молча оттянул Ло Бинхэ за край майки от обрыва и безнадежно испортил момент. Заглянул в глаза, вздернув бровь — какого хрена происходит? С тобой? Со мной? С нами? — Я и сам не всегда понимаю, — словно извиняясь, пробормотал Бинхэ, заправляя растрепавшиеся волосы Шэнь Цинцю за уши. Тот встал на цыпочки и поцеловал Бинхэ в лоб, чувствуя, как пересохшие губы трескаются в кровь. Бинхэ смотрел прямо в глаза, и взгляд его слепил пониманием не хуже солнца, резал ножом вскрывал ребра где глухо билось и что-токапаловсыромподземелье… На лбу Бинхэ кривыми подтеками засыхал смазанный кровавый поцелуй. — Просто иногда я… — Да просто заткнись уже,— не выдержал Шэнь Цинцю, рванул вперед, целуя растравленными губами, перешел в наступление. — Нахуй карму. Нахуй ответы, нахуй искренность. Шэнь Цинцю никогда не верил ни в карму, ни в бога, ни в дьявола, и все же, вот он Бинхэ, все вместе взятое и что-то большее. Шэнь Цинцю горел под полуденным солнцем, в объятьях Бинхэ, сплетался с ним в один клубок на вершине Цинцзина и топил ненужную правду в поцелуях и стонах.