Цветник слов

      Эдвард любит лёд. С момента, как оказался на нём и до сего дня. Когда Фрэнсис в четыре года отвела его на лёд, мальчик почувствовал, что любит его. Как бы сложно не было, он всегда старался уже с того момента. А через два года к нему присоединилась сестра. Маленькая Лиззи старалась не меньше брата, изо дня в день вновь и вновь отдаваясь льду. "Это миеньхо! Сиэю понавится!" — говорила она. Девочка развивалась быстро, вскоре все вокруг стали звать её гением. Зависть. Одна огромная зависть. Эдвард был разбит в этот момент. Мысли, что, сколько бы он не старался, а его маленькая сестра всегда будет лучше, разбивали, но Эдвард старался.       Он был рад, когда его сделали представителем их школы по фигурному катанию. Даже если он занимался вместе с другой девушкой. Это было не важно. Видеть, как маленькая Лиззи сидит на трибунах и кричит, какой он у неё крутой, поздравляет даже если он не занимает первое место. Его милая маленькая сестра была слишком милой, чтобы ненавидеть из-за зависти. Эдвард тогда стал её личным учителем. Он рассказывал сестре о новых стилях, показывал ей свои части ещё до выступления, вместе с ней покупал костюмы. Лиззи любила видеть брата в чём-то милом, потому Эдвард был готов надеть что угодно лишь по её капризу.       А потом Лиззи исполнилось тринадцать, и тренер сделал их с Эдвардом партнёрами, решив, что гениальный фигурист и её брат, способный с лёгкостью скопировать любую технику в чём угодно, станут хорошей парой. Тогда Эдвард стал выкладываться ещё больше. Под шутки Чарльза про них с сестрой, под строгим взглядом матери и просто под желанием стать достойным напарником для сестры. И их выступления стали лучше, все говорили как прекрасно и синхронно они двигаются.       А потом Лиззи заболела. Как раз перед соревнованием. Она вывихнула плечо во время тренировки. Конечно, она не будет участвовать, даже если всё каким-то чудом заживёт перед соревнованием. И Эдварда поставили в пару с другой девушкой.       Такое странное и забытое чувство, когда твой напарник тебе никто. Эдвард его просто забыл за этот год, что провёл с сестрой. Чувство, когда вообще нет связи с человеком. Ты просто не понимаешь, откуда её взять. Эдвард пытается вспомнить, но у него никогда их не было. Ни с кем. Даже с тем старшеклассником, который был для него словно старший брат. Их отношения были скорее деловыми.       Эдвард сидит дома вместо тренировок. Его выступление будет хорошим. Оно будет сделано точь-в-точь, как говорил тренер. Все движения будут чёткими. Потому нет смысла в изнурительных тренировках. Эдвард просто сидит с сестрой. Он знает, что травма не смертельна, что Лиззи всё так же может сама делать как минимум половину повседневных дел вроде уроков, но здесь просто легче. Легче с единственной, с кем была связь. Эдвард не помнит, как она родилась, не помнит их первых дней жизни, но всё, что он помнит — она важна ему. Всегда была важна. Милая маленькая девочка с золотыми кудрями и большими изумрудными глазами. Девочка, которая его сестра. Сейчас ей только четырнадцать, но именно из-за всего этого вдруг в голове болезненно мелькнули картины, которые ужасают юношу: "Его сестра будет с другим". Неизбежная и убивающая мысль. Если бы про это узнала Фрэнсис, то чтобы она сказала своему сыну? Надрала бы уши и назвала подростковыми гормонами? Эдварду лучше не знать. А Лиззи сейчас ругается. Она рассказывает брату как важны тренировки, что она уже не маленькая, что сюда и так часто наведываются Паула и Зинглиде. И так каждый день. Каждый день по новой. Милая розовая комната, милая словно куколка девочка и её милый голосок разрушает её брата. Тренировки всё хуже. Любовь ко льду пропала. Лиззи уже угрожает, что не придёт на соревнование, а Эдварду просто плевать. Тренер говорит, что ещё чуть-чуть и Мидфорду придётся забыть о коньках, а тому плевать.       Лиззи ругается, мама отчитывает, отец спрашивает, его напарница чуть ли не в слезах спрашивает в чём дело, Грей говорит, что сам в разы лучше себя покажет на соревнованиях. Это всё мешает в один шум. Огромный белый шум. Чувство, словно ты уже совершил суицид, когда признался себе в чём-то настолько отвратительном. И всё же что-то невинное и детское донеслось: — Того глядишь, меня поставят с кем-то другим, раз ты такой безотве... — Не надо! — вырвалось. — Не говори про это!       Эдвард чувствует, что сейчас действительно нажал на курок и услышал этот тихий скрежет барабана. Он смотрит на сестру. Именно сестру. Она никогда не была не может стать для него девушкой. Он ведь не изменился? Нет, Лиззи чувствует перемену, она просто видит это в том, как изумруды его глаз помутнели, особенно сейчас. Этот пустой взгляд, направленный именно на неё. Пуля именно в том экстракторе, на котором остановился барабан. Осталось нажать на спусковой крючок. Перед глазами пронеслось всё их с Лиззи детство. Почему в нём никого не было? Почему Эдвард не подпускал к себе никого кроме сестры? Никогда ни с кем... Одна единственная маленькая девочка всегда была в его личном мире... Была с ним. И выстрел: — Я понял кое-что... я увидел тебя не так, как должен... ты кажешься мне девушкой, а не сестрой...       Кажется, сейчас он порвал их хрупкую связь. Заботливый старший брат, готовый ради сестры пойти на всё. Брат, согласный даже пожертвовать своей мужественностью по её капризу. По капризу... сейчас каприза не было. Сейчас этот мир просто рухнул. Любовь ко льду, соревнование, связь с сестрой, гордость матери. Всё сломалось. И где-то в Эдварде сейчас тоже что-то совсем сломалось.