***
По раскисшей, ещё не начавшей подмерзать земле кони ступали осторожно. Воеслава это вполне устраивало – торопиться с возвращением домой не хотелось. Эта охота была последней перед отъездом дружины полюдья из Велегостья. Собственно, почти всё было уже готово, он сам вместе с тиунами всё проверил. Но, как водится, в путь собирались тронуться после Макошиной седмицы. Впереди, от спуска в ложбинку к ручью, раздались возгласы: – Э, глянь!.. Братцы, осторожно!.. Да тут болотина настоящая! Подъехавший Найдён проговорил: – Не проедем здесь, княжич! Ручей разлился, там в низинке болотина целая. Низинка, через которую протекал ручей, всегда была сыроватой, но ни разливов, ни, тем более, болотины там сроду не бывало. Ясно было, что воды там не особо много, но она полностью скрыла все неровности, ямы и коряги. А значит, соваться туда означало серьёзно рисковать – упаси Велесе, кони ноги поломают. Воеслав, окинув взглядом разлив, кивнул: – Едем вниз по ручью – там тоже перебраться можно. Подходящее для переправы место отыскалось всего в паре перестрелов. Здесь ручей, наоборот, заметно сузился и обмелел. А совсем рядом обнаружилась и причина этого. Упавшее ещё зелёным дерево погрузило в ручей свои ветви, и течение долгое время прибивало к ним весь лесной мусор, попадавший в ручей – обломанные ветки, опавшую листву, даже птичье гнездо. Всё это постепенно заполнило русло, образовав небольшую запруду. Из-за неё и оказалась залита низинка, по которой обычно проезжали велегостьицкие охотники. Ясно было, что долго эта запруда всё равно не удержится, через некоторое время вода разнесёт её, и ручей вновь потечёт как прежде. Но пока этот ручей до странности напомнил Воеславу его собственную жизнь. Вот так же, как вода лесного ручья у запруды, в нём копились какие-то силы, но, не находя выхода, превращались в раздражение, прорывавшееся совершенно непредсказуемо. Только как устранить эту запруду внутри самого себя, он пока не знал. Охотники перебрались через ручей, выбрались на взгорок на другом берегу. Здесь уже начинался более сухой лес, по большей части сосновый, и кони пошли быстрее. Да и дышалось здесь легче. К тому же поднимался ветер – вершины гнулись и гудели, словно морской прибой. Гриди-северяне переглянулись, без слов понимая друг друга. Хотя лишь немногие из них в самом деле выросли среди sjømann, но в море вместе с Воеславом доводилось бывать всем. Однако ветер вызывал и некоторую тревогу. Кто-то из гридей, вскинув голову и глянув на вершины сосен, покачал головой: – Эка Стрибог-то разгулялся! Снега бы не принёс… – Да нет, это едва ли, – возразил другой, – наоборот – тучи поразнесёт. А вот деревья поломает – это да. Собственно, это опасение разделяли и другие. Воеслав коротко кивнул: – Давайте-ка к дому поворачивать, пока и впрямь на нас чего не повалилось. Повинуясь всадникам, кони ускорили шаг, и через некоторое время впереди за деревьями уже показались городские стены.***
В первый день Макошиной седмицы все обряды были чисто женскими. Потому уже с утра по всем землям росавичей начинали собираться вместе женщины и девушки. Сперва шли славить богиню – в святилища Макоши, если такие были поблизости, в большие святилища в городах, на малые родовые капища… С собой несли мёд, молоко, короваи, шерсть в дар богине-матери. К середине дня действо постепенно перемещалось в беседы. Приходя туда, девушки принимались чесать лён, тут же передавая подготовленную кудель пряхам. Те, получив её, брались за веретёна. В дальнем углу несколько женщин налаживали ткацкий стан. Парни подтягивались в беседы позже, когда работа над пеленой была уже закончена, женщины убирали прялки и ткацкий стан и принимались накрывать столы для общего пира. Впрочем, особых развлечений в этот день ожидать не приходилось – народу в беседы набивалось много, да ещё столы были расставлены, так что для игр и плясок оставалось совсем немного места. Зато со следующего дня начинались собственно посиделки: поначалу девушки пряли, шили, ткали пояски, парни занимались какой-нибудь мелкой сидячей работой, а потом приходило время веселья. Вот тут уж молодёжи было раздолье. В последнее время Твердята всё чаще поговаривал о намерении жениться. Собственно, и с невестой уже был твёрдый уговор, что свадьбу сыграют ближе к весне, когда он вместе с княжичем вернётся из Белозаводи. Можно было бы, конечно, жениться и на Макошиной седмице, но ни покидать жену сразу после свадьбы, ни оставаться с ней и уходить из дружины Твердята не хотел. Сам он шутил, что не желает оставлять весь Кузнечный конец без веселья на целую зиму – Искрянка была признанной заводилой среди здешних девушек. Она поддразнивала: – Не боишься, что меня кто другой уведёт? – Коли впрямь любишь – дождёшься, – уверенно отвечал он. – А коли нет – так и говорить не о чем. Занятый своими делами, Твердята всё же не упускал из виду и сестрёнку. А она, сидя за прялкой, неизменно откладывала в сторону все веретёна, которые пытались подсунуть ей парни. Зоряна нравилась многим, да к тому же унаследовала от матери умения лекарки-зелейницы, потому заполучить её в жёны желающих хватало. Она же сама была приветлива со всеми, не выделяя никого, и лишь в последнее время оживлялась, когда поблизости появлялся Громобой. Твердята помалкивал, хотя сам был доволен: если бы через эту свадьбу они с Громобоем породнились, его это вполне устроило бы. Оставалось только выяснить, как к этому относится он сам. Между посиделками гриди не забывали и о предстоящей поездке. Потому кузнецы тщательно проверяли, как подкованы кони, в порядке ли упряжь, заранее готовили подковы с шипами. Работая по обыкновению бок о бок с Громобоем, Твердята посматривал на него, обдумывая, как бы лучше задать интересующий его вопрос. Наконец, словно бы вскользь, проронил: – Ты-то жениться не думаешь? – Да и рад бы, – усмехнулся Громобой, – да ведь дом ставить надо, хозяйство заводить, а у меня покуда серебра столько не наберётся. – Ну, насчёт дома не тревожься, – Твердята локтем смахнул со лба выбившиеся волосы. – Да и про хозяйство тоже… На самом деле гриди, решившиеся всё же обзавестись семьёй, давно уже селились все вместе. Детинец всех не вместил бы, а разбредаться по ремесленным концам никому не хотелось, слишком сложно было бы собирать всех, случись что-нибудь. Кому первому пришло в голову селить женатых гридей всех вместе – едва ли кто-нибудь сумел бы ответить точно, однако это произошло, и теперь уже не первое поколение воинов обитало в Слободе. Эта часть Светлояра раскинулась на дальнем от берега Заболони склоне холма, вдоль небольшой речушки, огибавшей подножие и впадавшей в большую реку ниже города. Примыкала она непосредственно к детинцу, откуда в Слободу вели отдельные ворота. Это было удобно и для воевод, и для самих гридей – при необходимости достаточно было лишь протрубить в рог у Слободских ворот. Князья охотно поддерживали Слободу, и обычно там заранее строились несколько домов, чтобы, когда кто-то из гридей надумает жениться, не приходилось лихорадочно ставить срубы и под дождём или снегом крыть крыши. Громобой всё ж таки не ответил Твердяте на вопрос, интересовавший того больше всего. Лишь качнул головой: – Вот из Белозаводи вернёмся – там уж и будем думать. Вообще-то он был прав. Пока что впереди маячила долгая, хоть и, несомненно, приятная поездка, а потому гридям и без свадеб было о чём подумать. Но и отвергать дары Хозяйки Судеб и Лады-Белолебеди никому не пришло бы в голову. А княжий двор погружён был в свои заботы. Часть пути Молнеславу и его отряду предстояло проделать вместе с дружиной полюдья. Потому княжич, как обычно в последние годы, вместе с тиунами проверял всё, что готовили к этой поездке, либо обсуждал с отцом дары, которые предстояло везти в Белозаводь. Вместе с княжичем должны были ехать и несколько бояр. Двое позже, возле межи с зарадичами, отправятся дальше обычным путём полюдья, а остальным предстояло сопровождать его в Белозаводь. Сам князь Ведислав тоже собирался туда приехать, разве только чуть позже.***
Утром одного из дней Макошиной седмицы Зоряна торопливо шла по улице. Её подружку Милянку просватали, до свадьбы оставалось два дня, и подруги прибегали помочь ей с подарками для будущей родни. Собственно, всё давно уже было готово, но ведь надо же проверить! А это означало, что перебираться всё будет долго, с шутками-прибаутками, всяческими присказками… пока не настанет время покинуть её и отправиться в беседу. Милянке до свадьбы полагалось сидеть дома, но остальным-то ведь тоже хотелось найти себе суженых! Увидев пристроившегося рядом парня, Зоряна с лёгкой досадой поморщилась. Добрята не раз уже звал её замуж, но каждый раз получал отказ. Вот и сейчас, поздоровавшись, задал всё тот же вопрос: – Ну, а мне-то когда сватов засылать? – Говорила уже – не пойду я за тебя! – решительно откликнулась девушка. – Но я же тебе нравлюсь?! – Да с чего ты это взял? – она в недоумении покосилась на Добряту. – Ну, когда я ногу повредил, ты ж за мной ходила… – И что? Был бы это Муравко или Негода – так же бы ходила, на то и лекарки нужны. Похоже, это несколько остудило пыл парня, но ненадолго. Через некоторое время он вновь принялся уговаривать девушку. Она, однако, помотала головой: – Нет уж! На что мне муж, который сам думать не умеет? – Почему это не умею?! – Да потому что тебе кто бы что ни сказал – у тебя на всё один ответ: я, мол, никогда не спорю. Даже когда совсем разное говорят. Выходит, ты как листок на ветру – куда дунет, туда и полетишь. А своя-то голова есть на плечах? Или она у тебя только чтоб шапку носить? И, не слушая больше раздосадованного этой отповедью парня, толкнула калитку. Благо хоть туда он за ней не пошёл…***
За пару дней до отъезда князь Властислав позвал младшего сына к себе. Воеслав шёл не слишком охотно – его немало раздражала отцовская привычка давать подробные указания по поводу полюдья, хотя князь уже несколько лет в полюдье не ходил, а Воеслав и сам прекрасно справлялся с этим. Поначалу князь и в самом деле повёл было привычные речи. Однако через некоторое время неожиданно хлопнул ладонью по подлокотнику кресла: – Ладно, что я тебе рассказываю – это ты и без меня знаешь. Давай-ка об ином… – он поднялся, прошёлся по горнице. – Купцы сказывают, Даримир Зарадический тебе дочку не отдал, а сам её за раденического княжича просватал. Сколь ни таил, да слухи-то всё одно просочились… Воеслав слушал отца, подобравшись и напряжённо гадая – к чему всё это. Едва ли князь Властислав завёл бы подобный разговор просто так. Похоже было, что он что-то задумал. Княжича это совсем не радовало – воплощать отцовские замыслы, а значит – и разгребать последствия, разумеется, предстояло ему. Но спорить с отцом он не собирался, зная, что это совершенно безнадёжно. А князь вприщур взглянул на сына: – И есть у них обычай: перед свадьбой молодые в святилище едут благословения богов испросить. Вот тебе и возможность двух зайцев одной шапкой поймать. И с раденичем за прошлое лето сквитаться, и невесту перехватить… Или не решишься, сбоишься? Он намеренно подначивал сына, зная его нрав, и не ошибся: Воеслав вскинулся: – Когда это я кого боялся? Князь удовлетворённо кивнул и продолжал: – Возьмёшь с собой Вояра да Вершеня Благомирича – пока ты к зарадичам ездишь, они полюдье поведут, чтоб время не терять. И ещё… Ближняя дружина твоя пусть с ними идёт, больно уж они приметны. А ты с собой иных людей возьмёшь. Он выглянул в верхние сени, махнул кому-то. Вскоре в горницу, низко склонившись в дверях, шагнул человек. Когда он, наконец, выпрямился, княжич узнал его. Хотя этого человека он нередко видел здесь, на княжьем подворье, однако не сумел бы точно сказать, кому же всё-таки служит Потай. На первый взгляд, он чаще выполнял распоряжения самого князя, но нередко его можно было видеть выслушивающим княжича Буеслава, а иной раз – беседующим с княжьими чародеями, причём они явно отдавали ему какие-то распоряжения. Потому Воеслав насторожился. Он, сам не зная почему, не любил Потая и не доверял ему. При этом с ним Потай всегда держался предельно уважительно. Однако, хотя его улыбку, по мнению Воеслава, впору было вместо мёда на хлеб мазать, но взгляд оставался жёстким и холодным – словно его обладатель выбирал, куда вернее всадить кинжал. Появление этого человека не сулило, по мнению Воеслава, ничего хорошего. Однако князь думал иначе. – Потай с тобой поедет. До Темноводья вместе с дружиной полюдья путь держѝте, а там у него отряд приготовлен, их возьмёте – и к зарадичам. Он не предлагал – приказывал. И как ни мало Воеславу хотелось выполнять этот приказ, серьёзных причин отказаться у него не было. К тому же, как ни крути, отец был прав – и в том, что ему представлялся реальный шанс сквитаться с раденичами, и в том, что ближняя дружина Воеслава слишком приметна. Других людей можно было выдать за случайную разбойную ватагу, мало ли, откуда она могла забрести. Безупречно обученные гриди для этого уж точно не годились. О невесте, зарадической княжне, он думал меньше всего – при мысли о девушках перед глазами вставала лесная незнакомка. Рядом с ней любая красавица казалась Воеславу скучной и ничем не примечательной. Потом он довольно долго выслушивал советы и указания отца по поводу именно этой затеи – поездки к зарадичам. Правда, думал в это время о своём. Во время этой поездки советы князя едва ли пригодятся, действовать всё равно придётся как получится. А вот с ближней дружиной объясняться в любом случае понадобится. И, зная Ратшу, без серьёзной стычки дело точно не обойдётся…***
В Белозаводи вовсю готовились к приезду гостей. Пожалуй, меньше всех в этом участвовала Ярмила – она, правда, уже почти смирилась с предстоящей свадьбой, но до знакомства с женихом радоваться не спешила. Утешения она предпочитала искать в Перуновом святилище. Грозень выполнил обещание, научив её видеть незримое. Оказалось, что способности к этому у неё были, поэтому новое умение она освоила без особого труда. К тому же Грозень настоял, чтобы она выучила один заговор – если его произнести, любые знаки станут видны всем, кто его услышит. В полюдье на сей раз отправились несколько бояр – князь решил, что Славомир обязательно должен быть на свадьбе сестры, да княжич и не возражал. Ему и самому хотелось поддержать Ярмилу, хоть он и был уверен, что жених ей понравится. Однако прежде ожидаемых гостей из Светлояра в Белозаводь приехали другие – крепенический княжич Красислав со свитой. Князь Даримир с удовольствием воспринял этот повод для очередных пиров и праздников. Что-что, а повеселиться зарадический правитель любил. Поскольку Ярмила была уже просватана, поднести чашу гостю доверили её младшей сестре Добромиле. Она приняла это с нескрываемой радостью – гость был молод, красив и очень ей понравился. Только на третий день после приезда гости наконец заговорили о том, ради чего пустились в путь, когда большинство князей отправляются в полюдье. Оказалось, что крепенический князь, решив, что пришла пора женить наследника, отправил его в эту поездку, помня, что у нескольких соседей есть незамужние дочери. Расчёт, собственно, был на то, что не один – так другой согласится породниться. Выслушав гостей, Даримир кивнул: – Что ж, дело хорошее. И союз между нами лишним не будет. Да только не могу я меньшую дочь выдать вперёд старшей, а она уже просватана. Хотите – погостите у нас, пока её жених приедет, а там разом две свадьбы и сыграем. Гости, немного посовещавшись, приглашение приняли, чем порадовали и самого князя, и его младшую дочь. Ярмила, узнав об этом, только плечами пожала. Её крепенический княжич нисколько не заинтересовал. Когда Славомир не без доли лукавства спросил, что она думает о женихе младшей сестры, Ярмила ответила: – Не знаю. Какой-то он… никакой. Он хоть знает, с какой стороны за меч-то берутся? – Это, похоже, знает, – засмеялся Славомир, которому крепенич тоже не особенно понравился, – вон в рукоять как вцепляется, когда волнуется! – Ну, только что… Знаешь, я подумала… а вдруг… Она не договорила. При взгляде на Красислава ей неожиданно подумалось, что и её жених может оказаться вот таким. В конце концов, всё, что она знала о нём, было лишь чужими рассказами, а они слишком часто бывали преувеличенными… Славомир понял её, покачал головой: – Да нет! Молнеслав воин, а этот – так… Добромила, однако же, была о Красиславе совсем иного мнения. Ей нравилось всё: и то, как он держался, и как говорил… а особенно – то, как он восхищался ею. Князь, видя, что младшей дочери этот жених по сердцу, удовлетворённо улыбался. Старшая дочь пристроена (самому себе он не боялся признаваться в этом, главное – пока что не говорить об этом вслух во избежание сглазу), младшая – можно считать что тоже, притом весьма удачно. Осталось найти подходящую невесту для Славомира, но вот с этим пока было не так просто: с князьями, у которых были незамужние дочери, они либо уже были в родстве, либо невесты чем-то не устраивали князя. Потому княжич пока что оставался завидным женихом – но и только.***
До поры Воеслав решил ничего не говорить своей ближней дружине. Он слишком хорошо знал своих побратимов и не сомневался, что они вовсе не обрадуются, что княжич снова отправится куда-то без своей ближней дружины. Большинство, понятно, ни слова не скажут, а вот Ратша с Найдёном – те, пожалуй, и не смолчат. Однако впереди был ещё немалый путь – обычный, по сути, путь полюдья. Воеслав давно и хорошо знал всё, что могло встретиться на этом пути, помнил все роды, жившие в землях, через которые они ехали. Вояр, каждый год ездивший вместе с ним, ориентировался здесь ничуть не хуже. Им с Вершенем князь тоже дал вполне определённые указания по поводу нынешней поездки, и, как и Воеслав, оба до поры не торопились говорить об этом. Однако и их то, что задумал князь, вовсе не радовало. Но если дружина пока просто не знала, что впереди очередное расставание с княжичем, то Вояр и Вершень, даже зная, не рисковали заговорить об этом с Воеславом. Он и без того с самого начала поездки был жестоко не в духе, хотя со старейшинами займищ и посадниками в городцах, через которые шло полюдье, был сдержан и говорил вполне ровно, без срывов. Отыгрывался он, как обычно, на своих, гоняя гридей во время ежеутренних занятий без малейшего снисхождения. Впрочем, забот у дружины полюдья хватало и без княжеских затей. То в одном займище по весне моровое поветрие половину народа выкосило, потому дани приготовили меньше обычного, то у двух других вышел какой-то спор, разобрать который они сами не в состоянии… Такое случалось каждый год, не в одних местах, так в других, но от сознания этого легче не становилось. Вопреки шальному норову Воеслава, споры родовичей он разбирал с завидным терпением и неизменно справедливо. Вершень только головой качал: такого он от княжича никак не ожидал. Вояр, наоборот, облегчённо вздыхал, видя, что его воспитанник всё же успешно справляется с происходящим. Но, чем ближе было Темноводье, тем больше нарастало напряжение. Несколько ослабил его разве что праздник Врат Зимы, встреченный в небольшом посадском городке в двух седмицах пути от межи с зарадичами. Здесь даже Воеслав позволил себе веселиться, не думая о том, что ожидало впереди. И ему, и всей дружине не приходилось жаловаться на недостаток девичьего внимания, потому праздник, по общему мнению, удался. Из всех велегостьинцев лишь Потай не принимал участия в общем веселье; устроившись в стороне, он пристально наблюдал за княжичем, что-то обдумывая.***
Врата Зимы Молнеслав встречал в одном из городков, где обычно полюдье и оказывалось к этому времени. Снег уже довольно плотно укрыл землю, хотя ехать всё же пока предпочитали по берегу – лёд на реках был ещё ненадёжен. Праздник, как обычно, был шумным и весёлым, ребятня увлечённо лепила снеговиков и швырялась снежками, к ним присоединялся и кое-кто из взрослых. Для настоящего катания с гор снега пока ещё было маловато, но самые отчаянные головы всё же лезли на склоны. Правда, даже у них хватало ума не скатываться с береговых откосов, чтобы не вылететь на неокрепший речной лёд. Впрочем, веселью это вовсе не мешало. Для княжича и его спутников в гриднице посадничьего терема был готов пир, и веселились, как водится, до глубокой ночи. А наутро вновь ждали обычные заботы. Каждый раз находились те, кого по тем или иным причинам не устраивал суд посадника, а потому они ждали полюдья, чтобы со своими заботами обратиться к князю либо его сыну – всё равно, кто из них приезжал. Не зря князь Ведислав сам обучал сына всему, что касалось судебных дел и законов. Выслушивая ремесленников и смердов-землепашцев, знатных бояр и простых охотников, Молнеслав лишь изредка советовался с боярином Боривоем, своим кормильцем. В последнее время он всё реже сопровождал воспитанника в поездках, поскольку и надобности большой в этом не было, но на сей раз уж никак не мог остаться дома. В городке провели три дня, а после двинулись дальше. До места, откуда дружина полюдья должна была продолжать путь уже без княжича, оставалось всего пять или шесть переходов.