ID работы: 8512432

Перуновы воины

Джен
PG-13
В процессе
76
автор
Размер:
планируется Макси, написано 645 страниц, 72 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
76 Нравится 284 Отзывы 18 В сборник Скачать

1-12

Настройки текста
      Велемысл отложил свиток, прошёлся по горнице. Здесь тоже не нашлось того, что он уже много лет искал…       Лет тридцать назад в старинной книге он обнаружил упоминание о могущественном амулете, принадлежавшем давно исчезнувшему народу. Судя по описанию, получалось, что он способен наделить владельца поистине безграничными возможностями, силой, властью… Но вот узнать, где же он хранится, Велемыслу за все эти годы так и не удалось. Если где-то и попадались описания места, они были неясными и могли относиться не к одному, а, по меньшей мере, к десятку разных. К тому же и время меняет лик земли – где во времена существования того племени стоял лес, теперь могли быть поля, холмы разрушились, превратившись в равнины, одни реки пересохли, зато появились другие… Да и прежних названий давно не осталось даже в памяти людской, они давно забылись.       Единственное, пожалуй, что удалось в конце концов, после долгих поисков, выяснить точно – амулет спрятан где-то в приграничье между землями раденичей и войнаричей. У раденичей Велемысл даже не пытался обосноваться надолго – разве что какое-то время жил в Журавце. Впрочем, там он провёл всего несколько месяцев, и поначалу всё складывалось очень удачно… чтобы после в одночасье рухнуть. Соваться в Светлояр не имело смысла, раденические князья, и прежний, и нынешний, к чародейству относились без особой приязни, так что на их поддержку рассчитывать не было смысла. К тому же Велемысл не хотел столкнуться с Дубренем. Его он знал ещё со времён своего ученичества у хромого ведуна Доброзвана, жившего на окраине Велегостья. Дубрень в ту пору был воином – одним из троих, отмеченных Перуновым знаком, и в Велегостье наведывался, чтобы повидаться с побратимом – тогдашним княжичем, а после князем, Воеславом Ратиславичем. Велемыслу же наставник едва ли не с самого начала сказал: «Берегись Перунова знака – не знаю как, но дано ему порушить всё, что ты замыслишь». Велемысл не знал, как случилось, что годы спустя Дубрень пошёл служить в Перуново святилище, но по-прежнему старался, чтобы их пути не пересекались.       Чародей не скрывал досады: сколько бы он ни пытался добраться до того, что искал, все старания пропадали впустую. Записи в свитках оказывались неточными, те, с чьей помощью он пытался добраться до цели, не могли либо не желали помочь ему. А древний клад всё так же неодолимо притягивал. Если рассказы о нём правдивы, то обладание им сулило власть, какая и не снилась всем этим надменным князьям, наивно считающим, будто все должны служить им и их замыслам. Губы чародея вновь скривились в усмешке: самоуверенному Властиславу Велегостицкому никогда в жизни и в голову не придёт, что не чародей служит ему, а он сам – слуга всех замыслов того, с кем сила Надвечного Мира.       Мысли чародея обратились к сыновьям князя. Вернее, к одному из них. Двое старших были самыми обычными парнями, характерами в значительной мере напоминали отца и никакими особыми силами наделены не были. А вот младший... В нём с самого рождения жила могучая сила, подчинить которую полностью чародею было не по разумению – это мог разве что сам Надвечный Мир. Однако направить эту силу на свои цели... почему бы не попытаться? И пока это удавалось ему. Вот только от своей заветной цели он пока был всё так же далёк, как и два десятка лет назад.       Княжича Воеслава чародей считал своей самой большой неудачей. Когда княжич ещё был совсем мал, стало ясно, что он носит на челе Перунов знак. А значит, со временем он мог стать весьма опасен для того, ради чего уже давно жил Велемысл. Несколько лет чародей потратил, чтобы найти средство избежать этого, и лет десять назад от какого-то старого ведуна, давно уже ушедшего в такую глушь, куда и люди-то не забредали без нужды, услышал про магию науза. Ведун назвал ему все заговоры, которые нужно было читать на узлы, но предупредил:       – Коли сделаешь науз для того, кто Перуновым знаком отмечен, он воле твоей послушен будет, сам того не ведая. Да только времени у тебя будет не так много – года три, много пять. После науз со знаком раздориться начнут уже так, что эту силу тебе не сдержать и на свои дела не направить… Коли случится такое – беды не оберёшься.       Не поверил он предостережению… А зря! Но что оставалось делать? Пока Воеслав был отроком, убедить его надеть науз было не так уж сложно. Несколькими годами позже, когда он набрался сил, это едва ли удалось бы и самому князю.       Первое время науз и в самом деле позволял Велемыслу отчасти управлять поступками княжича. А заодно помогал узнавать, где он и что с ним. Впрочем, князю он об этом не говорил. Если во время походов Воеслава тот приходил справиться, всё ли в порядке с сыном, чародей без труда находил его с помощью своей гадательной чаши. Это ещё больше укрепляло его влияние на князя. Однако в последние года три началось как раз то, о чём Велемысла предупреждал тот ведун. Силы науза и Перунова знака боролись между собой, и чем дальше, тем больше Воеслава сторонились почти все – кроме, разве что, собственной ближней дружины. Потому что предсказать, чего ждать от княжича, не мог даже чародей. К тому же Велемысл почти осязаемо чувствовал, что, чем дальше, тем более опасен становится княжич именно для него…       Нет, впрямую никто не приказывал Потаю, которого князь отправил с сыном, убивать Воеслава. Но чародей сумел исподволь внушить ему твёрдое знание: княжич не должен вернуться в Велегостье. Впрочем, он должен был вмешаться только в том случае, если в бою княжич опять уцелеет. А что Воеслав наверняка сцепится с раденическим княжичем, Велемысл ни мгновения не сомневался.       Как бы там ни было, но через несколько дней после Велеса-зимнего гадательная чаша вдруг разом перестала показывать Воеслава. Со смесью удовлетворения и сожаления чародей подумал, что княжича больше нет среди живых. Князю, впрочем, он пока ничего говорить не стал.       Однако теперь не приходилось рассчитывать на то, чтобы использовать Воеслава в поисках амулета. Оставалось надеяться только на собственные силы и возможности.       Еле слышно скрипнула, открываясь, дверь. В горницу тенью проскользнул один из помощников Велемысла. От его волос и одежды повеяло холодом – он только что вернулся из поездки, куда отправлен был с тайным заданием. На вопросительный взгляд старшего утвердительно наклонил голову:       – Всё сделал, как ты велел.       – Добро. Отдыхай покуда.       Тот вновь ушёл.       Задуманное было сделано. Теперь оставалось дождаться результатов, а на это могло уйти немало времени.       Велемысл вздохнул, вновь уселся за стол и взялся за свитки.

***

      Наутро повеселевшая с возвращением Воеслава дружина собиралась на лов. Надо было пополнить припас – что ни говори, а мяса дружине полюдья требовалось не так уж мало. Мужики и парни Комаричей охотно согласились показать, где сейчас держатся лоси и кабаны.       Воеслав не удивился, когда Заренец подошёл к нему:       – Княжич! Дозволь в дружине твоей остаться.       Княжич качнул головой, с показной суровостью откликнулся:       – Ты бы хоть у брата спросил, каково это – в моей-то дружине.       – Пусть так! – Заренец явно не собирался отступать, и Воеслав невольно усмехнулся: похоже, упрямство было в этом роду семейной чертой. Внешне, впрочем, он остался спокоен, разве что в глазах мерцали смешинки.       – Ну, коли так… Посмотрим ещё, что отец твой скажет.       Вообще-то он догадывался, что история продолжится именно так. Да и в согласии Лисовца отпустить в дружину ещё одного сына не сомневался – если парень всё равно собирался обосноваться в Добрятине, значит, род не станет возражать, чтобы вместо этого он перебрался в Велегостье… или в Еловец – смотря где в ближайшее время придётся обитать самому княжичу.       Подошедший Лисовец подтвердил его предположения, махнул рукой:       – Всё едино парню воинская жизнь ближе, толку-то его здесь удерживать!       – Добро, – Воеслав взглянул на Заренца. – Походишь покуда в отроках, а там посмотрим.       Гриди, слышавшие этот разговор, одобрительно переглядывались. Заренца они, каждый год приезжая сюда с полюдьем, знали неплохо, да и после всего произошедшего ясно было, что в его верности Воеславу можно не сомневаться. Кто-то хлопнул по плечу Огнеца, который пытался не слишком явно показывать радость, но сияющие глаза выдавали его чувства.       Глубокие сугробы в лесу не позволяли ловцам отправиться верхом, потому и гриди, и Комаричи вышли с займища на лыжах. Мечи и почти всё воинское снаряжение оставили в беседе, на охоте оно было совсем ни к чему. С собой взяли только луки и рогатины.       Ветер, накануне немало досаждавший дружине полюдья, заметно ослабел, а в лесу и вовсе не ощущался, запутавшись в стволах и ветвях. Потому казалось, что и день этот чуть теплее. На самом деле морозец, как и день и два назад, был не особенно сильный, но и не позволявший застаиваться на месте.       Добравшись до небольшого распадка, разделились: половина отправились туда, где Комаричи заприметили кабаньи лёжки, а половина – в рощу, где дневало лосиное стадо.       Ловцам сопутствовала удача – к вечеру вернулись на займище, таща две лосиные туши и трёх крупных кабанов. Теперь дело было за малым: разделать туши и подкоптить мясо.

***

      Молнеслав с молодой женой, дружиной и прочими спутниками не особенно спешили. Не было надобности утомлять попусту княжну и старших бояр. Потому к тому времени, как Воеслав уже догнал дружину полюдья, они едва добрались до межи раденических и зарадических земель. Здесь Славомир распрощался с ними – ему предстояло ещё по возвращении, после короткого отдыха, так же провожать младшую сестру с её мужем. Их князь Даримир уговорил задержаться в Белозаводи чуть подольше, поскольку и ему самому, и княгине на самом деле нелегко было вот так разом расстаться с обеими дочерями.       На прощание Славомир пообещал:       – Как с северянами окончательно уговоримся про свадьбы и всё прочее, гонца пришлю. Сам-то Рагнар вроде согласен, а вот что его родичи решат… Ежели и согласятся, так пока ещё всё обговорят – и с приданым, и кто невесту привозит, кто сам за ней едет…       – Сколь я знаю, – откликнулся Молнеслав, – для северян такой обмен невестами дело обычное, так что к будущей зиме, глядишь, уже привезут тебе невесту.       И в самом деле, он не так мало слышал о подобных двойных браках. Sjømann не без оснований считали, что при заключении браков между семьями правителей это позволяло сделать союз с соседями наиболее прочным. Собственно, одним из потомков подобного союза между войнаричами и северянами был Воеслав – именно это и было причиной его родства с Рагнаром.       Наутро раденичи продолжили путь, а Славомир со своими гридями повернул назад, в Белозаводь.       Скучать в дороге Ярмиле не приходилось. Во-первых, двое бояр, кто был помоложе, взяли с собой жён – по возрасту они были ненамного старше княжны, а потому вполне годились ей в подруги. А во-вторых, Молнеслав большую часть времени держался рядом и охотно с ней беседовал.       Гриди уже предвкушали скорое возвращение домой. Те, что были женаты, особенно стремились в Светлояр.       Один из десятников Молнеслава, Желан, женился на Макошиной седмице, всего за несколько дней до отъезда, однако остаться в Светлояре, когда княжич отправился за невестой, не захотел. Среди «соколов» это было поводом для дружеских шуток, хотя большинство признавали, что на его месте поступили бы так же.       Преждан, женившийся почти год назад на Медвежий велик-день, ждал возвращения едва ли не сильнее прочих: когда они уезжали, его жена ждала ребёнка. И теперь и он, и его отец гадали, кого она родила – сына или дочку. Впрочем, княжичу Преждан признавался, что всё равно, кто родился – впереди вся жизнь, будут и ещё дети, и сыновья, и дочери…       Кое-кто, в том числе Твердята, тоже стремились в Светлояр, только не к жёнам, а к невестам. Впереди был конец зимы, Медвежий велик-день, а значит – свадьбы и переезд нескольких новых семей в Слободу. Княжич, знавший, что рано или поздно женятся многие, только улыбался: придёт время, и у его детей будут ровесники, из которых когда-нибудь сложится уже их ближняя дружина.       В раденических городках и погостьях их встречали с радостью. Ярмила с удовольствием убеждалась, что её муж пользуется всеобщей любовью. А Молнеслав с неменьшим удовольствием видел, что его жена по душе людям, среди которых теперь ей предстояло жить. И поздравления, которые они слышали в пути, звучали совершенно искренне.       В остальном всё отличие от пути через земли зарадичей заключалось в том, что теперь с ними не было Славомира, который, правда, в дороге с сестрой общался не так уж и много. Впрочем, Ярмила догадывалась, что брат просто даёт ей возможность привыкнуть к предстоящей разлуке. Теперь они если и увидятся, то не скоро и, скорее всего, ненадолго.

***

      – Княжич!       Что-то в негромком голосе заставило Воеслава пристальнее взглянуть на окликнувшую его девушку. Он знал, что Рябинка родилась в один день с Огнецом, да и похожи они были в самом деле даже больше, чем обычно бывает между братьями и сёстрами. Разве что черты лица у девушки были чуть мягче да рыжие волосы сплетены в тугую тяжёлую косу. Теребя её кончик и явно смущаясь, Рябинка из-под ресниц взглянула на княжича. Воеслав ждал, глядя на неё спокойно и внимательно. Девушка глубоко вздохнула, а потом, словно решившись, тихо проронила:       – Я… хочу дитя от тебя…       На самом деле она была далеко не первой, от кого он слышал подобное. Но пока, насколько он знал, подобные желания осуществились только у двух девушек, обе родили дочерей и вскоре благополучно вышли замуж – простые смерды и ремесленники верили, что дитя, рождённое от княжича, принесёт удачу. А дочь это или сын – всё равно… хотя, конечно, сыну удачи наверняка досталось бы больше.       Здесь, в своих землях, у Воеслава не было причин отказываться от этого. Иное дело – тогда в Ершове. Если бы купеческая дочь вдруг понесла от «молодца мимохожего», каким его там считали, это не прибавило бы ни ей, ни её отцу ни чести, ни радости.       Испытующе взглянув в глаза Рябинке, княжич спросил:       – А родичи твои что на это скажут?       Он почти не сомневался, что Комаричи не будут особо против этого, но хотел всё же убедиться, что девушка и правда обдумала это решение.       – Матушка… знает… – опустив голову, чуть слышно откликнулась она.       Воеслав чуть заметно качнул головой. Выходит, не просто обдумала, но и с матерью советовалась. Значит, и в самом деле это дитя станет здесь желанным…       – Что ж, коли так… – Воеслав улыбнулся. – Быть по сему…       Девушка вскинула на него глаза. Во взгляде её смешались радость, смущение, ещё что-то… Взяв княжича за руку, она потянула его за собой.

***

      Весь следующий день прошёл в приготовлении лосиного и кабаньего мяса в дорогу. На это всё же требовалось не так мало времени. Впрочем, это было занятие привычное, и гриди, следя за коптящимся мясом, перешучивались между собой.       На княжича, всю ночь не появлявшегося в беседе, посматривали с затаённым интересом, молча гадая, с кем из здешних девчонок он провёл это время. Однако никаких вопросов никто не задавал. В конце концов, не только ему не пришлось скучать в одиночестве. Хотя и ничего особенного в этом не было – и Воеслав, и его гриди ещё никогда не имели повода жаловаться на недостаток девичьего внимания. И не имело значения, где они – в городках, погостьях, родовых займищах или же в самом Велегостье.       Вообще возвращения в Велегостье большинство и ждали, и одновременно не желали. После того, что рассказали Воеслав и Огнец, ясно было, что и возвращение едва ли пройдёт так просто. Правда, княжич сразу сказал: удастся что-то разузнать про подсыла или не удастся, но как только дороги просохнут, он переберётся в Еловец.       Ратша и Найдён, переглядываясь, вслух не говорили о своих опасениях. Однако оба побратима понимали, что впереди ждут такие заботы, каких не пожелаешь и врагу. Вроде бы происшедшее – и науз, и подсыл – требовало мести. Но вот как раз с этим и была проблема. Потому что мстить Воеславу пришлось бы либо чародеям, что было делом по меньшей мере непростым, либо собственным отцу и брату… Хуже не придумаешь – мстить кровным родичам… такое даже в кощунах не часто встретишь…       Впрочем, Воеслав словно вовсе выбросил эту заботу из головы. По крайней мере, он ни словом не обмолвился об этом, и побратимы только гадали, что будет дальше. Однако и заговаривать об этом с княжичем они не спешили, справедливо рассудив, что всё решится в своё время. Пока что у дружины полюдья были свои заботы, которыми надо было заниматься. Но один вопрос гриди, посовещавшись, решили обговорить с княжичем, не откладывая. Речь шла о том, что Воеслав дважды отправлялся куда-то без своей ближней дружины, и оба раза дело не обошлось без проблем. В первый раз Воеслав попал в плен, во второй раз в отправленном с ним отряде оказался подсыл… Беспрекословно дожидаться третьего раза гриди не собирались. А потому княжичу дружно заявили, что больше никуда его одного не отпустят.       Воеслав, выслушав их, рассмеялся открыто и весело:       – Убедили! В другой раз без вас никуда. Разве только…       Он как-то разом посерьёзнел и замолчал, что-то обдумывая. Были два дела, в которых дружина никак не могла помочь ему. И оба их нужно было сделать по возможности поскорее, хотя в любом случае приходилось ждать кресеня.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.