***
На следующий день гуляли свадьбу Рябинки и Найдёна. Комаричи были довольны: Лисовец всё равно хотел искать жениха для дочери не среди смердов с соседних займищ, а в Добрятине или ещё где-нибудь. А теперь вот она, считай, куда удачнее пристроена. Веселье было совершенно искреннее, гуляли, что называется, до упаду. Гриди радовались за товарища, Огнец и Заренец вдобавок были довольны, что любимая сестрёнка теперь будет рядом. Лисовец и его жена могли не беспокоиться о дочери: и её мужа они неплохо знали, каждый год, чай, вместе с княжичем приезжал, да и под приглядом братьев будет. Поэтому, хоть они и грустили немного, но ведь всё едино рано или поздно Рябинку пришлось бы отдавать замуж. А так хоть весточки от неё получать станут. Ещё через пару дней погода позволила всё же поохотиться. Как и годом раньше, лов был весьма удачный, мясом гриди себя обеспечили на немалое время. Когда, прогостив на займище Комаричей целую седмицу вместо обычных трёх дней, дружина полюдья всё же собралась продолжать путь, Рябинку с сыном усадили в сани. Найдён заботливо укутал их в медвежину, и Рябинка смущённо и благодарно улыбнулась мужу. Летом отсюда до Еловца было всего четыре перехода, но зимой, когда дни стояли короткие, дорога получалась вдвое более долгой. Воеслав особенно стремился в Еловец, потому что там ждала его жена. Ночи проводили на займищах или в погостьях. Везде их встречали с привычным спокойствием, провожали в беседу, угощали. Наутро передавали приготовленную загодя дань, после чего дружина полюдья продолжала путь. К вечеру восьмого дня они добрались до Еловца. Гонца Воеслав отправил заранее, так что здесь их уже ждали. На княжьем подворье клети стояли готовые к хранению дани, челядь тащила на поварню припасы для вечернего пира, топила баню. Как выяснилось, Потвора за время жизни здесь уже полностью освоилась с обязанностями хозяйки и взяла в руки всё управление немаленьким хозяйством на подворье. Челядь подчинялась ей ничуть не менее охотно, чем княгине Хедвиге. Сама же княгиня вполне одобрительно наблюдала за этим, прекрасно зная, что со временем Потвора и в самом деле станет полной хозяйкой здесь. Последние сани втянулись в ворота. На подворье поднялась обычная в таких случаях суета. Потвора в накинутой на плечи шубке стояла на крыльце, ожидая мужа. Спускаться в это мельтешение она не стала, знала: здесь Воеслав скорее увидит её. И не ошиблась. Бросив поводья кому-то из челяди, княжич взбежал на крыльцо и обнял жену. Только увидев Потвору, он вдруг понял, как соскучился по ней. Дальше всё шло как обычно – баня, пир до полуночи… Посадник и здешние бояре, заранее предупреждённые о приближении дружины полюдья, собрались на пир сразу, как только за ними прибежали отроки с княжьего подворья. Для Найдёна с женой ложе приготовили в одной из клетей княжеского терема. Остальные гриди, как обычно, отправились в дружинный дом. В Еловце дружина полюдья собиралась задержаться чуть дольше обычного. Отсюда они уже направятся в Велегостье – бόльшую часть княжества к этому времени уже объехали. Пожалуй, больше других ждал возвращения в Велегостье Ратша. Ещё по осени родители сосватали ему невесту и уговорились с её родичами, что свадьбу отложат до возвращения княжича с дружиной из полюдья. Сам Ратша отцовским выбором был полностью доволен. Воеслав, не знавший подробностей этого сватовства (Вояр, чтобы не сглазить, не рассказывал ничего даже своему воспитаннику), не удержавшись, спросил: – Кого хоть тебе сосватали? – Милодару, Вершеня Благомирича меньшую дочку, – отозвался Ратша. – Доброе родство, – кивнул Воеслав. И в самом деле, для одного из воевод, служивших ещё князю Бранеславу, породниться с боярином было очень даже неплохо. Потвора на сей раз собиралась ехать вместе с мужем. Из-за происходившего в Велегостье неизвестно было, когда Воеслав сможет вернуться в Еловец, а расставаться снова и, возможно, надолго ей совсем не хотелось. И, хотя она уже в самое ближайшее время ждала ребёнка, решимости её это ничуть не остудило. Княгиня Хедвига, в отличие от неё, решила остаться в Еловце. Круг занятий её был один и тот же что здесь, что в Велегостье. Но в Еловце, по крайней мере, и близко не было чародеев, вызывавших у неё сильнейшую неприязнь. Вместе с ней оставались и два десятка её собственной дружины – в основном внуки тех хирдманов, что когда-то приехали с севера вместе с ней. Воеслав, выслушав обеих, коротко кивнул: – Быть по сему. И, хотя он не слишком спешил в Велегостье, но и оттягивать отъезд бесконечно тоже не собирался. А потому спустя седмицу сани и волокуши, гружёные собранной данью, двинулись на север – к стольному городу.***
К середине капельника Молнеслав благополучно вернулся в Светлояр. Его здесь ждали с нетерпением: имянаречение его первенца следовало бы провести ещё с месяц назад, но князь решил, что стоит всё же дождаться отца ребёнка. Ярмила не возражала, волхвы, которые должны были помогать на обряде, тоже одобрили такую отсрочку. Потому на следующий день по возвращении был назначен пир. Признаться, Молнеслав был несколько удивлён, когда увидел среди домочадцев свою сестрёнку. Ещё по зиме за Милозорой должен был приехать её жених, с которым княжну обручили ещё года три назад. Однако княгиня, вздыхая, рассказала, что вместо жениха приехали люди от его отца и рассказали, что свадьбы не будет. Не повезло парню – на кабаньем лову его конь оступился на какой-то колдобине, всадник упал, да так неудачно, что разъярённый секач порвал его прежде, чем остальные ловцы подоспели на помощь. Потому теперь Милозоре предстояло подыскивать другого жениха, но не сразу – повременить, чтобы дух погибшего не огневался, что-де скоро позабыла. На самом деле сама княжна даже и не особенно расстроилась из-за этого. Жениха своего наречённого она никогда не видела, а потому единственное, что её огорчало – что у всех подружек-ровесниц уже есть мужья, а у кого и дети, а она всё в девках сидит. Не недоросточек ведь – осьмнадцатый год идёт! Но, видно, так уж ей Макошь напряла. Выслушав эту невесёлую повесть, Молнеслав только головой покачал. Вот ведь как бывает – вроде всё складывается, а потом глядишь – ничего и не вышло. Впрочем, даже такие не слишком весёлые новости не означали, что жизнь остановилась. Наоборот – на княжьем дворе с удвоенной энергией принялись готовиться к имянаречению. К боярам с утра отправляли отроков, чтобы звать на пир. Занимаясь поутру обычными утренними упражнениями со своими гридями, Молнеслав посматривал на женившихся прошлой зимой Твердяту и Громобоя. Оба были веселы – значит, жёны их в положенный срок родили и, видать, благополучно. Позже и впрямь оказалось, что у обоих родились сыновья. Разве что женился первым Твердята, а вот с ребёнком Зоряна его жену всё же опередила… хоть и всего на три денька. Но им-то до имянаречения оставалась ещё пара седмиц. – Подрастут – как раз твоему товарищи будут, – смеялся Твердята. – Ну а что, в самый раз! – так же весело откликнулся Молнеслав. В самом деле, основу ближней дружины княжеских сыновей часто составляли их ровесники – сыновья отцовских гридей. Молнеслав не был исключением. То же ждёт его сына, и никто этому не удивится, потому что – с чего удивляться очевидному? Вечером был пир, как водится, богатый и весёлый. Волхвы в один голос заявили, что в этом ребёнке вернулся в мир прапрадед Молнеслава, а потому мальчика нарекли Грядиславом. Впрочем, до Посвящения он будет, как водится, носить другое, детское имя, которое уже предстояло выбрать для него родителям. За всеми этими заботами Молнеслав и Громобой не забывали и о своём побратиме. – Как-то у него там дела? – хмурясь, говорил княжич. – Купцы, что с полуночи через войнаричей шли, сказывали – не больно-то там ладно. Вроде как старший братец его всё же шею свернул – к твердичам сунулся. – Ну? – Молнеслав вскинул бровь. – Не иначе, думал так до нас добраться? – А кто его знает, чего он думал, – откликнулся Громобой. – Только твердичам, видать, это не глянулось. – Видно, так… Что ж, будем ждать вестей – всё едино ничего иного нам не остаётся. В самом деле, пока они не могли ни точнее узнать, что происходит у войнаричей, ни как-то изменить это. Оставалось только ждать. Тем более, оба достаточно знали Воеслава, чтобы догадываться: помощи он едва ли попросит.***
Дитя родилось, когда дружина полюдья остановилась на ночлег в одном из погостий. Жена здешнего боярина, сама мать четверых детей, оказалась толковой и расторопной и сама проводила Потвору в баню. Спешно найденная гридями бабка подоспела как раз вовремя, чтобы принять младенца и совершить все должные обряды. Из-за этого пришлось задержаться в погостье на пару дней, однако никто не жаловался. Теперь у Потворы и Рябинки, и без того успевших подружиться, появилась ещё одна общая тема для разговоров. А Воеслав невольно поторапливал спутников, чтобы жена и сын поскорее оказались в своём доме. До Велегостья добрались за седмицу до Медвежьего велика-дня, под вечер. Воротники приветствовали княжича спокойно, а это значило, что за время полюдья ничего стоящего внимания здесь не случилось. Пока вереница саней втягивалась в ворота княжьего двора, Воеслав успел завернуть к себе. Потвору он, как полагалось бы после свадьбы, перенёс через порог на руках вместе с ребёнком. Конечно, в Еловце он уже делал это, но теперь она становилась хозяйкой и здесь, в его велегостицком тереме, а потому не лишним было повторить обряд. Чтобы батюшка-домовой сразу признал её и дитя. Оглядев сбежавшуюся челядь, Воеслав негромко произнёс: – Это ваша хозяйка, моя жена. Ничего больше он говорить не стал, челядь его в лишних указаниях не нуждалась, а потому Воеслав отправился на княжий двор. Нужно было проследить за разгрузкой привезённой дани (не всё же доверять тиуну), да заодно узнать поточнее, что там нового. Всё же при всех старых неладах он беспокоился об отце. Хотя в груден, когда они уезжали, князь вроде почти воспрянул… не считая того, что продолжал горевать из-за гибели Буеслава. К немалому его облегчению, князь был вполне здоров. Сына он встретил куда приветливей, чем когда-либо прежде, расспросил, что нового в их землях, где что слышно. Воеслав рассказывал сдержанно, но всё же достаточно подробно, и князь слушал его не без интереса. Впрочем, ничего особо интересного в войнарическом княжестве в эту зиму не произошло. Разве что про соседей их купцы поговаривали, что зарадичи со sjømann сговариваются о свадьбе, но кого с кем – купцы не знали. Хоть о таких делах стараются не говорить, особенно чужим, да ведь шила в мешке не утаишь, нет-нет да и проговорится кто-то из челяди. Услышав об этом, князь Властислав покачал головой: – Интересно, кого ж там кому сватают? Воеслав усмехнулся: – Ну, про это я всё же поболее купцов ведаю. Рагнар туда ещё прошлой зимой приехал по невесту, виделись мы. А зарадический князь верняком, чтоб обмен равный был, сестру его для своего сына высватать попытается. – И то дело, – одобрительно кивнул князь. Он тоже отлично знал, как заключаются подобные браки, и не удивился бы, если такое сватовство изрядно затянется. Потому что обе стороны будут выторговывать себе самые выгодные условия, потом пойдёт подробное обсуждение приданого и всего прочего… Так может и не один год пройти. Остальные новости были не столь интересными, и через некоторое время князь отпустил сына отдыхать. Вернувшись к себе, Воеслав с удовольствием убедился, что Потвора уже успела поладить с его ключницей и в доме всё в полном порядке: баня натоплена, с поварни доносятся аппетитные запахи жарящегося мяса, похлёбок и, кажется, какой-то выпечки, а в гриднице уже расставляют столы. Собирать пир Воеслав, понятно, не собирался, но и ему самому, и дружине с дороги совсем не лишним было как следует поесть. С велегостицкими боярами он повидался на следующий день. Понятно, не со всеми – многие по-прежнему не жаловали его и старались пореже встречаться. Однако и тех, кто готов был с ним говорить, хватало, чтобы расспросить обо всём, что за зиму произошло здесь, в Велегостье. Новостей особых, правда, не было, зима прошла спокойно. У боярина Вершеня княжич застал и своего кормильца. Судя по всему, они как раз обсуждали предстоящую свадьбу. Появлению Воеслава оба обрадовались. Вершень хлопнул себя по колену: – Вовремя ты, княжич! Хотя между ними давно уже был твёрдый уговор и о свадьбе, и о приданом невесты, и обо всём остальном, но обойти такой важный обряд, как сватовство, было совершенно невозможно. А значит, требовалось решить, кто же будет сватом – по обычаю, это не мог быть отец или брат жениха. Потому оба согласились, что лучше всего просить княжича взять эту заботу на себя. И именно в этот момент он и появился. Выслушав их, Воеслав усмехнулся: – Быть по сему! Уговорились, что сватовство произойдёт уже завтра, чтобы вслед за тем, не откладывая, совершить и все остальные обряды и сыграть свадьбу. Дарушка, как в семье боярина называли меньшую дочь, ещё с осени ждала этого, и приданое, и дары для будущей родни у неё были давно готовы. Меды и пиво на обоих дворах только и ждали, когда попадут на столы. Так что препятствий для скорой свадьбы не было никаких. После говорили о делах в Велегостье, о прошедшем полюдье. Вершень расспрашивал, как здоровье княгини Хедвиги, как молодая жена самого Воеслава. Узнав, что Потвора приехала вместе с ним, а княгиня решила остаться в Еловце, он кивнул: – Может, так для неё и лучше. Там ведь всяко спокойнее. – До поры до времени, – нахмурившись, возразил Воеслав. – С раденичами сейчас пока мирно, а вот твердичи не срядились бы на нас походом. – Это верно, – не без досады откликнулся Вояр. – И надо ж было нашим к ним сунуться! Ну, осенью да зимой походами никто не ходит, да ведь весна скоро – как бы и впрямь не собрались к нам. Дескать, вы прошлый год межи нарушили… – Да ведь и раденичи то же сказать могут, – покачал головой Вершень, – к ним-то и вовсе два лета кряду ходили. Вот тогда нам и вовсе веселье будет… – С раденичами дело иное, – твёрдо проговорил Воеслав, – с той стороны нам стеречься сейчас нечего. Впрочем, объяснять причины такой своей уверенности он не стал и просто перевёл разговор на что-то более приятное.