Перуновы воины

      Сидя на резном кресле в просторной палате, Воеслав краем уха слушал, о чём спорят бояре. Речь шла о том, какие дела новому князю следует счесть первоочередными. На первый взгляд казалось, что князь внимательно прислушивается к спору, переводя взгляд с одного говорящего на другого. На самом же деле мысли Воеслава витали далеко.       До сих пор всё, что произошло после веча, складывалось вполне успешно. Если, конечно, не считать исчезновения чародеев. Впрочем, князь знал, что рано или поздно пути их всё равно пересекутся, а потому особо о них не думал. Княжеские обязанности были ему не в диковинку – многие из них Воеслав выполнял и при отце. И всё же странно было осознавать, что не старшего брата, а его самого почтительно именовали князем и ждали от него… Чего? Он и сам хотел бы разобраться в этом. За привычными словами, обозначающими столь же привычные ожидания, которые всегда обращают к князю окружающие, неумолимо проступало что-то новое, большее, и это ещё нужно было осмыслить.       Воеслав, сделав над собой усилие, вернулся от размышлений к реальности и вслушался в слова одного из бояр:       – …а с крепостицы той и за рекой пригляд будет, и…       – Это подождёт, – твёрдо проговорил Воеслав, прерывая боярина. – Крепостицы построить всегда успеем, ежели с соседями мир наладим. Нынче у нас разве только с северянами, с «морским народом» отношения добрые. А твердичи, того гляди, полки на нас соберут. Прошлым летом не поспели, осенью в грязи, зимой в сугробах вязнуть не захотели – так ведь новое лето скоро. А ежели твердичи походом пойдут, остальные-то что делать станут? Те же зарадичи?       – Вестимо что – в спину ударят! – откликнулся воевода Ядрей. – Это ж сколько нам полков собирать придётся? Управимся ли?       – Управимся, коли твердичей прочие наши соседи не поддержат, – Воеслав окинул бояр спокойным пристальным взглядом. – Ежели с раденичами замириться сумеем, князь Ведислав и зарадичей удержит, они, чай, родичи. Так что ехать мне в Светлояр. Глядишь, вместе с Ведиславом и на твердичей окорот сыщем.       – Погоди, княже! Ты сам, что ли, ехать собрался? – вскинулся боярин Радень.       – А кто же? Мне ж с раденичами докончания утверждать, глядишь, и ещё о чём сговоримся заодно.       Это было справедливо, потому бояре, хоть и переглядывались с некоторым сомнением, отговаривать его не стали. Однако боярин Радень заметил:       – Пока ты, княже, ещё здесь, надо бы и иное кое-что порешать. Со вдовой буеславовой что делать станем? Коль и в самом деле к отцу вернётся, с крепеничами нас рассорит, это уж наверняка…       Воеслав нахмурился. Боярин вслух сказал то, о чём он и сам уже подумывал. Но как этому помешать он пока не знал. Выход нашёл воевода Сувор.       – Вот коли бы сын её здесь остался – парню бы след в отцовском роду воспитываться…       – Хорошо бы, да как это сделать? Кто мальца у матери забирать станет?       – А ежели его кормильцу передать? – предложил боярин Радень. – Малость рановато, конечно, да ведь в вашем роду все уже годов с шести под присмотром кормильцев росли, а ему в кресень как раз шесть годов и сравняется.       – Неплохо, пожалуй, – задумчиво откликнулся Воеслав. – Да кто возьмётся его взращивать? Кого в кормильцы ему посоветуешь?       – Может, сына моего – Лихобора? – предложил боярин.       Князь на некоторое время задумался. Лихобора он хорошо знал, парень в свои двадцать шесть сам успел стать отцом троих мальчишек и вдобавок был десятником княжеской дружины. С Буеславом он никогда не дружил, хоть и был его ровесником, отличался нравом решительным и независимым, в дружине его уважали.       – Добро, – Воеслав решительно хлопнул ладонью по подлокотнику и взглянул на одного из отроков. – Сыщи-ка его, вроде с утра здесь где-то был.       Парень с готовностью умчался. Бояре и воеводы незаметно переглядывались: ни для кого не было секретом, что все гриди приказы Воеслава выполняют куда охотнее и быстрее, чем прежде – приказы его отца.       Лихобор явился быстро, словно ждал зова. На самом-то деле Воеслав догадывался, что боярин загодя всё обсудил с сыном – едва ли иначе он стал бы предлагать в кормильцы маленькому княжичу именно его. Впрочем, говорить о своих догадках он не стал, просто рассказал бояричу, ради чего его позвали, и коротко спросил:       – Возьмёшься?       – Возьмусь, – спокойно откликнулся Лихобор. – А что мал он – так и к лучшему, худого набраться не успел.       Лихобор улыбнулся открыто и чуточку озорно, и Воеслав улыбнулся в ответ. Теперь оставалось только убедить княжну Даровладу, что это необходимо. Но с этим боярин Радень твёрдо обещал помочь, а потому князь был вполне спокоен хотя бы за это. Разговор с княжной, впрочем, отложили на завтра.       Потом вернулись к разговору о предстоящей поездке князя. В своё время его отец, князь Властислав, не стал морочить себе голову докончаниями с соседями, в том числе чтобы не связывать себе руки… если вдруг вздумается попытаться отхватить у кого-нибудь из них часть земель. Однако Воеслав совершенно не склонен был следовать этому его примеру. У войнаричей хватало забот и без лишних раздоров с соседями.       Решить нужно было многое: кто поедет вместе с князем, кто будет вести дела в Велегостье в его отсутствие… Да мало ли что ещё требует внимания перед поездкой! Воеслав при всей своей решительности и упрямстве всё же умел прислушиваться к чужим советам, и теперь терпеливо выслушивал всё, что говорили ему бояре, временами что-то отвечал, задавал вопросы… И вскоре большинство бояр уже недоумевали, почему до сих пор относились к нему с неприязнью.       Когда, казалось, всё было решено, торопливо вошёл гридь из тех, что несли стражу на стенах и вежах детинца. Оттуда река просматривалась и вверх, и вниз на несколько перестрелов, и идущие по ней корабли можно было заметить издалека. И, хотя в конце березеня вроде бы рано ещё было для гостей, добирающихся в Велегостье по воде, однако сегодня стража неожиданно заметила идущие со стороны устья корабли – два боевых дреки. До вечера было ещё далеко, и белые щиты на мачтах ярко выделялись на фоне прибрежных холмов.       Услышав об этом, Воеслав усмехнулся:       – Ну, не иначе, родичи в гости собрались… – он кивнул челядину, всё это время ожидавшему приказаний в стороне. – Скажи Свиряте, чтобы готовился гостей принимать.       Челядин убежал. Боярин Вершень покачал головой:       – А может, купцы?       – Купцы на дреки? – покачал головой Воеслав. – Едва ли. Тогда были бы кнёрры.       Как вскоре оказалось, князь не ошибся. Корабли подошли к причалам, и отправленный встречать их Ратша узнал в стоявшем на носу первого из них троюродного брата Воеслава – Хальвора конунга. Впрочем, на втором дреки тоже обнаружился знакомец – тот самый Рагнар конунг, с которым они встречались чуть больше года назад у зарадичей.       Приветствовав гостей как подобает, Ратша повёл их на княжий двор. Там уже ждал их Воеслав. И, хотя гости появились без предупреждения, у княжеского тиуна Свиряты к встрече всё было готово.       Приветствуя родича, Хальвор спросил:       – А конунг где же?       – Теперь я конунг, – негромко откликнулся Воеслав. – Пойдёмте в дом, там всё расскажу.       Пока дружинник устраивал гостей, Воеслав увёл родичей к себе. Сидя в горнице, они слушали его рассказ о гибели Буеслава и о недавних событиях, Хальвор и Рагнар переглядывались. До них даже слухи обо всём этом пока не дошли – последние купцы, по осени отправившиеся на полуночь, в земли «морского народа», покинули Велегостье до того, как стало известно о гибели старшего из княжичей, а в этом году их собственные корабли вообще были первыми, прошедшими путь между низовьями Росавы и Велегостьем.       Сторонний наблюдатель, пожалуй, обратил бы внимание на явное сходство всех четверых. Оно и не диво – княгиня Хедвига приходилась сестрой и Халькелю конунгу, деду Хальвора, и Хальбере, бабке Рагнара и Торстейна.       О причинах, погнавших их в это путешествие, северяне говорить не спешили, да Воеслав их и не расспрашивал. Время для разговора о делах настанет позже, может, завтра, может, послезавтра. Но не в первый же день по приезде гостей.

***

      Наутро после пира Воеславу очень не хотелось вылезать из-под мехового одеяла и вообще шевелиться. Однако дела сами себя не сделают, и он, хоть и с трудом, заставил себя встать. Потвора, поднявшаяся раньше него, с усмешкой подала мужу чашу с рассолом. Проверенное средство помогло, и через некоторое время Воеслав уже спустился на двор, где гриди занимались обычными утренними упражнениями.       Меч, как он не раз уже убеждался, гораздо быстрее любых других средств возвращал его к жизни после самых долгих и буйных застолий. Потому он привычно бросил одному из отроков:       – Мечи!       Тот так же привычно метнулся за клинками, которыми обычно пользовался Воеслав. А князь обвёл взглядом гридей, позвал:       – Хаук!       Десятник, пряча усмешку, шагнул к нему. Даже сейчас, когда Воеславу не было надобности сбрасывать напряжение из-за вспышек ярости, которыми частенько оборачивалось ношение науза, Хаук оставался его постоянным напарником в тренировках. Воеслав и не скрывал, что многим приёмам научился у него. Впрочем, и сам Хаук кое-что перенимал у Воеслава, давно убедившись, что для воина никакая наука лишней не бывает.       После занятий с гридями Воеслав вернулся к себе словно обновлённым. Потвора, давно уже привыкшая к этой его особенности, улыбнулась:       – Воистину, в тебе пламя Перуново живёт. Иного бой утомляет, а в тебя будто новые силы вливает.       Воеслав, натянув чистую рубаху, обнял жену, коснулся губами её виска:       – Видно, это потому, что я в самую бурю родился… А нынче мне силы понадобятся.       Потвора знала, о чём он говорит. О том, что предложили князю бояре, она слышала и не хуже него понимала, как нелегко будет уговорить княжну Даровладу оставить сына здесь, раз уж сама она решила уехать.       Вопреки ожиданиям, убедить княжну, что её сын должен воспитываться в отцовском роду, оказалось не так уж и трудно. Буеслав не раз говорил ей, что и его, и братьев передали кормильцам не семи годов, как большинство, а годом раньше. Узнав, кто станет кормильцем её сына, она возражала больше для вида. Всё же сын знатнейшего из велегостицких бояр в кормильцах у её сына – это стоило того, чтобы согласиться. Впрочем, уезжать к отцу она тоже не спешила. И тому были причины. Нетрудно было догадаться, что отец воспользуется её возвращением, чтобы заключить союз ещё с кем-нибудь. В конце концов, Даровлада, хоть и успела прожить замужем семь лет, оставалась ещё молода и хороша собой. А среди соседей-князей хватало и таких, кто успел овдоветь – не так уж редко жёны умирали родами. И княжна совсем не хотела снова выходить замуж неизвестно за кого. К Буеславу она за годы совместной жизни успела худо-бедно привыкнуть, да и он всё же был не самым плохим мужем, а каким окажется новый муж – этого и сама Макошь не предскажет. Потому она решила остаться в Велегостье… пока до той поры, когда сыну сравняется шесть. А дальше уж как богам поглянется…       Когда Даровлада вышла из гридницы, Воеслав облегчённо вздохнул:       – Слава чурам, сладилось… – он взглянул на боярина Раденя. – Видать, здравый смысл сильнее обиды оказался.       – Похоже на то, – с усмешкой кивнул боярин. – Что, Лишко, к концу кресеня готовься мальца к себе забирать!       Лихобор, к которому обращены были эти последние слова, невозмутимо откликнулся:       – Да я и так готов!       Воеслав подумал, что хотя бы эту заботу он уже может выбросить из головы. Насколько он знал боярина Раденя, если уж тот взялся за что-то, так это будет сделано, притом наилучшим образом. Однако было и другое, о чём стоило подумать: неспроста ведь его северных родичей понесло сюда не в пору – не во время…       Как выяснилось, Хальвор и сам не склонен был надолго откладывать разговор с родичем. Потому вскоре после полудня прислал одного из хирдманов спросить, может ли Воеслав уделить ему некоторое время для разговора.       – Передай, что с ним я всегда готов побеседовать, – спокойно откликнулся Воеслав.       Через некоторое время появился сам Хальвор. Сегодня он был одет не менее нарядно, чем накануне на пиру. В чертах его читалось затаённое возбуждение и одновременно усмешка. Потому Воеслав без особого труда догадался, что разговор предстоит хотя и серьёзный, но не тяжёлый. И правда, после обмена несколькими малозначительными фразами Хальвор заговорил, наконец, о деле:       – Мы ведь с Рагнаром не просто так к вам снарядились. Ты же знаешь, что Рагнар жениться надумал?       – А то! При мне к зарадичам свататься приезжал, тогда же и конунг их согласие дал, чтобы дочь брата своего ему отдать.       – Ну вот, нынче на Середине Лета две свадьбы разом и будут играть. Рагнара с этой зарадической девой и его сестры с сыном тамошнего конунга. Вот и решили тебя на свадьбу пригласить – родич, как-никак! Рагнар хотел ещё раденичей позвать, да к ним ведь всё едино через ваши земли добираться. По воде-то получится?       – Благо вам буди за приглашение, – откликнулся Воеслав. – Мне всё едино к зарадичам наведаться бы надо, докончаний-то с ними у нас покамест нет. Да и к раденичам я как раз со дня на день ехать собираюсь. Коли хотите, давайте со мной. Коней вам сыщем, по воде тут не добраться. Росава в земли твердичей поворачивает, а нам туда вовсе ни к чему.       – Это дело, – одобрил Хальвор. – Я вот думаю: может, Рагнара с кораблями назад отослать, а послом от их семьи пусть Торстейн едет?       – Это уж сами решайте, – улыбнулся Воеслав.       Он не собирался вмешиваться в дела родичей. К тому же Хальвор, старший из его троюродных братьев, вполне в состоянии был сам решить, как лучше для них. Чтобы и цели достигнуть, и меньше сил на это затратить.       Но, как оказалось, приглашение на свадьбу родича было не единственной целью поездки. Отпив мёда из чаши, поданной челядинкой, Хальвор задумчиво проговорил:       – У меня ещё одна задумка есть… Скажи, у кого-нибудь из ваших бояр дочерей на выданье нет?       – Ты что, вторую жену взять надумал? – усмехнулся Воеслав.       – У меня и так три, – отмахнулся северянин. – Торстейна бы женить да в ваших землях где-нибудь пристроить. Не ладят они с Рагнаром, всё едино парню из родных мест уходить. У меня, сам знаешь, своих братьев хватает.       Это Воеслав и правда знал. Как знал и о давних неладах Рагнара с младшим братом. Что Торстейн рано или поздно уйдёт из дома, было ясно как белый день. А Хальвор ему и правда помочь ничем не сможет – у него три младших брата да два зятя, их бы как-то к делу пристроить, куда уж ещё кого-то! Поразмыслив немного, он предложил:       – Вот что: съездим к раденичам, потом к зарадичам, глядишь, в дороге чего и надумаем. Дочки-то у бояр есть, да по весне, сам ведаешь, не время свадьбы играть. А летом-осенью как раз жену и возьмёт, коли всё ладно будет.       – Тоже верно.       Хальвор вполне оценил его задумку. И правда, если прямо сейчас начать подыскивать жену младшему из братьев, можно не успеть на свадьбу к старшему. Тем более, им ещё предстоял неблизкий путь по непросохшим пока дорогам, и задерживаться в Велегостье уж точно не стоило.

***

      Через пару дней Воеслав в сопровождении ближней дружины и нескольких бояр выехали из Велегостья. Вместе с ними ехали Хальвор и Торстейн с двумя десятками своих хирдманов. Их корабли Рагнар увёл вниз по Росаве ещё накануне, забрав с собой бόльшую часть воинов. Дела княжества Воеслав со спокойной душой оставил на боярина Раденя и воеводу Ядрея. В помощь им в Велегостье пока оставался и Берислав: пускаться в путь по весенней распутице с не до конца оправившейся после болезни женой и двухлетним сыном он всё же не решился.       Потвора с сыном оставалась в Велегостье. Зная, что на имянаречение вернуться точно не успеет, Воеслав, прощаясь с женой, шепнул:       – Коли волхвы иного не укажут, назови Бранеславом.       – Хорошо, – улыбнулась она.       Дорога оказалась не такой уж тяжёлой. К тому же на сей раз с ними не было повозок или волокуш, замедлявших продвижение, а потому ехали быстро. Уже дней через десять впереди показалась крепостица возле брода через Быстрицу. Гриди, охранявшие брод, уже знали, что Воеслав теперь князь, и его поездка в соседние земли, чтобы заключить докончания, вопросов у них не вызвала.       Чтобы на раденической заставе не приняли их отряд за врагов, готовящихся к нападению, Воеслав отправил вперёд Огнеца. Тот с готовностью кивнул и умчался.       Сам брод от крепостицы почти не был виден. В то время, когда она строилась, дорога мимо неё к броду была прямая. Но лет десять назад в здешних местах пронёсся ураган, поломавший немало деревьев. Прежнюю дорогу завалило так надёжно, что её даже не стали расчищать. Купцы, ехавшие через этот брод, попросту объезжали завал, пользуясь открытым местом в стороне от крепостицы, и вскоре проложили новую дорогу. К слову, здешнему сотнику уже несколько раз влетало от Воеслава за то, что давний завал так и остаётся неразобранным, а за столько лет ещё и основательно зарос кустарником и молодыми деревцами. Хоть в бытность княжичем он и сам порой пользовался этой особенностью здешнего брода, но из-за этого застава у брода попросту теряла смысл.       Через некоторое время вернулся Огнец. Раденичи, хоть и были удивлены, всё же ждали гостей.       Нынешняя зима выдалась не столь многоснежной, как прошлая, поэтому полая вешняя вода уже почти сошла, и через брод удалось перебраться без особых проблем. Через некоторое время, обменявшись с раденической заставой приветствиями, они уже ехали к Журавцу.       Боярин Яромир встретил гостей хоть и не без удивления, однако, когда узнал, что к чему, обрадовался. Докончания с войнаричами означали, что с этой стороны можно будет не опасаться нападений, а в случае чего – и обратиться за помощью, коли твердичи походом соберутся. А такое время от времени случалось.       Беседуя с Воеславом, посадник неожиданно предложил:       – А ведь вы отсюда можете до Светлояра куда быстрей добраться, чем верхом. По Заболони на лодьях подняться. Да и оттуда к зарадичам по воде быстрей будет – вниз по Заболони мимо нас до устья Лебедицы, а потом по ней до Белозаводи.       – Быстрее ли? – Воеслав покачал головой. – Крюк-то немалый делать придётся.       – Верхами и не один крюк сделаете, там по пути места есть, где только зимой ехать хорошо либо когда лето сухое. Да до лета ещё порядком, травень только начался.       – Ну, когда так… благо тебе буди, боярин, за заботу!       На следующий день войнаричи и северяне взошли на лодьи, приготовленные для них по приказу посадника. На каждой лодье были кормщики из здешних, знающие реку, но на вёсла сели гриди Воеслава и хирдманы Хальвора – тем и другим было не привыкать. По-дружески распрощавшись с Яромиром, лодьи вывели на стрежень и двинулись вверх по Заболони.