***
Князь твердичей Прияслав стоял на крыльце и слушал доклады собравшихся на дворе воевод о том, сколько ратников им удалось собрать. Радоваться было нечему – собранной рати было слишком мало для того, что он задумал. А ведь он сам, когда ездил в полюдье, держал речи перед старейшинами, боярами и теми воеводами, что держали сторожевые крепостицы на межах с соседями. Ну, крепостицы ладно, оттуда воинов забирать нельзя, того гляди, не один, так другой сосед напасть решит. Но бояре и старейшины могли бы и побольше людей прислать! – Не спеши гневаться, княже, – раздался совсем рядом незнакомый голос. Вскинув голову, Прияслав огляделся и увидел в нескольких шагах от крыльца троих незнакомцев. Длинные тёмные рубахи, посохи и обилие оберегов на поясах выдавали ведунов. Но откуда они взялись – похоже, не знали ни воеводы, смотревшие на них не менее удивлённо, чем князь, ни гриди, стоявшие у ворот в полном остолбенении, не понимая, как те сумели пройти мимо них. – Кто вы такие? – требовательно спросил Прияслав. – Служители Велеса Многомудрого, – откликнулся старший из ведунов. – Не лучшее время ты, княже, для похода выбрал, не даст тебе Велес пути. – Это почему же? – князь не мог преодолеть подозрительности. – Нынче войнаричи нападения от вас ожидают, ещё и родичей-северян с собой позовут. А вот до будущего лета поуспокоятся – тогда уж они в твоих руках. – Тебе-то откуда это знать? Ведун наклонил голову и ответил негромко, почти смиренно: – Коли будет на то твоя воля, всё расскажу… и не только об этом. И в самом деле, чуть позже, уже в гриднице он рассказал Прияславу гораздо больше, чем тот ожидал услышать. И многое из услышанного заставило князя крепко задуматься. Не без настороженности он взглянул на ведуна: – Так, говоришь, войнаричи прошлый год не на нас ратью шли? Тот спокойно покачал головой: – Нет, княже, зачем бы им – малыми-то силами? Княжич Буеслав к тебе гонца отправить думал, да то ли не поспел, то ли случилось что с гонцом, а так бы вы вместе на раденичей и ударили. Ну, да что теперь-то… Видать, ответа не дождался, вот и пошёл вперёд, да твои ратники на межах их повыбили раньше, чем разобрались. Велемысл (а это был именно он) говорил уверенно и просто. Никому не пришло бы в голову, что половина рассказанного им выдумана. Чародею неоткуда было знать о намерениях Буеслава. К тому же он никогда не считал старшего из войнарических княжичей стоящим внимания. По крайней мере, в том, к чему стремился сам Велемысл. Но всё, что произошло за последний год, сильно осложнило его поиски, а потом и вовсе вынудило искать нового пристанища. Кто ж знал, что у князя Властислава на сей раз не хватит сил, чтобы, прохворав несколько дней, снова встать… как это бывало не однажды! Как и то, что вместо жены младшего княжича подвернётся жена его брата, которого как раз в это время принесло в Велегостье. Велемысл, в отличие от бояр, не забывал об уговоре с уводическим князем. А значит, на княжий стол предстояло взойти Воеславу, и это для чародеев было самым худшим. Потому что его подчинить себе не удастся, даже и пытаться нечего… убедились уже. А значит, и дожидаться его вокняжения не стоило. Велемысл досадовал лишь, что поторопился с обращением к силам Нави и призывом старшей из Лихоманок. Сил для этого понадобилось слишком много, вот князь и не выдержал… Получалось, что они своими руками отдали княжество Воеславу. Уйдя из Велегостья, трое чародеев некоторое время жили в давно брошенной прежними хозяевами избушке на берегу Росавы. Один из подручных Велемысла пару раз ходил в город – само собой, в чужом обличье. И когда он рассказал сперва о смерти князя Властислава, потом о том, как Воеслав принял священный Перунов меч, а после ещё и о пришедших по Росаве кораблях северян, Велемыслу стало ясно, что уходить нужно как можно скорее. Но податься в чужие земли значило удалиться от тех мест, где должен быть заветный талисман. Вот разве что… Он вовремя вспомнил, что земли раденичей, куда из-за Дубреня он пока не рисковал соваться, по Быстрице граничат с владениями твердичей. Потому, поразмыслив, Велемысл повёл своих спутников вверх по Росаве. Стражу на межах они миновали, пользуясь своим чародейным искусством, да и дальше сумели оставаться незамеченными. Рассказывать твердическому князю, какую роль они сами сыграли в последних событиях в землях войнаричей, Велемысл не собирался. Однако Прияслав и не расспрашивал. Он задумался о другом: среди его окружения не было ни одного мало-мальски сильного чародея. Ещё его отец при любом упоминании о волхвах и ведунах раздражённо фыркал и заявлял, что пользы от них никакой. Потому волхвы твердических святилищ ограничивали своё влияние на народ теми обрядами, без которых никак нельзя было обойтись. Зато бояре уже лет пять, с тех пор, как Прияслав стал князем, поговаривали, что неплохо бы найти сильных волхвов, чтобы те могли давать мудрые советы. И сейчас весьма выразительно переглядывались и подталкивали друг друга. Так и получилось, что уже после этого разговора в гриднице Велемысл получил от князя предложение остаться в Истоке. Разумеется, он ответил согласием, и вскоре княжеские гриди уже проводили их в пустовавшую до сей поры вежу на углу детинца. Когда-то при прадеде Прияслава здесь жили волхвы, но с тех пор, как их не стало, вежа стояла пустой. Никто не решался поселиться в ней. Велемысла прежняя история вежи не пугала, наоборот – когда он узнал о прежних её обитателях, то лишний раз поздравил себя. Похоже, если удастся призвать дух того давнего хозяина, можно узнать немало интересного. Однако говорить об этом князю он, разумеется, не собирался. Истоком стольный град твердичей звался потому, что стоял на мысу, там, где, как считалось, брала начало Росава. Из оконца вежи этот мыс был виден особенно хорошо. Впрочем, на самом деле настоящего истока Росавы не знал никто: это могла быть любая из малых безымянных речек, что впадали в озеро. Однако для Велемысла это не имело никакого значения. Отвернувшись от оконца, Велемысл взглянул на своих подручных, тёмными изваяниями застывших возле двери в ожидании его указаний. Велемысл легко повёл посохом и первым шагнул за дверь. Под большой верхней горницей обнаружились ещё две – в половину её величины. Их разделяла перегородка со сколоченной на совесть дверцей. В перегородку встроена была и небольшая печь-каменка. В обеих горницах стояли широкие лежанки, куда вскоре челядинки, боязливо оглядываясь на чародеев, притащили перины, подушки и всё, что ещё могло понадобиться новым здешним обитателям. Оставив помощников обустраивать жилые горницы, Велемысл вновь поднялся наверх. Окинув взглядом лавки, крепкий стол, удобные полки по стенам, он удовлетворённо улыбнулся. Потом едва слышно прошептал какое-то заклятье и пристукнул посохом. Когда-то Доброзван научил его тайным заклятьям, чтобы можно было, уходя откуда-то, забирать с собой хотя бы чародейные принадлежности и книги. Правда, сил это требовало много, но дело того стоило. Да и всегда можно было найти кого-то, кто, сам о том не зная, мог дать эти силы. Покидая Велегостье, Велемысл сложил всё в большой сундук, который запечатал заклятьем и отправил куда-то за Кромку Яви – куда именно, он и сам представлял весьма смутно. А теперь вот вновь призвал его к себе. Здесь уж до него точно никто чужой не доберётся, а Велемыслу книги и свитки пригодятся. Да и у князя веры в его силу прибавится, когда увидит всё то, что чародеи никак не могли принести с собой, а оно – вот оно!***
До устья Лебедицы добрались быстро. А вот дальше двигались уже медленнее, потому что теперь приходилось идти против течения. Впрочем, у Лебедицы оно было не слишком мощным, а потому гребцы, хоть и уставали, но из сил всё же не выбивались. Последняя перед Белозаводью стоянка пришлась на окрестности того самого святилища, куда Молнеслав и Ярмила ездили перед свадьбой. Поутру, пока гриди свёртывали лагерь, а Воеслав и Хальвор договаривались со здешними мужиками об отправке в Белозаводь гонца, обе супружеские пары наведались туда, чтобы, как подобает, принести жертвы и получить благословение. Когда они вернулись, лодьи были уже готовы к дороге, а из соседней веси к Белозаводи умчался верховой, чтобы упредить князя о гостях. До Белозаводи лодьи добрались далеко заполдень, когда солнце постепенно спускалось к вершинам деревьев. Здесь их уже ожидали, тут же проводили на княжий двор. Хальвор ещё с борта увидел стоящие у берега знакомые северные корабли – три дреки и кнёрр, а это значило, что Рагнар с родичами уже здесь. Один из дреки, кстати, был его собственный, а значит, хирдманы и родичи позаботились, чтобы отсюда он мог прямиком отправиться домой, более не тратя время на странствия через земли росавичей. Это было правильно: всё, ради чего он отправился сюда, удалось, и даже чуть больше, чем ждали. Князь Даримир поначалу не слишком обрадовался, увидев Воеслава. Однако он всё же приходился родичем Рагнару и Асгерд, а потому имел все основания приехать. Впрочем, узнав, что теперь он князь войнаричей и намерен, вдобавок ко всему прочему, заключить с ним докончания о мире и торговых делах, Даримир рассудил, что ради этого можно принять даже не самого желанного гостя. О воинской помощи здесь Воеслав говорить не собирался, понимая, что в противостоянии с твердичами зарадичи ему точно никак не помогут, да и ему не понадобится поддерживать их войсками, поскольку теперь у Даримира были родственные или союзнические докончания со всеми соседями. Первой решили играть свадьбу Рагнара и Благожиты. Это было правильно: Рагнар старший, ему и жениться раньше… хотя бы чуть-чуть. Потому через пару дней им предстояло отправляться в святилище. Рагнар, правда, лишь плечами пожимал – святилище чужих богов, хоть и вызывало уважение, не казалось ему таким уж важным, но раз здесь такой обычай… Накануне отъезда жениха и невесты в святилище к князю пришёл боярин Негомир – отец невесты, приходившийся Даримиру младшим братом. Вопреки ожиданиям, заговорил он вовсе не о предстоящей свадьбе: – Как мыслишь, княже, может, пока молодые туда-сюда съездят, нам тут делом заняться? Докончания бы с войнаричами утвердить – да и к стόроне. Даримир взглянул на него не без удивления: – Тебе бы, Негушко, нынче о свадьбе дочери думать, а не о докончаниях! – А чего о ней уж больно-то думать! – отмахнулся тот. – Пирами и всякими там обрядами бабы занимаются, это их дело. А тут уговорились бы, оно бы и спокойнее. Князь обвёл взглядом остальных бояр, которые слышали их разговор. На лицах большинства было явное одобрение, и Даримир кивнул: – Вот завтра молодых в дорогу проводим – тогда и докончаниями займёмся. Войнаричей только загодя упредить надо, а то потом князя их опять в святилище у Грозеня искать… Князь Даримир неспроста упомянул о Грозене. Накануне день прошёл в разговорах о том, у кого как складывались в последнее время дела. А нынче с самого утра трое побратимов ушли в Перуново святилище. Ярмила проводила время с матерью, к ним же присоединилась и Асгерд, потому им скука не грозила. Остальные гости развлекались кто чем. Славомир убедил отца позволить ему самому поговорить с Воеславом. Даримир охотно согласился. Всё же он как-то неосознанно старался, насколько возможно, избегать войнарича – может быть, потому, что чувствовал исходящую от него силу… такую же, кстати, какая отличала и Молнеслава. Однако он почему-то не казался столь опасным. То ли потому, что с раденичами их связывали давние дружеские отношения, то ли благодаря открытому приветливому нраву княжича. А Воеслав, гораздо более замкнутый и сдержанный, был непонятен, да ещё и вечные нелады между зарадичами и войнаричами не добавляли удовольствия от общения. Разговор с Воеславом оказался гораздо легче, чем ожидал Славомир. Молодой князь держался спокойно и уверенно, и, по правде говоря, Славомира это слегка сбивало с толку. Всё сложнее было видеть в войнариче врага… впрочем, если докончания удастся утвердить, врагами они и в самом деле уже не будут… не говоря уж о том, что через этот двойной брак Воеслав тоже окажется их родичем. Как бы там ни было, они быстро договорились, что на следующий день зарадичи и войнаричи все вместе займутся обсуждением докончаний.***
Споры из-за докончаний получились куда более долгими, чем можно было ожидать. Воеслав, вопреки надеждам некоторых зарадических бояр, оказался вовсе не так уступчив, как им хотелось бы. Когда кто-то из бояр попытался поставить условием утверждения докончаний возвращение земель, которые когда-то принадлежали зарадичам, он спокойно проронил: – Этого не будет. – Но эти земли искони принадлежали нам! – Были у них хозяева и прежде вас. Ваши пращуры их потеряли две с лишним сотни лет тому, вернуть не пытались. А мой прадед их кровью оплатил. Кто-то из зарадических бояр попытался настаивать, заявил даже, что без этого докончаниям не быть. Воеслав, жестом остановив своих бояр, которые уже собирались вмешаться, заговорил негромко, но в голосе его звенел металл: – Я без докончаний сих обойдусь. Ну, придётся за межами позорче глядеть – не впервой. Если я ради торговых выгод земли свои кому-то отдам, надо мной все зайцы в лесу смеяться станут. Надо мне это? Так что хотите докончаний – про земли по Росаве забудьте. Князь Даримир в спор пока не вмешивался. Ещё той зимой, когда Славомир впервые упомянул об этом, князь решил поднять старые летописи. И понял из них гораздо больше, чем сам ожидал. В том числе и то, что его предки, утратив выход к Росаве, вернуть его и в самом деле не пытались. А значит, и всех прав на эти земли они лишились бесповоротно и добровольно. Окинув бояр взглядом, Даримир проговорил: – С тех земель нам проку немного… – он резко отмахнулся от одного из бояр, аж привставшего с места. – Купцов и по Заболони довольно идёт. Нам об ином помыслить надобно. Все прочие договорённости особых вопросов не вызвали, и через некоторое время докончания были подписаны. Когда же войнаричи ушли, бояре приступили к князю. Пылая гневом, зачинщики допытывались, с чего он не захотел вернуть прежние зарадические земли. Даримир поморщился: – Ты, Станила, до седины дожил, да ума, видать, не нажил. Ты сам-то в тех местах бывал? Или хоть поблизости? Боярин Станибор замялся: он и вправду только понаслышке знал про земли, которые давали когда-то зарадичам выход к Росаве. А Даримир продолжал: – Там половина земель – скалы да леса. Ну, ловы там, может, и неплохие. А только что из тех лесов, что от Росавы сюда добираться надумаешься. Межа у нас с войнаричами нынче по Еловому хребту идёт, а там ущелья такие, что, не знаючи, и не выйдешь вовсе. И как добро всякое оттуда сюда доставить? Так что пусть уж войнаричи там сами управляются. Бояре переглядывались. О том, что добираться от Росавы до Заболони и впрямь тяжко, что по воде, что по суше, многие слышали от купцов. Но почему-то никому не пришло в голову, что ещё тяжелее окажется собирать с тех мест дань… если кто-то из зарадичей вообще решится там поселиться. Спорные земли, о которых шла речь, были не так чтобы очень обширны. С трёх сторон их ограничивали реки – Росава и два её притока, Стуженица с полудня и Каменка с полуночи. С четвёртой стороны до самого устья Быстрицы тянулся Еловый хребет, самые настоящие горы, хоть и невысокие. Ближе к Быстрице они переходили в цепь холмов, постепенно понижавшихся, а другим концом уходили в земли sjømann, превращаясь уже в серьёзные горы. Перевалов и распадков, позволявших одолеть эти горы, было не так уж и много, а между истоками Стуженицы и Каменки и вовсе не было. А потому, когда северяне вытеснили отсюда пращуров зарадичей, тогдашних князей это даже и не особенно расстроило. Всё едино большой пользы от тамошних ловов они не видели, селиться там никто не рвался, а купцам, чтобы добраться от Росавы до Заболони и через неё – до Лебедицы, приходилось спускаться к морю, огибать владения северян и подниматься уже по другой реке. Видимо, потому никто из прадедов Даримира в самом деле ни разу не пытался вернуть себе те земли. После некоторых споров бояре нехотя признали, что князь прав: от докончаний с войнаричами пользы будет гораздо больше. По крайней мере, теперь можно будет не бояться нападений, а купцам проще станет одолевать торговые пути.***
Одна за другой отшумели две свадьбы, а сразу вслед за ними Купала, и гости засобирались домой. Ярмила за это время успела вдосталь наговориться с братом и матерью. Трое побратимов несколько раз на целый день уходили в Перуново святилище – им было о чём посоветоваться с Грозенем, хотя про таинственный талисман и он не знал ничего. Теперь же северян ждали их земли, а Торстейна ближе к осени ещё и собственная свадьба. Ярмила второй раз в жизни простилась со всеми родичами. Однако на сей раз она уезжала спокойно, зная, что возвращается домой. Вниз по Лебедице росавичские лодьи и северные корабли двигались все вместе. Караван получился внушительный, а потому неизбежно привлекал внимание жителей прибрежных весей. Последнюю общую остановку сделали на мысу в устье Лебедицы. Отсюда северяне поворачивали на полуночь, вниз по течению Заболони. Раденичам и войнаричам, наоборот, предстояло двигаться вверх до Журавца и уже там расстаться. Воеслава ждали его собственные земли. Но перед этим побратимы всё же собирались навестить Перуново святилище. Прежде чем распрощаться, северяне и раденичи ещё раз, уже просто на словах подтвердили все договорённости. Потом все три дреки и кнёрр отошли от берега и двинулись в сторону устья Заболони. Паруса не ставили – ветер дул навстречу, однако и гребцы пока не слишком напрягались, Заболонь сама несла корабли, неспешно, но уверенно. Глядя вслед родичам, Воеслав с усмешкой заметил: – А Рагнар на брата зол… – За что бы? – вопросительно взглянул на него Молнеслав. – Так ведь Рагнару в жёны боярышня досталась, хоть и княжья племянница. А Торстейна с княжной обручили. Вот и злится – и на младшего братца, и на нас с Хальвором. Пришлось ему сказать, что коли бы он на твоей сестре женился, пришлось бы ему воеводой в той крепостице остаться, а Торстейн бы дома княжить сел… Молнеслав рассмеялся, покачал головой: – Да уж, норов у него… Торстейн вроде поспокойнее. – Рагнар привык себя конунгом видеть. А Торстейн, хоть хирдманов в бой водит, умеет и подчиняться. Кстати, его ближняя дружина наверняка с ним в ваши земли придёт. – Ну, на межах с твердичами толковые воины лишними всяко не будут. – Знать бы ещё, что там нынче на наших межах с твердичами, – Воеслав нахмурился. – Что бы ни было – пора и нам в путь, – откликнулся Молнеслав. Вскоре лодьи уже шли к Журавцу. Им, в отличие от северян, можно было развернуть паруса в помощь вёслам, чтобы и встреч течению двигаться не совсем медленно. И, хотя грести было не так уж легко, гриди вскоре запели – сначала на одной лодье, потом на другой, третьей… Впереди лежала дорога домой.