***
Полюдье твердического князя Прияслава было продумано так, что на Новогодье он, объехав половину своих владений, оказывался в Истоке, проводил там все двенадцать дней праздников, а после снова пускался в путь – уже по другой половине княжества. В этот раз всё было так же. Накануне Солоноворота дружина полюдья втянулась в ворота Истока, поднялась по улочкам до детинца, и вскоре челядь уже вовсю сновала по двору, перетаскивая привезённое добро в клети. Для князя и дружины уже была истоплена баня, а на поварне жарили, пекли и варили, чтобы вскоре уже начать накрывать столы в гриднице. Вернувшись из бани, Прияслав первым делом поднялся в горницы, где ожидали его Чадонега и Весница. Дочка, по осени рождённая княгиней, мирно спала в колыбели – как раз после Велеса-зимнего пора и имя ей нарекать. И она, и княгиня были здоровы, и это уже само по себе успокаивало. Весница, как обычно, держалась позади Чадонеги, которая первой подошла к мужу. Прияслав принял из рук старшей из жён чарку мёда, осушил, привычно коснулся губами щеки Чадонеги, спросил: – Как вы? Здоровы ли? – Всё ладно, батюшка! – отвечая, Чадонега не упустила случая свысока взглянуть на Весницу. Та по-прежнему скромно держалась в сторонке, лишь молча улыбалась князю. Однако по её сияющим глазам и по тому, как она стояла, бессознательно прикрывая ладонями живот, Прияслав догадался, что она в очередной раз ждёт ребёнка. Вслух он не сказал ничего, даже не повёл бровью, однако мысленно охнул: всего-то несколько месяцев назад Весница едва не умерла во время преждевременных родов, и вот теперь… Впрочем, по ней нельзя было сказать, чтобы она плохо себя чувствовала, скорее наоборот – он давно не видел её такой бодрой и весёлой. Немного отдохнув в горницах, Прияслав спустился в гридницу, где уже было людно и шумно – гриди и бояре собирались на пир. Усевшись в своё кресло, князь окинул взглядом собравшихся. За одним из столов он увидел своего стрыя Кремнеслава и подумал, что стоит позже выбрать время для разговора с ним. Бояре ещё по осени поговаривали, что надо бы всё же собирать полки, чтобы к весне быть готовыми к походу. Но куда эти полки двинуть – на войнаричей, на раденичей или на могутичей, с которыми у твердичей уже несколько лет было немирье, мог, пожалуй, подсказать только служитель Перуна. Хотя самому себе Прияслав признавался, что идти на войнаричей ему самому совершенно не хочется. Ещё года три или четыре назад он уже встречался в бою с Воеславом, и повторять это желанием не горел. Тем более – теперь, когда Воеслав уже не княжич, а князь, которому подчиняются все войнарические дружины, да ещё союзники-северяне могут на помощь явиться… Столкновения с раденичами на межах тоже были не в диковинку, но большой надобности соваться в их земли Прияслав, признаться, не видел. Чтобы выйти к Заболони, надо прежде пройти через густые, перемежающиеся болотами леса, которые раскинулись по всей Быстрице, а после ещё взять городок близ низовьев этой речки… да ещё и удержать его. Смысла во всём этом, как считал князь, не было никакого. Бояре, правда, думали иначе. Хотя он подозревал, что тут не обошлось без этих пришлых чародеев. Вроде ни он сам, ни кто-то иной не видели и не слышали, чтобы те вели с кем подобные разговоры, да только бояре про поход на раденичей заговорили не раньше, не позже – как раз после того, как чародеи объявились в Истоке… Вспомнив о чародеях, Прияслав поискал их взглядом. За одним из боковых столов обнаружился старший из троих – Велемысл. Его помощников в гриднице не было. Видно, он решил, что на пиру у князя им делать нечего. Да и сам старался не слишком привлекать внимание. Что, впрочем, не мешало ему пристально наблюдать за происходящим в гриднице. Прияслав не придал этому значения – в конце концов, чем ещё заниматься на пиру (кроме самого пира, конечно!), если не слишком рвёшься общаться с окружающими? Долго думать о чародее Прияслав не собирался. Однако неожиданно заметил, что двое или трое бояр, выходя из гридницы по какой-то своей надобности, поклонились Велемыслу куда почтительней, чем Кремнеславу. Это было неожиданно. Князь задумался, пытаясь сообразить, давно ли такое началось. До сих пор Кремнеслав пользовался в Истоке уважением, бояре неизменно именно к нему обращались за советом либо судом, когда князь бывал в отъезде. Однако теперь, кажется, что-то изменилось. Но было ли это к лучшему или же к худшему – ещё предстояло разобраться.***
Как и предсказывал Буреяр, полюдье временами изрядно задерживалось в городцах – воеводы и посадники считали своей обязанностью, прежде чем подтверждать старые докончания, закатить пир… и после докончаний тоже. Воеслава с его деятельным нравом бесконечные пиры выматывали пуще, чем самая тяжкая битва или полдня на весле боевого дреки. Хуже всего было то, что князю, в честь которого, собственно, пиры и устраивались, надлежало сидеть на них от начала и до конца, по меньшей мере половину этого времени выслушивая витиеватые речи бояр и воевод. Потому утро обычно начиналось с того, что Воеслав нещадно гонял свою ближнюю дружину во время привычных воинских занятий. Неудивительно, что по пути к очередному городцу, где их ожидало всё то же самое, он пожаловался ехавшим рядом Ратше и Найдёну: – Я ж так скоро опять на людей кидаться стану… как тогда с наузом… Ратша мрачно хмыкнул: – Ничего, вот до Еловца доберёмся – там отдохнёшь. И от бояр… и от нас! Один из немногих, Ратша ещё с прошлого лета знал о предстоящих поисках. И, хотя не слишком одобрял подобные приключения (не простой гридь ведь – князь! ну как случится чего?), за полгода всё же кое-как смирился с тем, что Воеслав опять на некоторое время куда-то исчезнет. И опять без дружины. – Не ворчи, – махнул рукой Воеслав. – Сам подумай: кого я с дружиной оставлю, как не вас двоих? – Опять только Огнеца возьмёшь? – Ратша был всё так же мрачен. Воеслав покосился на него и усмехнулся: – Давно ли ты сам настаивал, чтобы я его с собой брал? – он вновь посерьёзнел. – Огнец не так прост, как кажется. Он Сварожьим знаком отмечен. Найдён удивлённо взглянул на князя: – А чего ж мы тогда у него знака не увидели? Ну, когда ты… Воеслав понял, что он подразумевает. Тогда, зимой, вернувшись из Белозаводи, он воспользовался заговором, чтобы дать дружине увидеть свой знак. И вообще-то гриди должны были увидеть и знак Огнеца… если бы только… – А на него смотрел тогда хоть кто-то? – Н-нет… Не до него было. – Вот потому и не видели. – Погоди… – Ратша сосредоточенно обдумывал что-то. – Сварожий, говоришь? Ну, тогда понятно… Помнишь, ты его к Круту в кузню отправлял – меч к Посвящению ковать? Так Крут тогда дивился, что и огонь будто ярче обычного горел, и работа шла на диво. Он-то тогда решил, что это Перун новому гридю рад, а выходит, что и не только? – Выходит, что так. Некоторое время все трое молчали. Потом Найдён, мысливший, как всегда спокойно и обстоятельно, проронил: – Как бы там ни было, ваш отъезд ещё еловецкому посаднику и боярам как-то объяснять придётся. – Княгине расскажу, – отмахнулся Воеслав, – а боярам… надобности большой нет. Чем ближе было то путешествие, в которое Воеслав собирался вместе с побратимами, тем больше он утверждался в мысли, что Потвора права – ему нужно сразу ехать вместе с Огнецом в тот городок, где ждут Молнеслав и Громобой. И дело даже не в том, что, как она сказала, там будет нужно его присутствие. Вспоминая прихотливые петли Быстрицы, он вдруг подумал, что, пожалуй, можно попробовать немного спрямить путь к её низовьям. Разве что проводников придётся брать, чтобы не заплутать в лесах. Но так можно выиграть, пожалуй, по меньшей мере день… Даже больше, потому что не будет нескольких дней пути Огнеца до городка на Быстрице, а после и его побратимам не надо будет тратить время на путь до Еловца. Они смогут сразу отправиться на поиски святилища. Мысли о побратимах и предстоящей поездке помогали Воеславу выдержать многочисленные пиры и речи бояр. Так можно было не вслушиваться в то, что говорят за столами. Тем более, ничего нового они сказать не могли, все застольные речи неминуемо походили одна на другую. Да и хмельные меды и пиво делали бояр многословными, но не помогали живости мыслей.***
Как ни странно, до займища Комаричей в эту зиму добрались не позже, чем обычно. Причиной тому, пожалуй, было то, что Воеслав не давал дружине полюдья очень уж задерживаться в пути. И без того позже потеряют немало времени, пока они с Огнецом будут бродить по лесам, а дружина – отдыхать в Еловце. Однако не уважить Комаричей и пробыть у них меньше, чем обычно, тоже не годилось. По правде говоря, здесь, на займище, Воеслав по-настоящему отдыхал. Здесь никому не приходило в голову донимать его долгими речами, зато, благодаря Огнецу, Заренцу, а теперь ещё и Найдёну, у Комаричей он всегда был желанным гостем. Сейчас все трое были у Лисовца, которого заодно порадовали вестью о рождении ещё одного внука. Разве что имени мальца сообщить пока не могли, его имянаречение должно было пройти через седмицу или две после Велеса-зимнего, и княгиня обещала сама приглядеть за этим. Собственно, для Комаричей не было большой разницы, княжич он или же князь. Хотя, конечно, служба сыновей в княжеской дружине добавляла роду веса в глазах соседей. А если ещё руководить имянаречением внука Лисовца будет сама княгиня… В общем, родовичи были довольны происходящим и дружину полюдья принимали ещё радушней, чем всегда. Здесь всё шло как обычно. На второй день гриди вместе с родовичами выехали на охоту, ещё день занимались копчением мяса. И распрощались с Комаричами, как обычно, полностью довольные друг другом. По дороге до Еловца ничего неожиданного не случилось. Здесь не было крупных погостьев, потому не приходилось и выслушивать застольные речи, и в Еловец Воеслав приехал уже во вполне ровном настроении. Правда, здесь его тоже ждали пиры, но еловецкие бояре ещё с лета знали, что теперь он князь, а потому и все докончания с ними были подтверждены ещё тогда. Зато здесь Воеслав мог повидаться с бабкой. Княгиня Хедвига в последнее время нет-нет да и прихварывала, но держалась по-прежнему бодро. Во всяком случае, немалое хозяйство здешнего княжеского подворья она полностью держала в руках, и еловецкие бояре беспрекословно признавали её власть. Даже посадник временами приходил к ней посоветоваться. Лишь на второй день после приезда Воеслав заговорил с княгиней о предстоящей своей поездке. Хедвига помнила, как Воеслав Ратиславич не раз и не два уезжал, оставив княжество на сына и бояр. Похоже, теперь пришёл черёд её внука – избранные богами вынуждены идти земным путём, но следовать и тому, чего требует Правь. Потому отговаривать его она не стала, проговорила негромко, но твёрдо: – Следуй тому, что дόлжно. Воеслав обнял бабку. Он не сомневался, что услышит от неё именно это. Долго обсуждать это они не стали. Разговор вернулся к делам обычным. Княгиня Хедвига улыбалась, слушая об имянаречении правнука – по словам волхвов, нового земного воплощения её мужа. – Было время, он тебя учил всему, что знал и умел. Теперь вот тебе его учить… – заметила она, ласково коснувшись волос Воеслава, который по обыкновению устроился на низенькой скамеечке у её ног. – Всё возвращается на круги своя? – усмехнулся он. Потом он рассказывал о других велегостицких делах. Известие, что Правень покинул Велегостье, заставило княгиню вздохнуть. С волхвом из Перунова святилища она долгие годы дружила, потому почувствовала лёгкую грусть от того, что он ушёл. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться. А вот то, что княгиня Любомира после Дожинок ушла из Велегостья в одно из святилищ, удивления не вызвало. Сама она не сделала то же лишь потому, что от рождения служила другим богам, святилищ которых в землях войнаричей (да и у их соседей – раденичей, твердичей и прочих росавичских племён) почти не было, а те, что были, по большей части посвящались воинским богам. На следующее утро, едва рассвело, Воеслав и Огнец вышли из Еловца. Осторожно ступая по заснеженной тропинке, они спустились на лёд Елицы, подвязали крепкие, подбитые лосиной шкурой лыжи и, обогнув мыс на слиянии двух рек, двинулись вверх по Быстрице.***
Преждан невольно хмурился, вспоминая недавний разговор с ведуном. Тот появлялся всегда словно из ниоткуда, но лишь тогда, когда Преждан был один. Вообще говорить с ним было интересно, но временами десятник смутно чувствовал что-то неправильное в его словах. Как-то исподволь ведун растравлял его досаду из-за того предпочтения, которое Молнеслав в последнее время отдавал Громобою. Преждан понимал, что всё правильно, двое отмеченных Перуном и должны быть близки, как истинные братья, но одновременно с трудом сдерживал какую-то неуправляемую ревность. И в последнее время она всё усиливалась. Нет, пока он не готов был идти на открытый конфликт и требовать, чтобы рядом с Молнеславом остался кто-то один из них. Но, честно говоря, этого хотелось. С возвращением Молнеслава ситуация ничуть не улучшилась. Преждан уже не однажды срывался и на него, и на Громобоя, и на других гридей. Самого его эти внезапные вспышки откровенно настораживали, но он ничего не мог с собой поделать. Всё получалось словно само собой. И как с этим быть – Преждан пока не знал. Зимнее бездействие было непривычно, и, хотя порой в дороге во время полюдья гриди ворчали, что хорошо бы хоть раз провести это время дома, в тепле и покое, но сейчас, получив такую возможность, откровенно маялись от безделья. Это тоже не добавляло ни хорошего настроения, ни благодушия, и многие, подобно Преждану, время от времени ругались друг на друга. Утренние занятия только чуть разряжали обстановку. «Соколы» даже завидовали здешним гридям, которым хватало забот и зимой. В это утро Преждан отправился бесцельно бродить по городу сразу после обычных воинских занятий, чтобы лишний раз не видеться с княжичем. В очередной раз ругаться с ним не хотелось, а на душе было откровенно тошно. Как обычно, ведун поджидал его в одной из улочек невдалеке от Речных ворот. – Ну что, боярин, сам же видишь – хоть ты с княжичем рядом всю жизнь, а он другого к себе приблизил… – И что? – Преждан покосился на него вовсе не дружелюбно. – Хочешь, науз тебе сделаю, чтобы княжич снова одного тебя своим первым другом считал, прочих всех удалил? Голос ведуна был вкрадчив, он словно вползал в самую душу, оплетал, как паутина. И Преждан уже чувствовал, что готов уступить, сказать «да»… Ведь помощь предлагает, вдруг да и в самом деле что-то толковое из этого выйдет?.. – И что ж это за науз такой? – разрывая ведовскую паутину, прозвучал совсем рядом насмешливый голос Молнеслава. Преждан оглянулся. Княжич стоял всего в нескольких шагах от него и в упор смотрел на ведуна. Тот нахмурился, прикусил губу и, кажется, подумывал, как бы исчезнуть понезаметнее. Может, это и удалось бы ему, будь Молнеслав один. Но противостоять силе сразу двоих Перуновых воинов он едва ли сумел бы, а этот второй стоял рядом с княжичем… Стало быть, и глаза им не отведёшь – они своей волей любые его чары порвут… Тем временем ещё двое гридей сделали несколько шагов в сторону, надёжно отрезая ведуну путь по улочке в глубину посада. Повисла тишина, казавшаяся звенящей. Слышно было, как возле Речных ворот стражи обменивались с кем-то обычными вопросами. И вдруг молчание разорвал голос, от которого ведун явственно вздрогнул: – Данебож?! Тебя-то каким ветром сюда занесло? Молнеслав удивлённо взглянул на появившегося невесть откуда Воеслава: – Знаешь его, что ли? – Знаю, – пристально глядя на отступившего к чужой изгороди ведуна, усмехнулся тот, – это один из тех троих, про которых я тебе говорил. Молнеслав протяжно присвистнул: – Вот оно что! – он коротко кивнул своим гридям. – Свяжите-ка его покрепче да ведите на воеводский двор. Да глаза завяжите! Данебож не успел сделать ничего. Его руки оказались завёрнуты за спину и надёжно скручены, а глаза и рот накрыли повязки. Прихватил ли кто-то его посох или тот так и остался валяться в сугробе под чужим тыном, он не знал. Только когда ведуна увели, трое побратимов обнялись. Хлопая войнарича по плечам, Молнеслав оживлённо проговорил: – Стало быть, решил не дожидаться, а прямо сюда идти? – Потвора как знала, по осени ещё сказала, чтобы сам шёл с Огнецом вместе, – откликнулся Воеслав. – Говорила, нужен здесь буду. – Да уж, не ошиблась она… – заметил Громобой. Уже позже, сидя в горнице воеводского двора вместе с Огнецом и Прежданом, они говорили в том числе и о ведуне. Воеслав подтвердил, что Данебож – один из тех троих чародеев, что долгие годы жили при велегостицком князе… и стали, в конце концов, причиной его смерти. Когда Преждан рассказал, что ведун сулил ему, трое переглянулись. – Науз, говоришь… – протянул Воеслав. Преждан вдруг вспомнил про тот науз, который носил сам Воеслав и который в том, давнем уже бою рассёк клинок Молнеслава. Когда он представил, что сам едва не получил что-то подобное, ему сделалось не по себе. Впрочем, этого, кажется, никто не заметил. – Как хоть его занесло-то сюда? – спросил Воеслав. – В начале зимы с купцами пришёл. Да только купцы дальше двинулись, а он вот остался… сказал, до весны. – Погоди, но если он – один из тех троих, что ему здесь-то понадобилось? – Громобой в раздумье ерошил волосы. – Ты на него как наскочил-то? – Не я, – мотнул головой Преждан, – сам он ко мне уж который раз подкатывать пытался. Он кратко пересказал, о чём ведун говорил с ним. Побратимы вновь переглянулись. Они поняли гораздо больше, чем было сказано. Откинувшись к стене, Воеслав проронил: – Вот оно что… Стало быть, поссорить нас надумали, чтоб силу знака рассеять… Ничего удивительного в этом не было. Ясно, что трое побратимов мешают Велемыслу в его поисках заветного талисмана. Силой чародеям с ними всяко не справиться, даже если окажутся все трое против одного, а вот хитростью да чарами, наложенными на кого-то из их ближников… Всё ещё хмурый Преждан взглянул на княжича: – Ты-то как там очутился? Молнеслав не сдержал усмешки: – Неждана с его приятелями благодари. Им этот ведун с самого начала не глянулся, как увидели, вот и стали следить. Ну, а прошлый раз, как он с тобой разговаривал, близко подобрались и всё слышали. Рассказали мне, пообещали, коли ещё увидят, позвать сразу. Как раз я поблизости, у Речных ворот был, когда прибежали. Этот рассказ немного рассеял напряжение. Однако оставлять всё как есть было нельзя. Задумчиво хмуря брови, Молнеслав говорил: – Надо думать, что с этим ведуном делать. Такому бы прямая дорога – мешок на голову да в воду, но… – С этого станется и навьем бродить, – мрачно обронил Воеслав. – Да то-то и оно… – А не прихватить ли его с собой? – неожиданно прищурился Громобой. – Коль уж он говорит, что Велесу служит – может, в Велесовом святилище на него управу найдут? – А что, попробовать, пожалуй, можно, – Воеслав в задумчивости покусывал губу. – Только придумать, как это лучше сделать, чтоб не сбежал по дороге. – Да нешто все вместе не надумаем? – откликнулся Молнеслав. Оставалось лишь обдумать, как это будет. Впереди ждал путь через заснеженные леса – все трое отлично знали, что пойдут именно так, напрямую, чтобы добраться до места как можно скорее. Почему-то никто не сомневался, что святилище они найдут.