***
В Светлояре жизнь тоже текла своим чередом. Правда, здесь дело сильно упрощало то, что князь оставался в городе. Совсем спокойной жизнь в раденических землях назвать было нельзя. Вот только на сей раз опасность грозила не со стороны войнаричей или твердичей, с которыми ныне у раденичей заключены были мирные докончания. На сей раз немирье было на межах с могутичами. Правда, серьёзных вражеских сил поблизости от раденических земель наворопники не находили, но после осенне-зимних попыток могутических набегов Ведислав решил держать на здешнем порубежье дополнительные силы. В самом городе, впрочем, всё было тихо и мирно. Пришлых купцов по весне пока ещё не прибавилось, на торгах появлялись только те, кто приехал в Светлояр по зимнему пути. Люди, впрочем, на торжище приходили не только покупать и продавать, а больше поговорить, послушать да узнать новости. Так было всегда, и войско, которое княжич увёл куда-то далеко (куда – не все в городе и знали), ничего в этом привычном укладе жизни не меняло. Заболонь едва вскрылась ото льда и несла теперь большие и малые льдины. На излучинах они выползали на берега, ломали и крошили друг друга. Кое-где по низким берегам вода уже поднималась, понемногу заливая поймы и вынося на них ледяное крошево, заполняя старицы, снося неосторожно оставленные у берега сани, временные мостки, вешки… Княжна Ярмила смотрела на буйство реки с высокого берега, на который вышла прогуляться в сопровождении девок и нескольких гридей. Кроме них, княжну сопровождала и Зоряна – ещё в то лето, когда они вместе ждали мужей в Журавце, женщины крепко сдружились. Шли неспешно: и торопиться было некуда, да и быстро ходить сейчас, за пару месяцев до рождения ребёнка, Зоряне было сложно. Впрочем, и Ярмила предпочитала быть поосторожней – не хватало ещё поскользнуться на едва оттаявшей тропинке! Можно было, конечно, любоваться ледоходом со стен Светлояра, но так труднее было бы почувствовать самый дух весны, пробуждающейся земли. А именно ради этого Ярмила и затеяла эту прогулку. Идя на пару шагов впереди челядинок, Ярмила и Зоряна негромко говорили об ушедших в поход мужьях. Обе ничуть не сомневались, что и Молнеслав, и Громобой вернутся целыми и невредимыми, но как же было не поговорить о них! На сей раз Зоряне необходимо было поделиться с подругой тем, что она почувствовала не далее как пару дней назад, уже на вечерней заре. – Помнишь, что мы обе тогда, накануне Медвежьего дня почуяли? А потом узнали про Перунов меч. – Помню, конечно! – Вот то же самое… Помнится, что-то мне муж говорил про то, что один из мечей был оставлен в твердических землях… – Так, может, они его нашли? – вскинулась Ярмила. – Хорошо бы, коли так-то, он ведь и им, и клинкам их ещё больше силы даст. – Хорошо бы! Им ведь ещё с Прияславом как-то поладить надо. Обе невольно вздохнули. Ясно было, что даже после всех докончаний сразу поладить с недавним врагом будет не так-то и просто. Какая-то доля недоверия друг к другу всё равно останется, хотя бы поначалу. Впрочем, Ярмила вспомнила, что и Воеслав прежде был врагом её мужу. Но то ли Перунов знак так разом всё переменил, то ли было ещё что-то – уже летом, приехав вместе в Журавец, они были практически неразлучны… Однако Зоряна, услышав об этом, с сомнением покачала головой: – Они-то знаком отмечены, а Прияслав-то нет. – А кто его знает, может, тут как раз Перунов меч и поможет? Про силу Перунова меча обе знали слишком мало, чтобы говорить уверенно, но так хотелось хотя бы надеяться… Помолчав, Ярмила проговорила: – Вот сердцем чую – всё у них ладно. И нынче они там все трое, вместе. – И хорошо, коли вместе. Так они много сильней. Разговор незаметно перешёл на дела более близкие. Всё же мужья были сейчас далеко, а дети, и уже народившиеся, и только ожидающие появления на свет, здесь, рядом. И забота о них была не последним делом для обеих женщин. Но это ничуть не мешало им постоянно помнить об отсутствующих и от всего сердца желать им удачи.***
В мрачном раздумье Велемысл расхаживал по горнице. Ясно было, что из-за могутичей то, чего он надеялся добиться от Прияслава, откладывается на неопределённое время. Поди знай, когда они вернутся, да ещё на то, чтобы воины могли отдохнуть, тоже нужно время. Конечно, ему не привыкать ждать, но сколько же ещё?.. Ведорад молча наблюдал за своим наставником. Пока всё здесь шло совсем не так, как оба хотели бы. Однако до поры молодой ведун предпочитал помалкивать. Пока рядом был ещё Данебож, было всё же проще, кое-какие свои мысли Ведорад мог пересказать ему, а уж Данебож находил возможность передать их наставнику – выбрав для этого подходящий момент. Но теперь приходилось надеяться только на себя. Потому что Данебож мёртв, это Ведорад знал совершенно точно. Велемысл с досадой проронил: – Вот уж не вовремя эти нелады с могутичами! Сколько ж теперь ждать… Набравшись смелости, Ведорад негромко заметил: – Теперь не один год прождём. – Это ещё почему? Взгляд Велемысла из-под нахмуренных бровей был тяжёлым и пронизывающим. Однако Ведорад, хоть и не без внутреннего трепета, пояснил: – Бояре здешние меж собой говорили, что Прияслав за помощью к раденичам посылал, докончания с ними заключил. Они ему теперь друзья, так сразу его против них не повернёшь. Велемысл задумался. В последнее время он почти не обращал внимания на разговоры бояр… видимо, напрасно. То, что сказал Ведорад, было не совсем неожиданно, стоило догадаться, что Прияслав обратится к кому-то из соседей за подмогой. До сих пор Велемысл думал, что этими соседями стали войнаричи. Теперь выяснилось, что и раденичи тоже. И это было гораздо хуже. Потому что возможный поход против раденичей, который помог бы ему добраться до талисмана, откладывался по меньшей мере на несколько лет. Покусывая губы и хмурясь, чародей размышлял. Собственно, можно и без полков князя обойтись. Ему приходилось слышать, что есть заговор, который помогает найти кого угодно и что угодно. Правда, прежде чем воспользоваться им, этот заговор нужно было сначала отыскать. В тех книгах, что были у Велемысла, он ничего подобного не встречал. Значит, снова придётся пускаться в путь. Но не сразу – пока у него ещё есть время, чтобы поразмыслить, куда двинуться… а ещё – что делать с Ведорадом. Нет, до поры – до времени помощник нужен ему, хотя бы для того, чтобы кто-то мог служить Велемыслу ушами и глазами. Самому ему всё, что творится вокруг, не охватить. Вон разговоры бояр про посольство к раденичам упустил же! Но когда придёт время отправляться за талисманом, помощник станет лишним. Подводя итог своим раздумьям, Велемысл твёрдо проговорил: – Что ж, подождём, что дальше будет. А там увидим…***
Устроившись у костра на расстеленном войлоке, Прияслав задумчиво наблюдал за Перуновыми воинами. Они негромко беседовали о чём-то, сидя рядом. Сейчас как-то особенно заметно было, что между ними есть какое-то едва уловимое сходство – Прияслав даже не взялся бы точно сказать, в чём оно. И одновременно все трое заметно различались. Словно в них собрались и предгрозье, и гроза, и то время, когда она уже закончилась. Предгрозовая сила явственно угадывалась в Громобое с его спокойной собранностью; Молнеслав, наоборот, казался воплощением времени после грозы, когда тучи уже разошлись и всё вокруг словно промыто дождём, а дышится легко и свободно. Сама же гроза жила в Воеславе, и, по правде говоря, твердическому князю совсем не хотелось ощутить мощь этой грозы на себе. Сейчас он искренне радовался, что теперь они не враги, а союзники. Подбросив ветку в огонь, Прияслав испытующе взглянул на троих побратимов. Молнеслав поймал его взгляд, улыбнулся: – Помнится, мы обещали кое-что рассказать. – Ну, коли обещали – так и расскажем, – спокойно откликнулся Воеслав. Ещё в Белозаводи, впервые услышав от Грозеня рассказ о том, откуда вообще взялись такие, как они, побратимы спрашивали его, как быть, если кто-то со стороны захочет узнать об этом. Грозень тогда пожал плечами и ответил, что ничего тайного в этом нет. Да и обычные люди рассказ об этом выслушают как кощуну – больно уж давние дела… Потому сейчас Молнеслав, не оттягивая, повёл рассказ о том, как трое выбрали путь служения Прави и приняли мечи из рук самого Перуна. Прияслав слушал внимательно, а сам вглядывался в лица побратимов. То, что говорил раденический княжич, и в самом деле звучало как кощуна. Но Прияслав понимал: это правда. Потому что во взглядах всех троих было что-то такое… Прияслав не взялся бы объяснять это, но догадывался, что для них те давние дела почти так же близки, как то, что происходит здесь и сейчас. Он встретился взглядом с Воеславом и, хотя не произнёс ни слова, войнарич негромко проговорил: – Да, мы помним это… потому что теми троими, самыми первыми, тоже были мы. Князь почти не удивился, узнав, что именно через них и пришли в земли трёх соседних княжеств эти мечи. В конце концов, раз уж при имянаречении каждый раз волхвы выясняют, кто из пращуров возродился в младенце, что особенного в том, что и воины, принявшие нелёгкое служение Прави, проживают уже не первую жизнь? Каждый из них оставил свой клинок в том краю, где жил тогда. Непривычно было разве только то, что они кое-что помнили о тех, прежних жизнях. Но эту память пробудил тот самый Перунов меч, и Прияслав с некоторым трепетом касался узорной рукояти. Признаться, больше Прияслава заинтересовало то, что в землях твердичей когда-то тоже были Перуновы воины. Однако о них здесь не сохранилось даже легенд. И Прияслав догадывался, когда Перуновы воины в этих краях перестали рождаться. Тогда же, когда разрушен был Росянец, а Перунов меч остался в покинутом святилище и на долгие века исчез для людей. Так не означало ли возвращение меча, что и Перуновы воины вновь появятся здесь? Раздумья не мешали Прияславу держать в руках всё немаленькое воинство. Нет, разумеется, войнаричи подчинялись своему князю, а раденичи – Молнеславу, но сражаться им предстояло под стягом твердического князя, а потому при надобности он мог приказывать и им. Огнец в кои-то веки позволил себе оставить своего князя. Впрочем, он всё равно был неподалёку, оживлённо говорил с Твердятой. Остальные гриди тоже устроились поблизости, как и подобало ближним дружинам. При этом раденичи и войнаричи стояли вперемешку, как давние друзья. Прияслав мельком оглянулся на своих гридей. За несколько дней, проведённых рядом с войнаричами, они вроде бы привыкли относиться к ним как к союзникам и друзьям, но бдительности всё же не теряли. Всё же полностью доверять недавним врагам твердические воеводы не спешили. Воеслав и Молнеслав, однако, делали вид, что не замечают этого. В самом деле, не рушить же едва установившийся мир! А то, что твердичи не вдруг привыкнут к этому, прекрасно понимали оба. Впрочем, впереди было ещё немало времени до того, как придётся плечом к плечу встать против могутичей.***
То время, когда не сидела в гриднице или не выходила прогуляться, Потвора проводила в своих горницах за рукоделием. Нередко к ней присоединялись и жёны воеславовых ближников – Милодара и Рябинка. Сидя с вышиванием, они говорили об отсутствующих мужьях, делились новостями, услышанными в гриднице и в городе. Хотя Милодара по рождению была самой знатной из трёх женщин, она вовсе не кичилась этим. Наоборот, с радостью приняла и родство с Рябинкой, сестрой самого надёжного, по словам мужа, из воеславовых гридей, и молодую ведунью, волею богов оказавшуюся войнарической княгиней. Потому подружились женщины быстро, и теперь с удовольствием проводили время вместе. А с тех пор, как Воеслав отправился к твердичам, взяв с собой ближнюю дружину и ратников, которых удалось набрать на удивление быстро, встречи женщин даже участились. Как ни был Воеслав уверен в благополучном исходе, когда покидал Велегостье, оставшиеся были вовсе не так спокойны. И Милодара, и Рябинка в один голос говорили, что кто ж их знает, как там всё сложится – как ни крути, а войнаричи с твердичами ратились, сколько они себя помнили, и даже дольше, ещё при их дедах. – Может, у этого князя твердического и ничего дурного на уме, да как они там поладят! – тревожилась Милодара. – Сколь раздорились – нешто так враз друзьями станут? Больше всего она боялась, как бы привезённые твердичами вести не оказались ловушкой. Однако вот против этого у княгини были свои доводы. – Кабы Прияслав что замышлял, так волхва Перунова с посольством бы не отправил. Не то его Перун благословения лишит – тогда вовек ни единой победы ему в битвах не будет. Да ещё и к раденичам такое же посольство отправлял. Стало быть, и впрямь у твердичей дела плохи, не зря Прияслав мира запросил. А когда так, сам же первый поладить постарается. Эти слова на время успокаивали её подруг, но через некоторое время они неминуемо вновь начинали тревожиться. Не то чтобы их пугали возможные нелады Воеслава с твердическим князем, скорее беспокойство касалось их близких, у Милодары – мужа, у Рябинки – и мужа, и двух братьев. В конце концов Рябинка не выдержала: – Княгини, матушка, может, ты хоть в воде глянешь, как они там? Поколебавшись, Потвора отложила рукоделие, поднялась и, сделав обеим знак следовать за ней, направилась в самую дальнюю маленькую горенку. Сюда не заходили даже её челядинки, только княгиня переступала её порог. Да ещё те, кого приводила она сама. Войдя вслед за княгиней в низенькую дверцу, обе боярыни на миг замерли. Показалось, что из княжьего терема они разом перенеслись в избушку лесной ведуньи. На стенах и под потолком висели пучки трав, возле стен стояли берестяные короба с какими-то зелиями. А на столе возле окна красовалась большая глиняная чаша – вроде тех, что в любом святилище на Новогодье используют для гаданий, с тремя маленькими ручками и пояском из знаков двенадцати месяцев. Жестом указав подругам на лавку возле окна, Потвора взяла с полки кувшин, ненадолго вышла, а вернувшись, перелила воду из кувшина в чашу. Потом всыпала в воду какие-то травы, шепча заговор, повела над ней рукой и, не оборачиваясь, сделала Милодаре и Рябинке знак подойти. Все втроём они склонились над чашей. Травы, которые, казалось, должны были бы плавать на поверхности, осели на дно и стенки чаши. Вода в чаше поначалу была тёмной. Потом где-то в глубине словно забрезжил свет, и женщины увидели войско, расположившееся на отдых. На вершине холма на расстеленных кошмах сидели и мирно говорили о чём-то трое, одного из которых женщины узнали сразу – это был Воеслав. Один из его собеседников, ровесник молодого князя, был знаком Потворе, да и третий побратим обнаружился неподалёку. А вот самый старший из беседующих показался им смутно знакомым. Однако до поры все три женщины помалкивали, чтобы не нарушить гадание. Потом изображение в чаше словно чуть отдалилось, и стали видны гриди ближних дружин. Милодара и Рябинка невольно перевели дыхание, углядев своих близких. Похоже, пока у объединённой дружины всё было хорошо. Вернувшись через некоторое время к рукоделию, женщины взволнованно обсуждали увиденное. Потвору порадовало, что побратимы Воеслава рядом с ним; Милодара и Рябинка облегчённо вздыхали, убедившись, что с дружиной и с их близкими всё хорошо. Поначалу они недоумевали, почему один из собеседников Воеслава показался им знакомым. Что это именно твердический князь, они даже не усомнились, больше там и некому быть. Наконец, Потвора сообразила: – Да ведь волхв Перунов, что с посольством твердическим приезжал, Прияславу стрый! Видать, потому и похожи – родичи же! Однако увиденное и в самом деле успокаивало. До битв дело пока не дошло, дружины были ещё в пути, и, похоже, с твердичами их прежние противники сумели неплохо поладить. И об этом очень даже стоило поговорить, пока руки женщин занимало рукоделие.