Перуновы воины

      Дорога вдоль Большой Росянки была неблизкой. Впрочем, по берегам реки хоть и нечасто, но стояли небольшие займища, и дороги между ними всё-таки были. Правда, после того, как по ним проходило объединённое воинство, дороги эти превращались в совершенно непролазное месиво.       По мере того, как войска двигались на полудень, вокруг было всё меньше снега и всё больше травы, пробивавшейся через прошлогоднюю листву. На привалах гриди и простые ратники успевали нарвать молодой зелени, которую с удовольствием добавляли в котлы. Пару раз особо удачливые находили и первые весенние грибы – сморчки и строчки. Их, разумеется, отправляли туда же.       В верховьях реки дороги исчезли. Дальше сплошной стеной стояли леса. Здесь уже никто не жил, и войску пришлось пробираться через чащу, порой тратя немало времени, чтобы прорубить в зарослях проход – не только для конных, но и для пеших тоже. Это изрядно замедляло продвижение, но выбирать не приходилось. По-другому миновать полосу лесов не было возможности. Правда, твердичи говорили, что лесами идти не так уж долго, всего несколько дней, но легче от этого не становилось. Те, кого отправляли вперёд с топорами в руках, изрядно выматывались, но благодаря тому, что народу в княжеском воинстве шло много, было кому сменить их.       Десятники из ближних княжеских дружин, поставленные управлять воями, оставили коней на попечение своим товарищам и временами брались за топоры наравне с простыми ратниками. Прорубаться, конечно, приходилось не всегда, но дорога от этого проще не становилась. Вообще-то здесь время от времени обновляли старые вырубки, по которым иной раз приходилось ходить дружинам, оберегающим порубежье. Однако надолго их не хватало, постепенно они зарастали. Притом раз от разу молодая поросль поднималась всё гуще. Но это позволяло хотя бы прорубаться не через стену могучих старых деревьев, к тому же переплетённых ползучими плетями хмеля, превращавшего местами лес в совершенно непроходимую крепость. Молодые стволы, хоть и стоящие сплошь, словно воины в строю, валились наземь всего от нескольких толковых ударов. Кто-то из воев шутил, что впору представлять на их месте могутичей – глядишь, со злости снесёшь всё, до чего дотянешься топором.       Наворопники, уходившие к межам с могутичами, успокаивали князя, говоря, что пока войска противников ещё только собираются. И всё же Прияслав предпочитал, насколько это возможно, поторапливаться. Едва ли могутичам понадобится так уж много времени, чтобы приготовиться к битвам.       Прорубаться через лесные заросли пришлось дня три. Вообще-то Огнец ещё в первый день предлагал воспользоваться тем же способом, который так хорошо выручил их зимой – хотя бы поискать обходные пути, где заросли будут не такие густые. Однако Воеслав покачал головой:       – Здесь куда ни пойдёшь – в такие упрёшься. Люди в эту сторону не часто ходят, никто лесу расти не мешает. Да и эта дорога прямая, чего кругами-то по чаще бродить? А ваши с Твердятой силы позже понадобятся.       Ещё в самом начале, когда Прияслав рассказал им, где придётся биться, Воеслав придумал кое-что, что вполне могло и без силы Перунова меча склонить удачу на их сторону. Однако пока он никому не рассказывал об этом, справедливо считая, что надо сперва оглядеться на месте. А то на словах да по карте всё легко и просто выходит, а как оно на месте окажется – про то одни боги и ведают.       Размышляли побратимы и о другом. Молнеслав, сосредоточенно глядя в пламя костра на привалах, негромко говорил:       – Вот что хочешь со мной делай – ну, не верю я, что могутичам только земли надобны. Тут что-то иное…       – Не меч ли, в самом деле, ищут? – хмурясь, предположил Воеслав.       – Да нет… – Громобой покачал головой. – Там, где Росянец стоял, место такое… сильное. В прежние-то времена туда волхвов немало шло, чтобы той силы зачерпнуть…       – Погоди-ка… А ведь Прияслав упоминал, что тогда волхвы могутические волшбой своей Росянец порушили. А после младший брат тогдашнего князя их прочь прогнал. Если так, может, и впрямь они опять своих князей на поход сподвигли? – Молнеслав вскинул голову.       – Всё может быть. Вот до места доберёмся – там уж и смотреть станем, что да как.       Побратимы умолкли. Волшба могла и впрямь сильно затруднить дело, оставалось надеяться, что сила Перуновых воинов и вновь обретённого меча поможет противостоять ей. Но прежде надо было хотя бы узнать, с чем им придётся иметь дело. Может, никакой волшбы там и не будет, а просто могутический князь захотел подгрести под свою руку побольше земель, а то и выход к Росаве получить. Это уж время покажет, и скорее всего ждать уже недолго.       А наутро вновь ушли вперёд вои, чтобы прорубать дорогу тем, кто следовал за ними. Сейчас впереди двигались пешие отряды, а конные, включая ближние дружины князей, оставались позади. Так можно было не беспокоиться, что лошадей придётся перетаскивать через поваленные деревья, – пешие вои успевали, насколько возможно, растащить стволы и крупные сучья. Потому, пока пешие ратники прорубали дорогу, князья и воеводы с конными дружинами оставались у края леса, где лошади могли хотя бы пастись на свежей траве.

***

      Могутический князь Грозномир восседал на резном кресле в тереме одного из воевод близ межи с твердичами. Стоявшие перед ним гриди только что вернулись с наворопа. Тёмные рубахи, тёмные, изрядно заляпанные грязью штаны и мокрые насквозь башмаки выдавали, что путь был долгий и непростой. Старший из гридей рассказывал:       – Близ межей покуда никого из твердичей не видать, да это они просто подойти не поспели. По такой-то распутице быстро не пойдёшь, а войско у них большое, вон, Тишанко сам видел.       Он кивнул на одного из спутников. Князь Грозномир перевёл взгляд на него. Парень торопливо заговорил:       – Народу там и впрямь густо. И стягов много, разных…       – Видать, Прияслав всех своих бояр под выгреб собрал, – хохотнул князь. – Эх, кабы знать – послать бы весточку войнаричам, чтобы со своего конца на твердичей ударили, глядишь, и вовсе бы от них избавились. Отдали бы войнаричам земли близ истока Росавы, к полуночи от озера, а что на полудень – то нам… А?       Он обвёл взглядом сидевших по лавкам бояр, и те дружно закивали. Впрочем, сейчас заводить речь о сговоре с войнаричами было уже поздновато, и Грозномиру оставалось лишь сожалеть, что эта мысль не пришла ему в голову раньше.       Отпустив усталых наворопников, князь поднялся в горницы. Там его ждал старший из волхвов большого Перунова святилища, что стояло поблизости от стольного города могутической земли. Задумав этот поход, Грозномир заручился их помощью. Впрочем, и задумка эта появилась не без их участия – волхвы не прочь были заполучить Перунов меч, укрытый где-то в твердических землях. Когда-то такая попытка уже была, именно тогда и был разрушен прежний стольный град твердичей. Но меч тогда не нашли, в городе его не оказалось, а позже могутичей выбил со своих земель младший брат погибшего князя. Прошло несколько столетий, прежде чем они подготовили новый поход. Волхвы утверждали, что твердические князья не забрали меч с собой, но он спрятан где-то в окрестностях разрушенного города и найти его их пращуры просто не успели.       – Сам посуди, княже, достойны ли твердичи того, чтобы таким сокровищем владеть? – убеждённо говорил волхв князю, и Грозномир соглашался с ним.       Поддержку Перуна волхвы твёрдо обещали ему. Да и сам Грозномир уверен был, что бог князей и воинов только одобрит, если он заберёт меч в свои земли. Тогда не где-то, а в землях могутичей будут рождаться Перуновы воины, с которыми можно будет основательно расширить свои владения. К тому же, если верить всё тем же волхвам, у твердичей про этот меч большинство даже и не знают вовсе, значит, и не нужен он им!       Ведобор, старший волхв святилища, приходился Грозномиру стрыйным братом и во всём поддерживал князя. Сегодня он не стал спускаться в гридницу, потому что знал: многие бояре его побаиваются и свободно говорить при нём не станут. Потому, когда князь вошёл в горницу, вопросительно взглянул на него:       – Что наворопники порассказали?       – Похоже, Прияслав всех бояр с их ратниками под выгреб со всех своих земель собрал, – с усмешкой откликнулся Грозномир. – И я тут подумал…       Он пересказал Ведобору свою мысль про войнаричей, ожидая одобрения. Однако волхв покачал головой:       – Об этом ещё прошлой осенью надо было думать. А теперь, ежели и доберётся гонец, выйдет, что войнаричи нашими руками станут жар загребать. Твердические-то войска все у наших межей, так войнаричам останется просто прийти и занять пустые твердыни. Тебе это надо? Да и делиться с ними землями – зачем, коли можно всё забрать?       Совет был разумный. Грозномир задумался. В самом деле, мысль о войнаричах пришла слишком поздно, да и делиться, если уж честно, не хотелось. Хотя если бы он подумал об этом годом раньше, то вполне мог бы получить неплохого союзника, потому что про вечные нелады войнаричей и твердичей знал давно.       Вздохнув, Грозномир проговорил:       – Пора, наверно, войска поднимать. Хоть твердичи до межей ещё не добрались, да лучше, коли мы готовы будем.       – Не спеши, княже, – покачал головой Ведобор, – сила Перунова ещё не созрела. Пусть твердичи нас ждут, нам же лучше будет, коли они от ожидания истомятся. А мы потом одним ударом их и накроем.       Грозномир хмыкнул, пытаясь скрыть неудовольствие: похоже, Ведобор лучше него разбирается в том, что происходит.       – Тебе бы воеводой быть, а не волхвом! – поддел он брата.       – Нет уж, всяк на своём месте хорош, – ответно усмехнулся Ведобор.

***

      Оба князя, княжич Молнеслав и воеводы стояли на холме, оглядывая место будущей битвы. Воеслав, чуть прищурившись, смотрел на просторную долину в окружении холмов, привычно отмечая, где какие отряды лучше расставить и откуда наносить удар. То, что до сих пор было лишь неясными мыслями, постепенно обретало очертания.       Прияслав, стоя рядом с союзниками, неторопливо показывал:       – С той стороны нападения ждать не приходится, там исток речки и два займища рядом – мужики находников просто постреляют. Если им в помощь ещё из наших кого отправить, так и вовсе заслон надёжный будет. А вот там… – Прияслав кивнул на темневший в отдалении лес и помрачнел. – С нашей стороны пройти трудно, болота там. А от могутичей очень даже можно, лес-то вон за те холмы уходит, они там наверняка засадный полк поставят.       – Пусть ставят, – Воеслав жёстко усмехнулся. – Посмотрим, чем им это поможет…       Взглянув на него, Прияслав мысленно возблагодарил тех, кто убедил его заключить докончания с войнаричами. Теперь, узнав Воеслава, он понимал, что такому противнику мало что смог бы противопоставить. Не зря, ох, не зря среди предков войнарического князя были воинственные северяне – он многому научился у них, соединив эти знания с тем, что могли подсказать его собственные воеводы.       Воеслав неожиданно спросил:       – Далеко те болота тянутся?       – Да на пару дней пути точно, – откликнулся один из воевод Прияслава. – Это коли по нашим землям. А уж как там у могутичей – про то не ведаю.       Воеслав коротко кивнул. Видно было, что он сосредоточенно обдумывает что-то. Стоявший рядом Молнеслав вопросительно взглянул на побратима:       – Что задумал?       – Огнеца в навороп отправить задумал, – неожиданно усмехнулся Воеслав, – на болота. Вот что хочешь делай – не верю я, что через них тропу сыскать нельзя!       – Думаешь, знак ему пособит? – с сомнением покачал головой Молнеслав.       – Зимой же пособил. А коли не сыщет ничего, тогда уж и подумаем, что дальше делать.       – Твердяту пусть с собой прихватит, – подал голос Громобой.       Побратимы переглянулись. В самом деле, на болотах вдвоём куда как поваднее. Да и оба гридя Сварогом отмечены, вдруг да вместе смогут куда больше, чем по одиночке?       От этих раздумий побратимов отвлекло появление гридей Прияслава, которые привели какого-то парня. Старший окликнул:       – Княже! Тут вон наворопник до тебя!       Наворопник оказался худощавым пареньком годов шестнадцати, невысоким и совершенно непримечательным. Однако воевода Измир признал его сразу:       – Ты, Рощень?       – Я, воеводо! – парень поклонился всем стоящим на холме, хоть и обращался к одному Измиру.       – С чем пожаловал? – испытующе глядя на парня, спросил Прияслав.       Оказалось, что парень добровольно наведался в ближний городец могутичей, где нынче полно было воевод и бояр, а поодаль в тени дубравы стояли шатры могутического войска. Сколько там народу, Рощень не знал, но воевод в городце собралось не меньше десятка. Там же на подворье у посадника обитал и сам князь с ближними боярами. Совершенно замороченный этим многолюдством тиун даже не разбирался, где чьи челядины, потому Рощеню удалось замешаться в их пёструю толпу и даже попасть в палаты. Понятно, челяди никто не опасался, а потому открыто вели разговоры о грядущих битвах.       Неожиданным для всех оказалось то, что могутического князя сопровождают волхвы из Перунова святилища. Собственно, ничего удивительного в этом не было. Перун – бог князей и воинов, стало быть, кому же и поддерживать Грозномира, как не его волхвам? Однако Прияслав нахмурился, а побратимы переглянулись. Похоже, будущее обещало стать по меньшей мере непредсказуемым.       А вот известие, что Грозномир жалеет о не заключённом загодя союзе с войнаричами, наоборот, развеселило союзников. Воеслав смешливо прищурился:       – Сдаётся мне, у нас найдётся чем… порадовать могутического князя!       Ясно было, что даже вмешательство Перуновых волхвов не остановит его.

***

      Ранним утром два гридя подошли к опушке леса. Сейчас опознать в них дружинных воинов удалось бы разве что по тому, как они держались. Кольчуги, воинские пояса и мечи остались в стане. Плечи поверх простых тёмных рубах покрывали бурые плащи, а из оружия оба взяли только ножи да топоры. Твердята справедливо заметил, что от лесной и болотной нежити мечом всё едино не отмахаешься, а в зарослях с топором куда сподручнее.       Твердичи были правы, говоря, что пройти через этот лес в могутические земли мешают болота. Топь начиналась всего в половине перестрела от опушки, а кое-где и вовсе подступала к самой кромке леса. Да и сам лес даже по весне не радовал. Тёмные сумрачные ели нависали над головами, пытались ударить незваных пришельцев колючими лапами, подсунуть под ноги корни или давно упавшие и погребённые под слоем хвои старые стволы. Дальше на болоте торчали чахлые кривые сосенки, по колено утонувшие во мху. Кое-где по краю топи серели стволы ольшаника. Чувствовалось, что людей этот лес не жалует.       Огнец, хоть и был младшим из двоих, в лесу себя чувствовал куда уверенней, чем Твердята, который вырос в стольном городе. Но сейчас даже его уверенность значила не так много. Из-за обширного болота здесь даже не завелось толкового лешего, с которым худо-бедно можно было бы договориться – мол, дозволь через твои владения пройти. А с болотной нечистью вести такие разговоры не имело смысла. Потому обоим оставалось надеяться на свою удачу да на Сварожий знак.       Трава по краю болота ещё не успела подняться, а кое-где в ямах, ложбинах или под деревьями и вовсе ещё лежал снег. Потому пробраться здесь пока было даже проще, чем в разгар лета. Но под ногами вовсю хлюпало. Твердята хмуро заметил:       – Даже коли тропа сыщется, идти придётся по колено в воде…       Огнец только молча кивнул.       Некоторое время шли молча. Да и говорить-то пока было не о чем. Здесь, поблизости от края леса и той долины, где собирались войска, тропы через болото не было. Если бы была, её давно уже отыскали бы, потому что пробовали не однажды и не дважды. А значит, впереди лежал долгий путь по краю болота.       Около полудня они отошли подальше от болота. Хотелось отдохнуть на сухом месте. Выглянувшее солнце осветило крохотную полянку, поперёк которой лежала упавшая ель. Иглы на вдавленных в мох ветках не успели ещё порыжеть и осыпаться. На её стволе и устроились приятели. Костра, понятно, разводить не стали, просто сидели, подставив лица солнечным лучам, и жевали лепёшки и вяленое мясо.       Перекусив, сразу продолжать путь не стали – посидели ещё немного. Твердята, щурясь от солнца, смотрел на болото, от которого здесь их отделяли только невысокие стволы ольшаника да тощие осинки. И вдруг схватил Огнеца за руку:       – Что это там?       Взглянув туда, куда он указывал, Огнец чуть слышно присвистнул:       – Сохатый!       Могучий зверь неторопливо брёл по краю болота. Гриди замерли. При них не было луков, да и не на охоту сряжались. Потому сейчас оба могли лишь смотреть на сохатого. А он обгладывал какие-то веточки, пока не замечая людей. Но вот ветерок донёс до него запах, издавна пугавший и самых сильных обитателей леса. Фыркнув, сохатый повернулся и зашагал вглубь болота. Огнец вскочил:       – Давай за ним! Он же наверняка тропу чует!       Твердята последовал за товарищем. И только пройдя сколько-то, неожиданно сообразил:       – Стой! А если он не на ту сторону, а на какой-нито островок посреди болотины идёт?       Огнец приостановился было, но почти тут же вновь шагнул вперёд.       – Если так, вернёмся тем же путём. Ты, главное, запоминай, куда идём!       Идти пришлось долго. Мокрые по колено ноги совсем застыли, башмаки были полны воды и хлюпали при каждом шаге, но гриди продвигались вперёд, стараясь не потерять из виду сохатого. Казалось, он не обращал на них внимания, однако и не останавливался, разве что на ходу срывал несколько стебельков болотной травы или скусывал концы тонких веточек. Парням приходилось нелегко. Башмаки разве что защищали ступни от скрытых под тёмной водой болота сучьев и коряг, однако и здорово скользили. Хорошо ещё, что оба успели ещё на краю болота подхватить по жердинке, так что теперь было на что опереться. Иначе гриди уже не раз успели бы окунуться с головой, не удержавшись на ногах.       Впереди замаячило что-то непонятное. Не сразу Огнец, шедший чуть впереди, сообразил, что это остров посреди топи. А сохатый, между тем, уже поднимался по склону туда, где виднелись несколько тонких кривоватых берёзок.       Когда гриди взобрались по отлогому бережку, сохатого нигде не было видно. Остров оказался не таким уж маленьким, к тому же довольно густо порос кустарником. Поэтому увидеть, куда же подевался зверь, не получилось. Для того, чтобы спуститься с острова с любой стороны и уйти либо уплыть, времени у него было предостаточно. Огнец подозревал, что он именно уплыл – остров с трёх сторон окружала открытая вода. Дальше, правда, не так уж далеко снова начинались мхи, но отсюда увидеть, где их покрывало нарушено, не получалось.       Солнце успело спрятаться за вершинами деревьев, приближались сумерки, и гриди, посовещавшись, решили заночевать на острове. Потому что искать дорогу среди болот по темноте уж точно не стоило. Этак вместо твёрдой земли в самую топь угодишь!       Костёр разводить оказалось не из чего. Валежником остров был не богат, а живые ветки ракитника даже им, отмеченным знаком Небесного Огня, едва ли удалось бы поджечь. Потому обмотки просто отжали, как сумели, из башмаков вылили воду и повесили то и другое на ветки. Едва ли до утра они высохнут, да и завтра снова лезть в воду, но сидеть с мокрыми ногами было куда хуже. Так хоть сколько-то теплее. В самом деле, растёртые лоскутами сукна ноги вскоре согрелись и даже начали гореть. Лоскуты эти заботливо сунули им в котомки товарищи, не раз бывавшие на болотах.       Пожевав лепёшек с вяленым мясом, стали укладываться. Вроде бы и надо было сторожить, но гриди решили ограничиться тем, что очертили вокруг места отдыха круг, произнеся подходящий заговор. Едва ли много найдётся нежити, что сунется к ним, но лишней такая защита уж точно не была.       Ночь прошла на удивление спокойно. Наутро взялись искать дорогу дальше. Для начала решено было проверить, нет ли вокруг острова отмелей. Но Огнец, поразмыслив, неожиданно предложил:       – А давай-ка для начала по-иному попробуем!       Твердята сообразил, о чём он. В самом деле, для чего нужен дар, если им не пользоваться? Сам он, правда, пока ещё не очень умел пробуждать силу знака, потому за дело взялся Огнец. Твердята наблюдал за ним, запоминая. Впрочем, ничего особенного Огнец не делал. Некоторое время он просто стоял на поляне, где они ночевали, словно вслушиваясь во что-то. Потом неспешно направился в сторону. Движения его казались чуть замедленными, как будто в воде. Подхватив вчерашнюю жердину, Твердята последовал за ним.       Вскоре они уже брели по колено в воде, опираясь на жердины, словно на посохи. Казалось, перед ними лежала подсвеченная солнцем тропа. Но солнце в этот день пряталось за тучами. Да и так подсветить тёмную болотную воду оно могло только если бы стояло прямо над их головами. Не говоря уж о том, что тропа эта прямой не была.       К тому времени, как гриди выбрались на песчаную гриву, глубоко вдававшуюся в болото, они почти не чувствовали застывших ног. По счастью, здесь нашёлся сушняк, да не какой-нибудь хворост, а пара поваленных бурями и давно засохших больших сосен.       Сидя у разложенного в неглубокой ямке костра, Огнец негромко проронил:       – Здесь заночуем…       Твердята молча кивнул. Он видел, что его товарища этот переход изрядно вымотал. Это он просто шёл, а Огнец ведь искал тропу, питая силу знака своей. Без этого они сейчас ещё брели бы наугад через болото, ощупывая дно перед собой концами жердин…       Впрочем, близость живого огня, под руками Твердяты разгоревшегося мгновенно, быстро вернула им силы. Твердяте даже показалось, что всё его тело впитывает свет и тепло, постепенно оживая.       До заката оставалось ещё немало, но они всё же решили остаться здесь. Дальше, похоже, путь лежал уже по сухой земле, потому не лишним было просушить башмаки, обмотки, да и штаны тоже. Правда, им ещё обратно пробираться через болота, но до этого пока далеко.       Обок гривы, на которой они расположились, болотина переходила в самое настоящее озерцо. Заметив пару раз взметнувшихся над поверхностью рыбёшек, Твердята извлёк из котомки берестяной коробок, в котором хранил рыболовные крючки. Здесь же лежала свёрнутая жильная нить. Быстро смастерив удочку, он копнул ножом склон ближе к воде, извлекая червей, и уверенно шагнул в воду. Через некоторое время возле костра уже лежали несколько краснопёрок и пара довольно крупных карасей. Их выпотрошили, надели на прутики и зажарили над углями. После лепёшек и вяленого мяса несолёная и слегка обуглившаяся рыба показалась поистине княжеской пищей.       Здесь они уже не рискнули спать одновременно, дежурили по очереди. Костёр переложили, и он медленно тлел всю ночь.       Утром с новыми силами они вновь двинулись в путь. Нужно было убедиться, что болото закончилось, и найти путь к краю леса. А после ещё и вернуться назад.