***
Огнец и Твердята отсутствовали полную седмицу. Вернулись лишь под вечер восьмого дня, усталые, но довольные. Правда, появились они вовсе не с той стороны, откуда их ждали. Их тотчас проводили к шатру, возле которого собрались все военачальники. Здесь стоял простой деревянный стол и скамьи – в походе было не до того, чтобы тащить с собой резные кресла и прочие знаки княжеского достоинства, а потому довольствовались малым. – Рассказывайте, – окинув обоих гридей взглядом, в котором мерцала улыбка, коротко приказал Воеслав. Ничем более он не выдал своей радости. – Есть тропа, – негромко откликнулся Огнец, – даже и не одна. Неблизко только. Они рассказали, что отыскали две тропы через болото. До ближней было полдня пути, но она не давала миновать болото за один переход. До второй предстояло идти целый день, но зато и болото там было не таким широким. Правда, и возвращаться по противоположной стороне болота к опушке близ места будущей битвы тоже придётся долго, к тому же очень осторожно. Наворопники едва не столкнулись с могутическим дозором – князь Грозномир, хоть и помнил о болотах, их непроходимости всё же доверять не спешил. Но притаившихся под корнями громадного выворотня наворопников дозорные не заметили и даже устроились на отдых совсем рядом с ними. Из их разговора Твердята и Огнец поняли, что могутическим ратям порядком надоело дожидаться, когда князь наконец поведёт их в битву. Но волхвы призывали ждать. Князь всё делал по их слову, памятуя, какая сила стоит за служителями Перуна, а потому и простым ратникам оставалось только ждать. – А чего вы откуда-то с полуночи шли? – спросил Молнеслав. – Так ведь верняком могутические наворопники где-то поблизости есть! – откликнулся Твердята. – А так им и в голову не придёт, откуда мы! Мало ли – может, из Истока с вестями! – Тоже верно, – одобрительно заметил Прияслав. В том, что могутические наворопники наверняка наведываются к их лагерю, никто не сомневался. Наверняка Грозномиру уже сообщили, что рядом с твердичами стоят их союзники. Но вот о том, что среди них все трое Перуновых воинов, едва ли кто-то из могутичей успел узнать. Задумчиво крутя в руках какой-то прутик, Прияслав предположил: – А может, лучше, чтобы они узнали, что… Он не договорил, но трое побратимов его поняли. Воеслав покачал головой: – Проку с того… Ну, отведёт он ратников от межи. А после выждет год, два… пять – и снова нападёт. – Вот только, сдаётся мне, на сей раз уже не станет, как сейчас, силой хвастать, – поддержал побратима Молнеслав. – Врасплох напасть постарается, чтоб ты не поспел ни свои полки собрать, ни нам весть подать. Прияслав переглянулся со своими воеводами. На самом деле разговор об этом уже заходил, и воеводы сказали князю примерно то же самое. Потому, не настаивая, Прияслав решительно бросил: – Ладно, давайте по делу. Где там, сказываете, пройти-то можно? На столе расстелили карту, на которой помечены были все окрестные леса и болота. Однако Твердята и Огнец, переглянувшись, развели руками: такому мудрёному делу, как разбираться в рисунках и значках, их никто не учил. Впрочем, общими усилиями, хоть и очень приблизительно, удалось пометить на карте места, откуда начинались тропинки. Об остальном предстояло думать уже позже – когда в том появится надобность.***
– Княже! – просунувшийся в дверь горницы отрок постарался придать голосу всю почтительность, на какую был способен. – Там наворопник из твердического стана вернулся! – Давай его сюда! – махнул рукой Грозномир. Вообще-то выглядел князь не лучшим образом. Вчерашний пир с воеводами затянулся, а выспаться не удалось – сон, как назло, не шёл. Задремав ненадолго, Грозномир снова просыпался. Так и проворочался всю ночь. Подобное и прежде время от времени случалось, потому сегодня гриди и отроки из ближней дружины ходили мимо его горниц едва ли не на цыпочках и старались без нужды не беспокоить князя. По счастью, всё и без его вмешательства шло как надо: здешний воевода своё дело знал. В горницу, нагнувшись под низкой притолокой, шагнул рослый человек. Выпрямился, нашёл взглядом князя и вновь поклонился: – Здрав будь, княже! – Что хорошего скажешь? – коротко кивнув в ответ на приветствие, хмуро спросил Грозномир. – Так это… – пришедший слегка замялся. – Прияслав-то супротив тебя не один будет, у него союзники есть. – Никак докончание с кем-то утвердил? – хмыкнул Грозномир, помнивший, что у твердичей со всеми соседями отношения очень непростые. – Я там в стане раденические стяги углядел. И самого Молнеслава узнал – чай, в лицо его знаю, видал, когда он по Быстрице с полюдьем ходил. Выслушав, что ещё успел увидеть и услышать наворопник, Грозномир взмахом руки отпустил его. Когда дверь за ним закрылась, князь помолчал, обдумывая услышанное. За его спиной послышался шорох, и Грозномир, не оборачиваясь, коротко бросил: – Слышал? – Слышал. Из-за занавеси, делившей горницу на две части, вышел Ведобор. В отличие от князя, он был совершенно спокоен. Не глядя на него, Грозномир мерял шагами горницу: – И как только Прияслав их уговорил?! – А я тебя упреждал – не трогай покуда раденичей! – спокойно откликнулся Ведобор. – Сам же их растревожил, а тут твердичи и подвернулись. Вот они супротив тебя вместе и выступили. Его ничуть не удивило, что Грозномир в гневе. Ещё бы не гневаться, если ожидал иметь дело с одним противником, а их вдруг оказалось двое! Самого Ведобора вмешательство раденичей не слишком тревожило, он чувствовал в себе достаточно сил, чтобы одолеть и их заодно. Если только… Ему вдруг вспомнились слухи, упорно ходившие про сына раденического князя. Что, если княжич Молнеслав и правда отмечен Перуном? Додумать он не успел. Грозномир, остановившись, резко повернулся к нему: – Хоть в воде, хоть в пламени смотри, только скажи, что делать! – Покуда у тебя одно дело – ждать, – по-прежнему спокойно проронил волхв. – Да сколько ж ещё?! Травень на исходе! – Не спеши, княже! Пусть твои гриди Ярилу да Купалу празднуют, с девицами веселятся. А после Купалы Перун тебе в помощь! Грозномир вздохнул сквозь стиснутые зубы, но возражать не стал. Без поддержки волхва ему едва ли хватит сил, чтобы добиться желаемого. К тому же Перуновым волхвам не меньше, чем ему, нужно, чтобы всё удалось. А впрочем… может, и к лучшему, что все битвы будут после Купалы. Гриди да простые ратники поразвеются, легче будет их в бой поднимать. Зато теперь он уже точно знает, сколько осталось ждать. Ведобор, оставив отчасти успокоенного князя, ушёл в свои горницы, которые были рядом с княжескими. Заперев дверь на засов, он открыл сундук и достал оттуда широкое и тяжёлое даже на вид блюдо из толстой бронзы. На нём видны были несколько углублений, в которые прочно встали ножки небольшой жаровни. Утвердив блюдо на столе, Ведобор кованым совком сгрёб немного углей с очага и высыпал в жаровню. Поверх них бросил пригоршню сухих трав, негромко произнося слова заговоров. Дымок над жаровней, поначалу слабенький и прозрачный, постепенно сгустился и повис неподвижным плотным облаком. Вглядываясь в него, Ведобор продолжал шептать заговоры. Перед его взглядом мелькали образы, большинство которых просто проскальзывали мимо. Пока, наконец, один из них не стал чётким и ярким. Княжича Молнеслава волхв знал только понаслышке, но едва ли мог бы спутать его с кем-то другим. Тем более что сейчас он совершенно отчётливо видел Перунов знак, бросавший пламенно-золотой отсвет на черты княжича. Ведобор напрягся. Это означало, что получить желаемое будет куда труднее, чем хотелось бы. Неожиданно ему в голову пришла ещё одна мысль. Ведорад пристальнее вгляделся в лицо Молнеслава и произнёс ещё один заговор. Образ княжича словно отдалился, и рядом с ним волхв увидел ещё один отблеск – похоже, там был по меньшей мере ещё один Перунов воин. Ведобор прикусил губу: теперь предстояло думать, как быть с этим. Говорить про Перуновых воинов Грозномиру он, разумеется, не собирался. Да и что там сделает князь со всеми его полками? Нет, это был его бой. Впереди три с лишним седмицы, этого должно хватить, чтобы придумать, как переманить Перуновых воинов на свою сторону. Третьего Ведобор не увидел, но догадывался, что и он тоже где-то рядом. Могло, конечно, случиться и так, что с Прияславом идут только двое, но даже и это немалая сила… Дым постепенно развеивался и оседал. Ведобор не рискнул подбросить на угли ещё трав – и без того чувствовал, что силы на исходе. Ничего, он попробует ещё… только не теперь. Он подошёл к окну, распахнул его и с наслаждением вдохнул прохладный воздух. Ароматы зелени, каких-то цветов и речной свежести придали сил. В голове окончательно прояснилось, и Ведобор жёстко усмехнулся. Грозномир полагает, что волхвы служат ему – что ж, пусть продолжает так думать. Об одном только он забывает: над волхвами лишь одна власть, и это власть Прави. Но и сами они могут приблизиться к Прави. И один из путей к этому Ведорад, как ему казалось, знал. Для того ему и нужен был Перунов меч. Осталось только заполучить его, и в этом Грозномир вполне может помочь… насколько сумеет.***
Через пару дней князь Грозномир получил новые вести, после которых настроение его ухудшилось ещё больше. На сей раз разговор о противниках могутичей зашёл в гриднице. Бояре и воеводы, рассевшиеся по лавкам, обсуждали грядущие битвы. Кто-то обернулся к князю, мрачно слушавшему их разговоры: – Княже! Сколь ещё ждать-то? Мы давно здесь, супротивники вон тоже рядом – чего тянуть-то?! Того гляди, у нас половина ратников поразбегутся! Грозномир хмуро кивнул на волхвов, тесной группкой сидевших в стороне: – Вон у кого спрашивайте. Взгляды обратились к волхвам. Ведобор, не вставая с места, откликнулся: – В сём деле без подмоги Прави не обойтись. Потому до Купалы битв не ждите. Как Купала пройдёт – тогда уж… Бояре и воеводы переглядывались. Кто-то досадливо крякнул, кто-то скептически качал головой. Однако старший из воевод боярин Крушибор невозмутимо кивнул: – До Купалы так до Купалы. Глядишь, ратнички наши с девками повеселятся, так и полегче ждать будет. Вот только… Грозномир бросил на него встревоженный взгляд. Похоже, у воеводы появились какие-то вести, притом не слишком приятные. Однако, постаравшись не подавать виду, князь небрежно спросил: – Ну, что там? – Парень из моих поутру вернулся. Неладно дело, княже, у твердичей-то войнаричи в союзниках! – Как – войнаричи?! – Грозномир едва не вскочил. – Наворопники сказывали – раденичи! – Так они рядом стоят. Честень пару лет тому с купцами ходил, у войнаричей бывал, так княжича Воеслава не раз видел. Вот он войнарическую дружину и ведёт. – Только нынче-то он, сказывают, уже не княжич – князь, – проронил кто-то. Грозномир досадливо ударил себя по колену: – Говорил я – надо было к войнаричам гонца снарядить! – Ты, княже, о том уже здесь заговорил, – негромко откликнулся Ведобор. – А коли войнаричи с твердичами вместе пришли – стало быть, Прияслав о том ещё по зиме порадеть успел. Как ни разозлили Грозномира эти слова, возразить было нечего. В самом деле, догадайся он прошлой осенью или хотя бы зимой отправить гонцов к войнаричам, сейчас сильный союзник был бы не у Прияслава, а у него. Но теперь поздно жалеть о том, чего не сделал. Придётся обходиться тем, что есть. Воеводы чесали в затылках. Ясно было, что выход искать придётся не только князю. А расклад сил, как оказалось, изрядно поменялся. Конечно, едва ли раденичи и войнаричи смогли отправить на подмогу твердичам по-настоящему большие дружины, но само их присутствие наверняка способно было воодушевить союзников. К тому же, если и правда войнаричей привёл сам Воеслав, легко могутичам не будет. Даже до них доходили слухи, что в воинском деле немногие из росавичских князей способны тягаться с ним. Но насколько эти слухи правдивы – не знал никто. Впрочем, скоро они смогут выяснить это… на собственном опыте. – Простым ратникам про то, что в противниках у нас не только твердичи, знать ни к чему, – заметил один из бояр. – Всё едино кто-нибудь из наворопников проговорится, – махнул рукой Крушибор. – Ладно, – Грозномир хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. – Как бы там ни было, а время, чтобы подумать обо всём, у нас ещё есть.***
– Время у нас ещё есть, – задумчиво проронил Прияслав. Только что они узнали, что могутичи собираются выступить после Купалы. Весть об этом принёс всё тот же неугомонный Рощень, опять по собственному почину наведавшийся на ту сторону межи. До сих пор он так и оставался неузнанным среди толпы боярской и воеводской челяди, теснившейся на подворье, где обосновался Грозномир со всем своим окружением. Потому услышать удавалось немало. И воевода Измир, и сам Прияслав уже попеняли парню за то, что он будто нарочно подставлялся могутичам. Но вести он приносил и правда важные. Рощень рассказал и о том, что кто-то из могутических наворопников признал Молнеслава и Воеслава. Побратимы переглянулись. Их это нисколько не удивило. Но вот о том, знают ли волхвы, что против них собираются выступить все трое Перуновых воинов, Рощень ничего не мог сказать. В гриднице у Грозномира об этом никто не обмолвился ни словом. Если волхвы и знали что-то, то делиться этим знанием с боярами и воеводами не спешили. Воеслав негромко, но жёстко заметил: – Как ни крути, а всё едино битвы не миновать. Вот только какой она будет – это мы ещё увидим! Он не раз уже успел обойти и долину, и окрестные леса, наведался в ближние займища. И Молнеслав догадывался, что его побратим многократно во всех мелочах продумывал, как должна складываться битва. Если только не вмешается чужая волшба. Говорить об этом, правда, ни тот ни другой не спешили. Взглянув на Рощеня, Воеслав всё так же негромко проговорил: – Лучше б тебе судьбу не искушать – ну как из наворопников могутических кто тебя здесь углядит, а после там? – Да ведь по се поры не углядели, – махнул рукой парень. – Надолго ли… К тому же едва ли теперь что новое услышишь. Волхвы своё слово сказали, теперь уж ничего менять не станут. Уговаривать Рощеня он, впрочем, не собирался. В конце концов, он не Мать-Макошь, чтобы решать чужую судьбу. Со своей бы разобраться…***
Как и подобает, княгиня Потвора приняла участие в обрядах Ярилина дня. Впрочем, нынче от неё требовалось немногое. Участвовать в играх и хороводах ей уже не подобало – разве что в общих, в которых ходили и люди семейные. Однако большую часть времени она сидела в окружении бояр и с удовольствием наблюдала за весельем. Сегодняшние обряды утомили её, пожалуй, чуть больше, чем обычно, но ничего удивительного в этом и не было. Даже широкий опашень почти не скрывал заметно округлившегося живота – до появления на свет ещё одного княжича оставалось чуть больше месяца. Что будет именно сын, Потвора знала совершенно точно. На широком берегу Росавы горели костры, разгоняя сгустившийся сумрак. От этого казалось, что за пределами этого освещённого пространства гораздо темнее, чем на самом деле. Едва ли кто-то сумел бы ответить, сколько здесь собралось народу. Жители Велегостья и окрестных займищ перемешались в хороводах. Постепенно на княгиню почти перестали обращать внимание. Это только порадовало – сейчас ей необходимо было хоть ненадолго остаться одной. Именно с нынешней ночи начиналось то короткое время, когда берегини обретают зримый облик. А Потворе хотелось повидаться с матерью. Взглянув на сидевших по сторонам от неё бояр, Потвора чуть слышно шепнула несколько слов. Даже сидевшие рядом едва ли смогли бы расслышать, что она говорила. Однако этого и не требовалось. С последним словом про княгиню словно напрочь забыли вообще все. Выждав немного, она неторопливо поднялась и отошла за спины сидящих, к опушке леса. Ветки раздвинулись, пропуская её, и вновь бесшумно сомкнулись за спиной. Здесь оказалось совсем не так темно, как могло показаться. Она постояла, чтобы дать глазам привыкнуть к синевато-зелёному сумраку. Потом медленно двинулась вперёд. Она не выбирала путь – тропинка сама рождалась прямо у неё под ногами и вела именно туда, куда Потворе и нужно было попасть. Деревья впереди расступились, открывая поляну, посредине которой стоял калиновый куст с сияющими в сумраке белыми цветами. Приостановившись у края поляны, Потвора сняла и бросила в траву повой и опашень, расплела косы. И лишь потом лёгкой тенью скользнула к кусту. Навстречу ей из зелени листвы выступила та, ради кого Потвора и покинула сейчас общее веселье. Прохладная ладонь невесомо коснулась щеки, погладила тёмные волосы. – Здрава будь, ягодка моя! – мягко прозвучал голос берегини. – Матушка! – прошептала Потвора, обнимая её. Калинница улыбнулась. Не так уж часто они встречались, да Потвора и не пыталась часто искать встреч с матерью – знала, что вместе им всё едино не быть. Это отец объяснил ей давным-давно, ещё когда тринадцатилетняя девочка вместе с братом вернулась в его избушку. Как и то, почему берегиня всё же помнит о своих детях, хотя для дочерей Дажьбога прошлого, почитай, вовсе не существует, как не существует и привязанностей в Яви. Причина была в том, что с ними Калинницу связывала общая кровь. Да и заговор, которым когда-то удержал её ведун, тоже помогал в этом. И сохраниться этой связи предстояло на семь колен, постепенно слабея и истончаясь, сойдя под конец на нет. Чуть отстранившись, Калинница окинула взглядом фигуру дочери: – Опять Дитя Грозы ждёшь? Потвора кивнула: – Он ещё и появится ближе к Перунову дню… – Не ближе, – поправила её берегиня, – в самый Перунов день. Как и отец его. И той же силой отмечен. Это почему-то не удивило Потвору. Даже, пожалуй, обрадовало. Но сейчас куда больше, чем не рождённое ещё дитя, её беспокоила судьба его отца. Однако Калинница на её вопрос лишь покачала головой: – Их судьбы в руках Отца Гроз…