Перуновы воины

      Бояре и воеводы Грозномира временами собирались и за пределами терема, где обосновался князь. Всё едино, как до дела дойдёт, всем заниматься им самим. Да и волхвы Перуновы, хоть от них и впрямь помощь может быть немалая, всё же оставались для воевод чужими. Лучше уж без них как-нибудь… да ведь князю о том не скажешь!       На сей раз встречались у боярина Ждирада. Его двор стоял обок с посадничьим, который избрал для себя князь. Вот только народу здесь было поменьше, поспокойнее. Воевода Крушибор обвёл взглядом тех, кто сегодня собрался у боярина. После разговора в посадничьей гриднице с князем большинство были возбуждены и отрывисто переговаривались, пытаясь что-то решить промеж собой. Только боярин Милован молчаливо и хмуро сидел в стороне.       – О чём задумался, Милован Любозванович? – окликнул его Крушибор.       Боярин поднял голову:       – Да не с чего веселиться-то… Нарочно не к раденичам, не к твердичам – сюда подался, чтобы, случись что, супротив своих ратиться не пришлось. Так нет же – и сюда добрались!       Досада его была вполне понятна. В то лето, когда Воеслав отказался взять в дружину его сына, боярин, поразмыслив, решил покинуть Еловец и вообще войнарические земли. Специально убрался подальше от родных мест, рассчитывая, что уж здесь-то ему никак не грозит сойтись в бою с войнаричами. Кто же знал, что Воеслав явится помогать твердическому князю, с которым вечно не ладил?!       – Да уж, тяжко тебе, – понимающе кивнул Крушибор. – Я ведь тебя зачем позвал-то… Ты князя войнарического знаешь, расскажи, чего ждать от него в бою.       – Да откуда ж мне-то знать? – Милован развёл руками. – Я с ним в походы не ходил. Мы ж и без того в порубежье жили, так нас и не трогали особо… А так норов у него – чуры упасите! Потому и уехали из родных мест…       Крушибор переглянулся со Ждирадом и досадливо крякнул. Похоже, что проку от войнарического боярина, пару лет назад перебравшегося в эти края, никакого. Потому оба перенесли внимание на других гостей.       Поначалу разговор вертелся вокруг настоятельных советов Перуновых волхвов, чтобы до Купалы ратники не рвались в битвы. Боярин Нерад оживлённо говорил:       – Может, у них там какие свои причины, чтоб дело до Купалы затягивать, да у меня ведь парни тоже не железные! С зимы ведь ждём, полгода, почитай, сиднем здесь сидим!       – Да ладно тебе! – благодушно махнул рукой воевода Живодар. – Ну, повременим ещё три седмицы. Ярила нынче, пущай ратнички наши с девками в окрестных займищах погуляют, повеселятся. А там, коли боги так судили, глядишь, и в бой легче будет идти!       Благодушие Живодара не в последнюю очередь объяснялось большой чашей, в которую молоденькая челядинка уже третий раз подливала медовухи. Однако за последними его словами угадывалось не высказанное вслух: «и помирать легче». Что в битвах с твердичами и их союзниками погибнут многие, знали все, но предпочитали помалкивать об этом. К чему кликать Морану, ежели она и сама, без зову приходит? А любая битва – и вовсе её жатва, когда серебряный серп богини подсекает колосья жизней.       – Не больно-то радуйся, – мрачновато остерёг товарища Крушибор. – Пока мы тут гулять станем, Воеслав ратников щитовому строю учит.       – Никак дружину из них сделать надумал? – хохотнул неунывающий Живодар.       Однако Крушибор даже не улыбнулся.       – Не дружинному строю. А тому, какой у «морского народа» в ходу.       – Так он с «морским народом» в родстве, – проронил боярин Милован, – у них, поди, и выучился.       Эти слова заставили всех призадуматься. Боярин Нерад и ещё двое, чьи вотчины лежали у подзакатных рубежей княжества, тревожно переглядывались. Именно там кончались земли росавичских племён, дальше за большой рекой жили народы иного языка, иного корня. А по реке с полуночи иной раз приходили боевые корабли «морского народа». Потому порубежники не понаслышке знали, что такое щитовой строй северян. Знали и то, как трудно бывает ему противостоять. Впрочем, Живодара даже это не смутило. Отставив, наконец, чашу, он махнул рукой:       – Ничего! Мы тоже не лыком шиты – вот как до дела дойдёт, посмотрим, что они супротив нашего засадного полка да лучников поделать сумеют!       Разговоры затянулись до позднего вечера, но ни до чего толкового бояре и воеводы так и не договорились.

***

      Дня за четыре до Купалы из лагеря твердичей вышли несколько неприметных малых отрядов – по пять-семь человек. Направлялись они вроде бы в разные стороны, и никто из могутических наворопников, державшихся неподалёку, не заподозрил ровным счётом ничего. А воины, пройдя через перелесок, поворачивали на закат и шли к известному только им месту. Местом этим был распадок в верховьях небольшой речушки. За время ожидания гриди проделывали этот путь не раз и не два и не заблудились бы даже в темноте или тумане.       Огнец и Твердята добрались туда в числе первых. Именно им предстояло вести полусотенный отряд, целью которого должен был стать засадный полк могутичей. Но до него нужно было ещё добраться – для начала переправиться через болото. А потом ещё пережить Купальскую ночь, в лесу да не разжигая костра, чтобы их не нашли могутичи. И вот это, пожалуй, было куда страшнее даже вражеских клинков. Потому что против лесной нежити и берегинь они будут, почитай, вовсе беззащитны. Правда, ведуны, которых в большой дружине хватало (да и то, какой же поход без них?), снабдили их сильными оберегами, а сверх того в мешке у каждого лежал изрядный пучок полыни, отгоняющей нежить, но всё равно было тревожно.       Накануне они долго говорили впятером – Перуновы воины, Огнец и Твердята. Всех гридей учили не только владеть оружием, любой из них мог, если понадобится, вести в бой ратников. Вот только обоим гридям предстояло делать это впервые. Да ещё вести не десяток, а сразу отряд, равный числом ближним дружинам Молнеслава и Воеслава. Они, конечно, помогали заниматься с ратниками, но одно дело – просто учить их, и совсем другое – вести их навстречу битве… из которой вернутся не все.       После разговора с побратимами двое гридей чувствовали себя уверенней. Хотя, конечно, всё равно тревожились. Слишком многое нужно было помнить, слишком за многим уследить. Конечно, Прияслав выбрал для их отряда тех, кто и сам привычен был к лесу, но сильно легче от этого не становилось.       Когда в распадке собрались все, Твердята обвёл ратников внимательным взглядом:       – Ну что, пора, пожалуй, двигаться.       Они перебрались через речушку, здесь ещё совсем узкую и мелкую. Исток её лежал в том самом болоте, но найденная тропа начиналась дальше. Двигались молча, стараясь не задерживаться. Первую ночь их полусотня должна была провести ещё по эту сторону, на твердической земле. Здесь они ещё могли развести костёр, но уже с завтрашнего дня и до самой битвы об огне предстояло забыть.       Ночь прошла спокойно, ратники по очереди несли стражу, поддерживали огонь. Однако ни чужаков, ни нежити поблизости от их стоянки не появлялось.       Наутро наскоро подогрели на углях мясо, запили горячим травяным взваром. Котлы они с собой не брали, но воду неплохо можно было вскипятить и в сделанных прямо на месте берестянках. Костёр загасили и вслед за Огнецом зашагали к болоту.       Тропу, как и в прошлый раз, Огнец нашёл быстро. Они с Твердятой заранее сговорились, что вести отряд будут по очереди. Все вои вооружились длинными жердями, чтобы помогать себе во время этого перехода. Сейчас глубина здесь была уже не такая большая, как около месяца назад, когда гриди искали эту тропу. Да и вода успела хоть немного прогреться.       Чтобы лишний раз не мочить башмаки, сушить которые без костра было бы негде, их сменили на сделанные специально для этого самые простые поршни, сунув башмаки вместе с обмотками в заплечные короба. Штаны закатали выше колен в надежде, что если они и вымокнут, то хотя бы не целиком. Когда всё было готово, отряд, вытянувшись цепочкой, двинулся через болото.

***

      Время от времени Потвора заглядывала в свою гадательную чашу, чтобы успокоить подруг. И до сих пор ей удавалось рассеять их тревоги. Так было и на сей раз, когда Рябинка пришла к ней. Хотя далеко не обо всём, что увидела, княгиня рассказала подруге.       Вроде бы у войска всё пока шло хорошо, все были живы и здоровы. Но вот о том, что Огнец сейчас не рядом с князем, Рябинке она говорить не стала. Однако сама встревожилась, глядя, как Огнец уводит отряд в болота. Даже ей, никогда прежде не имевшей дела с воинскими дружинами, ясно было, что этот отряд должен в нужный момент ударить на противников из засады. Но это означало для них необходимость таиться. А значит, в русалий месяц, да ещё накануне Купалы они окажутся в лесу без защиты огня…       Потвора задумалась. Поначалу появилась мысль обратиться за помощью к берегиням, однако женщина почти сразу отбросила её. Помочь-то они, может, и помогут… вот только чем та помощь обернётся? Дочери Дажьбога хоть и добры, и светлы, да нелюди – они и есть нелюди. Что им игра да веселье, то людям и бедой обернуться может. Лучше уж не привлекать к ратникам их внимание. Тем паче, что от берегинь не всякий оберег защитит. Разве только полынь, да догадался ли хоть кто из них её взять?..       Получалось, что она при всём желании ничем не может помочь. Потвора невесело улыбнулась: будь хоть трижды ведуньей, но судьбу, что выпряли для каждого Небесные пряхи, никому не изменить. Её дело сейчас – ждать и в назначенное Матерью Макошью время вывести на белый свет новую жизнь. А пути воинов в руках Перуна и Макоши.

***

      Болото миновали ещё до того, как солнце склонилось к закату. Потому у отряда было довольно времени, чтобы найти подходящее место для ночлега. Постарались уйти от болота подальше, благо песчаные гривки и впрямь могли послужить неплохой защитой хотя бы от болотной нежити. За одной из этих гривок в небольшой лощинке, по дну которой бежал чистый ручеёк, они и расположились.       Костёр разжигать всё же не решились. Хотя в лесу наверняка не было никого из живых, кроме их отряда, осторожность ещё никому не мешала. Стан, хоть и не маленький, оградили защитным кругом, даже в три ряда. Занимались этим несколько ратников, кое-что понимавших в деле обережения. При этом каждый шептал свои заговоры – те, которым обучили их матери и бабки. Разложили и полынь пополам с можжевеловыми ветками. Всё вместе должно было остановить нежить, если вдруг ей вздумается подобраться к отряду.       Собравшись тесным кругом, ратники говорили о том, как уберечься в Купальскую ночь. Сегодняшней ночью обереги ещё смогут защитить их. Но на Купалу нежить в полной силе – смогут ли выстоять заслоны, воздвигнутые не ведунами, не чародеями – простыми людьми?       Один из ратников советовал:       – Вы, парни, главное помните: у кого жёнка есть али там невеста, держите её в мыслях постоянно. К таким берегини не больно-то льнут, мне бабка сказывала, она сама ведунья.       Его товарищи переглядывались. Средство казалось не самым надёжным, но это всё же было хоть что-то! Глядишь, вместе с прочими оберегами и впрямь поможет.       Кто-то с сожалением протянул:       – Э-эх! Кабы не война эта – сейчас бы круги водили, с девками веселились…       – А что, если… – один из парней в задумчивости ерошил волосы. – Тут до займища али погостья далеко?       – Чуть поболе, чем полдня, – откликнулся Огнец. В тот раз они с Твердятой не поленились, обошли могутический край леса. Как при этом им удалось никому не попасться на глаза – они едва ли смогли бы объяснить.       – Так, может, туда на Купалу сходим?       Большинство изумлённо воззрились на него, гадая, в своём ли он уме. Однако кое-кто и поддержал парня:       – А что, сейчас там всё едино пришлых полно – никто и не сообразит ничего. Венки наденем – и порядок!       Другие сомневались:       – Так по узорам на рубахах угадают!       – Не угадают, – неожиданно усмехнулся Твердята. – Скажем, что из дальних займищ, кто там разбираться станет?       – А что, так и иной выговор объяснить можно, – задумчиво отозвался Огнец. – Дескать, близ межей живём, бывает, что и общаемся…       – Да и не до того всем будет, чтоб разглядывать наши рубахи… – добавил кто-то. – Вот только… с оружием и снарягой всей как быть?       Впрочем, и здесь нашёлся выход. Несколько ратников из тех, кто был постарше годами, идти с прочими на Купалу не собирались. Потому они вызвались поберечь оружие и боевое снаряжение товарищей. Но когда заспорили, где лучше ждать остающимся и где поутру после Купалы будут встречаться, Твердята вдруг резко прервал их:       – Утро вечера удалее. Нам прежде ночь продержаться надобно.       Пристально взглянув на товарища, Огнец нахмурился. Твердята всматривался в лесной сумрак и, похоже, то ли видел что-то, то ли просто чуял. Как-то разом и остальные вспомнили, что они не в большом дружинном лагере, а на поляне посреди леса.       Среди деревьев мелькали какие-то светлые силуэты. Кто-то из старших тихо охнул:       – Неужто берегини? – и тут же зажал себе рот ладонью.       Вглядевшись, Твердята покачал головой:       – Не, не они. Мавки.       – Одно другого не лучше! – отмахнулся кто-то.       – Ну, это как сказать! – усмехнулся один из старших ратников. Порывшись в своём мешке, он достал несколько головок чеснока. – Сгрызите по зубчику – от нежити верная защита!       Заговоренный круг, полынь с можжевельником, да ещё и чеснок и впрямь оказались достаточно надёжной защитой. Сколько мавки ни бродили вокруг, как ни пытались подобраться к людям, из этого ничего не вышло. Но даже внутри защитного круга всем было не по себе от вида слоняющихся вокруг туманных фигур. Кто-то сидел, спрятав лицо в ладонях и шепча оберегающие заговоры. Кто-то уткнулся лицом в колени и зажал руками уши. Другие стискивали в кулаках обереги или сжимали ладонями лезвия ножей и топоров, лишь бы чувствовать себя хоть чуточку увереннее.       Толком поспать в эту ночь ратникам не пришлось. Лишь на позднем рассвете мавки, наконец, убрались, но ложиться было уже поздновато. Удалось разве что немного покемарить, пока солнце не поднялось выше.       Кое-как продрав глаза, снова заспорили, стоит ли лезть на рожон и выбираться к поселениям могутичей на Купалу. В конце концов всё же решили попытать счастья. Правда, Твердята с сомнением качал головой: если что-то пойдёт не так, они не смогут сделать то, ради чего отправились в этот поход… Но парни буквально горели воодушевлением. Огнец, правда, посмеивался:       – Лица, говорите, венками скрыть? А венки-то кто-нибудь плести умеет?       Ратники переглядывались. В самом деле, никто и не вспомнил, что обычно венки плетут девушки – и для себя, и для парней. Но здесь их и близко не было. А значит, предстояло как-то справляться самим.       – Вроде я видел, как сестра плетёт, – почесав в затылке, с сомнением заметил кто-то.       – Ну да, вроде как и не трудно… – поддержал другой. Однако прозвучало это как-то неуверенно.       Цветов на поляне не оказалось, зато было дерево, пару дней назад поваленное ветром и ещё не успевшее засохнуть. Нарвав каких-то трав и наломав веток, попытались плести. И с удивлением обнаружили, что дело это не такое уж и простое. Переломали немало веток, пока хоть что-то стало получаться. Но всё же через некоторое время многие уже увенчали себя растрёпанными кособокими венками. Правда, Твердята несколько остудил пыл товарищей:       – Коли вы прямо сейчас венки напялите, так до вечера они у вас все посохнут.       Однако парни успели хотя бы понять, как это делается. Венки, которые и правда не было смысла тащить с собой, развесили на деревьях, поблагодарили лешего «за приют, за ласку» и засобирались в путь.       Теперь осталось только добраться до края леса, близ которого и стояло могутическое погостье. Те, кто всё же решил идти, собирались плести венки уже там. Остальные до утра должны были затаиться в овраге, окружив себя заговоренным кругом всё с той же полынью и можжевельником и тщательно выполнив все возможные оберегающие ритуалы.

***

      Роды у Зоряны пришлись как раз на канун Купалы. Старшего её сынишку на время забрала к себе Искрянка, она же приглядывала за хозяйством. А вместо чужой бабки-повитухи в бане рядом с роженицей была мать.       Как и в первый раз, роды оказались лёгкими. Вскоре Ивина уже положила рядом с ней новорожденного малыша, которого, как полагается, успела искупать и завернуть в отцовскую рубаху. Однако оказалось, что это ещё не всё – у Зоряны вновь начались схватки, и через некоторое время Ивина подхватила на руки девчушку, спешившую появиться на свет вслед за братиком.       Утомлённая двойными родами Зоряна задремала. Ивина, присев на лавку рядом, бережно расчёсывала её волосы, распущенные на время родов. Луч солнца, пробравшийся в оконце бани, упал на гребень берегини в её руке, и тот засиял, словно сделанный из чистого золота. Ивина и разбуженная этим сиянием Зоряна с удивлением смотрели, как блики, поначалу разбежавшиеся по стенам, собираются вместе. Их кружение постепенно сложилось в подобие человеческой фигуры и вдруг угасло, а на месте сияющего вихря очутилась девичья фигура. Она сама казалась сотканной из солнечных лучей. Длинные светлые волосы с вплетёнными в них берёзовыми ветками укутывали её, почти скрывая белую, как летнее облачко, рубаху. Приветливо улыбнувшись обеим женщинам, берегиня (а это была она) бесшумно скользнула к ним. Прохладная, лёгкая, как берёзовый листок, ладонь коснулась щеки Зоряны.       – Вернётся твой любимый, – прямо в ухо шепнул нежный голос. – Невредимым вернётся. Только жди.       Потом, взглянув на новорожденных, берегиня вновь улыбнулась:       – Счастливая доля их ждёт. За что возьмутся – всё удаваться будет…       С этими словами она отступила на шаг и вдруг растаяла, как не было. О том, что она не привиделась, говорил только запах свежей зелени, какой бывает летним днём в берёзовой роще. Если бы не берегиня, откуда бы ему взяться в натопленной баньке?       Ивина только головой качала. Вот уж чего она никак не ожидала – так это появления берегини. Хоть тогда, много лет назад, она сама помогала этой самой берегине выбраться из дома чародея, но вот увидеть её снова никак не думала. Больно уж неожиданно было, что одна из дочерей Дажьбога вспомнила о них. Но когда она поделилась этими мыслями с дочерью, Зоряна улыбнулась:       – Может, и не вспомнила бы, кабы не её же гребень.       Лишь теперь Ивина сообразила, что в её руке и правда тот самый гребень, который тогда подарила ей берегиня. Видно, он и оказался ключиком, что в эти дни перед Купалой да рядом с приоткрытой рождением детей Гранью сумел привести берегиню сюда.       А вот предсказание берегини слышала только Зоряна. Ободренная им, она обняла детей. В самом деле, теперь оставалось только дождаться, когда княжич приведёт свои дружины домой. В том, что невредимым вернётся не только Громобой, но и его побратим, Зоряна не сомневалась. Так что тревожилась больше за брата – его-то не оберегала сила Перунова знака…       Но пока всё это ждало где-то впереди. А здесь и сейчас была она сама – и двое новорожденных, сын и дочь, которым требовались её внимание и забота.