***
В гриднице велегостицкого княжеского терема, как обычно, собирались бояре и те гриди, которых Воеслав оставил беречь город и поддерживать порядок. С ранней весны и до Купалы в землях войнаричей всё было спокойно, никаких лишних забот не появлялось. Но утро после Купалы принесло тревогу. От пристаней примчался паренёк из городской стражи и рассказал, что от полуночно-закатных пределов княжества приехал гонец со спешными вестями. Княгиня, сидевшая в гриднице на возвышении обок княжеского кресла, нахмурилась: – Ведите его сюда! Да Буреяра с Семирадом позовите. Бояре тревожно переглядывались. Полуночно-закатные пределы войнарических земель граничили с землями морского народа. Вот только там, как и у росавичей, было не одно племя. И именно с теми поморянами закатного предела у войнаричей мира не было. Неужели они прознали, что князь в походе в чужих землях?.. Оба волхва, как оказалось, и без того собирались на княжий двор. Отправленный за ними отрок встретил их, едва вышел за ворота. И когда усталого гонца ввели в гридницу, и Семирад, и Буреяр уже сидели на лавке рядом с боярами. Опасения подтвердились. Неизвестно, от кого, но давние противники войнаричей прознали, что князя нет в Велегостье. Может, кто из купцов рассказал, а может, и нарочно кого засылали выведывать, что да как у соседей. Разумеется, странно для них было бы не воспользоваться случаем напасть, а при удаче ещё и забрать под свою руку изрядный кусок войнарических земель. Потому воевода Ратимир и отправил в Велегостье гонца в надежде, что Воеслав всё же увёл с собой не всех способных носить оружие. Его дружины и поднявшиеся как один жители всей округи пока что сдерживали врагов, но надолго ли хватит их сил? Выслушав гонца, бояре загомонили все разом. Потвора некоторое время слушала их пререкания, а потом вдруг спросила: – Сколь я понимаю, родичи князя с этими своими соседями ведь тоже не особо ладят? От неожиданности бояре примолкли. Потом заговорили вновь, но на сей раз речь шла уже не только о том, чтобы спешно собрать кого получится и вести в бой. Ясно было, что надо дать знать Хальвору конунгу и его отцу. Вот только кого туда послать? – Позволь мне ехать к ним, королева! – на северном наречии произнёс один из гридей. Потвора пристально взглянула на воина. Звали его Сигват. В дружине Велегостья он служил всего года три, даже на языке росавичей до сих пор так толком и не научился говорить. Вот и сейчас его слова переводил кто-то из его товарищей. Бояре вроде бы готовы были ответить согласием, но княгиня неожиданно покачала головой: – Тебе иное дело будет. А послом должен ехать кто-то, кого там знают как человека близкого к князю. Чтобы поверили, что он и впрямь от нас. Сигват поклонился и отступил в сторону, пытаясь скрыть недовольство. А вот бояре закивали одобрительно. Княгиня была права. Если послом отправится северянин, Хальвор, не отличающийся доверчивостью, может решить, что их пытаются заманить в ловушку. Потому и нужен был кто-то, кто хотя бы раз-другой бывал вместе с Воеславом у его северных родичей. В гриднице вновь разгорелся жаркий спор. Неизвестно, надолго ли он затянулся бы, если бы не боярин Вершень. Спокойно и уверенно он проговорил: – Ну, когда так – стало быть, мне ехать. Хотя боярину сравнялось уже немало лет, но по се поры он оставался лёгок на подъём и охотно брался за поручения и прежнего, и нынешнего князей, связанные с дальними поездками. К тому же и в полуночных землях у родичей Воеслава он бывал не раз и не два, да и на северном наречии говорил свободно. Лучшего посла и в самом деле трудно было бы сыскать. Вместе с ним решено было отправить старшего из сыновей сотника Вояра. По настоянию князя Добровой оставался здесь, в Велегостье. Однако теперь и ему нашлось дело. Брать с собой даже обычную малую дружину Вершень Благомирич не захотел – решил ограничиться десятком гридей. На все попытки переубедить он досадливо отмахнулся: – Дружину брать – это лодью снаряжать, а нам нынче время дорого. Хватит и малого стружка. Не стали и дожидаться утра. Времени на сборы и боярину, и его спутникам требовалось всего ничего, а солнце едва перевалило за полдень, так что ещё до заката можно было пройти немалую часть пути. Потому договорились, что, пока они заняты сборами, прочие бояре напишут конунгам письмо, а что говорить на словах – это Вершень Благомирич и сам сообразит. Чай, не впервой. Когда боярин Вершень, получив напутствие княгини и забрав письмо, вместе со спутниками ушёл к пристани, прочие бояре и воеводы принялись обсуждать теперь уже сбор войска. Которому следовало выйти из Велегостья чем быстрее, тем лучше. На сей раз подзакатные поморяне не собирались ограничиваться привычным «налетели – пограбили – ушли». Им нужны были новые земли. А значит, дружина успеет застать их. Княгиня некоторое время слушала их, а потом коротким кивком подозвала одного из дружинных сотников: – Ларс! – северянин вопросительно взглянул на неё. – Придумай этому парню дело какое-никакое… чтобы и нужное, и на глазах был у тебя или у твоих парней, кто понадёжнее. – Тоже не веришь ему, княгини? – понятливо прищурился тот. Сигвату в дружине не особо доверяли, и Ларса ничуть не удивило, что в этом княгиня с ними заодно. – Верно. – Сделаем. Княгиня улыбнулась. Она знала северян из велегостицкой дружины уже достаточно, чтобы не сомневаться, что всё будет сделано как надо.***
Гриди привычно гребли, время от времени сменяя друг друга. Две пары вёсел не хуже крыльев несли лёгкий стружок вниз по течению Росавы. Парус пока разворачивать не стали, потому что ветер, кажется, решил переждать полуденный зной. Лишь изредка его дуновения чуть морщили воду, а потом вновь стихали. Вообще-то можно было даже обойтись без вёсел. Росава с её могучим течением и сама донесла бы стружок до устья, где жили конунги – родичи князя Воеслава. Однако нынче время было дорого, потому гриди и гребли, не зная устали. Говорили мало. Разве что Добровой время от времени обменивался с боярином несколькими словами. По всем расчётам добраться до места они должны были к вечеру третьего дня по выходе из Велегостья. Вершеня беспокоило только одно: застанут ли они кого-нибудь из конунгов. Лето на дворе, а «морской народ» привык проводить его в походах. Надежда была разве только на то, что Хальмунд конунг, отец Хальвора, уже немолод, а потому мог всё же остаться дома. Ну, а если нет – тогда дело худо, придётся искать, как передать им вести, да поскорее… потому как вороги ведь не станут ждать, пока они помощи сыщут. Росава была главной рекой войнарических и твердических земель, и за день им пару раз встретились купеческие караваны. Однако купцам не было большого дела до конунгов и князей, а потому сказать, где сейчас северные властители, они не могли. Солнце совсем уже скрылось за прибрежным лесом, когда стружок подвели к берегу и стали устраиваться на ночлег. Хотя ночи сейчас были светлые (а вернее сказать, их почитай что и не было вовсе, даже не темнело толком), но хотя бы краткий отдых людям всё же был нужен. Набрали сушняка, запалили костерок, чтобы поесть горячего, а после, оставив двоих сторожить, улеглись спать. Как поутру рассказали сторожа, ночью в кустах кто-то шебуршал и довольно громко возился, однако на глаза так и не показался. То ли запах костра, то ли присутствие многих людей отпугнули незваного гостя. В остальном всё было тихо и спокойно. Так же спокойно прошла и вторая ночь. Сейчас они были уже на межах с «морским народом», и боярин в любой момент ожидал встретить их корабли. Даже будучи в родстве с войнарическими князьями, конунги всегда держали здесь заставы. Не столько ради безопасности, сколько чтобы гостям-войнаричам не приходилось наугад искать их. И сейчас встреча с кораблями такой сторожевой заставы была бы очень даже на руку. Однако вечером ни одного дреки им не попалось. Значит, встреча пока откладывалась. С рассветом, едва отойдя от берега, они почти тотчас увидели вынырнувший из тумана нос боевого дреки. Северяне тоже заметили их. Пары слаженных взмахов длинных вёсел оказалось вполне достаточно, чтобы дреки подошёл к ним почти вплотную. Несмотря на величину северного корабля, борта у него были совсем невысокие, и когда хирдманы, перегнувшись через борт, в десять пар рук подтянули стружок вплотную, лица войнаричей и северян оказались вровень. Торопливо оглядев хирдманов, Вершень отметил несколько знакомых лиц. Кормчим же на дреки оказался младший из братьев Хальвора конунга, Хокон ярл, неплохо знавший боярина. Разумеется, их первым делом принялись расспрашивать, с чем они пожаловали. Вести, с которыми явились войнаричи, заставили северян выразительно переглянуться. В глазах Хокона явственно сверкнуло пламя. С соседями из подзакатных фьордов отношения у Хальмунда конунга были натянутые, время от времени случались стычки, и сейчас хирдманы готовы были к новым битвам. Хокон ярл в свои девятнадцать был уже опытным бойцом и воеводой. Окинув войнарический стружок внимательным взглядом, он проронил: – Ваша снеккья за нами не угонится, а самим вам путь в шхерах не найти. Потому её оставим в ближней усадьбе, они приглядят. А вы продолжите путь с нами на «Ледяном Змее». Предложение было хорошее. В самом деле, если конунг проводил лето не в своём стольном городе, а в одной из усадеб, то искать путь туда среди россыпей островов и заливов устья Росавы пришлось бы долго. Чего доброго, ещё в бурю попадёшь, а лёгкий стружок её едва ли выдержит. У sjømann всё же корабли такие, для которых и море нипочём. Да и кто лучше них знает здесь и все пути, и то, где искать конунга? До ближайшей прибрежной усадьбы было вроде и недалеко, но солнце успело подняться, а туман полностью рассеяться, когда на прибрежном холме показались дома под дерновыми крышами. Неугомонные мальчишки, которые уже с утра были на берегу, помчались в усадьбу предупредить хозяев. К тому времени, как дреки и стружок подошли к деревянному причалу, там уже ждали их несколько мужчин из усадьбы. Хокон ярл быстро объяснил им, что требуется, и вскоре надёжно привязанный стружок стоял в небольшой протоке, почти вплотную подходившей к стенам усадьбы. Вёсла и мачту с него хозяева унесли в усадьбу, чтобы уж точно никто не попытался увести его. Пока мужчины занимались всем этим, женщины принесли несколько кувшинов с молоком и блюда со свежевыпеченными лепёшками. Это угощение приняли с благодарностью, перекусили, а после Вершень и Добровой со своими гридями присоединились к хирдманам Хокона ярла. Дреки отошёл от причала и вскоре уже мчался вниз по течению – к морю. Вёсла в сильных руках подгоняли его, и казалось, что это и вправду крылатый змей летит над серебристой лентой реки.***
Сборы дружины ополчения были делом небыстрым. Но во время последнего полюдья Воеслав позаботился кое-что изменить в привычном ходе таких сборов. Раньше при нападении кого-то из соседей разом поднимались только те, чьим землям это грозило. Но остальные собирали дружины только после того, как до них добирался князь либо княжич с воеводами. Теперь же Воеслав предложил посадникам и местным воеводам начинать сборы, едва появится гонец, спешащий в Велегостье. Тогда княжеская дружина сможет двигаться без задержек, а они просто присоединятся. Это вызвало немало споров, однако к тому времени, как воевода Ядрей и боярин Мироволод повели своих гридей и простых ратников к подзакатно-полуночным пределам княжества, дружины бояр и посадников были уже готовы. Оказалось, что многие успели послать вести и тем своим соседям, к кому гонец не заезжал. Все понимали, что раз уж князь занят в другой войне, защищать свои земли придётся самим. Боярин Мироволод оглянулся на ратников, с решительными лицами шагавших следом за конными дружинами. Чем ближе к порубежью, тем больше народа присоединялось к ним. Здешние жители понимали, что от находников им ничего хорошего ждать не приходится. Потому поднимались все, кто мог держать оружие. С сенокосом, в конце концов, справятся старшие, кого в бой уже не поведёшь, и подростки. А к жатве, глядишь, они уже и вернутся… Воеводы в землях, ближних к порубежью, уже вступили в бои. Им не было нужды ждать. Рука сама нашарила на груди мешочек с оберегом – подарок княжны Даровлады. Они объяснились перед самым отъездом дружины из Велегостья. Даровлада пообещала, что пойдёт за него, если князь не станет возражать. Прощаясь, она шепнула: – Главное, возвращайся. И… побереги себя, сколь сможешь… В том, что князь не откажет, молодой боярин не сомневался. Главное теперь – ворогов прогнать да в Велегостье вернуться.***
Сигват был мрачен. Пока то, с чем Скъялвир конунг отправил его сюда, получалось из рук вон плохо. При прежнем войнарическом конунге вроде бы и можно было попытаться – так всё дело могли испортить чародеи, что жили при нём. Когда прошлой весной конунг умер, а чародеи исчезли, Сигват надеялся, что у него будет достаточно времени, чтобы послать весточку. Пока войнаричи собрали бы тинг со всей-то своей земли, пока решили, кого избрать новым конунгом… Уж добиться, чтобы гонцом в подзакатно-полуночные края отправили его, он бы сумел. А оттуда до владений Скъялвира конунга рукой подать. Кто же знал, что у них это всё совсем иначе делается! Нынешней весной здешний конунг взял дружину, собрал ратников и отправился воевать в чужие земли. Сигват не слишком интересовался, куда и надолго ли. Всё равно вернуться скоро он наверняка не мог. Потому вести для Скъялвира конунга были отправлены при первой же возможности. И вот теперь всё могло пойти прахом. Если вмешаются хирдманы Хальмунда конунга, от Скъялвира конунга может отвернуться удача. А предупредить его Сигват не сможет. Послами поехали другие, а ему уже несколько дней хватало дел. Он входил в ту часть дружины, что оставалась здесь. И сотник без конца поручал и ему, и другим то одно, то другое. И теперь Сигвату пришлось бы брать коня и скакать в одиночку через леса, чтобы опередить ушедшие дружины. На это он, пожалуй, всё же не решился бы. И всадник из него был так себе, и земли войнаричей он толком не знал… А если взять лодку, он неминуемо окажется во владениях всё того же Хальмунда конунга, что ещё хуже. Сигват стиснул зубы. Если Скъялвир конунг потерпит поражение, ему некуда будет возвращаться. Потому что конунг ему своего поражения не простит. Можно, конечно, остаться здесь или уйти ещё куда-нибудь, но… Он тряхнул головой. Пока что ничего не известно. Удача – она переменчива. Глядишь, Скъялвир конунг ещё и сумеет победить. А раз он всё равно не может ничего изменить, ему остаётся только ждать…