***
Жизнь в Велегостье на первый взгляд нисколько не изменилась. Вот разве что гридей на улицах и в детинце заметно поубавилось. Одни ещё по весне ушли с князем к твердичам, других воеводы увели на подмогу подзакатно-полуночным землям. В стольном городе дружины осталось ровно столько, чтобы поддерживать порядок да оберегать покой княгини. Не зная, никто бы и не догадался, будто что-то не так. По-прежнему мытники следили за сбором пошлин, по-прежнему по Росаве приходили корабли – и с верховий, от твердичей, и снизу, от «морского народа» и из иных земель. Но сейчас гораздо больше, чем товары, всех интересовали новости, которые привозили торговые гости. Судя по рассказам купцов, во владениях Хальмунда конунга всё было спокойно. Вот разве что сын его снарядил несколько десятков боевых кораблей и увёл их куда-то к закату. Из подзакатных земель кораблей нынче не приходило, потому рассказать, что там творится, было некому. Правда, купцы всё равно старались держаться подальше от битв, так что и не стоило ждать от них многого. Не больше вестей приходило и из владений твердичей. Князь Прияслав увёл полки к межам с могутичами, посылать оттуда с вестями своих людей ему и Воеславу было не с руки, а купцы туда почти не добирались. Крупных городов на полудень от Росяного озера не водилось, потому торгов там не бывало. Вернее, бывали, но не те, на которые привыкли ездить купцы. Так – в ближайшем погостье народ с нескольких ближних займищ соберётся, да и всё. Чего в займищах не делают, то у ремеслеников в погостье прикупить можно. А всякие шелка заморские да богатое узорочье – на что они в лесах да на поле? Из земли же могутичей на полуночь нынче торговый люд не спешил ехать. Зная о немирье между могутичами и твердичами, осторожные купцы предпочитали иные пути. Впрочем, велегостицкие бояре не слишком беспокоились из-за отсутствия вестей. Видя, что их княгиня спокойна, и помня о её ведовских способностях, они не без оснований полагали, что с князем всё в порядке. О том, что их княгиня происхождения вовсе не знатного, за этот год позабыли вовсе. Её приветливость в сочетании с ведовской мудростью и красотой берегини привлекала окружающих. Потвора и впрямь стала для князя надёжной поддержкой, да и совет порой могла дать весьма разумный, хотя напрямую в дела не вмешивалась. Может быть, поэтому бояре чем дальше, тем чаще прислушивались к ней. И то, что ей, судя по всему, было ведомо, как дела у князя, успокаивало. Даже при том, что знаниями этими она с боярами не делилась. Лишь говорила, что всё в порядке. А простой люд и вовсе по большей части не думал, что там творится в чужих землях. Нет, о князе, само собой, помнили и в мыслях желали ему скорейшего возвращения. Но справедливо полагали, что в княжеских делах князья уж как-нибудь сами разберутся. Потому, хотя вести, привезённые купцами, выслушивали со вниманием, большого значения им всё же не придавали. Велегостье продолжало жить своей жизнью.***
В первые дни месяца червеня Велемысл и Ведорад покинули Исток. Двери вежи были заперты на засов, а соваться туда в отсутствие хозяев едва ли кто-то отважился бы. Потому никто даже не догадывался, что горницы опустели вовсе. Сундук с книгами и чародейными принадлежностями был вновь отправлен за Кромку Яви. Никто не удивился, что ведуны отправились в лес – время между Купалой и Перуновым днём всегда было лучшим для сбора трав, которые друг за другом входили в силу. Не зря почитай что все истокские зелейницы проводили дни в лесах и лугах. Велемысл привёл помощника в ту же полуземлянку, где они некоторое время обитали по весне. Пару дней и в самом деле собирали травы. Когда балки под потолком оказались увешаны пучками трав, Велемысл распорядился: – Останешься здесь. Меня не будет несколько дней. Постарайся никому на глаза не показываться – не надо им про это наше убежище знать. Наутро, едва развиднелось, Велемысл покинул помощника. Путь его лежал в глубину леса, куда не отваживались соваться ни знахари-травники, ни охотники. Правда, и туда, где устроились они сами, редко кто заходил. А если бы и зашёл, то принял бы полуземлянку за простой холмик, заросший кустами, переплетёнными колючими плетями ежевики. Он не знал дороги, но заклятья, которые он плёл всё время, что они обитали здесь, вели его к цели. Казалось, перед ним катится волшебный путеводный клубочек, а конец нити Велемысл держит в руках. Вслед за этой путеводной нитью, которую дали ему заклятья, он шёл в глубину лесов. Остановившись передохнуть около полудня, чародей устроился на поваленном дереве на берегу какого-то безымянного ручейка. Глядя на бегущую воду, чуть заметно усмехнулся: чтобы отыскать одно поисковое заклятье, приходилось использовать другое. Но лишь недавно ему удалось узнать, что древний талисман, созданный чарами ушедшего народа, откликнуться может только заговорам на том языке, что когда-то оживил его. Потому и пришлось пускаться в этот путь. Велесова мудрость помогала ему найти тропы даже там, где их и вовсе не было. А вот как получится договориться с хранителями древних знаний? Велемысл нахмурился, покачал головой. Когда-то Доброзван научил его языку ушедшего народа, рассказал сколь сам знал об их богах. Но будет ли этого достаточно – не ответил бы, пожалуй, никто. Знает ли тот потомок Ушедших нужные заговоры? Захочет ли говорить с ним? А если не знает – захочет ли и сумеет ли указать, где искать?.. Лес постепенно менялся. На смену густому смешанному лесу пришёл вроде бы сосняк, но с едва проходимым подлеском. Со временем и он превратится в настоящий смешанный лес, но пока лиственные деревья были ещё малы. Молодые рябинки и ясени жались к стволам высоких мачтовых сосен, выбегали на полянки, заполоняя всё свободное место. Кое-где их сетью оплетал хмель, кое-где стеной вставали малинники. Кусты частенько обвивали вьюнки – на первый взгляд нежные и безобидные, но на самом деле способные остановить даже крупного зверя. Раздвинуть все эти заросли не могли даже заговоры, совсем уж непролазные приходилось обходить. Это изрядно утомляло и удлиняло путь. Нет, при очень большом желании можно было всё же попытаться воспользоваться заговорами, но сил на это понадобилось бы слишком много. Велемысл с невольной досадой подумал, что добираться до нужного места придётся не два и даже не три дня, а заметно дольше. Но выбирать не приходилось. В лесу темнеть начало рано, и Велемысл, выбрав подходящее местечко, остановился на ночлег. Он не боялся потерять дорогу – заговоры вывели бы его хоть днём, хоть ночью. Но в темноте слишком легко было угодить в какую-нибудь яму, завязнуть в не замеченном вовремя болотце, а то и переломать ноги на корнях деревьев. Да и разбить лоб, налетев на низкую ветку, тоже не хотелось. Потому он очертил круг, произнося оберегающие заговоры, завернулся в плащ и улёгся на подстилку из опавшей хвои. Разводить костёр он не собирался. Запах дыма мог привлечь к нему ненужное внимание обитателей леса. Нет, звери, скорее всего, не подошли бы близко, предпочитая избегать встреч с человеком, но они не единственные, кто живёт здесь. И если с лешим чародей как-то мог договориться, то какой-нибудь случайный охотник стал бы несомненной помехой. Велемысл не хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал об этом его путешествии. Ночью его никто не потревожил, и наутро чародей продолжил путь. Этот день ничем не отличался от предыдущего. Так же сменяли друг друга холмы и распадки, рощицы переходили в сосновые боры, а те, в свой черёд, уступали место сумрачным ельникам. Только открытых мест не встречалось – разве что более или менее обширные поляны. Велемысл, впрочем, замечал эту смену ровно настолько, насколько она облегчала или, наоборот, затрудняла его продвижение. Он знал, что здешние леса тянутся на много дней пути. Только по окраинам в них вклинивались земли, принадлежавшие родовым займищам. Случалось, смерды выжигали новые участки леса под пашни или кто-то из сыновей отселялся, расчищая для себя ещё немного земли. Но пройдёт долгое время, прежде чем лес заметно уменьшится. Под вечер начал накрапывать дождь, и чародей устроился на ночлег под плотным навесом еловых ветвей. По ним дождевые капли скатывались, не пробивая хвою, а потому возле ствола было сухо. Во всяком случае, пока дождь не припустил во всю силу. На третий день холмы окончательно сошли на нет. Вместе с ними, казалось, отступили и лиственные деревья. Вокруг темнел сумрачный ельник, местами сыроватый, с толстенным ковром тёмно-зелёного мха. Пробираться здесь было всё же легче, хоть поваленные деревья и громоздились местами совсем уж непреодолимыми заплотами. Но хотя бы густых, заплетённых вьюнами кустов здесь не было. За весь день тучи так и не разошлись, несколько раз снова принимался моросить дождь, и к вечеру даже у привыкшего не обращать внимания на подобные пустяки Велемысла настроение было далеко не благостное. Однако чутьё говорило, что цель его пути близка. Под вечер перед ним открылась просторная поляна. В стороне за деревьями журчал ручей, а на дальнем краю поляны виднелась какая-то постройка – низкая, словно ушедшая в землю. Со стороны она и вовсе больше всего походила на холм, только какой-то очень уж правильный, да ещё с прочной дверью в одном из склонов. Сейчас дверь эта была открыта, и стоявшая на пороге старуха неприязненно-настороженно разглядывала вышедшего из леса незнакомца. Остановившись в нескольких шагах от неё, Велемысл обеими руками опёрся на посох. Некоторое время они со старухой изучающе вглядывались друг в друга. Потом Велемысл с привычной своей невозмутимостью, хоть и не без труда вспоминая слова чужого языка, проговорил: – Что ж, хозяйка, гостя в дом не пригласишь? – В дом тебе! – неприветливо откликнулась старуха. Голос у неё был хриплый – видать, давно не приходилось ни с кем говорить. – Явился незван-непрошен… – Кабы своей охотой, так и не стал бы тебя тревожить. Да ведь боги не спрашивают, чего нам хочется. Поверила ему старуха или нет, но, ещё раз оглядев его с ног до головы, всё так же неприязненно буркнула: – Ладно, заходи уж – не оставлять же тебя в лесу ночевать! Проронив это, она повернулась и скрылась в своём жилище. Велемысл последовал за ней. Пришлось спускаться по старательно обложенным дощечками ступенькам – чародей насчитал их девять. Дверь за спиной затворилась беззвучно, словно отрезая его от всего, что осталось на поверхности. Внутри жилище старухи оказалось куда просторнее, чем можно было предположить. Обок ступенек обнаружилось что-то вроде плетня, отделявшего один угол – оттуда доносилось негромкое помекивание. Похоже, хлев помещался прямо здесь, и Велемысла это ничуть не удивило. В самом деле, как ещё уберечь коз от рыскающих по окрестным лесам волков? Это не на родовом займище, защищённом высоким тыном, куда хищники едва ли полезут. Да к тому же зимой здесь наверняка всё утопает в снегу – надумаешься по два-три раза в день прокапывать тропу… а ещё так теплее и людям, и живности. От жилой части хлев отделяла перегородка из врытых стоймя в землю жердей, переплетённых лозой и обмазанных глиной. Дверца в ней была сейчас открыта, из неё к ступенькам протянулось пятно красноватого неяркого света. Старуха, входя, на миг заслонила его. Впрочем, Велемысл успел всё же заметить, что запинаться здесь не за что – в этом подобии сеней не было вообще ничего, а потому спокойно шагнул за ней следом. Изнутри это оказалась изба как изба, разве что не выстроенная на земле, а врытая в неё. Стены, против ожидания, были вовсе не земляные, а бревенчатые. Похоже, сруб собирали прямо в яме, а после ещё засыпали снаружи землёй. Крохотные оконца под самой кровлей почти не давали света, освещали избу лучина в простом незамысловатом светце да огонь очага, вырытого прямо посредине и обложенного камнями. В углу за жерновами сидела женщина. Разглядеть её толком Велемысл не сумел, но, судя по всему, была она куда моложе его проводницы – видно, дочь либо невестка. Старуха подтвердила его догадку, коротко приказав той накормить гостя. Женщина поднялась и принялась хлопотать: выставила на стол миску с солёными грибами (видать, остались ещё из прошлогодних запасов), плеснула в плошку похлёбки из стоявшего в углях у очага горшка. Положила рядом деревянную ложку, налила в глиняную чашку питья, терпко пахнущего хвоей и лесными ягодами. Велемысл сел за стол и воздал должное нехитрому угощению. Хозяйки молча сидели на лавке в стороне, готовые, если возникнет надобность, подать ещё что-то. Когда гость утолил голод, младшая из хозяек убрала со стола и, подчиняясь молчаливому знаку старухи, удалилась за занавесь, отделявшую часть жилища. Старуха пересела на скамью напротив Велемысла. Глядя на него остро и испытующе, спросила: – И с чем же ты в нашу глушь пожаловал? Не говори только, будто заблудился. Такие, как ты, заблудиться не могут. – Мудра ты, матушка, – спокойно откликнулся чародей. Его не удивили слова старухи. Ясно, что она догадалась – просто так в леса столь далеко от мест, где живут росавичи, никто не полезет. Да к тому же она ведунья, наверняка знает куда больше обычных людей. Иначе Велес не направил бы его сюда. Потому, поразмыслив немного, он повёл рассказ. Непросто это было – говорить о том, ради чего пустился в дорогу, но не сказать лишнего, да ещё подбирать для этого слова на чужом языке. Да ещё и делать это под пристальным взглядом старухи… Понятно, не упомянуть, что ищет заговоры того, давно ушедшего народа, сплетённые с именами их богов, он бы не смог. Ради них ведь и добирался в эту глушь. – На что тебе наши древние боги понадобились? – неприветливо спросила старуха. – Нешто тебе не хочется, чтобы древний народ возродился? – вопросом на вопрос ответил Велемысл. – Некому там возрождаться, – отмахнулась она. – Почитай, все в иные края подались. Тут нам места больше нет. Да и тебе ведь иное надо. Говори уж прямо, чего. – Велес Многомудрый, которому я служу, сродни вашему… – он замялся, пытаясь вспомнить, кто из богов ушедшего племени ближе всех к Велесу. Старуха махнула рукой: – Ладно, не мучайся! Всё едино сразу не упомнишь. Тебе ведь наши боги чужие… Велемысл кивнул и продолжил: – Вот он и послал в путь – ради мудрости, что тебе ведома. Хочется нам али нет, да только в этих землях много такого, что только на заговоры вашего народа откликается. Он умолк, ожидая ответа. Старуха задумалась, по-прежнему глядя на гостя пристально, словно пытаясь проникнуть в его мысли. Потом медленно произнесла: – Смотри, не вышло бы это тебе боком… Научить заговорам я могу, да любое знание – палка о двух концах. Лучше б тебе по этой дорожке не ходить, да как знаешь. Коли сам смерти ищешь – найдёшь… Ладно уж, слушай. Запомнить всё, что услышал от старухи, было не так-то легко. Несколько довольно длинных заговоров на чужом языке никак не хотели укладываться в памяти. Если бы не давние уроки Доброзвана, едва ли Велемыслу удалось бы справиться с этой задачей. Записывать заговоры он не собирался, по крайней мере, пока. Это можно будет сделать позже, когда он снова призовёт к себе отправленные куда-то в иномирье книги знаний – просто чтобы не забыть со временем. Пока же приходилось полагаться только на свою память.***
В стане твердичей и их союзников готовились к битве. Что она всё равно будет, никто не сомневался. Не знали только, произойдёт это в ближайшие день-два или позже. Потому наутро долго разлёживаться гридям и ратникам не пришлось. Десятники подняли их рано, чтобы, если что, на сборы не понадобилось много времени. Ратша и Найдён будили гридей своих десятков. Всё это было привычно: кто-то просыпался сразу, кого-то приходилось расталкивать. Одним из первых Ратша поднял Огнеца, многообещающе хмыкнул: – Не надейся, что сможешь отоспаться! – Нашёл чем пугать! – в тон ему откликнулся Огнец, завязывая ремешки башмака. – Я в плену, поди, на месяц вперёд выспался. Чем там ещё заниматься-то? Спать либо думать… – И что надумал? – Воеслав, как бывало не раз, появился бесшумно, словно соткался из тумана, висевшего над лагерем. Огнец взглянул на него и серьёзно ответил: – Что сам виноват. Надо было своих держаться, а я очертя голову в драку полез… – Ничего, впредь умнее будешь, – Воеслав чуть заметно улыбнулся. – За одного битого двух небитых дают, да и тех не берут! Гриди сдержанно засмеялись. Пока что торопиться вроде бы не приходилось, с могутической стороны не доносилось никаких звуков, которые бы говорили о близкой рати. Ни дружин, ни хотя бы дозорных на дальних холмах не было видно. Но Прияслав, посоветовавшись с воеводами, предположил, что они подойдут к полю уже изготовленными к бою. Городец и займища, где стояли могутические ратники и боярские дружины, были не так уж далеко от этих мест. Наблюдая, как Воеслав проверяет своё оружие и доспех, Прияслав прищурился: – Всё же хочешь в битву идти? Воеслав повёл плечом: – Прошлый раз едва удержался… А уж нынче… Его жёсткий прищур яснее любых слов говорил, что он думает о могутичах. Молнеслав, который тоже был здесь, чуть заметно качнул головой. Он ничуть не удивился, услышав это признание. Самому приходилось постоянно напоминать себе, что место воеводы, равно как и князя (ну, или княжича), вовсе не в гуще битвы. А Воеславу сдерживаться было куда труднее – у его родичей-sjømann конунг всегда шёл в бой первым, и он привык к тому же. Тем временем Воеслав взглянул на твердического князя и улыбнулся: – Ты, княже, за меня не бойся – не так-то легко со мной справиться. – Я не за тебя, я за себя боюсь, – хмыкнул Прияслав. – Случись с тобой что, мне ж твои гриди голову оторвут! Воеслав от души расхохотался: – Тебе – едва ли. Они ж знают, каково это – меня удерживать! Пока, однако же, всё было тихо. Оставалось только ждать. До полудня на могутической стороне не наблюдалось никакого движения. Гриди и ратники, хоть и готовы были к битве, постепенно расслабились. Едва ли могутичи начнут битву ближе к вечеру. А значит, она наверняка откладывается до завтра, а то и ещё дальше. Солнце уже клонилось к закату, когда дозорные увидели одинокого всадника. Он, не таясь, направлялся с могутической стороны к их лагерю. – Не иначе, вороги наши день битвы назначить решили, – заметил воевода Яровой. – Вот сейчас и узнаем, – откликнулся Прияслав. – Ведите его сюда. Вскоре гонец уже стоял перед ними. Гриди и ратники, кто оказался поблизости, собрались вокруг, ожидая услышать, с чем же он приехал.