***
Узнав, что Грозномир отдал воеводам приказ уводить людей по своим землям, Прияслав удивлённо переглянулся с союзниками. Такого завершения этой войны они уж никак не ожидали. Чтобы упрямый могутический князь по своей воле отказался от продолжения войны – что ж такого там у них произошло?! Впрочем, причин гонец не знал. Ему лишь поручено было узнать, не против ли Прияслав, ежели для заключения докончаний к ним явится не сам князь, а старший из Перуновых волхвов и двое-трое ближних бояр Грозномира. Коротко перемолвившись с Воеславом и Молнеславом, твердический князь дал согласие. Обговорили, где произойдёт встреча, после чего гонец отправился восвояси. – Помяни моё слово, неспроста это, – с усмешкой предрёк Молнеслав. – Похоже на то, – откликнулся Прияслав. Гадать, в чём причина столь быстрого и нежданного поворота, никто даже не пытался. Побратимы предположили, что в сём деле не обошлось без вмешательства того самого волхва, что назавтра должен был явиться к ним для утверждения докончаний. Воеводы, правда, опасались, не ловушка ли это, но ближе к ночи в стан явились добровольные наворопники – парни из ближних займищ. По их словам, ещё с утра дружины, стоявшие близ межи в могутических займищах и возле них, одна за другой снимались с места и уходили. Не к городцу, где был князь, а вглубь могутических земель. Одному из парней удалось подобраться достаточно близко, чтобы разобрать разговор двух воевод (или кем там они числились у Грозномира) – они обсуждали нежданное решение своего князя отправить все полки, так долго обретавшиеся здесь, по домам. Похоже, ратников, да и большинство бояр тоже, это только порадовало. Какие бы награды им ни сулили, а первая же битва показала: до награды нужно ещё как-то дожить. Большого желания гибнуть только из-за прихоти князя ни у кого не было… Услышанное убедило всех, но ясности происходящему не добавило. Оставалось только ждать завтрашнего дня. Сидя в сумерках у костра, Молнеслав задумчиво проговорил: – Тебе бы, княже, где-нибудь поблизости городец поставить. Глядишь, у могутичей и поубавится охоты в эти края соваться. Прияслав взглянул на него. Вообще-то об этом он и сам уже подумывал, да и старейшины ближних займищ о том просили – как ни крути, а соседство городца с какой-никакой дружиной само по себе даст окрестным родам уверенность в защите. Прияслав, признаться, недоумевал, почему этого не сделал никто из его пращуров. Впрочем, после гибели Росянца в эти края вообще старались не забираться без надобности… Словно откликаясь на его мысли, Воеслав посоветовал: – И Росянец заново отстрой. От той давней волшбы там давно уж следа не осталось, а коли что и осталось – Перунов меч пособит место до конца очистить. Совет был дельный. До сих пор только отголоски давних рассказов о произошедшем когда-то останавливали тех, кто если не говорил, так думал о возрождении разрушенного города. Всех отпугивало то, что Росянец вроде бы разрушен был с помощью волшбы. И никому почему-то не приходило в голову, что чары могли быть предназначены для краткого действия – разрушить, открыть путь, а после сила их просто ушла. Ещё до вокняжения Прияслав не раз пытался разобраться, что же тогда произошло. И по всему выходило – от волшбы пали только ворота да часть стены Росянца, а пожар, разгоревшийся в городе, был уже делом рук человеческих. Если же заново отстроить его, да ещё усилить новым городцом здесь… хотя бы на берегу Темнички, это откроет новый путь для купцов, а заодно станет надёжным заслоном от новых нападений могутичей… И об этом уж точно стоило как следует поразмыслить! Конечно, людей придётся убеждать, что селиться в городце на месте прежнего, разрушенного врагами, вполне безопасно, но с этим же наверняка и волхвы пособят. В своей способности сговориться с ними Прияслав не сомневался. Однако всё это пока что было делом вовсе не ближайшим. Для начала предстояло как-то сговориться с могутичами. Воеводы, собравшись в кружок, обсуждали, с чего бы Грозномир вдруг отправил взамен себя волхва. Сувор и Яровой, не сговариваясь, твердили одно и то же: наверняка не Грозномир волхва отправил, а волхв сам вызвался. Чтобы князь сгоряча вместо утверждения мира чего-нибудь похуже настоящей большой войны не накликал. То, в чём сами они здесь участвовали, воеводы, похоже, всерьёз войной не считали. Вполуха слушая споры воевод, Молнеслав усмехнулся: – Сдаётся мне, они правы… Прияслав кивнул: – Про Грозномира многие говорят, мол, горяч да гневлив не в меру. А волхв, небось, ещё и про меч узнать хочет. Едва ли ему не ведомо, что такой есть, да вот где – про то, может, и не знает… – Вот завтра и узнает, – жёстко откликнулся Воеслав. Засиживаться допоздна не стали – все понимали, что наутро каждому понадобится ясная голова. Потому вскоре все разошлись по своим шатрам. Лишь стражи не спали, зорко вглядываясь в темноту ночи.***
Наутро после долгого разговора со старухой Велемысл сдержанно поблагодарил хозяек и распростился с ними. Ему и в голову не пришло интересоваться их именами или тем, почему не оказалось дома никого из мужчин этой семьи. Его это совершенно не волновало. Он получил то, ради чего шёл сюда, а всё остальное – пустяки, не стоящие внимания. Напоследок старуха ещё раз пристально вгляделась в лицо гостя и негромко проронила: – Твоя гибель будет делом твоих собственных рук. Берегись! Велемысл холодно усмехнулся. Подобное предостережение он когда-то слышал даже от своего наставника, но не собирался беспокоиться из-за этого. Потому лишь наклонил голову, прощаясь, повернулся и неспешно зашагал прочь. Старуха смотрела ему вслед, пока ветки не сомкнулись за спиной гостя, потом вздохнула и вернулась к обычным своим делам. А Велемысл уже выбросил из головы и лесное жилище, и его хозяек. Он просто шагал через лес, на ходу укладывая в голове всё, что узнал. Лишь ближе к полудню, когда ведун остановился на отдых, пришло, наконец, время обдумать, как же быть дальше. Можно было вернуться туда, откуда пришёл, выждать ещё сколько-то, а уж потом, ближе к осени, начинать поиски. Но тогда уж точно придётся думать, как дальше быть с помощником. Слов нет, до сих пор Ведорад неплохо служил ему, пользы от него было немало, но делиться с ним настоящей властью, навстречу которой стремился, Велемысл не собирался. Потому гораздо предпочтительней был другой путь: прямо отсюда двинуться туда, куда поведёт столь непросто добытое заклятье. В конце концов, мальчишка знает и умеет достаточно, не пропадёт. А если вдруг по несчастливому случаю попадёт в руки войнаричей – ну что ж, такова уж его судьба. Зато он никому не сможет рассказать, куда исчез его наставник – просто потому, что сам этого не знает. Так пусть не знает и дальше! Эта последняя мысль принесла Велемыслу странное удовлетворение. Это было, пожалуй, даже непривычно. Чародей давно уже отбросил паутину принятых среди людей отношений: привязанностей, неприязни, уважения, ненависти… Хоть каких-то его чувств удостаивались лишь немногие, с кем так или иначе приходилось свести его путям-дорогам. И то Велемысл больше думал, чем тот или иной человек будет полезен ему. Но вот Ведорад почему-то вызывал неожиданную симпатию. Чародей не без досады подумал, что стареет – каких-то несколько лет назад он бы и думать об этом не стал, а тут нате вам… Как бы там ни было, ни возвращаться к помощнику, ни посылать ему вести он не собирался – к чему? Ну, поживёт лишних пару седмиц в лесу. В растениях разбирается, с голоду не пропадёт. А дальше – пусть сам думает, что делать и куда идти. Это его заботы. Приняв такое решение, Велемысл отбросил все сторонние мысли и поднялся. Певучие слова заклятья на чужом языке сорвались с губ. И почти тотчас Велемысл почувствовал, что какая-то сила словно разворачивает его в ту сторону, где ждал древний талисман. Подхватив с травы свой плащ, чародей зашагал вперёд. Путь перед ним лежал долгий и непростой, но в конце манящим светом сияло исполнение всех желаний, которое подарит ему талисман.***
Когда к воеводе Ратимиру явился гонец от Хальвора конунга, это оказалось полной неожиданностью для всех. Оказалось, что северяне явились на подмогу войнаричам. Родство с Воеславом и давняя вражда со Скъялвиром конунгом вместе были неплохим поводом вмешаться в происходящее. Выслушав, что предлагают северяне, Ратимир и недавно подошедший сюда с ратниками воевода Ядрей оживились. Помощь с моря могла изменить многое. Вместе они зажмут нападающих, словно клещами, и разобьют. Северяне предполагали, что корабли Скъялвира конунга, уцелевшие в морском сражении, попытаются укрыться в какой-нибудь бухте или в устье реки. Воеводы переглянулись. Ратимир кивнул: – В устье Змеицы могут попытаться уйти, а оттуда на нас ударить. Ну, да мы их там встретим! – С Межицы полки сюда уводить станем? – прищурился Ядрей. – А зачем? Вдруг да кто из них там прорваться попробует? – И то верно. Так и вышло, что кораблям и хирдманам Скъялвира конунга пришлось тяжко. У Хальвора конунга кораблей оказалось больше, потому на победу в морском сражении особо надеяться не приходилось. К тому же и появление этих врагов, о которых даже не думали до сих пор, боевого духа хирдманам Скъялвира не прибавило. Нет, отступать они, понятно, не собирались, но к сражению готовились с мрачной обречённостью тех, перед кем уже маячили врата Вальхаллы. Скъялвир конунг в самом начале сошёлся меч-в-меч с Хальвором конунгом. Корабли их столкнулись с грохотом, ломая не убранные вёсла, вонзившиеся в борта крючья связали их в единое целое. Не медля, Скъялвир бросился навстречу давнему врагу, который и сам уже стремился к нему. Ни тот, ни другой не обращали внимания на остальных. Их хирдманам оставалось лишь следить, чтобы в поединок конунгов не вмешался никто посторонний. Раз уж случилось предводителям сойтись в поединке – так пусть всё решает воля богов. Потому вокруг них как-то само собой образовалось пустое пространство. Никто не отдавал такого приказа, но хирдманы сами понимали, что дальнейшее полностью зависит от того, какой из конунгов останется в живых. Между тем на остальных кораблях начинать сражение не спешили. Видя, что происходит на кораблях конунгов, ярлы и хёвдинги решили повременить и посмотреть, чем кончится дело. Если удача будет со Скъялвиром, его хирдманы и хёвдинги успеют продолжить битву. А если Скъялвир падёт – его людям проще будет сдаться. Кто-кто, а они-то это отлично знали. Оба конунга были опытными бойцами. Обоих с детства учили сражаться не только на земле, но и на пляшущем под ногами корабельном днище. Это было сложно – места между скамьями оставалось совсем немного, и приходилось следить не только за противником, но и за тем, чтобы не споткнуться о скамью или что-то из брошенного или оброненного хирдманами. Потому, не раздумывая долго, оба вскочили на скамьи. Так было куда меньше простора, пытаясь отступить или, наоборот, шагнуть вперёд, каждый из них мог оступиться, но зато и под ногами ничего лишнего не болталось. Балансируя, перескакивая с одной скамьи на другую, они осыпали друг друга ударами, то уклонялись, то отбивали чужие выпады. Взгляды обоих, казалось, метали молнии. Вражда между конунгами была давней и длилась уже не одно поколение. На суше их владения разделяли земли войнаричей, протянувшиеся между устьями Змеицы и Межицы, которые sjømann называли, соответственно, Слангеэльв и Гренсе. На море зримой границы не было, тем более что поблизости от войнарических берегов не было никаких островов, которые один из конунгов мог бы назвать своими. Разве что отдельные скалы, никому, по правде говоря, не нужные. Однако век за веком предки Скъялвира конунга, а теперь и он сам пытались расширить свои владения к восходу – для начала за счёт иного племени, которому море было чужим. Пусть сидят на берегу подальше от солёной воды, а купцы, если сыщутся смелые, платят за то, чтобы выйти в море! А уж когда удастся утвердиться на этих землях, можно подумать о том, чтобы продвинуться ещё дальше… Вот только ни предки Хальмунда конунга, ни он сам на такой ход событий согласны не были. Потому стычки между их кораблями случались нередко. И вот теперь, наконец, в бою встретились не ярлы и хёвдинги, а два конунга. Скъялвир рубился яростно, вкладывая в каждый удар всю свою ненависть. Раз уж боги не дали ему напрямую свести счёты с Хальмундом, не раз уже встававшим у него на пути, пусть поплатится его сын. Ни отступать, ни отказываться от задуманного Скъялвир конунг не собирался. Хальвор конунг был лет на пятнадцать моложе своего противника, но едва ли мог пожаловаться на недостаток опыта. Сражаясь, он не думал ни о чём, хотя всего день назад радовался возможности, которую поневоле дал ему родич, уйдя воевать в чужих землях. Но теперь все мысли были отброшены прочь. Их заменил звон отточенной стали. С берега происходящее в море едва удавалось разобрать. Самые зоркие из гридей, стоя на верхушках прибрежных скал, пытались разглядеть подробности морского сражения. Но пока и они не могли ничего сказать ни о том, что там творится, ни о том, кто побеждает. Большинство кораблей словно замерли на волнах друг против друга. А те два, что сошлись вплотную, от взглядов с берега закрывали другие. Войнаричам оставалось только ждать.***
Почти седмица минула с тех пор, как Велемысл ушёл, оставив помощника в уединённом жилище среди леса. Никаких вестей от него не было, но Ведорад не особо тревожился. В конце концов, кто знает, как далеко его наставнику пришлось идти, чтобы отыскать то, за чем он отправился? Дни тянулись за днями и казались похожими один на другой. Днём Ведорад бродил по лесу, собирая травы, коренья, ягоды… По счастью, сюда, в лесную глушь, не забредал никто из истокских травников – надобности в том не было, все целебные травы легко было найти и ближе к городу. А уж за грибами и ягодами лезть в глубину леса и вовсе никто не пытался. К чему, если их и поблизости от опушки хватает? Поэтому молодого ведуна никто не тревожил. Зверья он и вовсе не опасался, да их поблизости и не было. А вот вечерами, по правде говоря, становилось тоскливо. Ему ни разу ещё не приходилось так долго оставаться в одиночестве, когда не с кем словом перемолвиться. Не то чтобы ему так нужно было чьё-то присутствие рядом, но всё же как-то спокойнее, когда поблизости кто-то есть, пусть даже ты его и не видишь. Вечером седьмого дня Ведорад сидел в избушке, глядя в огонь. В голове не было, казалось, вовсе ни одной мысли. Он просто наблюдал за бесконечной пляской пламени. Потому раздавшийся рядом насмешливый голос заставил его вздрогнуть: – И сколько ещё ты собираешься сидеть в этой норе? Ведорад вскинул голову. Прямо перед ним, словно опираясь на свёрнутый в кольца хвост, висел в воздухе Палучато. Раздвоенный язык его трепетал, и казалось, что змей усмехается. Стараясь не встречаться взглядом с огненно-золотыми глазами, ведун сдержанно откликнулся: – Сколько понадобится – столько и просижу. – Ну, сиди, сиди… – змей явственно насмехался. Ведорад бросил на него настороженный взгляд. Вообще-то он ждал появления огненного змея, да и о том, что тот ему предлагал в прошлую встречу, думал немало. Но пока был не готов дать ответ… А Палучато, помолчав, заговорил уже серьёзно: – Этот твой… старший… он ведь не вернётся. У вас теперь дороги разные. – Тебе-то откуда знать? – нахмурился ведун. – А ты у Огня попроси, чтоб показал. Бросив на змея испытующий взгляд, Ведорад сдержанно откликнулся: – В огне видеть умеют волхвы, что Сварогу и Перуну служат. Меня только в воде смотреть учили… Змей посмотрел на него, почти по-человечески склонив голову набок: – Ничего, научишься. Я, как-никак, огненный – помогу. Давай-ка для начала просто в огонь смотри. Ведорад последовал его совету. Палучато, закрутив хвост в кольцо, завис по другую сторону очага и начал произносить заговор. Ведорад не мог разобрать ни слова – змей говорил на том языке, на котором когда-то его призывали, да к тому же шипел и присвистывал. Но пару строк в конце заговора неожиданно понял: – Пламя ярое, замри, Ясность взору подари! Повинуясь силе заговора и самого огненного змея, пламя в очаге и в самом деле застыло. Языки его лишь чуть трепетали. А Палучато уже без заговоров чуть слышно прошипел: – Внимательней с-смотри! Ведорад и без того не отрывал заворожённого взгляда от огня, в котором вдруг словно приоткрылось оконце. В нём молодой ведун увидел своего наставника. Велемысл пробирался по лесу с таким видом, словно его уверенно направляет кто-то незримый. По сторонам он не смотрел и, похоже, даже не думал об оставленном помощнике. Однако понять, куда он идёт, было сложно. Лес не то что на десять дней – на месяц пути был тем же самым. Такие же ёлки, сосны, берёзы и рябины окружали и Велемысла, и ту врытую в землю избушку, где ждал его Ведорад. Словно почувствовав его сомнения, видение чуть дрогнуло, отдалилось. Теперь Ведорад смотрел на идущего сверху, как будто поднялся на крыльях над ним, над лесной поляной, над вершинами деревьев… Стало видно, что по правую руку примерно в перестреле от тропы, по которой шёл Велемысл, бежит довольно широкая и быстрая река. Впереди русло её поворачивало, а значит, ведун вскоре должен был выйти прямо к берегу. А над лесом по ту сторону реки вставало солнце… Видение угасло. Пламя вновь ожило, заплясало перед взглядом Ведорада. А он сидел, глубоко задумавшись. Эта река была незнакома ему. Это, да ещё то, что Велемысл идёт куда-то на восход, убедило его, что наставник и в самом деле не вернётся сюда. Вскинув голову, он взглянул на Палучато: – И чего ты от меня потребуешь?