***
Поисковое заклятье вывело его к краю болота. Велемысл вытащил из поясной сумки свиток, чтобы ещё раз перечитать заветные слова. Записал он их, когда останавливался отдохнуть на лесной поляне, на следующий день после прощания со старухой. Сейчас он был как никогда близок к своей цели, а потому не хотел рисковать, сбившись на середине заговора. По мере того, как он произносил слова на древнем, много веков не звучавшем в этих местах языке, впереди под водой всё ярче разгоралось сияние. Словно само солнце спустилось туда, в глубину болота. Когда Велемысл произнёс последнее слово, из оконца чистой воды в небо бил столб света. Однако никаких признаков того, что талисман готов выйти оттуда, не было. С досадой и ужасом чародей понял, что заговор способен заставить талисман откликнуться, но чтобы его взять, нужно по меньшей мере его коснуться. А для этого придётся нырять в болото. – А ты чего ждал? – раздался позади глубокий, как сама Бездна, голос. – Что он сам тебе в руки прыгнет? Велемысл стремительно обернулся и почувствовал, как волосы на голове шевельнулись от ужаса: в десятке шагов от него под деревом стоял на задних лапах огромный медведь. И голос, который услышал чародей, исходил именно от него. Велемысл смотрел на него, боясь шевельнуться. Медведь, казалось, усмехнулся: – Ну, раз ты досюда добрался, так хоть посмотри на него… напоследок! Он издал какой-то звук, в котором смешались гудение, свист, стон. Будто откликаясь на него, свечение стало ярче, залило всю низинку. Потом из воды поднялось огненно-золотое колесо и зависло над поверхностью. Оно лежало плашмя и лишь медленно вращалось на невидимой оси, разбрасывая пламенеющие брызги. Велемысл смотрел, не веря своим глазам. Заветный талисман шириной был мало не в сажень, и даже если бы удалось его заполучить, унести и спрятать такой предмет было бы ой как непросто. Однако чародея словно клещами тянуло туда. Даже о том, что за спиной у него стоит громадный медведь (или, скорее, кто-то из обитателей Иного Мира в медвежьем облике), он сейчас не помнил. В голове билось одно: то, к чему он так стремился, обмануло… он не сможет забрать талисман, а если и сможет – не сумеет надёжно укрыть… А если не удастся его укрыть, то найдётся слишком много желающих его заполучить… Постепенно, однако, все мысли растаяли в сиянии золотого колеса. Незаметно для самого себя Велемысл мелкими шагами придвигался всё ближе к воде, не отрывая взгляда от талисмана. Откуда-то пришла уверенность, что если удастся коснуться его хотя бы кончиком пальца, сила талисмана перейдёт к нему. И тогда он станет сильнее всех, сможет всё! Словно заворожённый, Велемысл шёл вперёд. Ему виделась сияющая золотая дорожка, сама ложившаяся под ноги, ведущая его к заветной цели. Тело не ощущало ни холода воды, в которую он погружался всё глубже, ни вязкого ила, с каждым шагом засасывавшего ноги ведуна. Вот только золотое колесо словно поднималось всё выше… Велемысл не опомнился даже тогда, когда под водой оказались его плечи, потом подбородок, рот… Последнее, что он слышал, был глухой и одновременно гулкий голос: – Ты сам выбрал свою участь.***
Обратный путь дался не в пример легче, чем по весне. Теперь не было нужды месить грязь, да и поспешать требовалось лишь потому, что близился Перунов день. Праздновать его в дороге не хотелось никому. Долгие летние дни позволяли делать переходы куда длиннее, потому продвигались ратники заметно быстрее. Спустя седмицу войско остановилось на отдых на луговине близ устья Большой Росянки. Отсюда наутро дружина раденичей должна была отправиться на восход, в свои земли. Продолжать путь вместе с твердичами и войнаричами собирался только Молнеслав со своей ближней дружиной. До Перунова дня оставалось меньше седмицы. Прияслав решил провести здесь весь следующий день, чтобы осмотреть холм, на котором когда-то стоял Росянец. Побратимы собирались составить ему компанию, а сверх того наведаться в заброшенное святилище и, сколь возможно, навести там порядок. Оставив гридей обустраивать становище, Воеслав позвал побратимов на берег. Там, расположившись на траве, он негромко проговорил: – Как мыслите, други, не пора ли Прияславу про ведунов рассказать? До сих пор в разговорах с твердическим князем они не касались этого. Но не потому, что избегали разговоров про Велемысла и его подручных. Просто до недавнего времени хватало иных забот. – Может, до Истока повременим? – предложил Молнеслав. – Как раз и они там будут. Воеслав выразительно хмыкнул: – Так они и станут нас дожидаться! Помяни моё слово: едва Прияслав весточку отправит, мол, скоро будем, как у них тут же сыщутся дела за пределами города. Велемысл не дурак, понимает, что я его не пощажу. Прежде, чем его побратимы успели ответить, от реки вдруг налетел порыв ветра. Тени прибрежных ракит словно сгустились, складываясь в облик человека. Вглядевшись, побратимы узнали Зимодара. Разве что стоял он не на земле, а прямо в воздухе над водой. Все трое вскочили, гадая, что же произошло в Велесовом урочище. Ясно было, что волхв не стал бы по пустякам отправлять «вестника», требующего немало сил. Однако встревоженным Зимодар не выглядел. – По здорову, хоробры, – отвечая на нестройное приветствие, проговорил он. – Порадую вас – ворога вашего нет больше среди живущих. Сыскать-то он сыскал, чего желал, да взять не сумел – голову сложил. Велес его забрал. Волхв приветливо кивнул им. «Вестник» растаял в воздухе. Побратимы помолчали, пытаясь уложить в голове услышанное. Наконец Воеслав сдержанно проронил: – Сгинул, стало быть… Одно жаль – что не от моей руки! Молнеслав и Громобой переглянулись. Оба отлично знали, что Воеславу есть за что мстить ведуну. Молнеслав негромко заметил: – Видно, сами боги месть на себя приняли… – Это как же надо было им досадить, – качнул головой Громобой. Все трое помолчали. Потом Молнеслав спросил: – Получается, Прияславу теперь уж можно ничего не говорить? Коли остерегать его теперь не от кого. – Получается, что так, – Воеслав покусывал губу. – Что ж, коли сам спросит – расскажу, а нет – значит, нет. Сколь ни важно было услышанное, побратимы невольно думали и об ином. Их не особо удивило, что старший волхв из Велесова урочища сам решил известить их о гибели Велемысла. После зимней встречи с ним это как раз казалось самым правильным. Зимодар знал, что это их забота, а потому не стал тянуть, чтобы избавить воинов от неё. Зато они лишний раз убедились, сколь силён волхв. Их тоже учили при необходимости использовать «вестников» – собственные образы, способные донести какие-то важные вести до тех, кто находится далеко. Но пока их «вестников» хватало разве что на короткое приветствие. Дубрень, правда, уверял, что со временем, когда их силы вырастут, и «вестники» смогут существовать дольше и переноситься дальше. Однако пока до этого было далеко, и, чтобы о чём-то сообщить друг другу, приходилось пользоваться более привычными способами. Например, отправить письмо. Воеслав вздохнул, потёр лоб ладонью: – Ладно. Когда так – давайте покуда к своим возвращаться. Не торопясь они поднялись от берега к луговине, где уже белели шатры и разгорались костры. Отроки волокли кто охапку хвороста, кто котёл с водой. Всё было так же, как на любом вечернем привале.***
Наутро раденические воеводы повели свои полки в родные края. С Молнеславом оставались только «соколы». Им предстояло возвращаться домой чуть позже – после Перунова дня. Молнеслав собирался на обратном пути заодно наведаться в Быстренец, глянуть, как там дела у Торстейна и его жены. Но пока он лишь дал воеводам кое-какие напутствия и простился с ними до встречи в Светлояре. Проводив уходящих, остающиеся вернулись к своим делам. Прияслав позвал с собой бояр и воевод и отправился на холм. Вместе с ними пошли и побратимы. От когда-то стоявшего здесь города остались разве что оплывшие валы, да и те мог углядеть только тот, кто о них знал. Высокая, по пояс трава, густые кусты и подрастающие деревца прятали всё, что только возможно. Даже те из бояр, кто до сих пор возражал против восстановления Росянца, переглядывались. Едва ли такие заросли поднялись бы там, где властвует недобрая сила. А значит, и люди смогут снова жить здесь. Конечно, стольным городом твердической земли Росянец уже не станет, зато откроет новые пути купцам. И дружине, что обоснуется в новом городце близ межей с могутичами, проще будет, коли что, послать вести. Прияслав и его бояре осматривали место и прикидывали, как и что строить здесь в первую очередь. Побратимы некоторое время побыли с ними, вслушиваясь в биение силы, наполнявшей это место. Всё было мирно, никакого зла рядом. Надобности в Перуновых воинах здесь и сейчас точно не было. Потому, упредив твердичей, чтобы их не искали, трое спустились с холма и отправились в лес, укрывавший заброшенное святилище. С того дня, как Молнеслав и Громобой забрали отсюда Перунов меч, в святилище ничего не изменилось. Разве что на деревьях развернулись листья да травы поднялись, полностью скрыв камень-жертвенник. Они потратили немало времени, чтобы расчистить площадку и выправить покосившуюся капь. Теперь святилище вновь приняло почти прежний вид. Правда, ров и ограду святилища так сразу восстановить они при всём желании не могли, но пока в этом и не было большой надобности. Когда Росянец отстроят, сюда снова придут волхвы, люди станут приносить жертвы Перуну. И со временем жизнь в этих местах вновь наладится. Почтительно поклонившись изваянию Перуна, побратимы отправились на берег, к своим дружинам. Громобой слегка приотстал от побратимов. Оглянувшись на него, Молнеслав замедлил шаг и, поравнявшись с гридем, чувствительно пихнул его в бок: – О чём задумался? Громобой взглянул на него с видом человека, которого нежданно разбудили. Ответил он не сразу: – Да так, пришло в голову… Помните, волхв этот могутический сказал – не ждал, мол, что со всеми Перуновыми воинами разом столкнуться придётся? Вот я и думаю – только ли о нас он говорил? Молнеслав и Воеслав переглянулись. Они тоже помнили, как Ведобор говорил об этом. И, пожалуй, не удивились бы, если он и в самом деле имел в виду не только их. Хоть сами они других и не знали, но где-то же они есть? Мало ли, где волхву привелось с ними встретиться. Воеслав задумчиво заметил: – А что, те трое, что нашим отцам ровня, сейчас ещё в самой силе… Годов по полста им сейчас, может, чуть меньше… Побратимы помнили, что говорили им наставники. Перуновых воинов трое в каждом следующем поколении. Пока молодшие, уже пройдя посвящение, силы набираются, сила старших к закату идёт. Но есть несколько лет, когда те и другие могут при надобности выйти на битвы все вместе. Молнеслав прищурился: – А вот интересно: окажись мы с ними в битве по разные стороны, за кем верх был бы? – А ни за кем, – пожал плечами Воеслав. – Не было бы битвы. Перун не дал бы. Молнеслав вспомнил, как они встретились впервые – в битве возле небольшого займища. А после сошлись в поединке на опушке заснеженного леса близ Белозаводи. Там Перун очень даже дал Перуновым воинам вступить в бой друг с другом. Хмурясь, он спросил: – Погоди, а как же мы с тобой тогда… Воеслав откликнулся прежде, чем он закончил: – Там дело иное. Науз-то разрубить только вы двое могли. Ну, или кто-то из старших. Молнеслав протяжно присвистнул, но продолжать этот разговор не стал. Нужды в том не было, ответы на свои вопросы он и без того получил. К тому же они уже подходили к стану своих дружин.***
Ведобор нарочно приотстал от спутников. Бояре и их гриди оживлённо обсуждали что-то своё, а ему хотелось подумать. В отличие от Грозномира и его воевод, волхв вовсе не считал, что могутичи потерпели поражение. Да, ни Перунов меч, ни земли возле Росяного озера им не достались. И всё же… Знакомство с Перуновыми воинами лишний раз убедило его, что всё случившееся случилось не просто так. Днём Ведобор мог лишь думать, пытаться мысленно разобраться в произошедшем, искать, где же они ошиблись. Для большего требовалось некоторое время побыть на одном месте, желательно в одиночестве, и с этим предстояло подождать до вечерней стоянки. Одной из ошибок, и своих, и князя, Ведобор считал то, что один из Перуновых воинов из старшего поколения за всё время службы в дружине ни разу не открылся волхвам святилища. Видать, что-то они делали не так. Иначе – с чего бы? И ведь началось это ещё тогда, когда святилище возглавляли его предшественники, сначала старый Груденец, а потом и Данебор. Собственно, от Груденца они с Грозномиром, тогда ещё совсем юные, и узнали про Перунов меч. И он же, к слову, внушал им, что хорошо бы завершить то, что не получилось у пращуров. Найти и принести в Славиград Перунов меч, чтобы и в могутических землях рождались Перуновы воины. А оказывается, они здесь и без того были… Получается, своими замыслами насчёт меча они сами оттолкнули тех, кто мог бы стать главной силой Славиграда и всей могутической земли. И это заставляло крепко задуматься: а прав ли был старый Груденец?.. Когда воевода Крушибор объявил привал, волхв спешился, отвязал от седла тщательно застёгнутую сумку, перебросил поводья коня одному из воеводских отроков и молча направился куда-то в сторону. Никто не осмелился ни останавливать его, ни хотя бы спросить, куда он собрался. Ведобор отошёл подальше по берегу речки, возле которой они остановились. Выбрать подходящее место оказалось не так просто, но в конце концов он нашёл небольшую полянку, край которой оканчивался невысоким обрывчиком, а посередине полукругом лежали несколько валунов. Выбрав один из них, с достаточно ровной верхушкой, Ведобор достал из сумки чашу и несколько мешочков с травами. Осторожно спустился к воде, наполнил чашу и вернулся к камню. Потом набрал хвороста, разложил рядом с камнями небольшой костерок. Всё это он делал уверенно, без спешки. Торопиться было некуда. Пока он не знал, даст ли ответ на его вопросы огонь или вода. Знал лишь, что на всё это потребуется немало времени. А потому приготовился провести на этой полянке всю ночь. А если понадобится, то и несколько дней. Правда, тогда Крушибору придётся или ждать его, или оставить для этого кого-то из отроков. Но вот это Ведобора нисколько не волновало. Мысли его были заняты совсем иным. Он перебрал мешочки с травами, выбрал нужный, несколько раз глубоко вздохнул и сосредоточился на первом вопросе из тех, что хотел задать.***
Под вечер Прияслав неожиданно завёл речь как раз о том, о чём побратимы невольно думали со вчерашнего дня. Пристально взглянув на Воеслава, он проговорил: – Давно спросить хотел, да как-то не до того было… Прошлый год по весне явились ко мне трое ведунов… из твоих земель. Сказали, что прежний князь к дедам ушёл, а новому, тебе то есть, их помощь без надобности. Бояре меня уговорили, чтоб позволил им остаться. Мол, мудрость ведовская никогда лишней не бывает. Да только… Вот не лежит у меня душа к этим троим, да и всё тут! Воеслав сжал губы. Глядя в огонь, откликнулся негромко и сдержанно: – Они потому и ушли из Велегостья, что меня боялись… К тому, чтобы отец мой, князь Властислав, к дедам ушёл, они руку приложили! Прияслав тревожно нахмурился: – Это как? – А вот так. Желания его они выполняли… а заодно и свои дела творили, никому не ведомые. Да силу для чар своих из него же и тянули. Пока всю не вытянули. – Та-а-ак… Коли такое дело, как бы они в Истоке чего не натворили. Прияслав, похоже, готов был тут же мчаться в Исток, чтобы вышвырнуть оттуда тройку ведунов. Ему было за кого бояться – жёны, дети… А Весница ещё и родить скоро должна… Однако Воеслав неожиданно спокойно покачал головой: – Один из троих ещё по зиме погиб. Другой, самый старший, недавно – только вчера мы весточку получили. Остался только меньшой из них, да, сдаётся мне, едва ли он кому из нас мстить станет или силы тянуть. Молод он покуда, да и без наставника остался. Чему выучиться не успел – теперь уж своим умом постигать придётся. Или в святилище какое идти. – Так, глядишь, не только мы – дети наши поседеть успеют, пока он в силу-то войдёт, – заметил Молнеслав. Его слова направили разговор совсем в иное русло. Успокоенный их словами Прияслав прищурился: – Вот кстати, о детях… что скажете, коли я предложу породниться? Детей обручим, а там, дадут боги… – А что, дело хорошее, – Молнеслав взглянул на побратима. – Верно, хорошее, – улыбнулся Воеслав. – Да пока о том говорить рановато – вот как сравняется моему сыну двенадцать – тогда и стану невесту ему приискивать. Его слова ничуть не обидели Прияслава. В самом деле, не было смысла обручать детей прямо сейчас. Любой знал, что далеко не все дети доживают даже до отрочества. А вот когда сыновья вырастут да воинское посвящение пройдут, тут и придёт пора невест выбирать.