***
В святилище им пришлось провести три дня. Волхвы указали им полуземлянку на окраине луговины, дальше всех прочих отстоящую от святилища. За ней, над берегом озера, дальний край которого прятался в тумане, оказалась просторная поляна, где побратимы могли заниматься привычными воинскими упражнениями. А уж ими-то пренебрегать никто и не думал. В Яви или за её пределами, но впереди ждали битвы. Дарогоста они за эти три дня не видели ни разу. Однако никто не сомневался, что он вовсе не бездельничает. Ясно, что даже сыну Велеса непросто переправить разом восьмерых воинов за Кромку, да ещё так, чтобы они не заплутали там, а добрались туда, куда надо. К вечеру третьего дня, сидя на берегу, побратимы негромко беседовали. Не скрывавший своих сомнений Чистец говорил: – Ну ладно, управится он с этим – выведет нас за Кромку. А дальше-то что? Как мы путь сыщем к тому, кто нам надобен? – А то не учили тебя, как за Кромкой кого-то сыскать, – ворчливо откликнулся Прозор. – Главное – знать, куда и зачем идёшь. – Вот именно что – знать! А мы о вороге своём вовсе ничего знать не знаем, ведать не ведаем! Ни кто он, ни откуда… – Ничего, сыщем, – коротко проронил Воеслав. Сейчас он был ещё молчаливее, чем обычно. Молнеслав, достаточно хорошо его знавший, только головой качал. Похоже, неведомому чародею скоро придётся очень невесело… А в том, что чародея этого они найдут, княжич не сомневался. Неожиданно Воеслав и Громобой, не сговариваясь, поднялись на ноги и обернулись в сторону святилища. Остальные невольно последовали их примеру и лишь потом, оглянувшись, увидели идущего к ним Дарогоста. На сей раз в руках он держал посох, а на плече его, вцепившись когтями в мех накидки, сидел большой чёрный ворон. Подойдя, волхв обвёл всех восьмерых пристальным взглядом. – Не передумали за Кромку идти? Спрашивал просто для порядка, прекрасно зная, какой ответ услышит. – Не передумали, – за всех твёрдо ответил Прозор. Дарогост спокойно кивнул: – Тогда собирайтесь – пора. Особо собирать им было и нечего – оружие и плащи были давно готовы, а сумки заботами волхвов пополнились припасами. Вот разве что кони… Воины переглядывались: обсуждая, что придётся делать, о конях как-то никто и не вспомнил. А ведь там, за Кромкой, их тоже ждут дороги, и как их одолевать, если кони останутся здесь?.. Словно услышав, о чём они думают, Дарогост проговорил: – О конях не беспокойтесь. Оседлайте-ка их да встаньте вместе с ними в круг. Воины, переглянувшись, последовали этому его указанию. Вскоре все восемь стояли плечом к плечу, держа коней под уздцы. Ещё раз оглядев их, Дарогост удовлетворённо кивнул. Потом властным жестом вскинул руки. В следующее мгновение и его, и побратимов разом окружила стена поднявшегося прямо из-под ног тумана. Казалось, они вместе с куском луговины, на котором стояли, то ли поднимаются вверх, то ли, наоборот, опускаются под землю. Впрочем, продолжалось это совсем недолго. Потом туман рассеялся так же разом, как и появился. Вокруг расстилалась равнина, однако разглядеть, далеко ли она тянется, мешал всё тот же туман. Солнца видно не было, казалось, здесь царит то ли ненастный пасмурный день, то ли вечные сумерки. Низкое серое небо почти ощутимо придавливало, вдали сливаясь с окружающим равнину серым маревом. Воздух был неподвижен и сух. Дарогост, опершись обеими руками на посох, заговорил: – А теперь слушайте и постарайтесь запомнить. Сам я с вами пойти не смогу, да в том и нужды нет. С нежитью вы и без меня неплохо управитесь. До межи с чужим навным миром, да и дальше, к ворогу вашему, он вас проводит. Волхв поднял левую руку к плечу, на котором сидел ворон, и тот перебрался к нему на запястье. Дарогост протянул руку к стоявшему ближе всех Темняте, и тот молча принял птицу. А волхв продолжал: – Когда найдёте чародея – помните: какие бы облики он ни принимал, что бы ни сулил, в живых его оставлять нельзя. Души, что к нему в плен попали, только его смерть освободит. А прикинуться он может кем угодно, хоть девкой смазливой, хоть старухой, хоть дитём малым. – Когда так, – негромко заметил Воеслав, – нам его ещё как-то распознать надо… – Верно. Дело нелёгкое, да вы справитесь… – Дарогост помолчал. – Ну, а теперь – в путь. Словно подчиняясь ему, ворон распахнул крылья и закружился над побратимами. Понимая, что на долгие разговоры времени у них просто нет, они вскочили на коней. Прозор проговорил: – Благо тебе буди, волхве! Дадут боги – ещё свидимся. Дарогост коротко рассмеялся: – Ясно дело – свидимся! Вам, как-никак, ещё обратно выбираться. Взмахом руки он послал ворона вперёд. Тот, сделав ещё один круг над головой волхва, неспешно полетел над равниной. Всадники последовали за ним. Пару раз, оглядываясь, Твердята ещё видел Дарогоста, который по-прежнему стоял, опираясь на посох и глядя им вслед. Потом его скрыл туман.***
Когда войнарическое полюдье вернулось в Велегостье без князя, это вызвало тревогу среди бояр. Однако княгиня, как ни странно, была хоть и не слишком весела, однако вполне спокойна. Бояре припомнили, как наутро после Медвежьего велика-дня княгиня на пару дней уединилась в святилище у Семирада. Видать, тогда уже она знала, куда и зачем отправился князь… Тех, кто знал правду, было не так уж и много. Воевода Сувор, посоветовавшись с Ратшей и боярином Вершенем, решил, что большинству бояр вовсе ни к чему рассказывать всё. Только Раденю Гостимиричу да ещё некоторым. Ну, и волхвам, понятно. Потому что иначе пойдут толки и пересуды, а это совсем ни к чему. По правде говоря, воевода Сувор беспокоился, думая, что сказать не боярам, а двум женщинам: княгине Потворе и собственной дочери. Но оказалось, что обе уже знают: их мужья вернутся не скоро. Княгиня, когда воевода говорил с ней, лишь улыбнулась: – Не тревожься, воеводо, вернутся они. Всё ладно будет. Да и Миляна, хоть и вздыхала, ни слова не сказала в упрёк Огнецу. Наоборот, сама же отцу говорила: – Видать, так нужно было, батюшка… Вот сделают они с князем, что дόлжно, и вернутся. А я что ж… Я подожду… Приглядевшись к ней, воевода покачал головой. Похоже было, что Огнец, вернувшись, найдёт «то, чего в своём дому не знает». Сувор Добронежич за свою жизнь научился угадывать такое – как-никак, четверых детей породил, а теперь уж и внуков пятеро, вот уж и шестой на подходе… Но говорить об этом, понятно, не стал. В остальном жизнь в Велегостье шла как обычно. Хотя скрыть то, что дружина полюдья возвратилась без князя, и не удалось, в городе об этом говорили мало. Неведомо откуда прошёл слух, будто князю понадобилось отправиться в какое-то дальнее святилище в чужих землях. Куда именно и зачем – никто не знал, но все соглашались, что князю виднее. Ежели один, без дружины поехал, – стало быть, так надо. Пожалуй, больше других из-за поездки князя тревожились его ближники. Хотя Ратша, не без помощи брата, и поуспокоился к тому времени, как добрались до дома, полного спокойствия всё же не было. Наконец, не выдержав, он отправился в Перуново святилище. Буреяр, казалось, ждал его. Увёл в хоромину, усадил. Ратша рассказал ему всё, что знал. Буреяр слушал внимательно, хмурился, но не перебивал. Когда же Ратша умолк, волхв заговорил не сразу. – И впрямь непростое дело они задумали… Да только прав князь – нельзя иначе. Нежить та неведомая на одних могутичах не остановится. Кому ж и справиться с ней, как не Перуновым воинам? Вздохнув, Ратша признался: – Меня одно успокаивает: не втроём едут, вшестером. Да ещё Сварожьих воинов двое. – Ну, когда так – почти наверняка управятся. А коли до того на Перуновой горе побывали – так и подавно. Из святилища Ратша ушёл успокоенный. Теперь оставалось только ждать, хоть это тоже было непросто. Проводив десятника, Буреяр уединился в хоромине с негасимым огнём. Он многого не стал говорить Ратше. Просто потому, что надобности в этом не было никакой. Ратша никогда не бывал на Перуновой горе, многого не знал, да и с Дубренем знаком не был. Так зачем ему и знать, что там произошло и чего ради Перуновы воины так спешили туда попасть… чтобы после торопиться уже совсем в другую сторону? Сам Буреяр, хоть и знал ещё в середине зимы, что Дубреню недолго осталось, проститься с ним не смог. Да и не он один – не так уж и мало было тех, кто разъехался по росавичским землям, выучившись на Перуновой горе всему, что требовалось знать и уметь верховным волхвам. И рады были бы поехать, с наставником проститься, да ведь своё святилище надолго не оставишь… Потому оставалось одно: в пламени высматривать, что да как. Вот только огонь, как и вода, хоть и показывает, что за тридевять земель происходит, да голосов не слышно, слов не разобрать… Лишь мыслями он был рядом с теми, кто плечом к плечу стоял возле крады, а после сходился в боях на тризне. О неведомой нежити он впервые услышал от «вестника», присланного Грозенем. А вот о том, что нежить оказалась вовсе чужой, узнал от княгини, когда она незадолго до Медвежьего велика-дня приехала в святилище. И даже не удивился, поняв, что ей «вестника» отправил сам князь. Единственное, чем волхвы могли помочь своему князю, – это следить, не объявится ли эта нежить и в их землях. Потому Буреяр отправил нескольких своих помощников в те святилища, что были совсем рядом с твердическими межами и по берегу Межицы. Они должны были предупредить всех волхвов, чтобы позорче следили за приезжающими купцами. Потому как они, сами того не зная, могут привезти с собой подобную напасть. Может, надобности в том и не будет, да уж лучше знать точно, что сделал всё, что мог.***
Сидя в горнице за рукоделием, Миляна размышляла. О том, что, став женой Огнеца, на спокойную супружескую жизнь она едва ли может надеяться, дочь воеводы прекрасно знала. Ещё с детства она привыкла, что гриди и воеводы дома бывают не так уж и много. То походы, то полюдье, то ещё что-нибудь… Потому необходимость ждать мужа её не пугала. Вот только в действительности это оказалось не так-то просто. Особенно когда стало известно, что ждать ей придётся куда дольше, чем жёнам прочих княжеских гридей. О том, что Огнец отправляется вместе с князем на поиски неведомой нежити, она узнала вроде бы случайно. Просто в одну из ночей за седмицу до Медвежьего велика-дня ей приснился необычайно яркий сон. В нём Огнец пришёл к ней и рассказал, что в дальних землях появилась нужда в них. Он не пугал её рассказами о неведомой нежити, просто сказал, что должен быть рядом с князем. Просил прощения, что оставляет её ждать неведомо сколько. И, похоже, обрадовался, когда она ответила, что всё понимает, что иначе это уже был бы не он… Проснувшись, она долго плакала в подушку – сама толком не зная, отчего. Матери даже говорить ничего не стала, она всё равно только отмахнулась бы и ответила, что сон – он и есть сон, чего о нём и думать! А потом прибежал отрок и позвал её к княгине. Вот от неё-то Миляна и узнала о том, куда вместе с князем отправился её муж. Первой мыслью было: да как же в такой поход и без сильных оберегов? Миляна прекрасно знала, что, собираясь в полюдье, ни её отец, ни муж не стали брать какие-то обереги сверх тех, что носили всегда. Отец и вовсе всегда посмеивался, что для воина лучший оберег – его собственный меч и голова на плечах. Вот только это хорошо было против людей, а не против нежити, да ещё чужой и непонятной… Оказалось, однако, что княгиня позвала её не только ради разговора. Следующие две ночи они потратили на то, чтобы изготовить наузы, способные уберечь воинов. Пряли и красили нити, завязывали узлы с одолень-травой. Миляна, по правде говоря, усомнилась было: мало ведь сделать науз, надо его ещё и повязать тому, кому он предназначен! Однако княгиня Потвора твёрдо обещала, что Огнец этот науз получит, и Миляна доверилась ей. А несколькими днями позже вновь увидела во сне мужа, услышала знакомый голос: «Благо тебе буди, лада моя, за дар твой! Верю – от любой беды убережёт он меня. И не бойся за меня, время придёт – снова вместе будем!» И вот теперь ей, как и княгине, оставалось только ждать. И верить, что всё сложится хорошо, что Огнец вернётся хотя бы к концу лета… когда как раз придёт срок… Миляна оборвала сама себя. Нет, об этом не следовало пока даже думать! Кто там знает, на что нежить способна! Пусть уж всё пока идёт как идёт…***
Кладя ровные стежки на рукав детской рубашонки, Зоряна невольно улыбалась. На середине избы возились с чурочками и тряпичными мячиками дети. И не заметила ведь, как подросли. Старшему уже пять годков сравнялось, ещё двоим на Купалу четыре будет… Вот разве только меньшой пока ещё в люльке. Да время летит – не угонишься. Не успеешь оглянуться – сыновья уже воинами станут. Да и дочка подрастёт, только и жди, парни присватываться начнут. Зоряна вспомнила, что показала ей в Новогодье гадательная чаша. …Четверо воинов стоят плечом к плечу. Один – зрелый мужчина, могучий и статный, остальные трое – молодые парни, явственно схожие с ним и друг с другом… …Две девушки на лугу собирают травы, а рядом с ними – девочка лет десяти… …Снова молодые воины – на сей раз в каком-то походе, следуют за такими же юными княжичами… Были и иные видения, в которых мелькали не только её дети и муж, но и Твердята и Искрянка со своими, ещё кто-то из соседей и знакомых. Сейчас, вспоминая эти видения, она окончательно успокоилась. Ясно, что оказаться рядом с выросшими и повзрослевшими детьми Громобой и Твердята могут лишь в том случае, если уцелеют в этом походе. И сейчас Зоряна могла точно сказать хотя бы одно: оба вернутся. Она задумалась, припоминая. Да, княжича Молнеслава она тоже видела в воде гадательной чаши. Но не нынешнего, а гораздо более зрелого… хотя улыбка у него была всё такая же ясная и открытая. В сенях стукнула дверь. Женщина отложила шитьё и поднялась. Однако почти тотчас узнала гостью, шагнувшую через порог в избу. Да и дети, оставив игру, наперегонки бросились к ней. Ивина, смеясь, потрепала внуков по волосам. Потом шагнула к дочери, обняла. – Ну, как ты? Не скучаешь? Зоряна улыбнулась, кивнула на детей: – С ними и захочешь – не заскучаешь. В самом деле, на скуку у неё не было времени. Не больно-то, конечно, весело, когда муж где-то далеко, да ведь знала, за кого шла. Понятно, что место гридей – рядом с княжичем. А уж тех, кто Небесным Огнём отмечен, и подавно. Поначалу, правда, она дивилась, узнав, что и её брата, которого она знала всю свою жизнь, боги отметили. Потом привыкла. Правда, никто из детей, что у них с Громобоем, что у Твердяты, вроде бы никаких знаков не нёс, да кто знает, что будет? Вообще-то Ивина зашла не просто проведать дочь и внуков. С утра она ходила в лес – самое время было обновить запасы берёзовых почек и кое-каких весенних трав. А зная, что Зоряне вырваться в лес труднее (разве только просить Искрянку приглядеть за детьми), часть набранного принесла ей. Вскоре женщины уже разбирали и раскладывали травы и неспешно беседовали.