***
Семирад не без волнения ожидал, когда княгиня выйдет из малой хоромины святилища. Уже второй раз ему приходилось вспомнить, что она и впрямь в родстве с самой Правью. Первый был на Медвежий велик-день. Нынче, как и тогда, она просила помочь ей сделать так, чтобы ни бояре, ни иной кто не хватились, что-де с княгиней что-то неладно. Да и то – даже волхву малость тревожно было смотреть на княгиню, спящую непробудно и почти не дышавшую. А ведь он-то знал, что здесь только её тело, а душа странствует. Правда, тогда, в первый день едва наступившей весны у Семирада и вовсе было чувство, что на лавке в малой хоромине святилища остался один морок. Но почему-то он так и не решился проверить это. Вообще-то, услышав о странном вестнике и о том, что Перуновым воинам нужна помощь жён, чтобы добыть жар-цвет, Семирад было усомнился: не посланец ли это от чародея, против которого они отправились биться? Ну как задумал души жён своих супротивников пленить, а после сказать – мол, хотите их назад получить – отступитесь от меня? Однако княгиня Потвора была твёрдо уверена, что никакого подвоха тут нет. Вроде и неоткуда чародею узнать и про жён, и про жар-цвет, коли и впрямь он из краёв чужедальних. Семирада это не больно-то убедило, однако спорить с княгиней он не стал. Когда княгиня вышла из малой хоромины, Семираду, по правде говоря, даже и не требовалось ни о чём её спрашивать – и без того ясно было, что то, ради чего всё затевалось, удалось. Глаза княгини сияли, а её знаменитая красота, казалось, сделалась ещё ярче. Всё же волхв не удержался, спросил: – Что скажешь, княгини? Удалось что задумывала? – Удалось, волхве! – откликнулась Потвора. – Теперь нам только их дождаться. Да путь не ближний – едва ли раньше осени поспеют вернуться… – Лишь бы живыми да целыми вернулись, – невольно вздохнул Семирад. – Всё ладно будет! Она говорила уверенно, ничуть не сомневаясь в своих словах. А волхв вдруг заметил словно яркую искру, блеснувшую в её ожерелье – серебряную подвеску со знаками небесного огня. Брови его удивлённо дрогнули: от подвески явственно исходила сила Прави. – Эге, да не из самой ли Сварожьей кузницы эта вещица? Потвора не стала отрицать очевидное, легонько коснулась подвески. – Может, и так. Когда я проснулась, она уже была здесь. Это лучше любых слов убедило Семирада, что всё и впрямь будет хорошо. И князь вернётся, и побратимы его. Пока княгиня беседовала с волхвом, отроки, оставленные предусмотрительным Ратшей возле святилища, успели известить своих. Когда Потвора, наконец, вышла из святилища, её уже ожидал десяток гридей, один из которых держал под уздцы её коня. Понятно, нужно это было, как не раз шутил Воеслав, «не для бережения, а для уважения». Да и то – от кого оберегать княгиню в стольном Велегостье, да ещё в детинце? Просто не дело столь знатной женщине ходить одной да пешей даже от терема до святилища. Хоть и близко, большое святилище, прозванное княжеским, примыкало к стене детинца с наружной стороны совсем рядом с воротами. Нарочно, чтобы и князь да бояре, и посадский люд, и гости торговые могли туда прийти когда понадобится. На самом деле едва ли кто-то в Велегостье решился бы причинить княгине какой-то вред. Велегостьинцы успели искренне полюбить её за те годы, что они с Воеславом княжили. А ещё местные жители гордились тем, что княгиней у них самая настоящая берегиня. Ну, пусть дочь берегини – всё одно же с ними в родстве! Да и желающих испытать на себе гнев князя, случись с ней что-нибудь, тоже не находилось. Поговаривали, правда, что ещё прошлым летом какой-то иноземец, очарованный её красотой, пытался уговорить гридей просто выманить княгиню из детинца, а лучше из города – дальше, мол, я сам управлюсь. Серебро сулил, и немало. Да только гриди наотрез отказались. Один хмыкнул – я, дескать, ещё пожить хочу. А ещё двое едва не побили того чужеземца и посоветовали убираться из Велегостья поскорее и больше тут не показываться. Сколько правды в тех рассказах – не ответил бы никто, но слухи ходили. На княжьем подворье Потвора лишь ненадолго поднялась к себе в горницы, чтобы сменить платье да глянуть, чем заняты сыновья. Потом спустилась в гридницу и до полудня вместе с боярами принимала тех, кто явился на княжий двор с просьбами, жалобами либо просто поклониться и принести дары – это было в обычае у купцов. Мыто уплатить – это само собой, а дары князю и княгине поднести – оно никогда не лишнее. Глядишь, ещё и пользу какую с того поиметь можно. А ещё купцы могли немало рассказать о том, что в иных землях творится. В последнее время главной темой таких рассказов неизменно было происходящее в могутических землях. Хоть тамошние жители и старались поменьше говорить о непонятных исчезновениях родовичей или соседей, да ведь шила в мешке не утаишь. Правда, большинство купцов это всё едино не останавливало, в могутические земли они всё так же ехали. Ну, разве что с оглядкой. Да и то – для тех, кто постоянно рискует, одной опасностью (к тому же вовсе неясной) больше или меньше… Многие и вовсе не верили в правдивость рассказов о всяких исчезновениях людей да в то, какими их после находили, если находили вовсе. Чужакам-то их не показывали, оттого и верить в это или нет, каждый решал сам. По правде говоря, это и новостями-то считать не стоило. В Велегостье об этом знали ещё с начала весны. Из-за того ведь и князь с побратимами своими в поход сорвался. Воевода Сувор да гриди ближней княжеской дружины сказывали – сам Перун ему знак дал. Подробностей, правда, никто из бояр не знал, да князю виднее. Глядишь, удастся эту беду избыть – и вернутся. А пока разговоры о могутических делах выслушивали уже почти привычно. Нынче, правда, велегостьинцам довелось услышать и кое-что иное. Об этом поведали те, кто пришёл на лодьях с полуночи. Оказалось, что сыновья Скъялвира конунга до сих пор не могут поделить отцовское наследство так, чтобы никому из них не было обиды. Конунг не озаботился загодя сам разрешить этот вопрос, и теперь братья ополчились друг на друга, да так, что купцы в их земли старались даже не соваться. Того гляди, и всего товара лишишься, и головы заодно. Мало того – уже и мастеровой люд начал в чужие земли подаваться. Коли в своих то, что тобой сработано, продавать некому – чем жить? А то ещё хёвдинги ратную стрелу по округе пустят – и придётся в войско идти. А нужно это простому-то ремесленному люду? Вот и снимаются с насиженных мест, почти всё добро, какое унести не могут, так и бросают. Устраиваются кто в ближних землях, а кто и вовсе в чужие края уходит… Слушая эти рассказы, степенные бояре только головами качали. Выходит, им-то и жаловаться не на что. Оно, конечно, когда князь Властислав к дедам ушёл, привелось малость поспорить, кого на стол княжий сажать, да ведь быстро всё разрешили. Мирно и без обид. Как-то оно всё обошлось… Воеводы, однако же, переглядывались с невольной озабоченностью. Пока сыновья Скъялвира конунга промеж собой в своих землях власть делят, тревожиться вроде бы не о чем. Но что будет, ежели кому из них придётся отступиться? Куда он тогда двинется? На закат вдоль побережья? Или, наоборот, на восход – сюда, в их земли, чтобы попытаться сделать то, чего не добился отец, и мечом добыть себе владения? Впрочем, все вести из чужих земель не могли до конца отвлечь бояр от мыслей о своей. Многие, зная, что княгиня провела ночь в святилище, поглядывали на неё с ожиданием. Вдруг да и впрямь какую весточку получила? Потвора, видя это, долго тянуть не стала. Когда последние купцы удалились, она коротко рассказала боярам, что и впрямь получила весточку от князя. Потому и в святилище уходила, чтобы узнать побольше. Впрочем, сказала она лишь то, что и князь, и его спутники живы и уже близки к той цели, ради которой пустились в дорогу. А значит – уже скоро и в обратный путь двинутся. Правда, когда именно его ждать в Велегостье – Потвора и сама не знала, только предполагала, что где-то в начале осени. Но и это уже успокаивало и давало надежду. Вторую половину дня княгиня, пользуясь хорошей солнечной погодой, провела в саду, вышивая и наблюдая за играми сыновей. Старший, пятилетний Бранята, рослый для своих лет и крепкий мальчуган, охотно возился с Ратеней, которому всего через несколько дней должно было исполниться четыре. Они то гонялись друг за другом среди деревьев, то боролись и кувыркались на траве. Время от времени то один, то другой подбегали к матери – спросить о чём-то или принести ей красивый цветок или горсточку ароматных ягод малины или крыжовника. Изредка к ним пытался присоединиться и младший – двухлетний Добша, однако пока ещё быстро уставал и возвращался к няньке или к матери, пока, наконец, не заснул здесь же, на траве, и нянька унесла его в горницу. Ближе к сумеркам маленьких княжичей увели спать. Княгиня, отослав девок, осталась одна и подошла к кусту калины, что рос в углу сада. Легонько коснувшись ягод, ещё только начавших краснеть, тихо окликнула: – Матушка!.. В шелесте листьев прозвучал негромкий ответ: – Здравствуй, красавица моя! – Благо буди тебе и сёстрам твоим, что помогли! Берегиня тихо рассмеялась: – Да как же не помочь! Не так часто люди и впрямь за помощью в Правь отправляются. Да и не с пустяками вы шли. Потвора невольно улыбнулась в ответ. Лишь один вопрос не давал ей покоя: – Скажи, матушка, удастся ли им, что задумано? – Про то никто тебе не скажет. Всё от них самих зависит. Да они ведь не из тех, кто от задуманного отступается. Жди… Голос берегини затих. Лишь ветерок шелестел листвой.3-16
11 декабря 2023 г. в 12:45
Ожидание начинало уже утомлять. Правда, чародей сделал ещё одну попытку к ним подобраться, на сей раз укрываясь за мороками. Поначалу, пока Воеслав заветный заговор не сказал, помстилось, будто чародей разом в трёх или четырёх местах стоит. А после оказалось, что всё это Ловцы, а сам он совсем в другой стороне. И удрал, едва понял, что его обнаружили, не дожидаясь молний с их клинков.
Чистец подсел к погружённому в какие-то размышления Воеславу:
– О чём задумался, княже?
Тот слегка усмехнулся:
– О делах, что дома ждут. Помнишь, небось, о чём Комаричи с Заботичами просили?
У Комаричей дружину полюдья, как обычно, встретили радостно. Тем неожиданнее оказался разговор, который завёл старейшина:
– Слышь, княже, тебе бы в наших местах городец, что ли, поставить. А то вон с тех пор, как ты с раденичами замирился, купцы к нам наезживать стали, мы ж последние года три даже на ярмарку в Добрятин после Дожинок не ездим – надобности нет, купцы прямо к нам сюда приезжают.
– Городец, сказываешь? – Воеслав с интересом взглянул на него. – А соседи ваши что скажут?
– Да то же самое! – уверенно откликнулся старейшина. – С ними-то мы про то уже толковали. Хочешь, княже, я завтра, покуда вы охотиться станете, мальчишек отправлю, чтоб старейшин их позвали.
– А отправь, пожалуй!
Явившиеся к вечеру следующего дня старейшины Заботичей, Тешатичей и Осеничей в один голос поддержали Комаричей. Оказалось, что промеж собой они это обговорили уже и не один раз, даже и место для будущего городца приглядели подходящее – на высоком берегу, в излучине Берёзни. Осмотрев его на следующий день, Воеслав обещал обсудить это с боярами. Надо было учесть очень многое: не только построить крепостицу, но и решить, какую дружину туда отправить, кого поставить воеводой… Да и кто в этом городце будет жить, тоже не мешало подумать загодя. Ну, из этих четырёх родов кто-то наверняка решит перебраться туда. Но ведь этого явно мало! Что ни говори, а там нужен будет и мастеровой люд – гончары, кожевники, кузнецы, плотники…
Кто ж знал, что разговор с боярами про новый городец придётся отложить больше чем на полгода!
Припомнив просьбу Комаричей, воевода Чистец усмехнулся:
– Ну а чего, дело доброе! У них там все эти четыре рода крепкие, небедные. Понятно, им хочется и достатка поболее, и почёту, а в городе-то оно как-то вроде и проще…
– Вот в Велегостье вернёмся – соберу бояр, надо как следует обмозговать, что да как там будет. Там, как ни крути, Добрятин не так далеко, не стали бы они промеж собой спорить из-за купцов да ремесленного люда. Да и посадник туда понадобится – тоже ведь кого попало не посадишь.
Вообще-то Воеслав подумывал со временем отправить либо Огнеца, либо его брата посадником, вот только не в этот новый городец (который прежде всё равно нужно построить), а в Добрятин. Во-первых, тамошнему посаднику всё едино годков через несколько замену искать придётся, он, как ни крути, стареет. А во-вторых, хоть это и было совсем уж по-мальчишечьи, но уж очень хотелось уязвить покрепче надменного добрятинского боярина Горденя. Он уж не раз пытался намекнуть князю, что лучше бы посадником поставили его. Он-де и знатен, и богат, и сметлив… Однако вот как раз его Воеслав на этом месте видеть никак не желал. Впрочем, ни Огнец, ни Заренец в ближайшие годы туда не поедут. Рановато, пожалуй. А Огнеца к тому же и не хочется прочь от себя отсылать…
Размышления Воеслава окончательно оборвал Огнец. Он сидел, удобно опираясь спиной в выемку на камне, и смотрел на вершины гор на другом берегу. И вдруг, вглядевшись, вскочил на ноги:
– Смотрите!
Побратимы обернулись туда, куда он указывал. Со стороны гор к ним, разгораясь всё ярче, мчалась искра – не искра, а словно бы сгусток живого пламени. Когда он приблизился так, что стали видны очертания, кто-то зачарованно выдохнул:
– Семаргл…
Вскоре огненный пёс опустился на берег рядом с ними, сложил крылья и, склонив голову набок, оглядел всех восьмерых. А потом бережно положил на камень веточки жар-цвета.
Темнята с лёгкой досадой заметил:
– Эх, надо было нам хоть попробовать кузню построить!
Ответ Семаргла услышали все, хоть говорил он не вслух:
– Вы не успели бы.
– Да если б и успели, – Твердята невесело усмехнулся. – У нас инструментов-то… Одни кузнечные молоты!
Семаргл ещё раз внимательно оглядел их, коротко приказал:
– Собирайтесь.
Воинам не требовалось много времени, чтобы собрать пожитки. Не так уж много взяли с собой, чтобы иметь возможность двигаться поскорее. Кто ж знал, что придётся надолго застрять на одном месте!
Когда все уже собрались, осталось лишь погасить костёр. Однако заботиться об этом им не пришлось. Семаргл легонько тряхнул крылом, и всё пламя словно втянулось в него. Потом он коротко приказал:
– Встаньте все вместе, да поплотнее.
Побратимы встали плечом к плечу сомкнутым кругом. Семаргл, приблизившись к ним, расправил крылья, да так, что воины оказались в огненном кольце. Но странное дело – они совсем не чувствовали жара пламени, хоть оно и взметнулось высоко над их головами. А когда опало, а Семаргл вновь сложил крылья, оказалось, что они уже совсем в другом месте. Здесь тоже была речка, вот только вместо скал вокруг шумела дубрава, а поодаль обнаружились ладные крепкие бревенчатые постройки – небольшая кузница, сарай, а за ними чуть в отдалении изба. Она оказалась не слишком велика, однако и этого побратимам было более чем достаточно.
Постройки не выглядели вовсе заброшенными, однако чувствовалось, что здесь давно никто не бывал.
Рядом с кузней, у самого берега речки, обнаружилась отдельно стоящая печь для плавки металла, невысокая, но непривычно широкая. От больших мехов, которыми раздувалось в ней пламя, шёл вал к водяному колесу, приводившему их в движение. Достаточно было сдвинуть рычажок, что удерживал его. Трое побратимов-кузнецов переглянулись, вспомнив схожие печи и меха с водяными колёсами у двергов. Рядом лежали несколько глиняных тиглей. А запасов угля, сложенных в сарае, должно было с лихвой хватить для работы.
Выгружая из своего мешка куски руды и подаренные двергами камешки – «слёзы гор», Темнята обронил:
– Так чего ковать-то станем?
Вместо побратимов ему ответил Семаргл:
– Делайте наконечники для стрел.
– Тогда и лук сделать надо, – откликнулся Прозор.
– Будет вам лук.
На том и порешили.
«Слёзы гор» и жар-цвет, по совету всё того же Семаргла, сразу перемешали с рудой и дроблёным углём, засыпали в один из тиглей, накрыли крышкой и обмазали глиной. Потом установили его в горн, засыпали сверху слой угля. Теперь всё было готово к работе.
Вскоре дрогнуло и закрутилось водяное колесо, поворачивая вал, задышали меха. В горне постепенно всё ярче разгоралось пламя, нагревая тигель с рудой.
Пока кузнецы занимались выплавкой металла, остальные побратимы навели порядок в доме и занялись ещё одним нужным делом – принялись готовить древки для стрел. Подходящие заготовки для них, кстати, нашлись всё в том же сарае. Решили на всякий случай сделать с запасом – десятка полтора. На сколько наконечников хватит выплавленного металла, не знал никто.
На следующий день пришла пора ковать наконечники. Тигель, извлечённый из печи, разбили. Придирчиво осмотрев извлечённую крицу, Темнята проронил:
– На десяток наконечников хватит. А то и поболе.
Задышали меха, загудело пламя в горне. Когда металл разогрелся, застучали молоты. Работа началась.
Побратимы не тревожили троих кузнецов, чтобы ненароком не помешать огненным чарам, с каждым ударом молотов входившим в металл.
Лишь под вечер они вошли в избу, где к этому времени собрались все. Громобой молча высыпал на стол десяток блестящих наконечников, острых даже на вид. Побратимы оживились: теперь оставалось лишь насадить их на древки и поставить оперение, а после этого можно отправляться вновь вызывать чародея на бой. Только вот лук… Семаргл, который обещал, что лук у них будет, целый день не показывался. Где он – никто из побратимов не знал.
Семаргл словно дожидался, когда о нём вспомнят. На сей раз он появился из пламени очага, словно и впрямь соткался из него. Просто один язычок пламени вдруг оторвался от поленьев, взлетел выше и превратился в Семаргла, только совсем крохотного – с ладонь величиной. Но, едва ступив на пол, огненный пёс вдруг разом вырос. Лишь теперь побратимы увидели, что явился он не налегке. В прошлое своё появление он принёс жар-цвет, а в это – лук, да какой! Потемневшее дерево было гладким, словно шелковистым, и по нему вились прихотливые узоры, переплетённые с резами древней грамоты. Впрочем, разбирать их побратимам пока что было не досуг.
Положив лук на лавку, Семаргл взглянул на Твердяту и Огнеца:
– Кто из вас лучше стреляет?
– Огнец, – без колебаний откликнулся Твердята.
В самом деле, даже став гридем, Огнец не утратил умений, которым учился с детства. Одним из этих умений и была стрельба из лука. Твердята, конечно, стрелять тоже умел неплохо, но с Огнецом всё ж таки тягаться не мог.
– Добро, – казалось, Семаргл улыбается. – Возьми-ка лук да попробуй натянуть.
Невольно прикусив губу, Огнец взял лук. И с изумлением взглянул на Семаргла. Тот кивнул:
– Это лук Стрибога. Его ветры вам помогут.
Огнец привычным движением, хоть и с усилием, согнул лук, накинул тетиву на зарубку, слегка тронул пальцем. Она загудела рассерженным шмелём. Гридь вскинул лук и плавно потянул тетиву. Она подалась не сразу – пришлось поднапрячься. Вот когда Огнец мысленно добрым словом помянул Ратшу, гонявшего отроков без всякого снисхождения. По сравнению с его уроками натянуть лук Стрибога оказалось не то чтобы уж совсем легко, но всё же проще, чем он ожидал.
Семаргл наблюдал за ним с явным одобрением. Потом перевёл взгляд на побратимов:
– Ваша забота – силу, что в вас живёт, в стрелу направить. А уж она донесёт её куда нужно. Как это сделать – чай, сами смекнёте.
Он насмешливо фыркнул и вдруг исчез, словно и не было. Огненной искрой втянулся в пламя очага, на миг вспыхнувшее ярче.
Побратимы переглянулись. Тут явно было о чём подумать.
Наконец Прозор предложил:
– Давайте-ка со стрелами закончим. А пока делаем – и поговорим.
С этим согласились все. Разложили на столе древки, перья, небольшой запас которых любой уважающий себя воин предпочитал носить с собой на случай, если понадобится наскоро изготовить в походе лук со стрелами. Рыбий клей тоже приготовлен был загодя.
Чистец неожиданно покачал головой:
– Стрелы-то сделаем, да тула-то нету! Давайте-ка я пока им займусь, что ли. А то куда стрелы-то класть станем?
Он достал кусок дублёной кожи, шило, ремешок и принялся за дело.
Огнец не без сожаления снял и свернул тетиву с лука и присоединился к остальным. Забот на вечер было ещё предостаточно.