***
День уже близился к закату, когда навстречу Темняте попалась телега, запряжённая понурой сонной кобылкой. Правил ею давний знакомец – Притыка, живший в займще по соседству с ним. А в самом задке телеги, съёжившись за наваленным в неё сеном и явно стараясь стать понезаметнее, сидел его сын. Придержав коня, Темнята спросил: – Куда это вы? – Да вот решил в Славиград, в святилище тамошнее наведаться. Парень-то… – он мотнул головой в сторону сына, – того… С конца зимы пластом лежал, вот прям как рассказывали, кто через нас тогда ехал. Бабка моя за ним ходила – мне, дескать, всё одно скоро к дедам уходить, не так страшно. А тут вдруг опамятовался. Да только я думаю – не нежить ли в его обличье? Ну, вот и решил – к волхвам. – Так а чего не к нашим? – Да ну! – Притыка скривился, махнул рукой. – Они знай одно твердят – никакая не нежить! Чай, в старших-то святилищах волхвы получше разбираются! Темнята покачал головой: – В старших святилищах тебе то же и скажут. Потому как никакая он не нежить, хоть и за Кромкой побывал. Притыка взглянул на него с нескрываемым подозрением: – А с чего это ты так за него вступаешься? Может, ты и сам-то не человек? Как, почитай, полгода тому запропал невесть куда, так и не слышно было, а тут нате вам! Всегда спокойный Темнята всё же не выдержал. До сих пор никто из соседей даже и не догадывался, что суровый замкнутый кузнец отмечен Перуном. Надобности в том пока что не было, а лишних расспросов он не хотел. Вот только и его терпение было не бесконечным. И уже почти привычно с губ слетели слова заговора: – …стань незримое зримым, а тайное – явным! – и, глянув на растерявшегося Притыку, добавил: – Парень твой как раз на Перунов день опамятовался, верно? – В-в-верно… В самую г-грозу… – Ну, и какая нежить на Перунов день, да ещё в грозу, в Явь вылезать станет? И, пока Притыка думал, что ответить, подхлестнул коня и поехал своей дорогой. Опомнившись, Притыка торопливо развернул лошадь и погнал её следом. Да где ей было угнаться за конём, не обременённым волочащейся позади телегой! Пытаясь подхлёстывать кобылку, Притыка только головой качал: – Я думал, это только в кощунах… А чтобы Темнята вдруг… Вот так… Темняту он нагнал только под вечер – кузнец не спешил, ехал шагом и уже присматривал местечко для ночлега. Притыка окликнул его и, когда тот хмуро оглянулся через плечо, торопливо заговорил: – Ты, слышь, не серчай… ну, что я вот так… Сам, чай, понимаешь… – Да понимаю, – с лёгкой досадой отмахнулся Темнята. Вот же угораздило! Теперь Притыка точно не успокоится, пока не вызнает всё, что ему интересно… А через пару седмиц про то вся округа знать будет, и хорошо, коли не переврут половину… На ночлег остановились вместе. Темнята невольно посмеивался, глядя, как Притыка, ещё днём явно слегка опасавшийся соседства с сыном, теперь ведёт себя с ним как обычно: покрикивает, указания раздаёт. А парень и рад, что его больше нежитью не считают. Вон как хватается за любое дело! Как он и предполагал, чуть позже Притыка принялся расспрашивать его. Темнята отвечал коротко и не слишком охотно, однако дотошного мужика это ничуть не смущало. – Так а чего ты никому не говорил-то, что Перуном отмечен? – А зачем? – пожал плечами Темнята. – Ну так хоть знали бы, к кому, ежели чего, за подмогой идти! – Притыка взглянул на него с искренним недоумением. – И какой подмоги ты от меня хотел? Мелкую нежить гонять, лесовиков да кикимор? Так на то ведуны есть и обереги всякие. – А коли чего серьёзное… – А коли серьёзное, меня, как вон нынче по зиме, знак в дорогу гонит. Чтобы не пару займищ оборонить, а корень беды избыть. Притыка почесал в затылке. Верно ведь – сколько раз случалось, что непонятное чего-то по всем соседним займищам творится, пойдут родовичи к кузнецу, потому как любой кузнец огню брат, глядишь, и поможет чем. Глядь – а кузнеца и нету дома. Жена да сыновья только плечами пожимают: уехал по делам, а куда – не сказался… А оно, оказывается, вон чего… Вспомнив про свои дела, Притыка спохватился: – Вот ты говоришь, что не нежить он, – он кивнул на сына. – Так а чего с ним было-то? И с другими, кто… вот так же… – Да был тут чародей один… не в наших землях, за Межицей. Приладился из людей души вытягивать да себе на службу ставить. Ну, а тело, без души оставшись, понятно, ровно неживое лежит. Ну, вот как с чародеем тем сладить удалось, так и души, им пленённые, к своим телам вернулись… Ты лучше скажи, много ли таких по нашим-то местам. – Да вроде нет, – Притыка силился припомнить все ближние займища. Получалось, что их и впрямь едва зацепило: кроме его сына, со всей округи было, пожалуй, ещё человека два или три, кто несколько месяцев пролежал пластом. Да и то – одна-то бабёнка с соседнего займища ещё по весне опамятовалась. Она, сколь знал Притыка, пошла на речку – рубахи в проруби полоскать. А потом родовичи спохватились, что больно долго нету, пошли искать – а она, до реки не дойдя, лежит возле корзины своей и спит… Как она опамятовалась, родовичи её сразу к волхвам пошли, а их в Славиград отправили, кто-то из волхвов, сказывали, с ними туда ездил. А уж как там с остальными – этого Притыка, при всей его дотошности, не знал. Не до того покамест было, чтобы выяснять. Выслушав его рассказ, Темнята кивнул. Потом негромко заметил: – К слову, Всевид, что в нашем-то святилище за старшего, в Славиграде в тамошнем святилище обучался. Да и имя своё, сколь мне ведомо, не зазря получил… Ладно, давай-ка покуда спать. Притыка с сыном устроились в телеге, зарывшись в сено и укутавшись прихваченными нарочно для таких ночёвок одеялами. Темнята, завернувшись в плащ, привычно улёгся возле костра. Перед этим он, как водится, проверил лошадей. А ещё положил на пенёк у опушки краюшку хлеба, негромко шепнул: – Отведай, лесной хозяин, хлебушка да пригляди, чтоб нам спокойно ночь провести. Вскоре над маленьким лагерем повисла сонная тишина.***
Жар спал на третий день. Купец уже пытался вставать, но пока ещё был слаб. Ведорад успокоил: – Ничего, силы вернутся. Главное, впредь поберегись. Купец откликнулся: – Сдаётся мне, прав был Закром, не стоило мне ту книгу открывать… Помолчав, ведун сдержанно пояснил: – На книги эти прежним хозяином чары были наложены. От чужих рук. Не ведаю уж, кого он опасался. А только чары те с тебя силы тянули, и для первой же лихоманки ты лёгкой добычей стал. Чары я снял, впредь спокойно читать их можешь. Однако купец махнул рукой: – Да мне и того хватило, что успел прочитать. Я ж половину трав, что там описаны, и знать-то не знаю! А что до оберегов – так в этом любая бабка из глухой веси больше меня смыслит. Ты лучше себе их забери, глядишь, у тебя они хоть пользу принесут. Его напарник Закром согласно кивнул. В самом деле, коли уж ведун сумел чары с книг снять – стало быть, ему и владеть ими! Почему-то не хотелось нести их в ближайшее Велесово святилище, тут же, в городце. Как не хотелось и возить с собой – поди знай, чего там в них ещё таиться может! Ведорад благодарно склонил голову, стараясь ничем не выдать свою радость. До сих пор ему приходилось довольствоваться только теми знаниями, что успел за восемь лет передать ему Велемысл. Что ни говори, а это всё же было не так и мало. К тому же наставник обучил его и некоторым вещам, про какие в книгах не говорилось. Например, с первого раза запоминать услышанное или прочитанное. Да только до конца прочесть эти книги у него тогда времени не хватило. Из разговоров с купцами он узнал, что здесь они собираются остаться до самых Дожинок, после которых из окрестных займищ повезут на продажу зерно и мёд. Само собой, отложив часть для будущей дани, часть на семена и сколько надобно себе на прокорм. А потом – вниз по Росаве. Ежели повезёт, зима будет не шибко ранняя, то зимовать будут у «морского народа». Ведорад, слушая их, перебирал мешочки с травами. Он-то, когда брал их, никак не думал, что это и впрямь понадобится, просто уж по привычке в суму сложил. А вот поди ж ты – пригодились. И часть он собирался оставить купцам. Уж заварить-то, чай, сумеют, дело нехитрое, а едва избывшему хворь пить их ещё какое-то время. Не то болезнь вернётся – и всё будет куда хуже. Оставаться в Росянце до того, как купец полностью поправится, он не собирался. Ему ещё до дома добираться, путь-то не ближний, не в соседнюю весь. Впрочем, ещё на несколько дней он всё же задержался – хотел убедиться, что его подопечный и впрямь пошёл на поправку. Когда же всё-таки засобирался в путь, оставил Закрому несколько мешочков с травами и рассказал, что с ними делать. Его наставления были выслушаны со всем вниманием. На всякий случай Ведорад записал их для купцов на куске пергамента, а в каждый из мешочков вложил малый свиточек с названием травы и указаниями, как её заваривать да как принимать. На прощание его долго благодарили и вручили вдобавок к книгам ещё кусок шёлка. Закром сам настоял на этом, решительно заявил: – Книги-то нам самим ничего не стоили, так и говорить о них нечего. А так заодно жену порадуешь. Ну, и от нас ей вроде как извинения, что тебе здесь дольше задержаться пришлось, чем думал. Расстались по-дружески. Купцы обещали, ежели когда окажутся в их местах, непременно зайти повидаться. На том и распростились, и вскоре Ведорад уже шагал по дороге к восходу. Сума его заметно потяжелела, но эта тяжесть радовала сердце, пожалуй, не меньше, чем скорая встреча с семьёй.***
До Истока побратимы добрались без приключений. И то сказать – дорога знакомая, если с неё и свернёшь, просто держись так, чтобы озеро всегда оставалось по левую руку. А хищного зверья либо разбойного люда в здешних местах не водилось. Князь Прияслав, упреждённый гонцом росянецкого посадника, ждал их и искренне обрадовался появлению таких гостей. На княжьем дворе уже готовились к пиру, и отроки были сразу отправлены созывать бояр и воевод. Сразу расспрашивать об их походе Прияслав всё ж таки не стал, отложил разговоры на следующий день. Зато, не удержавшись, снова заговорил о том, что неплохо бы им породниться, обручив детей. – И рад бы, да у меня одни парни, – рассмеялся Воеслав. – Даже боюсь жену просить ещё родить – того гляди, четвёртый будет! Вот разве что дочку братца моего с кем из твоих старших обручить? Обернись всё иначе, она бы княжной была, а не боярышней… – Обернись всё иначе, – в тон ему хмыкнул Прияслав, – мы бы с тобой сейчас не пировали, а воевали! – Тоже верно… Молнеслав, отставив кубок, прищурился: – Ну, глядишь, и моей младшенькой тут жених найдётся. Ей, правда, пока не то что о женихах – даже и о подружках-то задумываться рановато, да время-то быстро пробежит. Вон братец мой – вроде недавно отроком был, а нынче уж пора и невесту искать… – Взрослый уже, говоришь? – Прияслав заинтересованно взглянул на него. – Шестнадцать минуло. – Так, может, и обручить их с моей старшей? Годами как раз друг другу подходят, ей по осени пятнадцать будет. Вон какая выросла – совсем невеста! – с законной отцовской гордостью он кивнул на дочь, сидевшую рядом с княгиней – её уже считали достаточно взрослой, чтобы присутствовать на пиру. – Глядишь, через годик-другой и свадьбу бы сыграли. А там и меньшие подрастут. – Доброе дело! – кивнул Молнеслав. На самом деле именно ради этого он и решил удлинить путь, не поехал домой сразу. С отцом он говорил об этом ещё прошлой осенью, перед полюдьем. Думали нынче и сватов в Исток засылать, да вон как всё обернулось… хотя, может, и к лучшему так-то. Коли Прияслав сам о том заговорил, так уж точно сватовство сладится. К разговору этому вернулись на следующий день, обсудили, когда примерно раденичи пришлют сватов. Потому как между собой сговориться – это одно, а чтоб всё как положено было, да обговорить, какое вено, какое приданое, да жених за невестой едет али её к нему везут… Как же без этого? Прияслав не стал рассказывать, что успел уже поговорить об этом и с женой, и с дочерью. Чадонега поохала, поахала, но согласилась, что пора уже подыскивать старшенькой жениха, а раденический княжич для неё самая подходящая пара. А вот сама Радосвета, узнав, что княгиней она с этим браком не станет, поначалу наморщила нос. Однако князь неумолимо напомнил: – Тебе, коли хочешь княгиней быть, надо за горянического княжича идти… да он к тебе покамест не сватается, да и вообще ни к кому – ему ж годов… двенадцать-то есть ли, не знаю. Ну, или за какого князя-вдовца выходить, в подвосходных землях таких двое-трое найдётся. Этого хочешь? Подумав, княжна согласилась, что лучше уж за княжича-ровесника выйти, чем вовсе невесть за кого да в дальние края. Раденичи-то, почитай, по соседству живут, случись что – весточку прислать, а то и приехать всегда можно. Да и княгиня, уловив перемену в настроении дочери, вовремя шепнула, что наверняка ведь княжич обличьем-то со старшим братом схож, а на того девки да молодухи засматриваются. Даром что женат и детишек уже трое. – А к тому же, – Прияслав не сдержал усмешку, – у вас и имена ровно нарочно друг другу подстать. Княжича-то Радиславом зовут. Так и получилось, что ко времени разговора с Молнеславом и будущая невеста, и её мать были полностью согласны, что этот брак и впрямь самый подходящий. Про другие браки, что могли скрепить союз твердичей с раденичами и войнаричами, Прияслав пока говорить не спешил. Просто потому, что все остальные женихи и невесты были ещё слишком малы. Это, правда, не помешало двум князьям и княжичу хоть примерно сговориться, кого с кем обручать станут, когда время придёт. Когда эти дела, наконец, обсудили, пришло время и для рассказов об их походе. Князь послал отрока за Кремнеславом, справедливо полагая, что волхву тоже будет интересно это услышать. Вообще-то Прияслав с самого начала признался, что, едва проезжие купцы принесли вести о происходящем у могутичей, первое, что пришло ему в голову – с таким только Перуновым воинам совладать. И вот теперь убеждался, что не ошибся. И сам он, и Кремнеслав не раз удивлённо качали головой, слушая рассказ побратимов. Хватало и вопросов, и причин встревожиться или порадоваться. Когда рассказ был окончен, Кремнеслав усмехнулся в усы: – Ох, прознают кощунники – явятся вас расспрашивать, что да как! – Лучше уж пусть расспрашивают, – ответно усмехнулся Молнеслав, – чем из слухов да досужих домыслов кощуну сотворят! – Сдаётся мне, и таких тоже довольно будет. Ещё больше твердичей порадовало, что и произошедшее, и то, от кого пришло спасение всей могутической земле, похоже, заставило князя Грозномира призадуматься. Во всяком случае, была надежда, что в походы на соседей он теперь соберётся не скоро, да и те, вернее всего, в ближайшие годы ограничит горяничами. Потому как раденическому княжичу он теперь, выходит, обязан, а твердичи раденичам друзья и союзники. Вот и остаются только горяничи, земли которых лежат на полудень, выше по течению Межицы. Уже вечерело, когда разговор был, наконец, закончен. Назавтра побратимам предстояло распроститься и отправиться в свои земли, раденичам – на восход, войнаричам – на полуночь. Молнеслав с самого начала думал по пути домой заглянуть к сестрёнке в Быстренец. А оттуда уж до Светлояра дорога прямая. А что ехать всего-то втроём, он да два гридя, – так и что такого? Воеславу добраться к себе было ещё проще. В Истоке хватало купцов, что всё едино вниз по Росаве идут, так что взять с собой троих людей, пусть и с конями, желающие найдутся. Если понадобится, Прияслав обещал сам подыскать таких.