Витраж

      Зарри проснулась от того, что камин в их комнате потух. Из раскрытого окна тянула осенняя стылая прелость, и гул вездесущих часов разгуливал по коридорам. Змиулан спал, а его часовое сердце продолжало мерно отсчитывать день за днем. Кровать рядом с ней пустовала. Зарри потрогала простынь, еще хранившую тепло Александра. Ее охватила тревога. Мог ли муж после стольких лет вновь вернуться к учителю?.. сердце сжалось в струну и будто Раскол задрожал под ногами. Нет. Зарри выдохнула. Александр слишком дорожит ею и тем даром свободы, что обрел в Долине… Но Астрагор, как побег вьюна, найдет ход в любую щель, раскрывая старые раны и по новой заливая их кровью. Зарри встала. Ступни обожглись о каменный пол, но она даже не поморщилась.              Проклятый замок, проклятый род… зачем только матушка повелась на уговоры старого змея? Их Долина защищена от любой напасти, а до Эфлары Столеттам нет дела. Пускай часовщики машут стрелами сколько влезет, пускай стряхивают пыль с забытых легенд и воскрешают утерянные святыни… У Столеттов есть Платан и Драголис. Этого хватит, чтобы пережить тысячу Расколов.       Свежий воздух слегка взбодрил ее и привел чувства в порядок. Зарри все еще сердилась на мужа, но страх прошел. Драгоций всегда был своевольным, сколько она помнила. Своевольным и гордым. Хоть он и назвал ее женой под ликами тысячи звезд и сделал своей, ее он так и не стал. Зарри подошла к окну, всматриваясь в сумрак маленького сада. Все тут камни да густой мох. Это место сложно полюбить… и как только матушка с Александром столь долго считали его своим домом? — Зарри? — из темноты ее позвал знакомый голос. — Все-таки разбудил… Прости.       Зарри подняла голову, вглядываясь в темный силуэт. Александр сидел на каменном выступе чуть повыше их окна. На нем была рубашка и темные брюки, ступни тоже были босые. — Я испугалась, когда проснулась одна. — Понимаю… Змиулан не самое гостеприимное место.       Зарри могла бы из вежливости возразить, но не стала. Вместо этого она высунулась из окна, путаясь в длинной сорочке. Александр тут же подхватил ее, легко устраивая рядом, будто Зарри была не больше огнежара. — Тебе не холодно? — муж все еще придерживал ее за плечи. — А ты сделай так, чтобы стало тепло.       Александр прижал Зарри к себе, взял ее маленькие ладошки и поднес к сухим губам. Его дыхание казалось в ночной тишине ударами колокола. Того и гляди, разбудят весь замок. — Отсюда виден Драголис, — Зарри выдохнула, вспоминая мягкую, каштановую осень Долины. Там она казалась румяной девицей, робко расправлявшей подол: тут же — воющей вдовой, из глаз которой брызжет холод. — А дальше Лунные Горы и где-то между ними наш Платан, — Александр говорил ей в макушку, — неделя, и все кончится. — Ты скучал по дому? — Зарри почувствовала, как руки мужа напряглись. Он сразу понял, о каком доме спросили. — Да, скучал, — его шепот лавиной обрушился на сердце, — ты бы поняла меня, если бы пришлось оставить Платан. Но я не жалею, Зарри. Эту грусть я могу пережить, а вот тоску по тебе — едва ли. — Ты бы хотел, чтобы мы с тобой остались тут? — Зарри знала, что этому не бывать. Даже если она согласилась, то матушка никогда не отдала бы Астрагору еще одного ребенка. Никогда. Но Зарри все равно спросила. — Ты и я. Чтобы жили, как Драгоции. Не как Столетты.       Александр вздрогнул. Неужели она вскрыла не зарастающую рану? Александра уважали в Долине, к его советам прислушивались: юноши просили об уроке, а девушки провожали в спину взглядом из-за угла. Но его не любили. Он был Драгоцием. В другой параллели Время могло сотворить из них врагов, в этой же — посмеялось еще пуще. — Я думал об этом… как только мы встретились, то я думал похитить тебя, открыть портал домой и заставить всю семью смириться со своим выбором, — Александр с опаской глянул на нее, но, поняв, что Зарри спокойна, продолжил, — меня не страшил ни гнев твоей матушки, ни замыслы дядюшки. — Ни мои мысли о вашей семье, — Зарри цокнула. Она никогда не скрывала, как относится к Драгоциям. Страшно предоставить, какой бы скандал случился, осуществи Александр этот план. Явно матушка через день уже была бы под стенами Змиулана, облаченная в доспех из коры Платана и убравшая волосы в тяжелые косы. — Я был тем еще эгоистом, любовь моя, — Александр погладил ее по плечу, — но Время отвело меня от этой самой страшной ошибки… Знаешь, когда я отказался от мечтаний о доме?       Вопрос не требовал ответа. Зарри знала, что муж просто набирается сил, чтобы содрать еще один бинт со старой раны. — Когда погиб мой друг. Погибла его жена. Выжил лишь их ребенок… Мальчик лет пяти-шести. И все из Драгоциев знали, почему он выжил и кому будет обязан этим.       Они были одни, но Зарри показалось, что десятки глаз пялятся из каждой щели. Десятки глаз чужих, искалеченных и переписанных судеб, сошедшихся в этих стенах. Она нашла руку мужа и сжала ее. — Я решил, что мои дети никогда не станут Его учениками. Зарри показалось, что сам хозяин Змиулана слышит их крамольный, ночной разговор.              Она помотала головой. Хватит. Не то место, чтобы говорить о будущем, которое надежно отведено от них. Платан прочно накрыл их семью густой кроной, в которой осядут прочие напасти. — Не будут. Надеюсь, что когда-нибудь и чужие перестанут быть. Тогда… — Что тогда? — Тогда, возможно, не сразу, но я попробую назвать это место своим домом.       Александр зарылся пальцами ей в волосы и отвернулся. Зарри не видела его лица, но знала — муж улыбается.       Возможно, без Астрагора Змиулан и правда изменится. Зарри знала, что тогда сумасбродный план мужа может и сбыться. Когда-нибудь она все-таки решится сбежать от матушки.