Витраж

      В Расколотом Замке спасая мальчишку Драгоция от собственного учителя, Лисса знала, что просто забирает его огненный крест себе. Нет, она не была безгрешной, чтобы поступать так лишь из благородства; не была и дурой, чтобы отмахиваться от последствий. Лисса была уставшей. Уставшей от лжи, предательства и ошибок, что камнепадом обрушились на реку ее жизни, оставив вытекать лишь хилый ручеек. Теперь в ручейке истока хватало лишь на искупление.       В горной долине как всегда пахло весной. Лисса сидела на гладком камне, подмяв под себя ворох юбок. Пряный ветер из несуществующих краев дурманил мысли, играя с ними, будто треугл со стаей птиц. Сколько ей осталось? Астрагор не прощает кровных обид и предательств. Лисса хоть и не была Драгоциям родней, но несколько лет провела ученицей под их кровом, вкушая знания и тайны семьи. И участь ей была уготовлена, как для своей, а своим Астрагор ничего не прощает.       Но Лисса не боялась гнева бывшего учителя. Наоборот, ее сковало странное, решительное спокойствие, словно ее тело уже покоится на поле старочасов, а по миру ходит лишь оболочка. Что может напугать мать больше, чем потеря ее единственного ребенка? Этого Лисса не допустила, а расплата… Что же, Астрагор уже наказал их с Нортоном и страшнее ему ничего не придумать. Ее дочь боится называть Лиссу мамой. Неужто красный крест ранит сильнее?       Присутствие постороннего Лисса ощутила кожей, но оборачиваться не стала. Это место могут найти лишь двое. Нортон подошел к ней молча, также молча сел рядом, прямо на раннюю траву, подогнув одну ногу. Кажется, его виски даже чуть посеребрились за неделю их разлуки. Между ними повисла тишина, похожая на глухой мешок с битым стеклом. Каждый не знал, с чего начать, чтобы не выдернуть наружу осколок из гордыни, спеси и недомолвок. — Ты не должна была жертвовать собой ради мальчишки, — наконец отмер Нортон. — После него пришел бы черед Василисы, — нашей дочери, могла бы сказать Лисса, но тогда она мигом обнажила бы самый граненный осколок. — Мы бы придумали, как ее защитить… Другим путем. — Ты ведь знаешь первый закон зодчего? Не говорить «бы», если выбор уже сделан. Я спасла мальчика, Нортон, — Лисса дождалась, когда он посмотрит на нее. — У них с Василисой впереди вся жизнь. Надеюсь, в ней будет меньше ошибок, чем у нас. — Если Астрагор не доберется до него вновь, тогда твоя жертва станет пустышкой. Поставил бы сотню эфларов, что так и будет, — Нортон говорил спокойно, но в его голосе полыхала злость, особенно в этом злосчастном «бы». — Возможно, — Лисса пожала плечом, — поспорила бы с тобой, но, боюсь ставку тебе придется нести на поле старочасов.       По Нортону словно болевой эфер прошелся. Его губы стали бескровной черточкой, тогда как глаза разгорелись золотистым пожаром. Лисса знала, что добром такое не кончается. — Ты должна отправиться со мной. В Черновод. Переждешь там, пока мы не разгадаем оставшиеся тайны замка и не придумаем, как оставить духов навсегда в прошлом.       Он сказал это так, словно других развилок в судьбе Лиссы и быть не могло. На миг она представила, как вновь гуляет по твердыне Огневых, видится каждый вечер с Василисой, живет с ней и Нортоном под одной крышей, словно…       Нет. Никаких «бы». Выбор сделан. Девочка-Лисса могла и согласиться с таким планом, но Лисса-королева знала: от ошибок она больше не побежит. — Я хочу защитить Василису, а не навлекать на нее еще большую угрозу. — В Черноводе вас никто не тронет. Слово Огнева.       Нортон подался вперед, но в последний миг осадил себя. Его руки легли на камень так близко с руками Лиссы, что их часовые браслеты почти соприкоснулись. — Допустим, — Лисса кивнула, — а как же мои подданные? Я все еще королева фей, Нортон. У меня есть долг. Будь я только матерью Василисы… — она замолчала.       Нортон испытующе вглядывался в ее лицо, словно воин, что искал трещину в стене осажденного города. Но оборона была нерушима. Лисса знала, что умрет. Каждую секунду кто-то да умирает, и Время не останавливает оттого свой ход. Нортон отвернулся резче, чем следовало бы. — Как так вышло, что все дары этого старика оказываются проклятьем?       Ах да, он же все еще верит, будто ее корона — подачка от Астрагора. И это еще одно наказание от Духа: лишиться уважения любимого мужчины за проступок, что не совершала. Вся ее жизнь — одна долгая расплата, которой вот-вот близится конец. — Как так вышло, что наша любовь стала главным из них? — один из осколков выпал из мешка и разбился, оглушив тишиной, — Астрагор причинил нам много зла, Нортон, но не сделал ничего такого, с чем бы мы не могли справиться. Вместе. — Не я продал дочь за горстку камней. — Ты знаешь обо мне так мало, милый, — Лисса плавно опустилась рядом с Нортоном на траву, обвив руками его локоть, — но скоро узнаешь все… и поверишь во все.       Нортон вздрогнул, будто к нему прижали каленое железо. Лисса чувствовала, как под пальцами сквозь рубашку горит его кожа, как горит сам Нортон в бессильной, жгучей злобе. На кого он злился? Лисса знала, что на весь мир, на нее, на матушку, на Астрагора… но больше всех, пожалуй, на себя. Любой мужчина злится на себя, когда бессилен, что-либо изменить. — Ты поверишь мне, если я поклянусь, что не делала этого? Сейчас поверишь?       Нортон молчал. Треть их жизни строилась на его вере в то, что конец семье Огневых положила ошибка Лиссы. Наверное, разувериться в этом было страшно. — Ты не просила Астрагора сделать себя королевой? Не предлагала ему за это судьбу Василисы? Чего ты не делала, Лисса?       Его голос дрогнул. Поверит. Если Лисса поклянется сейчас, то Нортон ей поверит. И эта ложь, самая страшная и бездарная ложь в их жизни растает, будто туман по утру. Лисса застыла, представляя, каково это… Нортон ей поверит. Признает, что она была права. Все эти годы. Все эти долгие пятнадцать лет. Даже их первый поцелуй Лисса не желала так сильно, как увидеть лицо Нортона в этот миг. — Ответь мне, Лисса. Астрагор… обманул нас… меня, — Нортон мучительно выдавливал из себя каждое слово, — ты была верна мне тогда?       Да. Да. Да… Лисса вжалась в плечо Нортона так сильно, что голова закружилась. Да.       Время, что она творит? Лисса-королева заорала на Лиссу-девочку. Что она творит? Если Нортон узнает правду сейчас, то он ее не отпустит. Он сам пойдет к Астрагору. Он не будет думать, и Лисса не удержит его. Такие обиды смывает лишь кровь… Нортон не готов биться с Духом сейчас. Стоит ли это той сиюминутной вспышки триумфа? Стоит? Лисса-королева уже знала ответ, а девочка внутри билась в истеричном припадке.       Нет. Она должна сказать нет. Три буквы, которые спасут Нортона. И Василису. Спасти свою семью, разве не этого добивается Лисса? А правда… Нортон все равно ее узнает. Просто уже без Лиссы. — Прости, Нортон, — губы не слушались, — прости. Я хотела, чтобы ты поверил мне сейчас. Но нет. Нет…       Его плечо остыло вмиг. Оно больше не горело, и Лиссе казалось, что щекой она жмется к льдине. Прости, родной, прости. В глазах защипало, и пришлось часто-часто заморгать. Теперь каждая секунда рядом с Нортоном казалась ей растянутой гильотиной. Так не должно быть. Ложь, ставшая правдой, не должна быть спасением ни для кого.       Нортон высвободил руку, чуть отстранившись. Лисса не могла на него смотреть. Но, благо, глаза тут же высохли, и лишь горло саднило. — Мне больше нечего сказать, — Лисса обняла колени, — тебе пора. — Посмотри на меня.       Нортон сам взял ее за подбородок и вынудил поднять голову. Его глаза были глазами палача, что заслушал оправдания и не принял их. Марова фамильная гордость Огневых… Лисса заставила себя потерпеть еще чуть-чуть. Как же тошно. — Я прощаю тебя, Лисса. Когда-нибудь простит и она.       Лисса мотнула головой. — Уходи… — нет. Не может это быть ее последним словом Нортону. Не может их прощание кончится так. Правда, все равно всплывет. — Я тоже тебя прощаю. И я люблю нашу дочь.       Когда он все узнает, то, возможно, вспомнит эти ее слова, которые сейчас вызывают лишь скупую усмешку. Возможно, они даже принесут ему облегчение. Лисса бы этого хотела.       На этом они и разошлись.       Лисса еще немного посидела в тишине одна. Без Нортона, будто сам воздух стал легче. — Моя расплата скоро закончится, милый, но твоя… твоя только начнется.       Королева в Лиссе примирительно улыбнулась. Ты была ему достойной женой. Достойнее, чем он заслужил. И Вернее. Когда он об этом узнает, то будет жить с такой правдой до конца. И также принесет свою расплату.       Девочка же в Лиссе прорыдала до самого утра.       Вся поляна была усеяна черным стеклом.