Адская семейка

Они поднялись по узким ступенькам, и Эмили деликатно позвонила в звонок. После чего, будто неожиданно вспомнив, сказала Терезе: — У нас дома всегда немножко бумажный бардак. Мама любит в гостиной работать. — Ничего, у нас тоже. С недавних пор дядя повадился обсуждать дела своей новосозданной компании посреди гостиной. Развалившись на полу в окружении подушек откуда-то с Дальнего Востока, он сосредоточенно рисовал графики и отдавал Мефистофелю целые пачки коварных планов по захвату лондонской экономики. Тереза, возвращаясь домой, через них обычно бережно переступала, чтобы никому не наступить на плавник или тёмное маховое перо. Вельзевул взмахивала крылами, устраивая ещё больший беспорядок, и жужжащим голосом требовала разойтись, чтобы она могла пройти к своему кофе. Надеюсь, теперь всем понятно, почему завещание я написал на Терезу. Кто вот этому мушиному лорду мешал аккуратно, дисциплинированно, по краешку, нас просто-напросто обойти? Дверь открыла мисс Миллер: в уютной просторной рубашке, не менее просторных брюках и с идеально убранными волосами, свёрнутыми в неуклюжий пучок и заколотыми двумя идеально острыми карандашами. Тереза, чью отрастающую и регулярно остригающуюся до плеч гриву не удерживало ничто, кроме одной жутко противной, и оттого часто теряемой, резинки, восхитилась. — Мам, привет, можно мы с Терезой чай попьём, мы быстро, — скороговоркой сообщила Эмили и протащила Терезу в квартиру. — Здрасьте, мисс Миллер, — успела смущённо пробубнить Тереза вслед за этим бодрым потоком слов. Дагон, когда упрашивала маму сходить за мороженым, и то медленнее разговаривала. — Привет, Эмили и Тереза, я не знаю, есть ли у нас чай, зашли бы за печеньем, — так же быстро и монотонно ответила мисс Миллер и улыбнулась уже с оттенком человеческих эмоций. — Тереза, мисс Велл в курсе? — Ага, я ей написала, — покривила душой Тереза. Конечно, Вельзевул, равно как и половина её коллег по офису, всегда была в курсе, в какой именно точке Лондона пребывает её непоседливый отпрыск. Просто обычным людям приходилось говорить, что подобный уровень взаимопонимания поколений достигается исключительно благодаря достижениям сотовой связи. А не демонической магии, которая существовала с начала времён и будет существовать ещё долго после того, как перегорит земное солнце и схлопнется галактика Млечный Путь. Почти вогнав себя в экзистенциальный кризис и почти не запутавшись в сочетаниях согласных этого кризиса, Тереза аккуратно разулась и прошлёпала в комнату Эмили вслед за хозяйкой этой самой комнаты. Квартира у Миллеров была небольшая, но уютная и каким-то образом остававшаяся просторной. Почти вся мебель была загадочно встроена в стены и почти не занимала место, на тёплом деревянном полу не валялись пылесборники-ковры, а в тщательно подобранных местах возвышались пёстрые зеленые растения, некоторые из которых цвели чем-то пышным и разноцветным. Развёрнутые на полу чертежи Тереза по привычке сочла экономическими бумагами и не заметила. — Мне казалось, твоя мама в машинах разбирается, а не в дизайне жилых помещений. Да, с Асмодеем мисс Миллер непременно нашла бы, о чём поговорить. Хорошо хоть, что на такой жилплощади бассейн физически не поместится, а то была у одного прекрасного князя не менее прекрасная и, по счастью, пока не исполненная мечта… — Мама в рациональном мышлении разбирается, — с гордостью ответила Эмили. — Заходи. — Да, я вижу. Цветочки классные. — Спасибо. Я кактусы выбирала. — И почему я так и подумала? Комната Эмили была наполнена цветом. Яркие всполохи синего на белоснежном, протянувшаяся по шкафу с одеждой зелёная ветвь с яркими фруктами на ней, звёздная карта на потолке… Тереза огляделась, опытным взглядом уличного разведчика определила возможные пути отхода, и опустилась на заправленную кровать, чтобы осмотреть всё ещё раз, уже с точки зрения школьника, пришедшего в гости к хорошему другу. — Выглядит просто супер. Ты сама раскрашивала? — Мы с мамой вместе, когда переехали сюда из Ливерпуля. Три года назад. Эмили рухнула рядом на кровать и раскинула в стороны руки, как очень странная морская звезда. — В общем… Тереза вспомнила, почему они сюда изначально пришли, и отступивший было холод вгрызся ей в сердце с новой силой. Стало страшно. — Я всю дорогу думала, как мне это сказать, и так и не придумала, — сказала Эмили, изучая звёздный рисунок над их головами. Нерешительно и аккуратно, но Тереза всё же легла рядом, предварительно встряхнув головой и тем самым сообщив шмелям, что место дневного отдыха надо сменить, повернула голову. Нужные слова никак не шли в голову. — Ладно, наверное, надо как с пластырем. — Что за сравнения пошли, нас на литературе такому не учат! Эмили засмеялась, но глаза у неё блестели слишком ярко и смотрели со слишком настоящим отчаянием, чтобы этот смех прозвучал весело и беззаботно. — В общем… — снова начала она, а потом втянула носом воздух, как перед прыжком в воду, и выпалила на одном дыхании: — У меня в голове опухоль. С минуту Тереза даже сказать ничего не могла. В голове было пусто. — Что… Чего? — Ну, рак. Злокачественное образование. Мир вращался вокруг своей оси с такой скоростью, что у Терезы закружилась голова. Звёздное небо перед глазами поплыло, потом его заволокло пеленой, а собственный голос задрожал позорно на первом же слове: — Д-да подожди… Как же так? — Не знаю, — пожала плечами Эмили. Сморгнув слёзы: противные, горячие, солёные — Тереза повернулась к ней и увидела, что она тоже плачет. — Правда, не знаю. Ничто не предвещало, семья вся… Здоровая. Она закусила губу и отвернулась. Тереза приподнялась на локте, протянула дрожащую руку и обняла её, прижала к себе, изо всех сил жалея, что из лопаток не рвутся на волю чёрные крылья, которыми тоже можно обнять. — И что, ничего нельзя сделать? Убрать её? Это ведь лечится! И к её ужасу, к её первобытному и дикому страху, Эмили молча покачала головой. — Она абсолютно непредсказуемая и очень неудобно расположена. Могут просто не всё вырезать, а это ещё хуже. — Ну хоть попробовать! — с растущим отчаянием предложила Тереза. — Пробуем. Я на терапию ходила. Просто она хуже стала, понимаешь? У меня раньше так голова не болела. А теперь… — Эмили помолчала. — Теперь ни один врач даже не может сказать, сколько мне ещё осталось. Что-то до боли сжало Терезе горло, и она вцепилась Эмили в плечи, готовая отдать всё на свете, чтобы никто и никогда больше не произносил этих слов.

***

— Мам, я дома. Она вернулась домой под вечер, бросила рюкзак на входе и расплакалась снова. По улице Тереза шла спокойно: ни к чему чужакам видеть твою слабость — но дом был убежищем. Дома можно было истерить, быть слабой, беспомощной, дома можно было сесть на пол, уткнуться в колени и рыдать от собственного бессилия и ярости. Судя по тому, что свет у дивана не горел, старших дома не было. Потом справа от неё, в той области этажа, которая была отдана под негласную лабораторию, щёлкнула хирургическая лампа. Тереза подняла голову и утёрла ладонью слёзы. Прищурилась подслеповато. — Привет, Хастур. Как дела в высшем образовании? С адским герцогом Хастуром они за неделю успели пройти все стадии знакомства: от попытки подраться при встрече до неохотного, но искреннего предложения поделить пополам последнее вкусное печенье — и теперь очень аккуратно балансировали на грани между интересом и взаимной опаской. — Как обычно, людская раса бесполезна, — сморщил чешуйчатый нос демон. — Если собираешься дальше лишать себя жидкости, то подожди, я сначала принесу тебе воду. — У меня всё хорошо, спасибо. — Оно и видно, смертные ведь от счастья реветь начинают. Тереза сердито запрокинула голову, непроизвольно сжимая кулаки. Успевший подойти ближе Хастур со вздохом щёлкнул переключателем у неё над головой и залил всю прихожую бледным светом, после чего опустился на пол по соседству. Пахло от него не гноем и прочей радостью биоразложения, а какой-то смесью медицинских запахов и талой водой. Видите ли, на биологическом факультете очень ценили чистоту и аккуратность. Поэтому и старое пальто после начала учёбы довольно быстро сменилось на идеально белый медицинский халат, в котором стопроцентно обитало от двух до четырёх скальпелей и от одной до пяти ядовитых лягушек из Южной Америки или впавших в спячку жаб из ближайшей канавы. — Ну, какая нелепая проблема донимает тебя сегодня? И без того взвинченная, Тереза вздрогнула, как от удара, и с опасной холодной яростью огрызнулась: — Да так, просто единственный друг в любой момент умереть может. Демон тоже вздрогнул, будто она окатила его святой водой с ног до жабр. Это был подлый удар, особенно по отношению к Хастуру, и Тереза это знала, но ей было больно и плохо, а честность и дружелюбие сейчас занимали последние места в её списке приоритетов. Зато чёртова доброта, действующий чемпион, никак не желала уступать первое место на пьедестале. Оттянув назад волосы, Тереза тихо сказала: — Прости. Это было нечестно. — Оба наговорили. С тихим шелестом Хастур повернулся к ней, хрустнув всеми костями шеи разом. На его голове, недовольная перемещением, низко квакнула жаба, и Тереза жалобно протянула руки. — Я скучаю по временам, когда люди думали, что жабы переносят бородавки. — Ну пожалуйста?.. Демон молча пересадил тяжёлую прохладную жабу на неё. Тереза довольно погладила её пальчиком и устроила поудобнее на раскрытых ладонях. Из рукава кофты вылез шмель, оценил обстановку и, хотя жаба была сытая, залез обратно. — Что у тебя случилось? — всё ещё грубо, но уже без мысли обидеть, спросил Хастур. Из его кармана выбралась очередная лягушка. — Дьявол, откуда ж вы берётесь! — Вельзевул говорит, что это хорошо. Когда на вас какая-то жизнь появляется. — Очень хорошо, а главное, удобно, — буркнул демон и опустил самую активную и самую ядовитую на пол. — Сделай террариум. Аквариум есть уже. — Посмотрим. Так всё же? Тереза вздохнула. Вытерла слёзы и совсем тихо прошептала: — У моей подруги неизлечимая болезнь. Она может… — она запнулась, зачем-то попыталась снова: — Может в любой момент… — Не договаривай. Я понял. Неуклюже и даже неловко, первым отступая от их негласного правила против слабости, Хастур сжал когтистой ладонью её плечо. Была в этом какая-то ирония, мелькнуло в голове у Терезы, что сегодня она наткнулась именно на него, тоже потерявшего дорогое существо и до сих пор по нему скорбевшего. Неожиданная надежда пламенем вспыхнула в груди, разошлась лихорадкой по всему телу: — А мы — в смысле, вы, мои старшие — можете это убрать? Вылечить? Хастур медленно покачал головой, и лихорадка моментально обернулась страшным ознобом. Тереза повесила голову, упрямо сжимая дрожащие губы, чтобы снова не заплакать. — Мы создаём то, что люди считают тьмой, Тереза. Убрать её… никому из демонов будет не под силу. Слова эти прозвучали как приговор. Потом, уже много позже, лёжа в кровати и беспрестанно ворочаясь, Тереза вдруг застыла на спине, широко раскрытыми глазами уставившись в потолок. Хорошо, пусть так. Никто из демонов разобраться с этим не сможет. Ну, есть ведь и другая сторона вопроса…