Восход Империи

      Молния сверкнула над зазубренными скалами, отразилась в них на доли секунды. Грохот разнесся над серой каменистой пустошью. Он оседал в трещинах, которые избороздили поверхность, срывался с острых обрывов. Ещё долго его эхо тянулось над мертвенно-тихой планетой.       Вот уже три года она погружена в полумрак. Генератор гравитационной тени перекроил ядро и атмосферу планеты. Моря, реки и кристально-чистые озера вскипели и иссохли. Луга, леса и джунгли испепелены. Тот, кто рискнет ступить на мертвую планету, не найдет и следа их существования. Непролазные свинцовые тучи затянули небосвод. Ни один луч солнца не пробивался сквозь них.       Здесь больше никогда не будет закатов и рассветов. Ничто не в состоянии рассеять водоворот Силы, который затягивал любую жизнь, дерзнувшую приблизиться к нему. Его голод нескончаем. Сколько бы энергии ни поглотила эта рана, она никогда не насытится. В её безднах могло скрываться такое, чье существование не рискнет допустить ни одно чувствительное к Силе существо. Для него оно будет значить смерть. Черную пустоту, как та, что видима сквозь глазницы маски, напоминающей птичий череп.       Остовы сотен республиканских и разномастных мандалорских кораблей, будто скелеты древних гигантов. Некоторые насажены на бесплодные горные пики. Иные — размозжены о камень. Только штормозвери время от времени расхаживали между них. Эти громадные прямоходящие рептилии пережили катаклизм, который убил иных обитателей Малакора V. Штормозвери в одиночку бороздили кладбище кораблей. Первые хозяева планеты перекроили плотоядных рептилий так, что их рост превышал человеческий, как и сила. Даже когда чистокровные ситхи покинули Малакор V, их алхимия и колдовство не исчезли.       Штормозвери не испытывали дефицита в пище. Их когти вскрывали истрепанную обшивку кораблей. Несколько рядов коротких острых зубов вонзались в полуистлевшую плоть мертвецов. Ни оранжевая республиканская униформа, ни мандалорская броня не становились препятствием. Штормозверь отрывал крупные куски и проглатывал их, запрокидывая продолговатую голову.       В первые дни после катастрофы им случалось охотиться и на живых. Искалеченная добыча не представляла угрозы. Однако существовало место, от которого холоднокровные хищники держались как можно дальше.       Зеленая бездна клубилась вокруг острова в сердце планеты. То был ядовитый газ, вырвавшийся из раскрошенных недр. К острову переброшен широкий мост длиной в десятки метров. Он сужался к середине, чтобы вновь расшириться у площади на входе в Академию Трайуса. Множество ног истерли старинные плиты. Реки крови пролились на них. Академия Трайуса пережила самое крупное в истории чистокровных ситхов восстание рабов. Их кости легли в её основание. Окутывающее древние стены колдовство было столь сильно, что генератор гравитационной тени не смог их порушить. Отчаяние обреченных на беспросветное существование и скорую смерть переплелось с эхом катастрофы. Оно поглотило их. Три года назад на орбите Малакора V погибло больше одаренных Силой, чем во время побоища рабов и господ.       Вход в Академию Трайуса щерился двумя парами шпилей по бокам. Передние короче задних, однако все изогнуты ближе к концу, как бивни терентатека. За ними полукруглая арка. Через неё проходили по разным мотивам, однако покидали Академию лишь с дозволения повелителя ситхов. От неё расходились три каменных луча, поддерживающих высокие своды.       Они давили на каждого, кто шел по пепельно-серым коридорам с гладкими стенами. На них антрацитовые прожилки. Изредка вспыхивал красный — простые круглые украшения на некоторых дверях. Никаких статуй и барельефов. Если для ситхов Коррибан был центром пышных религиозных церемоний и королевской власти, то Малакор V воплощал саму Тьму. Она стремилась накрыть собой всё, поглотить и подчинить.       Изредка проскальзывали молчаливые механизмы. Их сердца перекачивали кровь по почерневшим венам. Золотые глаза сканировали окружающее пространство. В них больше никогда не отразится неугодное повелителю. Они проявили слабость и были подчинены. Таков порядок. Теперь их доля исполнять любой приказ повелителя ситхов без тени сомнения.       Именно об этом размышляла Дарт Трейя. Закрыть глаза твоего врага навсегда ничего не стоит. Большее достижение — заставить его смотреть на мир через твои. Конечно, это сложнее. Подходящее испытание для ситха, ведь он ежечасно испытывает мир вокруг себя на прочность. Конфликт заставляет совершенствоваться каждого, обновлять и расширять арсенал, чтобы перегнать противника. Принявшие ситхское учение не входили в число исключений. Ситхи стали образцом.       Не напрасно Дарт Трейя звалась владычицей предательства. Оно мощное оружие. Убей противника, и противоборствующая тебе сила убудет. Переведи его на свою сторону, и у врага станет меньше боевых единиц, в то время как твоя армия увеличится. Этим достоинства не исчерпывались. Предательство деморализует.       Ошеломляет, если видишь того, с кем ты делил тягости и немногочисленные радости ради общей цели, в стане того, кто её подрывает. Пока осознаешь, отказываешься верить, вторгаются сомнения. Ценные мгновения уходят. У предателя размышлений нет. Он бьет, воспользовавшись заминкой противника.       Трейю предали в самом сердце. Как и полагается разумному существу, в ответ она стала распространять боль вокруг себя. Такова кара за слабость.       Дарт Трейя не презирала своего ученика за то, что он совершил. Юсанис был глупцом, как бы горько ни было признавать этот провал. Сколько раз Аррен Кай говорила, что апатия — смерть? Он предался ей после вести о смерти любимой. Даже их дочь не могла этого изменить. Итог был закономерен. Гибель от рук Ревана, который оказался сильнее сенатора, подкошенного потерей.       Трейя не позволяла ей взять верх. Даже несмотря на то, что перед смертью Юсанис передал своих дочерей на попечение Эйтрис. Она воплощала собой все недостатки Ордена джедаев даже без тени их немногочисленных преимуществ.       Нет эмоций, есть покой? Нет страстей — есть ясность мыслей? Она полыхала гневом, когда её кумир посмела не обратить на неё столько внимания, сколько алкала Эйтрис. Нет неведения, есть знание? Она приобретала его только через фолианты в Архиве и наставления старших. Эйтрис могла бы познать истину. Однако оттолкнула Митру Сурик, как недавно разбогатевший скряга гонит от своего порога потерявших кров.       Нет хаоса — есть гармония? Это абсурд. Причем такого масштаба, что его осознавала даже Эйтрис. Нельзя найти гармонию в галактике, где постоянно кипят войны. Недопустимо отворачиваться от них, чтобы ненароком не набрести на мысль, что для понимания мира необходим контраст с битвой.       Сколько бы Эйтрис ни давали возможностей, она погребала их под пыльными бумагами и замшелыми трактовками. Редкие знания? Не делиться ими ни с кем. Артефакты? Запереть их в хранилище, не допуская к ним никого. Своим бездействием эта бесплодная статуя изо льда вредила больше, чем действием. Чувствительная к Силе связана с тобой клятвой верности, которая для неё не пустые слова? Отречься от самой идеи иметь падавана. Пожалуй, единственная польза от бездеятельности Эйтрис. После такой наставницы переучивать всё равно, что проращивать промерзшее семя. Лучше не есть вовсе, чем глотать отраву.       Дарт Трейя смотрела на это существо, как на давно перевернутую страницу с неудачным эпизодом. Написан он дурно, ибо автору недоставало опыта. Он утверждал, что знает каков свет, ни разу не узрев тьму. Однако этот фрагмент должно прочитать, чтобы полнее понять концовку.       Сладость не ценят, пока не ощутят горечь. Тот, кто видел всю жизнь лишь Свет, нескоро опознает Тьму. Она коварна. Тьма желает покрыть как можно больше, не считаясь с потерями.       В простой черной робе в пол и плаще без украшений ни следа узорчатых одеяний джедая-архивариуса. Война доказала их непрактичность. Владычица ситхов не любила излишеств. Головной убор прост и не скрывал седые волосы. Лишь одна драгоценность сверкнула на нем: красный, как глаз плотоядного лейгрика, камень овальной огранки. Красота рано или поздно уходит. Когда-то внешность Аррен Кай воспевали мужчины. Её черты запечатлели на портретах. Особенно подчеркивали необычный фиолетовый оттенок глаз, требовавший смешения красного и голубого, характерного для человеческой расы.       Сила всегда требует платы. Трейя с готовностью и без сожалений внесла её. Яркие радужки затянуло непролазное черное марево. Оно расползлось по склерам, будто опухоль. Владычица предательства смотрела на мир не как человек. Это её не отягощало.       Она разглядывала в окружающих то, чего не могло увидеть большинство чувствительных к Силе. Мир смотрел на прелестную шкатулку. Большинство даже не задумывалось о том, чтобы отомкнуть её. Владычица предательства без сомнений исследовала её содержимое. За радующей глаз оболочкой порой просвечивала редкостная гниль.       Малакор обнажал её. Похоть, алчность, агрессия. Они - уязвимости в системе, которыми с легкостью воспользуется умелый взломщик. Ударь в правильном месте, и даже чистейший бриллиант рассыпется в пыль.       За одним таким Дарт Трейя направилась в тюремный блок. Он не пустовал. Повелитель ситхов и охотники за головами регулярно высылали пополнения. Не джедаи заинтересовали владычицу ситхов. Древний механизм заскрежетал, открывая проход в камеру.       Узница молчала. Не дрогнули обескровленные губы. От их левого уголка тянулся бугристый шрам к острой скуле. Русые волосы с проседью криво покромсаны до плеч, спутаны. Под выцветшими голубыми глазами сеть морщинок. Протез давно не прикрывал культю на месте левой руки. Ещё больше травм скрывалось под тюремной робой.       Эта женщина давно согласилась умереть ради сохранения военной тайны Республики. Того самого государства, которое игнорировало её рапорты об анархии в вооруженных силах и в результате допустило катастрофу при Тарисе. Адмирал даже пыталась покончить с собой, лишь бы не проговориться под пытками. Дело не в громкой присяге или награде. Десятки спасенных жизней против одной. Для Номы Соммос выбор очевиден. Тогда её намерения пресекла владычица предательства.       Она могла бы оставить от адмирала куклу, годную только ставить закорючку в договоре о капитуляции. Повелитель ситхов распорядился о более тонком воздействии. Малакор предрасполагал. Под куполом из туч забывалось тепло солнечных лучей на коже. Журчание ручья, шум экуменополиса и шелест разнотравья тонули в грохоте непрекращающейся бури. Пленники предавали забвению возможность хоть когда-нибудь окунуться в волны, накатывающие на галечный берег.       Узница путалась в собственных воспоминаниях. Один за другим гасли маяки, указывающие как обогнуть смертоносные скалы. Только один уцелел. Однако с каждым разом его свет потухал. Он будто отдалялся.       Поток Силы поднял ветер. Он задул в направлении пламени, которое подрагивало на вершине последнего маяка. Оно уменьшалось. Нома Соммос не могла не почувствовать этого. Уцелевшая рука потянулась ко лбу. Будто выцветали последние воспоминания о счастливой семье. Губы адмирала шевельнулись. — Что пришли отобрать? — голос удивительно твердый для той, которая провела много месяцев в тесной камере.       По-настоящему владеет вещью тот, кто в состоянии уничтожить её в любой момент. — Дать. Вы давно указали, что своей смерти не боитесь. Наконец-то ваш брат встретится с племянницей. Как давно вы не виделись? Семье следует воссоединиться. Владычица предательства, которая тоже когда-то произвела на свет дочь, угрожала другой матери жизнью её единственного ребенка. Глаза узницы распахнулись. Сила запульсировала ужасом. Владычица ситхов с наслаждением втянула его в себя.

***

— Как давно ты об этом узнал? — проговорила Дарт Трейя, обращаясь к фигуре в мандалорской маске. — Вовремя, — лаконично выразился повелитель ситхов.       Его наставница давно ожидала чего-то подобного. Жизнь тяготеет к продолжению, несмотря на неблагоприятные обстоятельства вокруг. — И ты хочешь, чтобы никто не узнал не только о ребенке, но и о матери? Это был риторический вопрос. Слишком опасно презентовать малолетнюю наследницу, рожденную женщиной, не имеющей за спиной поддержки элиты и казны. Влиятельные семьи захотят убрать пешку, которая не должна стать королевой. К тому же учитель обошел бесплодного ученика и на этом поле. Малак мстителен. — Сделай всё, чтобы они выжили, — распорядился повелитель ситхов.       Женщину себе он выбрал под стать. Скрытная, тихая, не хватающаяся за сиюминутную выгоду. Столько лет утаивала и ни единым словом не намекала на дополнительную возможность обогатиться и получить больше внимания повелителя ситхов. Что заставило разрушить отстроенное?       Быстроходный корабль преодолел повышенную гравитацию Малакора. Вылавировал между острыми верхушками безжизненных скал. Вознесся над сотрясаемой громом атмосферой. Пересек поле из дрейфующих в космосе обломков кораблей. Однако рассудок единственного живого существа на судне концентрировался вокруг воронки Тьмы. Малакор V никогда не покидал душу. Разве можно забыть о незаживающей ране, которая ежечасно источает боль?       Ближайший имперский форпост в десятках световых лет. Вокруг него жизнь медленно ворочалась среди засеянных неприхотливыми культурами полей. Приближаясь к небольшому штабу, одаренная Силой разыскивала чувствительного к ней. Она ожидала вспышки, подобной Ревану. В уме держался заранее известный образ. Большинство джедаев-вербовщиков таковым не обладали. След нашелся лишь у двери в тюремный блок. Такой слабый, что впору списать на погрешность. Проступила причина скрывать дитя от повелителя ситхов.       Она сидела на жесткой койке, будто на кресле у шахматной доски. Прямая осанка не вязалась с безыскусным одеянием торговки-космолетчицы. У такой не может быть столь ухоженных рук с блестящими ногтями. И едва ли брошенная в тюремную камеру торговка озаботится расчесыванием коричневой шевелюры. Потомок изгнанников цеплялась за образ жизни высокого сословия, к которому принадлежала по рождению. При виде старшей женщина встала. Отдавала дань этикету приветствия? Или загораживала собой маленькое существо? Напряжение тонкой шеи выдавало, что матери очень хотелось к нему повернуться. Она едва сдерживалась. Продемонстрируй привязанность к чему-либо, и противник не задумываясь набросится на это. Всё-таки второй мотив.       Скрыть свою настоящую внешность для владычицы ситхов не представляло сложностей. Она не стала. Непролазно черные глазницы, каких не бывает у людей, сканировали стройную женскую фигуру. Она не дрогнула. При повелителе Реване и не к такому привыкали. — С кем имею честь разговаривать? — осведомилась молодая женщина. Ей не ответили.       Наставница испытывала интерес к тому, кого же породил её ученик. Девочка не спешила показываться из-за матери. Владычице ситхов это не требовалось с её видением сквозь Силу.       Ребенок взял от родительницы больше, чем от отца. Глаза тёмно-карие, как у него, но их форма повторяла округлую материнскую. Короткие прямые волосы светлее отцовских. Черты лица плавные. Разве что оттенок кожи как у родителя. К тому же в этом возрасте ученик был гораздо любопытнее. Девочку воспитывали держаться ниже травы тише воды, чтобы не мешать взрослым. И всё равно она беспокойно оглядывалась.       Информацию о чувствительности к Силе изрядно преувеличили. Её хватит разве что на усиленный контроль своего тела, который придется поддерживать постоянными тренировками. Чем и занимались матукаи. Они раздували искру своей чувствительности к Силе, делая её центром тело. Матукаи надеялись превратить маленькие вспышки в пламя.       Одаренные Силой джедаи не обращали внимание на столь слабых сородичей. Они отвергали взгляд с другого угла и саму возможность, что у матукаев есть полезные знания. Ситхи вторили их высокомерию.       Империя бралась за более опасные фигуры. Охотники за головами понятия не имели о том, что за звери матукаи.       Проигнорированные более мощными сородичами не чурались тренировать списанные со счетов экземпляры. Им не требовался Храм в галактической столице, чтобы надолго прогонять пиратов. — Она непригодна к обучению в Академии на Коррибане. Джедаи-искатели ей не заинтересуются, — констатировала одаренная Силой.       Реван не верил на слово. Он предпочтет перепроверить результат с помощью своих любимых машин. Их ставил выше живых существ из-за безоговорочной исполнительности и ясной логики. Так или иначе сейчас комки проводов и системных плат будут вторить познаниям одаренной Силой.       Мать несостоявшегося аколита не выдохнула. С одной стороны её дочь освобождалась от смертоносных испытаний. С другой — опасения получили очередное подтверждение. Приближенная повелителя ситхов не могла не знать с какой легкостью он избавлялся от того, что его не удовлетворяло. — Я готова сделать так, что мы больше никогда не обеспокоим его. Покинем Целанон, — выдвинула предложение мать.       Готовность отказаться от устроенной жизни ради своего ребенка? Для многих такая система ценностей сущая глупость.       Главная ошибка Мирии-Болерии состоялась в другом. Реван брал на себя ответственность за свои действия. Он не покинул её при общей неудаче. Иные мужчины отворачивались даже от законных жен, которые оказывались неспособны произвести на свет наследника. Вполне в духе беспощадных повелителей ситхов прошлого отказаться от неполноценной наложницы. Или вовсе умертвить её. Но Реван нечто большее, чем стремление сломать каждое существо, чтобы вскормить свое эго.       Он не откажется от тех, кого породил. Малая чувствительность к Силе или её отсутствие не проклятие. Некоторые оборачивали его таким преимуществом, что одаренные раскаивались. Это-то и растолковала владычица ситхов.       Движения молодой женщины расслабились. За стеной кто-то вздрогнул, получив весть об итоге обыска в её резиденции. Каков он?       Уголки губ владычицы предательства дернулись вверх. Слабо чувствительных к Силе прочитать сложнее. Одаренный ею при стрессе волнами распространяет вокруг себя чувства, а то и образы. У слабого они едва заметная рябь. Пришлось окунуться в ауру контрразведчика и ребенка, чтобы выхватить ниточку, ведущую к правде. Результат несколько удивил. — Немногим дано выносить двойню и спустя несколько месяцев обольстить мужчину так, что он даже не задумается об этом факте, — владычица ситхов заинтересовано поглядела на достигшую таких высот скрытности. — Едва ли мне это поможет. Если бы он тогда поинтересовался, то всё бы обвалилось как котировки траста Дреев после бомбардировки их поместья, — приятное отсутствие своенравия и переоценки своих способностей. — Ваша судьба зависит от вашего поведения. Так как тебя зовут, дитя? — вдруг переключилась чувствительная к Силе.       Девочка оглянулась на мать. Та кивнула. В действительности владычице ситхов не требовалось осведомляться, но её интересовала реакция ребенка. — Лея, — проговорила девочка, убедившись в одобрении матери. Что же, отцу будет легко с такой дочерью. Осталось привезти к матери вторую с Целанона. Этот ребенок был вовсе нечувствителен к Силе, однако не менее ценен. Каждая привязанность — это цепь. За неё удобно дергать или вовсе душить.

***

      Дарт Трейя возвращалась с пополнением. Синяки расцветали на его юном лице. Малакор окружил одаренных Силой, поглотил воспоминания о форпосте среди полей. Их вытеснили гладкие серые стены с антрацитовыми прожилками.       Любовницу повелителя ситхов не интересовала судьба матукая, который попался на встрече с ней.       Джедаи концентрировались на вечной жизни в Силе, для которой нет преграды в виде смерти, в то время как для матукаев всё исчерпывалось телом. Трейя передала это молчаливым палачам с закрытыми масками лицами. Нежелательный свидетель должен исчезнуть.       Глиняный кирпич размачивают прежде, чем лепить из него скульптуру. Матукаю предстояло отринуть страх порчи своего драгоценного тела. Существуют явления много хуже. Личность без тела существовать не может. Исключения редки и неполноценны. Однако без рассудка оно всего лишь оболочка, с которой делают что заблагорассудится.       Из пыточной донеслись первые крики. Дарт Трейя не обернулась. Она к ним привыкла за долгие годы сражений, ощущая тысячи смертей разумных существ десятков рас: мужчин, женщин, подростков и детей. Древние камни впитали шум.       Владычица предательства ткала полотно, в которое вплетала предоставленные повелителем нити. Некоторые добывала сама в ходе многочасовых медитаций. Оно погребальным саваном накроет Республику, которую испили присосавшиеся паразиты. Чтобы смыть их понадобятся реки крови, пота и слез.       Доведенная до предела Республика щетинилась всем, чем могла, как раненый зверь с распоротой конечностью. Он всё ещё пытается отогнать хищников слабеющими ударами рогов и хвоста. Движения всё медленнее, спутываются. Умирающий мозг не в состоянии их координировать. Наконец самый смелый плотоядный выгадывает момент и перегрызает глотку. Если он достаточно силен, у него получится отстоять добычу. Выделить лакомые куски для подчиненных. Отогнать конкурентов. Если нет, то сам станет ею.

***

      Эхо войны доходило даже до самых отдаленных рубежей. По коридорам космической станции на окраине Республики тянулись потоки беженцев, нацепивших на себя всё, что у них осталось. Они перешептывались. У большинства не хватало сил говорить в полный голос. Толкотня, регулярная проверка карманов, время от времени ругань. В моменты потрясения подскакивает количество наживающихся на чужом несчастье. Местная милиция едва справлялась. Там юнцы и инвалиды, которых ни по каким критериям не призовешь в военные силы.       Чуть дальше в тесной корабельной каюте угасала жизнь. На постели лежала не слишком молодая, но и совсем не старая женщина. Она из последних сил держалась за руку мужа. Тонкие пальцы так и норовили разжаться. Хелена Шан умирала.       Пленение единственной дочери подкосило её. Джедаи оттуда не возвращаются. Смертельная болезнь обострилась в условиях отступления, дефицита лекарств, медиков, а кое-где и пищи. Разве можно было предположить после победы блистательных джедаев, что всё так сложится?       В глазах умирающей невысказанный вопрос: «Почему мы считали благом то, что обернулось трагедией?». Час спустя уже вдовец мягко закрыл светлые глаза супруги. Он сгорбился. Старик Шан — охотник за сокровищами, который не сберег самое главное из них.       За стеной лоточник торговал нехитрой снедью. Он подсчитывал выручку. Кредитные чипы сплошь минимального номинала. И опять сегодня меньше, чем вчера. Вдруг взгляд лоточника замер. За день мимо него мелькали десятки, если не сотни разумных существ.       Она рассекала толпу, будто бриг волны. Короткие каштановые волосы собраны кожаным шнурком на затылке. Потрепанная коричневая куртка до середины крепких бедер, штаны, армейские ботинки. По мнению повидавшего перекупщика их не с трупа сняли. Всё по её меркам скроено.       С боков широкого пояса свешивались кобуры. Из них торчали потертые рукоятки пистолетов. Под крупной прямоугольной бляхой с царапиной прослеживались контуры индивидуального щита. Наемница, но на редкость чистая. Не дезертирка. Не только потому, что милиция не бросилась её задерживать. Они по-другому держались. Часть храбрились, другие взгляд прятали. У неё он направлен туда, куда никто другой не посмотрит.       Может быть, когда-то давно её было впору размещать на плакатах о победах армии. Как эту… Син? Сарик? Лоточник много военных на своем веку застал. В юности Экзар Кун жег и резал. Зрелым мужчиной Мандалорскую повидал, а под старость лет и Гражданка грянула. Нет спокойствия в этом мире, нет. Последний кредитный чип отправился в кошелек, который помнил лучшие времена.       Не заметил торговец, что плечи женщины опущены так, словно на них давила тяжесть большая, чем видимый всем рюкзак за спиной.       В толпе шевеление. Бдительная наемница не могла не уловить его. Рука крепко сбитого родианца тянулась к блестящему медальону на шее отощавшей женщины. Она периодически на него оглядывалась. То и дело медальон высовывался из-под черненного копотью шарфа. В сравнении с этим куском ткани действительно ценность. Вдруг пальцы наемницы сжались. Будто таким движением можно перехватить руку с расстояния. Ничего. Присоски родианца ещё немного и сдернут цепочку. — Хватит, — отчетливо прозвучал голос. В нем и уверенность, и приказ. Каким-то образом к ним примешивалось ощущение последствий за неподчинение.       И карманник действительно ухнул в толпу. Нечего с таким связываться. Торговец запоздало осознал, что на его глазах чуть не произошло преступление. Проверил содержимое лотка. Всё на месте. В самом дальнем уголке импортный фрукт мейлуран. Почти весь красный — ещё немного и перезреет, а оттуда в мусорку. Или в брагу. Доступный прежде мейлуран популярностью не пользовался. Теперь большинство позволяло себе разве что сладкий концентрат.       Может… вручить его той честной женщине в образе наемницы? Она уже отдалилась до предела. Не докричишься.       Наблюдатели так и не догадались о том, кем была та женщина. Роба, меч, пища на день. Джедаю этого достаточно. Можно ли заменить некоторые части списка? Отрекшемуся генералу это не поможет. Разве она способна быть джедаем? Искалеченная, ослепленная, оглушенная, расколотая, как поверхность пятой от солнца планеты в системе Малакор. Теперь легче управляться с бластерами, чем со световым мечом. Да и тот воткнула в каменную стелу в знак протеста против судей из Совета. Отказалась покорно вручить свое оружие. Такова Митра Сурик.       Она отринула все джедайские принципы, кроме отказа от привязанностей. Они мешают мыслить ясно и приносят боль. Если уж быть покаранной за грехи, то за свои.       Была ли Митра Сурик так слепа, что не разглядела в наставнике того, кто нападет на Республику, которую они вместе защищали? Или галактика столь непостижима?       Тело двигалось вперед, но сознание неизменно возвращалось назад. Оно в сердце бури. Вместо туч — мандалорские и республиканские корабли, заполонившие черное от копоти небо. Вместо грома — крики миллионов умирающих. Вместо разрядов молний — ударная волна тарана, контузия и забытье. Там боль ненадолго меркнет.       Главные испытания Митры Сурик впереди.