крысиные норы

====== эта черная футболка всегда на нем. сколько я помню. сколько я пишу. он в ней ходит с утра и до ночи, а ночью — не снимает. на ней какой-то принт, который я никогда не могу разглядеть полностью. если бы она сушилась после стирки где-то на батарее у окна, я бы мог растянуть ее за низ и посмотреть. но доён, кажется, никогда ее не стирает. и она, кажется, никогда не пахнет странно жара и духота окутывают все норы после дождя, и поэтому я смотрю на доёна в футболке — все остальные остаются в шортах и ходят по общей как по пляжу. моментами становится неловко. моментами думаю, что слишком тощий. но никто всё равно не смотрит. тут как в душе — отведи взгляд и пялься на пену, иначе что-то произойдет. доён обмахивается веером из сложенной бумажки а4, но свою футболку всё равно не снимает — ни тут, ни в нашей норе. и я просто не могу перестать думать о том, что он там прячет я просто не могу не могу не могу боже — что ты там скулишь? голос растекается по жаре. я — тоже. у доёна есть секрет, а у меня а у меня? ====== смотря на мышь, я думаю про его слова: что-то там про — листаю страницы назад выйти отсюда. куда — к облакам и небу? к тому, что за окном? я мало помню. десятки страниц — посчитал видимые обрывки у корешка — вырваны. свою книгу с заметками и шифрами на полях (это важно) я так и не нашел — там было прошлое. синяя обложка, такая заметная, а никто не видел. скрысили, растащили на клочки и память гаснет после каждого омовения глотки. кто-то сказал «записывай, тогда они не смогут заставить тебя забыть». сказал и пропал. а я всё пишу. и не пропадаю кто это был когда? доён переворачивается внизу — скрипят пружинки. — ты помнишь что-нибудь снаружи? крысы предугадывают ответ: доён скажет про море. доён говорит про море. он в нем даже не плавал: сидел на берегу, смотрел на волны и слушал их шум. — чем ты еще занимался? он чешет голову. садится на кровати — я смотрю на него перевернутого. смотрит в даль, утыкаясь в стенку через два метра. — учился, кажется. я тоже, кажется. кажется? — ты тоже? — у доёна меняется голос. мне от этого страшно — прячусь обратно наверх, под одеяло в бескислородное пространство. «забываешь» — слышу из-под толстого кокона. — постоянно пытаюсь вспомнить, как выглядела моя комната, мой дом, где я видел море и в какую школу ходил, но в голове такая вата. он вздыхает. вата мне знакома. вата мне и правда — как она выглядела? ====== все собирают новые пазлы. я сбрасываю свой на пол, когда голова начинает гудеть от количества оттенков кирпичной стены, и отправляюсь сидеть в угол. все тут — они как-то сюда попали. и все должны будут уйти. куда? язык чешется спросить кого-то — куда? кого? мышь меня боится. и я его тоже. немного. от него всё еще тошнит. от него несет чем-то горьким. но других белых рядом нет. скоро мне влетит от старших. я слишком часто оказываюсь рядом с ним — джехён, верно? даже доён косится на меня, подкрадывающегося к мыши. скоро мне будет больно. — можно задать вопрос? светло. — конечно. — как я узнаю, что уже здоров и могу выйти? прижимаю свою потрепанную тетрадку к груди — карандаш спрятан внутри — и говорю шепотом. горблюсь, и так мышь становится еще больше меня. в два шага прячусь по ту сторону стены — попытка избежать кары. — это сложный вопрос, тэён. когда врач увидит прогресс в твоей терапии. — если он не увидит? — я верю, что у тебя получится выздороветь, — улыбается мышь. кажется, он делает это чаще, чем дышит. кажется, он так защищается. — я даже не знаю, чем болею. он кидает взгляд на мою бирку — они как-то отличают нас по цветам. это их шифр. — просто слушай своего врача и принимай лекарства, хорошо? — рука касается моего плеча — такая теплая. я киваю. киваю, смотря в пол, потому что смотреть на солнце больно. смотреть на доёна — тоже. даже своими слепыми глазами он отыскивает меня и — по коже бегут мурашки. я думал ему нравится эта мышь. я думал? не думаю