крысиные норы

====== тяжелая голова набита ватой. снова. виснет, прилипает подбородком к груди. взгляд — прилипает к ворсинкам на ковре. будто под водой. слышу вдох-выдох. слышу как разжимается и сжимается сердечная мышца. слышу гул голосов. он нарастает доён на другом конце большой общей. доён машет руками. толкает других крыс — потому что крысы толкают его. пытаюсь встать — ноги не я не тело не если я превращаюсь в тяжелое дождевое облако, то не вовремя. доёна бьют. я считаю до трех, а потом мыши берутся за дело, но его любимую футболку не спасают. кто-то тянет за нее когтями и рвет. я наблюдаю за всем с высоты облака в десять километров. во рту пересыхает. доёна уводят под руки с другими. все узнают его секрет. в другой день было бы обидно, что не только я. но теперь я облако. облаку не обидно. облаку не оно и так знало, что доён любит шрамы. а что любит облако? не то что любила крыса. ====== повторения нет так долго, что я перестаю в него верить. доён поддерживает — молчанием. или просто не отрицает. не говорит, что я не прав. а я спрашиваю? я молчу тоже. все мы тут я жду джехёна у окна каждый день. из него видно выход и дорогу. видно — мышь в черном, если она придет. видно? не видно. мышь прячется. исчезает. сбегает. стая рушится. крысы вообще живут стаями? семьями? не знаю. но тут мы явно не едины. не вместе и мышей знакомых тоже нет. хотя кому они нужны. кому кроме меня. джон со мной не говорит. даже не пытается наказать за что-нибудь. я надеюсь, вьюсь рядом, но он не замечает. обидно. доён перестает выходить в коридоры. мою новую картинку моря оставляет лежать нетронутой на подоконнике. не замечает. не реагирует. все будто спят. будто уходят на другую сторону. а я — я остаюсь на этой. и только постоянно плачу — до вечерних таблеток. а потом потом хорошо. потом я — облако. и у него нет проблем, слез и мыши, по которой оно бы скучало. скучало бы? нет. потому что сверху мышь было бы видно. мне не видно ничего. ====== доён оказывается прячет таблетки — здесь тоже. когда он снова вспоминает слова, то утаскивает меня за руку к пустой лестнице. я думаю, что он соскучился по шраму, но он — нет. — я кое-что вспомнил. можешь записать? на всякий случай. всякий случай — это если он опять забудет. а он забудет. когда кто-то заметит его чистую кровь. и чистую голову. — у меня в комнате, дома, был стол. над столом висела фотография моря. — ты же любишь- — это не моя фотография. просто откуда-то, чужая. я никогда не был на море, я даже не знаю, как там пахнет. он оглядывается на звук шагов. трясет меня за руку: — запиши, пока не забыл. записываю. я ведь писатель, да? да — а еще я нашел ее, но точно помню, что оставлял ее там, — бормочет он тише и достает из-под футболки синюю книгу. на страницах с хорошими числами есть пометки. с плохими — ничего. кроме некоторых. где-то карандаш почти стерся. где-то — прорвал бумагу. глаза снова мокрые. всё снова, кроме нужного повторения. доён говорит, что пытался ее прочитать. что не смог. что спрятал за батареей в нашей родной норе. что вдруг нашел здесь, засунув руку под кровать. — тут всё странно. я соглашаюсь. молча. прячу книгу в наволочку. верю доёну. и раздавливаю облако в порошок, насыпая побелкой за спинкой кровати. не сплю. дышу. не плачу — и почти не хочется. только руки ломит до боли. руки что-то знают. а я? я знаю ничего. ничего о том что снаружи. ничего про то что тут. ничего про руки скребут когтями по коже — повторения. тут везде повторения? я не: — знаю. знакомый голос растворятся в темноте. мой? а если нет? тогда — страшно.