По вере вашей да будет вам

К. *** Меня нет. И я есть. Какая часть меня существует здесь? Глаза ли, чтобы видеть? Уши ли, чтобы слышать? Не обернуться, не оглядеться, не повернуть головы. Только то, что впереди. А что впереди? Серая тишь, без пространства и времени, странная и тревожащая. Столбы. И занавеси, рваные, раздуваемые ветром, которого нет. Дом ли? Храм ли? Вход в неизбежное. Меня ждёшь? Меня зовёшь? Насовсем или сказать что-то хочешь? Иди и смотри. Иди и слушай. Скажи мне, я готова узнать. "Смерть – только шаг в будущее," — проникает в моё сознание, чтобы остаться там навсегда, не исчезнуть, не забыться, не растаять. Как мне понять тебя, что бы ты ни было? "Ты проснёшься и поймёшь," — и я просыпаюсь. И всё понимаю. И мне пятнадцать лет. М. 1 — Ты собираешься весь день провести в кровати? Она лежит, отвернувшись к стене, на часах уже два. — Собираюсь. Нет моральных сил, чтобы функционировать. Так что займись чем-нибудь и не пытайся меня отсюда извлечь. Может, оживу вечером. 2 — Кого я вижу! Наш труп поднялся к ночи. — Да, да, готова с новыми силами чистить твой лоток, увязнешь без меня в говне-то. — Ну, тогда ты точно в порядке. — Почти. Только разогрею себе какую-нибудь дрянь из морозилки. А потом буду всю ночь пялиться в ноутбук. — Опять будешь разглядывать мой зад? — Не льсти себе. Кстати, вспомнила: хотела спросить у тебя... Ща, подожди, посмотрю, что тут в холодильнике завалялось... Ух ты, гляди, чего есть! — Блядь! Почему ты держишь в доме еду, готовую ожить и сожрать тебя?! 3 — Так о чём ты хотела меня спросить? Она сидит на полу и ест, глядя в ноутбук. — М? А, да. Хотела спросить, что это была за улица, о которой ты упоминал, та, где оказался сначала? Незнакомая? — Нет, не незнакомая. Тверская-Ямская. А что? Она оживляется. — Здорово! Это подтверждает... — Что подтверждает? Ты о чём вообще? Она отставляет еду в сторону и поворачивается ко мне, опираясь локтем о диван. — Я могу тебе рассказать, если обещаешь не издеваться потом. Можешь считать меня совсем с припиздью, но если начнёшь прикалываться – выкину за хвост в окно. — Договорились. — Вот, смотри, — лезет в ноутбук, — я, когда в тот раз для тебя в интернете копалась, нашла кое-что. Разворачивает экран ко мне. — Чьи словечки, узнаёшь? — ...И вы все будете выть и бухать по моему уходу, а я буду сидеть на мокром парапете около Тверской-Ямской и курить какую-нибудь сигарету... — читаю я. — Ну да, мои, и что такого? — Знакомая улица? — Не понял... Ты что, считаешь, я оказался там, потому что когда-то СКАЗАЛ об этом?! По-моему, слишком даже для тебя. — Не сказал, а поверил. — Я не верил в то, что буду торчать там, когда сдохну! Я вообще верил, что после ничего не будет. — Человек, который верит, что после этой жизни ничего нет, не станет придумывать, чем займётся после смерти. Ведь там пустота – какие могут быть занятия? А ты придумал стояние у Тверской-Ямской. Его и получил в результате. — Почему же я не остался там навсегда в таком случае? Откуда кот? — А вот для этого у меня нет объяснения. Сбой в системе. Но исключения подтверждают правила. — Да ты, чтобы подтвердить свою теорию, любой факт туда затолкаешь. — На себя посмотри. Подумай, сколько фактов ты затолкал в теорию о том, что вы с ним просто друзья. — Зачем мне вообще думать об этом? Мы разбежались в разные стороны. А потом я сдох. Всё. Она сворачивается калачиком на диване. — Хочешь, я скажу тебе, почему вы расстались? — Даже так? У тебя и на этот счёт мысли есть? — На твой счёт у меня куча мыслей. Чем ещё заниматься ночами одинокой девушке? — Хе-хе. — Потому что сначала он восхищался тобой и писал для тебя. А ты восхищался им и старался для него. И случалось чудо. А потом осталось лишь взаимное раздражение от невозможности разделить эти чувства по-настоящему друг с другом. Петь, может, и научились, вот только волшебства оставалось чем дальше, тем меньше, пока оно – прррр – не исчезло совсем. Я задумываюсь о том, почему неведомой хуйне, которая перенесла меня в это животное понадобилось сохранять мои воспоминания. Стёрла бы их, и дело с концом. Жил бы себе дурачком и не имел стрёмного желания разрыдаться по мужику. — ... Знаешь, когда я умер, обнаружил, что всегда понимал – если он уйдёт, мне конец. Долго не протяну. Они, вон, все говорят журналистам, что я заработался и меня переклинило. А я просто знал, что скоро конец, и надеялся успеть побольше. — Мда, смерть правда стоит того, чтобы жить. Цой, наверное, был в курсе, ха. Жить, пока не поймёшь, что ты хочешь и что для тебя важно. И во что ты веришь. Чтобы не котом очнуться однажды, а с тем, кого всегда любил. А я, например, планирую не очнуться совсем. — Как ты можешь такое спланировать? Посмотри на меня, разве я планировал такое?! — Я не могу спланировать, но могу поверить. И будет мне по вере моей. — Ты ебанутая. — Ага. Сказал наркоман, дважды женатый на женщинах, но всю жизнь хотевший своего лучшего друга. А! Ты меня укусил! — Потому что я кот, блядь! — Я кот блядь, музыкант блядь, наркоман блядь. Я тоже люблю орать себе "я псих блядь". Ты просто Мишка. В какую бы дичь ты ни ввязывался. Смирись с этим. — А ты? — Что я? — Смирилась с этим? С собой. ... Чего молчишь? — Думала, что да, а на самом деле... Не смирялась я. До тех пор, пока мой кот не заговорил. Это ведь как-никак чудо, понимаешь? Внезапно. Пусть даже оно в моей голове... Я знаешь почему не пошла к врачу тогда на самом деле? Не из-за соседей. Просто подумала: ну вот пойду я, выпишут колёса, закинусь, а вдруг всё пройдёт? Закопаю твой труп в лесу и сяду работу работать... — И вот мы с тобой оба ввязались в одну и ту же дичь. Называется смерть. Ну, или кот. — Кот замечательное животное. — Я замечательное животное. — Ты замечательный человек. Иногда. — Ты тоже иногда ничего. — Спасибо. Я это запомню. 4 Я тоже. К. 1 И когда в пятнадцать лет я просыпаюсь после того самого сна, то знаю, какого будущего хочу. После смерти от меня не останется ничего, ни крупицы сознания. Полное исчезновение – вот, что мне подарит смерть. По вере моей да будет мне.