И преступника словить, и роды принять, и любовь на свою пятую точку отыскать

Солнечные яркие лучи пробивались через стекло окон, больше не неся за собой прежнего тепла, а лишь напоминая о недавних летних деньках, сильно освещая лицо, заставляя тут же сощуриться. Рид едва мог уловить шум с улицы, но даже столь подозрительная тишина не заставила его быстро пробудиться. Хрипло простонав от недовольства оборванного сна, потянувшись, Гэвин всё же осмелился блаженным взглядом окинуть комнату, на подозрительную чистоту которой, похоже, и не спешил обратить внимание, ещё не полностью проснувшись. Давно же он не мог почувствовать такой лёгкости во всем теле, что расслаблением разлилась сладостно по всему телу, невольно заставляя улыбку появиться на губах. Впервые он ощущал внутри столь особенное приятное тягостное чувство, что непривычно несло за собой блаженство. Но перед глазами поспешил возникнуть взгляд серых глаз, а после и все картины вечера, что обрывками возникали в голове, но многого он напросто не помнил. Вся та былая расслабленность сошла на нет и омега тут же приподнялся, ощутив, как быстро покинул его сон. С неким теплом внутри тот посмел обнаружить, что был вежливо укрыт одеялом, но всё это сошло на нет, стоило только заметить подле себя предательски пустое место, из-за чего внутренняя омега затаила обиду, теперь придавая значение и тишине, и бессмысленному порядку вокруг. И вновь этот человек заставил внутри него всё перевернуть вверх тормашками, стоило только вспомнить о главном. Неужто бросил? Неужто все догадки были правдивы? Тогда… Отлично. И всё же, ему подло достался кот в мешке, вместо счастья. Опять окунут лицом в грязь, но мало этого, так ещё и обесчестен. Ну, ничего, как раз отличный шанс задушить засевшего внутри него с рождения паразита и больше не мучить себя, с этой точки зрения он был даже благодарен. А там будь, что будет, ему не привыкать выкарабкиваться из очередного дерьма. Да вот только каков шанс того, что убив внутреннюю сущность, он не убьёт себя? Зло отшвырнув от себя одеяло, Гэвин встал с кровати, наплевав на засевшею в сердце обиду, решительно и бесцеремонно отодвигая дверцу шкафа. Взяв одежду в руки, а после молнией помчавшись в ванную, который раз в мыслях убедившись, что люди те ещё умельцы и мастера качественно наплевать в душу, а после красочно уйти, заботливо укрыв одеялом и ходить с видом, будто бы ничего не произошло. Но это были ещё не все сюрпризы, так как не успел тот взять душ в руки, как почувствовал неприятное ощущение на коже внутренней стороны бёдер, и стоило только пальцами пройтись по вязкой непонятной жиже, а после увидеть, что та имела белый мутноватый оттенок, как теперь на губах Рида появился злостный оскал. Похоже, если этот мудак и решил рушить чужую судьбу, то по-крупному, из-за чего он злостно кулаком ударил по ни в чём неповинной плитке, которая, кажись, готова была в тот же час покрыться трещинами. Он даже не хотел смотреть на собственное отражение, боясь со страхом вновь обнаружить доказательства того, что события вчерашней ночи вполне реальны. Хотя… Стало бы ему лучше, если бы Рид осознал, что все эти пошлые картины, лишь проекции его страдающего разума? Вот даже и не знаешь, что хуже, ведь в обоих случаях изнутри просто чувствуешь, как прожигает отвращение к самому себе. Но странное жгучее чувство в области шеи поспешило появиться, стоило только прикоснуться воде к измученной коже, что раннее была взята в плен на растерзание. И именно оно заставило его, только выйдя с ванны, накинув полотенце на бёдра, устремить взгляд на своё похабное отражение, что было ещё одним лишним поводом его внутренней сущности распустить язык и вновь начать критиковать грубую внешность, кривые черты лица которой сразу бросались в глаза. Бордовые пятна… Они безжалостно покрыли его, начиная с шеи, чуть ниже кадыка, медленно переходя на ямки ключиц, и лишь изредка встречаясь на остальных частях тела. Он лишь мысленно снова не упустил повода возмутиться, невесомо ладонью проходясь по шее, тут же отдёргивая её, в то время, как резкая боль от явно лишнего прикосновения заставила его тихо зашипеть сквозь зубы и лишь теперь осмелиться чуть наклонить голову в сторону, открывая больший вид на искусанную в некоторых местах кожу. Метка. Гэвина словно прошибло током, заставив и дальше так стоять, глупо застыв с замершей в воздухе рукой. Он лишь с ужасом в глазах рассматривал ещё не полностью заживший глубокий укус, что заставил внутри нечто болезненно взвыть. Значит так… Мало всего предыдущего, так теперь в его крови гуляет яд Найнса, что обошелся с ним, как с дешевой шлюхой, после тихо и вежливо уйдя по-английски. А ведь он сам виноват… И именно из-за этого уже хотелось рвать и метать с бешеной силой в руках, что непроизвольно лилась изнутри от жгучей до невозможности обиды, которой так сейчас яро страдала его внутренняя сущность. «Получай и распишись, дура» Гэвина буквально разрывало. Метало от одного ощущения к другому, доходя сначала до прощения, а после до желания найти и грохнуть падаль где-то в переулке, чтоб уж наверняка никто не нашел. И больше он грешно склонялся ко второму варианту, желая отплатить за то, что эта мразь так легко им воспользовалась, доходя до крайностей. И тут уж не получится спихнуть всё на пьяный рассудок, так как разгребать последствия всего этого ему самостоятельно придётся всю жизнь, уже предвкушая свои дальнейшие мучения. Ладно, пусть так, но даже в таком случае он не будет вставать на колени, как последняя шалава, и просить этого урода о «помощи», ведь теперь не один альфа не подберётся к нему. А синяк на плече лишь подливал масла в огонь. — Блядь! — прежде, чем уйти в себя и начать страдать, он несомненно обязан спустить всё то, что так густо накопилось в нём, намереваясь сделать тупость и сдуру безжалостно разнести висящее перед ним стекло в труху. — Что-то случилось? — только стоило тому занести руки для того, чтоб столкнуть висящее перед ним зеркало, как сбоку Рид услышал чуть обеспокоенный голос. Голос, что заставил внутри вновь возродиться пустой надежде, что всего пару мгновений назад, на прощание, звучала лишь еле слышимыми отголосками. Был бы он полным дураком, несомненно тут же подбежал и обнял, будучи без ума от счастья, а так застыл, с недоумением в глазах, опуская руку и глядя в эти прекрасные до тошноты цвета стали глаза. Истинных внутренних эмоций тот, конечно же, не показывал, даже не подозревая о том, что связанного с ним альфу никак не обманешь. — Ничего, — быстро выкинул тот, наконец выйдя из состояния секундного ступора, отводя взгляд в сторону. И всё же, зря он не закрыл за собой дверь, ведь теперь карал себя за то, что видит на себе внимательный взгляд Найнса. Тот же, в свою очередь, бесстыдно рассматривал обнаженное тело омеги, жадно останавливаясь на полотенце, что было накинуто на бёдра. Ричард и дальше бы так бездумно любовался Гэвином, что явно был сбит с толку и предстал почти перед ним, в чём мать родила. Но мысли… Они словно несли в себе некий тревожный характер, и будто не принадлежали ему, исходя откуда-то изнутри. И он не мог их прочесть, лишь чувствовал то, какие эмоции те скрывали в себе, и если они не его, то явно принадлежат лишь тому, кто непреклонно с ним связан. Это и вправду нечто особенное, когда вот так вот можешь ощущать то, что не увидишь просто глазами, что сейчас так подло поддались обману безразличия. Но Ричард ничего не сказал, только и продолжая чувствовать всю ту же чужую тревогу, что заставила его свести брови чуть к переносице. — Так ты не ушел, — тихо проговорил Гэвин, прерывая напряженное молчание, что воцарилось под давлением взгляда кристально-серых глаз, которые будто видели Рида насквозь и копались у него в душе, раскрывая всю подноготную. Но теперь столкнулся с вопросом в чужих глазах, занервничав с двойной силой, что Рид так же упрямо скрыл. — Неважно, — омега лишь махнул рукой, заканчивая весь этот цирк, пока Ричард, мягко говоря, ни черта не понимал. Интересно, все омеги такие странные или Гэвин особенный? — Что ж, выходи и иди завтракать, — с тяжелым вздохом, тот временно сдался, пожелав найти лучшее время для расспросов. А сейчас ему оставалось лишь покинуть порог ванной комнаты, оставляя уж сильно нервного Рида, что умело скрывал своё беспокойство. Гэвин явно медлил, ведь мысли нежеланно с большей силой лезли в голову, отвлекая от основного. Но всё же, с горем пополам, тот, наконец, вышел из ванной, уже одетый в свою привычную домашнюю одежду, тут же направляясь в сторону кухни. Стоило только подойти к порогу, как ему удалось увидать картину того, как Найнс, сидя на корточках, гладил кошку, которая, сладостно мурча и жмурясь, тёрлась об его колени. Окинув эту парочку безразличным взглядом, Гэвин поспешил подойти к плите, где на сковородке его уже ждала вежливо приготовленная яичница с беконом. А тем временем, Ричард, стоило голодному Риду только сунуться на кухню, тут же поднялся на ноги и, пока тот насыпал себе еду в тарелку, тихо подкрался сзади, поспешив уложить свои ладони по бокам чужой талии, после целуя в висок. — Доброе утро, соня, — пролепетал довольно нежно тот, явно не собираясь отстраняться. Время давно перевалило за двенадцать, и, наконец, альфа терпеливо дождался момента, когда Гэвин проснётся, с теплом внутри вновь схватив в свои объятия желанное. Он не романтик, нет, просто этому дерзкому омеге удалось растопить лёд в его душе. — Утро добрым не бывает, — как всегда, в своём репертуаре, пробурчал Гэвин, искренне удивляясь, что такой мудак, как Найнс, может так резко меняться в поведении. Даже понять сложно, лицемерие это или элементарные инстинкты. — Особенно, когда видишь рожу такого упыря, как ты, лейтенант, — Рид всё так же беззаботно потянулся к соли, делая вид, словно и не замечает чужого присутствия. — Ты не исправим… — а сам Ричард и не пытался вестись на чужие провокации, вот так вот впервые в жизни имея возможность встретить с кем-то своё утро. И даже пусть на месте этого человека будет главная язва всего департамента, упрямству которой можно смело позавидовать. — А я всё хотел спросить, зачем ты носишь всегда с собой на службу второй значок? — поинтересовался беззаботным тоном тот, чуть ли не шепча на ухо, еле сдерживаясь, дабы самим кончиком языка не притронуться к чувствительной мочке. — Ношу, как напоминание о том, что есть люди, которые могут любить сердцем, а не членом, — Рид поспешил ударить по таким настырным рукам, что уже коварно приподнимали края домашней тёмно-серой футболки, а потом тут же легли на прежнее место. — Впрочем, не твоего ума дело и тебя это ни коим образом не касается, — Рид было уже хотел ухватиться за тарелку и пройти к несчастному столу, но чужое тело чуть сильнее прижалось к нему, явно служа намёком, что из оков его никто не собирается выпускать. — Ещё как касается, — альфа мог явно почувствовать чужое напряжение, стоило только настоять на рассказе. А ведь Гэвин прекрасно понимал, что ему никак не отмазаться, но попыток отвертеться явно не покидал. — Нет, и точка. А теперь дай мне пройти, — Рид сделал пару попыток вырваться из хватки рук Найнса, но всё было тщетно. Эту «скалу» ему в жизни не удастся отодвинуть от себя, как бы то ни было прискорбно осознавать. — Неужто до меня у тебя кто-то был? — альфу явно терзал интерес, поэтому тот и не намеревался сдаваться, беспристрастно ожидая объяснений. И Рид явно это понимал, но смириться и сдаваться не хотел до жути. — Мои любовные похождения тебя не должны интересовать. Но ты ведь не отстанешь, верно? — с неким обречением в голосе проговорил тот, понимая, насколько настырным может быть его напарничек. Хотя, это, наверное, останется неизменным, как и чужая привычка достигать желаемого, даже ценой чьих-либо нервов. — Абсолютно, — голос Найнса, вдруг резко засквозивший прежней сталью, заставил его невольно вздрогнуть, и, сказать честно, Гэвина это явно напрягало ещё больше. — И кто этот человек? — Энтони… Так его звали, — Рид через силу сумел выдавить из себя эти слова, в то время, как голос предательски стал тихим. Он не желал дальше продолжать этот разговор, мечтая оставить прошлое в прошлом, но от него явно ждали продолжения, да и желание наконец вырваться из этой неприступной хватки оказалось слишком большим. Что ж, как бы сильно не скулила его внутренняя сущность, явно не желая затрагивать больное, ему пришлось продолжить. — Мы… вместе ходили в садик, а после школа. Ну, знаешь, тогда нам не очень было интересно, кто есть кто, поэтому я и не думал что-либо скрывать. Но, как не крути, он был сильнее, в то время, как я был малолетним дрыщём, которого тот защищал. Сказать честно, наши матери были знакомы и налюбоваться нами не могли, смотря насколько мы близки. И вот, конец средней школы и чёртов пубертат настиг нас — уже тогда всё началось… — Ты стал прикидываться альфой? — голос Ричарда звучал несколько задумчиво, ведь тот старался запомнить всё сказанное. И всё же, внутри в нём уже начали играть первые ноты ревности. — Нет. Ещё нет… Но… В один прекрасный день я оказался в полном дерьме. Мы с Энтони шли по улице, как меня резко скрутило в три погибели. Я не мог идти, ничего не соображал, лишь чувствовал свой смазливый запах, упав на колени. Всё произошло слишком неожиданно, но… Даже не смотря на свои бушующие гормоны он помог мне подняться и даже донёс до дома. За подавителями умудрился побежать в аптеку, хвала родители были тогда на ночной смене, а после терпеливо сидел со мной в обнимку, пока мне не стало лучше. Рид сделал секундную паузу, невольно задумавшись и вспоминая лица своих родителей, что давно были с утра дома и застали их вместе спящими. Сказать честно, подростки настолько вымотались, что так и легли одетые в то, что было на них весь день и, поэтому, утром сонным первым вышел на кухню, одетый в тёмную толстовку, Рид, который не сразу заметил присутствие старших, что с улыбкой переглянулись, после уставившись на него. И только потом до юной головы Гэвина дошло, что ни один он такой заспанный тут же проследовал за ним, опираясь об дверной косяк. Были же счастливые времена, мать, кажись, была тогда без ума от радости, видя своего сына счастливым, и приглашая обоих подростков к столу, пока отец, кладя кружку в умывальник, попытался незаметно подмигнуть Энтони, что Рид успешно заметил и состроил вид свирепого хомячка, взглянуть на которого без улыбки было просто невозможно. И именно та самая тёплая улыбка появилась сейчас на губах, стоило только мельком окунуться в прошлое, когда вместо рук Найнса, в то самое утро, его взяли в плен чужие, но одновременно такие родные, на что он и не был против. — И, знаешь что? Я гордился им до безумия. Это настолько подкупило, что мы вместе пошли на юридический факультет, после в школу полиции. И всё это время он не разу меня не осудил за выбор скрывать свою сущность. И даже когда мы стали напарниками, он умело подыгрывал и лишь когда мы оставались одни, мог позволить себе прикоснуться ко мне, обнять, поцеловать — ничего не совершая против моей воли, всегда уважая мой выбор и мнение, — похоже, Рид настолько увлёкся, с головой окунувшись в прежние чувства, что и вовсе не заметил, насколько сильно ладони Ричарда сжали его талию и как ревниво звучало горячее чужое дыхание, что опаляло ухо. Омега благодарил небо, что не имел возможности видеть столь обескураживающий, как и всегда, взгляд, который несомненно был бы свиреп. — Ну, и где же твой драгоценный? — ядовито и с явной ревностью в голосе произнёс Найнс, которого уже готово было разнести, стоило только узнать, что кто-то вообще смел прикасаться к этому омеге кроме него. — И если понадобиться, я буду бороться за твоё имя. — Идиот… Утихомирь свой пыл, ведь… — Что? Затрусит? Или это нелепая альфа-неженка, на которого ты купился, сдохнет от моего одного лишь удара. — …он мёртв, — и именно после этих слов они оба затихли, так и застыв в напряжении. Кажись, Найнса сумели отрезвить от тупой, заслонившей глаза, ревности, что вмиг упорхнула от него, вежливо уступая место смятению. Он… идиот. Хотелось просто ударить себя по лицу за столь паскудные слова в сторону того человека, которого он в жизни не видел, а осознание того, что раньше он был дорог для его омеги давили ещё больше на пробудившеюся так не вовремя совесть. Но сейчас его ничуть не интересовало своё состояние, ведь нечто исходящее от самого Рида, что било по кончикам пальцев, импульсом расходясь по телу, невольно заставили его волноваться. Поэтому, будучи совсем бесстрашным, Найнс осмелился оторвать одну из ладоней от талии и прикоснуться к чужому плечу, что вздрогнуло под весом его руки, тем самым помогая выйти Гэвину из транса. И очень даже зря. — Если ты ещё хоть один раз откроешь свою пасть в сторону Энтони, я клянусь, что к херам собачьим разгрызу твою глотку. Довольно тихий голос Рида звучал вполне угрожающе, но, к сожалению, не на столько, чтобы заставить этого выскочку-альфача с опаской отойти от него. И это вымораживало… Глупое бесстрашие и легкомыслие этого человека, которому всё сходит с рук, напросто выводили из себя, со злостью заставляя вцепиться в несчастную поверхность столешницы. Никто не смеет сказать хоть что-либо плохое в сторону Декарта, сердце по которому порой позволяет себе тихо повывать, скучая. — Доволен, лейтенант? — сказать честно, Рид давно смирился со столь великой утратой. Точнее, заставил себя это сделать, на протяжении всех этих адских шести лет спокойно пророча самому себе беспросветное одиночество. Закрылся, примерив роль главного невежи департамента, на всю жизнь вешая себе клеймо. Но, кто ж мог знать, что Фаулеру хватит мозгов поставить к нему напарника, который был почти копией чёртового Коннора. Теперь, как не крути, ненависть к этому недо-начальнику, что вечно угрожает увольнением, чуть что, выросла во много раз, ведь даже для него это было слишком. — Прости, — с тяжелым вздохом, Ричард сумел через силу отстраниться, больше не ощущая на себе то тепло, исходящее от чужого тела. Ему лишь оставалось наблюдать, как Рид с прежним недовольством взял тарелку в руки и, зло глянув на него, направился к столу. — Можешь засунуть себе эти извинения куда подальше, кретин, — звучала эта фраза крайне тяжело, словно Рид выдавил её из себя через силу, быстро остыв. Этот человек точно никогда не перестанет удивлять Найнса своим поведением, ведь никогда нельзя понять, что поистине чувствует Рид, скрывая все эмоции за хамством. Омега мысленно махнул на всё рукой. Он прекрасно осознавал, что если будет жить прошлым, то всё, чем он так дорожит сейчас, напросто канет в лету, исчезнув навсегда. А всё, что у него есть, это работа, и никакая ноющая от нелепых страданий внутренняя сущность не заставит его прогнуться под всем этим дерьмом, что так накопилось у него в душе за все эти годы, заставив утратить единственный смысл, который есть в его ничтожной жизни. Рид мог заметить, уже жадно поглощая в себя еду, пытаясь отвлечься ото всех гадких мыслей, как Ричард сел напротив него, примостив на своих руках его кошку. Предательница. Но даже это не заставило его прекратить делать вид, что он ничего не замечает. — Мне и вправду жаль. Теперь я понимаю, почему все на нас так смотрели… — и всё же, совесть никоим образом не желала успокаиваться, заставляя его выпалить эту фразу. Найнс прекрасно заметил, как Рид напрягся, выдерживая явную паузу, в тишине которой можно было уловить тихое мурчанье кошки, которую вполне устраивали прикосновение чужих рук. — Закрыли тему, — Рид пожелал закончить раз и навсегда этот разговор, одолевая внутри себя некое раздражение. Как бы ни было горько осознавать, но былого не вернёшь, пусть из-за осознания этого камень, осевший в душе, тяготит ещё больше, причиняя боль. Но он должен выдержать, должен до последнего держать и дальше всё в себе, при этом осознавая, что шансы безвозвратно сгореть от этого неимоверно велики. Мысли тяготили, вязко обволакивая разум гнилью. Тишина душила… Кажись, он начинает сходить с ума от внутренних противоречий, что будут расцветать в нём до тех пор, пока он не примет самого себя. А до этого его всё так же кошмарными ночами будет мучить беспристрастная борьба обеих сторон души, но даже так он упрямо не собирается мириться со своей природой. — Ты бы кого хотел, мальчика или девочку? — неожиданно произнёс Найнс, без какого-либо стеснения, безжалостно разрывая вставшую меж ними тишину. А ведь он и вправду хотел знать, что по этому поводу думает сам Рид, которого очередной раз застали врасплох. Вилка сама, по своей воле, выскользнула у него из руки, чудом не оказавшись на полу, с громким звоном упав в тарелку. Он не знал, что ответить, а лишь замер, так и не осмелившись поднять взгляд. Гэвин точно не был готов к этому вопросу, что выбил его из колеи, а после совсем из этой реальности. Боже, он ведёт себя и впрямь, как тряпка, гнусно отдаваясь в лапы нарастающей внутренней омежьей панике. Нет. Он не должен себя так вести, не должен так поддаваться на эти гнусные провокации своего напарничка, который с терпением ожидал его ответа. Ну уж нет. Рид не принадлежит робкому скудному десятку, поэтому, собрав всю волю в кулак, всё же поднял голову, с прежним бесстрашием глядя в эти серые глаза. — Пиццу, Найнс, — не опуская поддельного саркастического взгляда, беззаботно произнёс тот, наблюдая за серьёзной физиономией этого недо-альфача, которого уж точно не устроил чужой ответ. Но Риду плевать, что там думает этот выскочка, ведь становиться типичной омегой-семьянином явно не его удел. Да и, с какого хера он тут должен быть чем-то обязан этому упырю? — Я серьёзно, — больше Ричард не мог наблюдать на чужом лице недавнего смятение. Это переменчивость в настроении… А Рид и вправду смог быстро взять себя в руки, что невольно заставляло им восхищаться и, одновременно с этим, вымораживало. Зря он затеял эту игру, кидая одним лишь взглядом вызов. Этот омега определённо никогда не изменит своей позиции, не переставая его удивлять, и именно за это он мог обожать Гэвина и проклинать одновременно. — Я тоже, представляешь? — ехидно кинул Рид, быстро вставая со своего места, кладя тарелку в мойку, развернувшись, пытаясь скрыть, как нервно дёрнулись уголки его губ. Быстро вымыв ту, Гэвин явно надеялся по быстрому смыться с этой комнаты, с этого дома, а желательно из этого города, разобравшись с вставшей перед ним проблемой раз и навсегда приблизительно в одном из кабинетов больницы. Но не тут то было, обернувшись, омега мог заметить, как в нескольких метрах от него уже стоял Найнс, явно просчитав его намерения по тихому свалить, и вот теперь решимо собираясь перекрыть Риду путь. — Уйди с дороги, у меня и без тебя дел по горло. — И какие это у тебя дела? — голос альфы звучал явно строго, пока сам он скрестил руки у груди, не намереваясь отступать. Чужое желание уклониться от вопросов, ему явно не нравилось, наталкивая на гнусные подозрения. Но, похоже, Рид не намеревается особо церемониться, выпуская когти и так же принимая боевую позицию. — Не твоё собачье дело, кретин, — огрызнулся тот, непроизвольно сжимая клыки, делая смелый шаг вперёд. — Но коль тебе так интересно, то иду избавляться от лишней яйцеклетки в своём организме, — Гэвин уже слышал, как начинает громко в протест его словам вопить внутренний омега, который инстинктивно не желал избавляться от возможности иметь ребёнка. Но Риду плевать. Он не собирается со всем этим мириться, к чёрту посылая здравые предрассудки, а за ним и здравый смысл, ведь ему куда больше хочется продолжать жить прежней жизнью, где в глазах других он альфа, что стремится повысить своё звание. — Не позволю, — строго произнёс Ричард, сокращая расстояние между ними на ещё один шаг. А Рид и не шелохнулся, ведь желание отстоять своё слово напросто заглушило голос внутренней сущности, которой было уже не докричаться до чужого разума. — Я не дам тебе избавиться от нашего ребёнка. — Тебя не спрашивали. И, знаешь что, я долго думал, и решил, что сейчас мне это ваше «счастье» нахер не сдалось. Это ответственность, понимаешь? Да и зачем мне дети, если я имею напарника с мозгами пятилетнего ребёнка? — отчеканил Гэвин, наблюдая, как чужой силуэт всё ближе и ближе приближается к нему, но это ничуть его не пугало. Куда в больший ужас его приводили картины, что раз за разом возникали в голове, где Фостер напросто орала во всё горло от адской боли. И Рид точно не хотел пережить подобное: уж лучше быть одиноким, пока не будет полностью готов к столь ответственному шагу, если не будет слишком поздно. Сказать честно, слова Рида невыносимо грубо резали по натуре альфы, что и вправду нестерпимо стремился создать семью, выгнав чёртово одиночество из своей жизни, поддавшись внутреннему влечению. И это вгоняло в гнев, который было невыносимо сложно сдерживать, но Ричард держался достойно, вновь приблизившись, как можно ближе, к разъярённой омеге, которой уж точно не было куда деваться. — Гэвин, угомонись. Я не позволю тебе сделать задуманное, и точка, — даже строгость в голосе альфы никак не вразумила Рида, что твёрдо всё же стоял на своём. — Мне плевать. И то, что ты выебал меня, не даёт тебе права мною командовать — это просто инстинкты, и, поверь, я тебе ничем не обязан, так что ты смело можешь валить на хуй, — последние слова Гэвин пожелал безжалостно выплюнуть, смешивая их с рычанием, оголяя клыки. Ричард был слишком близко, вот-вот, и они соприкоснуться носами, что раздражало до невозможности, поэтому Рид явно еле сдерживал себя, дабы не вцепиться в этого урода, с желанием загрызть до смерти, но мрачный чужой вид и свирепый взгляд святящихся голубым глаз, напросто заставляли его понимать, что альфа в разы сильнее. Но это когда-нибудь его останавливало? Гэвин больше не смог себя контролировать, жадно впиваясь пальцами в чёрную ткань рубашки, что явно было плохой идеей. Рида незамедлительно отцепили от себя, как только тот и вправду намеревался вцепиться с ним в драке, оттолкнув омегу назад, с особой аккуратностью прижав к столешнице, не смея как-либо причинить боль. — Как я сказал, значит так и будет, Гэвин. И только я узнаю, что ты посмеешь хоть задуматься об избавлении от нашего ребёнка, ты даже не представляешь, что тебя ждёт, — сказать честно, Рида бесконтрольно пробила дрожь, и он не мог понять, от внутреннего страха это или от чужого дыхания, что жаром обдало ухо. Гэвин замер… Он не знал, что делать, чувствуя, как внутренняя сущность, под действием метки, молчаливо и смерено подчинилась, забившись в самый дальний угол, дабы скрыться от столь острого взгляда, которым его окинули. Но вторая часть его явно не торопиться подымать белый флаг. И, как бы ни было тяжело, он ослушается, наплевав на ноющее чувство в области укуса. Оно давило, словно давая понять, что больше право свободного выбора не в его власти. И от этого горько… Горько настолько, что хотелось выброситься из окна, не смея оглянуться назад, наплевав на звенящие где-то в глубинах сознания отголоски страха. Ричард невольно сделал малый шаг назад, дабы посмотреть очередной раз в чужие глаза, взгляд которых был безысходно устремлён вниз. И внутри всё сжалось, стоило только посмотреть на Рида, что застыл мёртвой статуей, опять разрываясь меж внутренними противоречиями, давая клятву, что готов пойти на всё, дабы избавиться от врождённой сущности. И будто всё это отдалось где-то внутри альфы, который понял, что сделал только хуже, вновь ощущая вину за свою излишнею сумбурную вспыльчивость. Но тот осознавал, что в любом случае ничего не смог бы поделать, ведь то, что сидит внутри, всё равно отреагировало на эти слова, как Ричард бы не пытался себя сдерживать. И именно поэтому надо было срочно исправлять сложившеюся ситуацию. — Прости, слышишь? Я не хотел, просто… Просто не смог бы себе простить, если позволил тебе совершить задуманное, — Ричард нежно взял лицо Рида в свои руки, с искренним раскаянием смотря в глаза своему омеге. Но чужой взгляд… Он был пустым. Словно Гэвин давно не принадлежит этому миру, уже пребывая на самых краях вселенной, отрёкшись от действительности. Так и было, почти. Его безбожно поглотили гнусные мысли, в которых тот утопал, захлёбываясь. Внутренний омега явно желал вырваться наружу, с большей силой вырываясь из стальных цепей, явно мечтая поддаться этим тёплым прикосновениям и вечно быть под боком у столь заботливого альфы, отметина которого значительно ухудшала ситуацию. Но он не позволит, лишь сильней стянув эти стальные оковы, которые сооружал годами. А ведь Рида волновала не только собственная сущность, но и понимание того, что если он поддастся, то его слова ничего не будут значить, а это лишь лишний повод дать себя опустить. Он готов с ума было сойти, копаясь во всём накопившемся дерьме в своей голове. И именно поэтому не заметил, как плавно приблизились к его губам, тут же томно втягивая в не настырный поцелуй, словно беря на пробу. — Гэвин… — Ричард желал произносить это имя как можно чаще, не упуская возможности играть с интонацией, пробуя его звучание раз за разом. Но, одновременно с этим, вновь не упуская возможности терзать мягкие губы, что упрямо сопротивлялись. И это только прибавляло масла в огонь, ведь именно неподкупность этого омеги было одним из тех качеств, что заставляли желать этого упрямца ещё больше. — И всё же обиделся… — Рид явно не желал сдаваться, стоя на своём, и именно поэтому альфа чуть отстранился, смотря недовольному Гэвину в глаза, которого уже успели бесстыдно посадить на столешницу. Ехидно устроившись меж охвативших его талию бёдер Рида, которого уж никак не устраивало происходящее, Ричард ни в коем разе так же не собирался сдаваться, вновь ощущая, как инстинкты сильнее прежнего начинают с новой силой бить по голове, так как осознание того, что Гэвин принадлежит лишь ему, чертовски гложило собственное самолюбие. Найнсу лишь оставалось чуть приподнять кончики губ, а ехидство так и читалось в собственническом взгляде, который прямо-таки намекал на грязные мыслишки, промелькнувшие в его голове, о которых сам Гэвин и знать не желал. Ричард снова припал к чужой шеи, невесомо губами притрагиваясь к метке, а после проходясь поцелуем чуть вниз, ощущая явное напряжение, что сковало самого Гэвина, стоило только чужому колену надавить на область ширинки. И вновь тело Рида отозвалось всё тем же упрямством, ведь тот попытался отползти чуть назад, за что сумел получить лёгкий укус, отозвавшийся секундной болью. — Найнс… Если ты не отстанешь, клянусь, я тебе врежу… — с явным трудом произнёс Рид, ощущая, что если так пойдёт и дальше, то прежние симптомы течки, от которых ему удалось временно избавиться, возвратятся на своё место раньше положенного, чего он явно не желал. Гэвин чувствовал, как чужой, так полюбившейся его жалкой внутренней омеге феромон, явно стал чувствоваться куда острее, но всё же сумел вздохнуть с облегчением, как только личное пространство Рида соизволили освободить, перед этим не упустив возможности поцеловать его в кончик носа. Как бы Ричард не желал поддаться своей природе, он не хотел ещё больше злить Рида, что невыносимо был упрям и явно не горел желанием так просто повиноваться чужим словам, что раньше, как и сейчас, для его ума не больше, чем пустой звук, чего явно не скажешь про врождённую часть, которая имела значительно другое мнение, которое сам Гэвин успешно игнорировал, пропуская мимо ушей. Да и судя по своего печальному опыту, у этого омеги удар то, что надо. — Может помочь с чем-то? — беззаботно произнёс Найнс, на что получил красноречивый раздраженный взгляд Рида. Так и хотелось проехаться кулаком по этой ехидной улыбочке, после с наслаждением размазав по стенке эту смазливую мордашку, от которой начинало тошнить. — Да, я тут собрался совесть твою поискать, помощь её владельца мне точно не помешает. Ну, или можешь выпрыгнуть из окна на крайний случай — это упростит мою жизнь в разы, — грубо ответил тот, привычно скрестив руки у груди. Этот альфа, по его мнению, слишком много себе позволяет, что, помимо всего, дополнительным грузом ложится на его нервную систему, заставляя злостно прикусить губу. Всё происходящее невозможно было вынести, ведь эта скотина и закурить не даст, как всегда сунув свой нос не в свои дела. Хотя… — Но перед этим не забудь заправить постельное бельё в машинку. — Будет сделано, — Рид оставался неизменен в лице, но в своём сознании он уже злобно потирал ладони. Даже удивительно, как ему так быстро удалось избавить себя от присутствия этого кретина. Но, как бы там ни было, времени у него совсем немного, поэтому, незаметно проскочив мимо спальни, одним махом захватив из кожанки не открытую пачку сигарет, омега шустро проскользнул в гостиную, где заметил спящую на диване кошку, которая наверняка ещё с самого начала ушла с кухни, от дерьма подальше. И вот, он у цели.

***

Чуть прохладный ветер обдувал лицо, обволакивая своей прохладой, не намереваясь оставить в покое пару свисающих небрежно на лоб каштановых прядей. Мысли… Они безбожно терзали душу, разрывая ту в клочья, явно не намереваясь оставить на ней хоть одно живое место, но стоило только никотину проникнуть в лёгкие, как разум одолела желанная пустота, от которой томное расслабление разлилось по всему телу. Вот внизу резвятся детишки на площадке, от чего до него мог доходить звонкий смех, что так же помогал отвлечься, в то время, как сигарета была непривычно уложена у самых ближних к ладони фаланг среднего и указательного пальцев, пока взор решил переместиться на пожелтевшие листья деревьев, которые ветер так же не поленился потревожить, ковром сбрасывая на голый асфальт. Очередная затяжка сопровождалась с поднесённой к губам ланью, что перекрывала половину лица, от чего данная картина смотрелось довольно привлекательно, заставив бы любого другого с изумлением глядеть на такие столь непривычные зрелище. Рассеивающийся за ветром серый дым, освежающий своей прохладой ветер и доносившееся снизу радостные возгласы детей, что играли на детской площадке, за которыми Риду было довольно любопытно наблюдать — это всё, что ему нужно, дабы чувствовать, как разум настигло прежнее спокойствие. Вечно бы так сидел, размышляя о всяком, и плевать, что засевшая внутри омега протестует, ведь курение явно ей не по душе. Но возмущённые вопли той практически не доносились до Гэвина, который всё никак не мог смириться с павшей на него ответственностью, что будет нести за собой катастрофические последствия. Все эти годы он спокойно внушал всем, что никто иной, как альфа в самом расцвете сил, а после этого явиться в участок и сказать: «Привет, Джеффри, тут, это, проблемка одна… Дай декрет пожалуйста», у него просто не хватит смелости. И это чертовски оказывало давление, которое почти невозможно было задавить никотином. Ну ни его это, принимать морали общества, что омеги обязательно должны иметь у себя под боком толпу детей, пусть тогда, в тот вечер, в нём и вправду проскользнуло желание заиметь себе чадо по залёту, дабы больше не быть одиноким, и, одновременно с этим, независимым. Но Гэвин всё же сделал трезвый вывод — ребёнок лишь сломает всё то, что ему удалось добиться за все годы работы в департаменте, создав нужный ему авторитет среди общества. Но ещё одну затяжку ему так и не удалось сделать. — Хитро, ничего не скажешь, — резкий строгий голос, что заставил вздрогнуть и ощутить пробежавший по спине табун мурашек, разрезал такую желанную тишину, заставив омегу резко обернуться. Сигарета была безжалостно отправлена в пустую пепельницу, после чего ту безбожно смяли, на что Рид смотрел с возвратившимся прежним раздражением и возмущением во взгляде. Такое чувство, будто Найнс был специально послан к нему, дабы выжить к чертям собачьим с этого света, доведя до нервного срыва. — Хватит себя вести, как подросток, и прятаться по углам, чтоб закурить. — тон альфы оставался всё таким же непоколебимым, что должно было обычного омегу заставить с виной во взгляде опустить голову, но Рид - чистое воплощение парадокса, так что чёрта с два он будет тут чувствовать себя виноватым. — Хватит вести себя, как мудак, которому я что-то должен. И да, катись на хер со своими нравоучениями, я старше тебя, поэтому прояви хоть каплю уважения и, сделай милость, заткнись, — упрямо проговорил Рид, всё так же опираясь об подоконник, смотря куда-то в даль, не осмеливаясь взглянуть в чужие глаза. Кажись, у него появилась ещё одна фобия, которую можно смело класть в копилку самых нелепых. — Вот же упрямый омега, — с тяжелым вздохом произнёс Ричард, только сейчас понимая, что раньше вообще не замечал в Риде каких-либо вредных привычек. И всё же, он бесстрашно приблизился к Гэвину, только сейчас обратив внимание на покрасневшие с парой ран костяшки чужой руки, до которой нежно дотронулся. Что ж, теперь ему был понятен тот странный звук, что он мог слышать, пребывая на кухне. Но и явно хотелось прояснить причину столь сильной вспышке гнева, ведь не каждый день люди просто так будут с дури бить кулаком по стене ради развлечения. И Ричард осмелился предположить, что причина кроется именно в нём, ведь Гэвин явно не заметил его присутствия, наверняка взбесившись, начав накручивать себя, что вполне объясняло столь странные ощущения, появившиеся на тот момент внутри. Ох уж эти омеги, вечно торопятся с выводами. — Дурак же ты, — прежняя строгость вдруг резко переменилась на нежность, что непривычно веяла в голосе Ричарда, подкупая. Эх, не может он держать зло на этого омегу, что так запал ему ни с того ни с сего в душу. — Если я дурак, то что ты забыл в моём доме, Найнс? Да и вообще, свали, достал уже со своими выходками, — недовольно кинул Рид, ощущая, как к нему вновь прижались, целуя в висок. С чего такие телячьи нежности со стороны этого кретина, ему было не дано понять, как бы Рид не старался. — Мы же оба понимаем, что если бы ты хотел, то давно выставил меня за дверь, — как бы ни хотелось, но Гэвин и вправду выдаёт себя и свои истинные чувства, которых, по сути, нет, против своей же воли, на что Ричард лишь тепло улыбнулся, осознавая, что Рид, как ни крути, омега, который неосознанно, и даже внушая себе обратное, будет хотеть всё тех же элементарных тёплых чувств к себе, и повреждение на руке тому доказательства. Против природы никак не попрёшь. — Но… Почему я? — продержав некоторую паузу, задал вопрос Гэвин, значительно понизив голос, словно боясь, что их услышит кто-то посторонний. И ведь его этот вопрос продолжал терзать ещё с утра, от которого было явно не отмахнуться. — Во мне нет ни красоты, ни элементарных омежьих замашек, ничего, что могло бы привлекать, — голос того звучал довольно серьёзно, в нём лишь изредка всё же проскальзывали ноты искреннего смятения, что пало на сердце. — Оглянись, да по тебе пол-отдела омег сохнет и пускает слюни, мечтая по ночам. Я-то чем заслужил такое чудо? Ты вообще-то меня обрекаешь на верную смерть, ведь если эти бабы с отдела узнают, они живьём меня на куски разорвут. — Нету омежьих замашек говоришь? А это что было? — Правда жизни и желание уберечь свой зад от неприятностей. — Сказать честно, ты чертовски привлекателен, — Гэвина эти слова невольно заставили повернуть голову в сторону, из-за чего тот теперь с великим недоумением уставиться на столь прекрасные глаза, которые на сей раз сияли приятным оттенком серебра, стоило только попасть на них солнечному свету. Вот уж никогда он не ожидал, что слова подразумевающие его и «привлекателен» будут в одном предложении. Найнс же всё больше удивляется поведению Рида, что меняется в мгновение ока, от независимого альфы, до вполне нуждающегося в обычных нежностях омеги, что непременно вызывало ещё большее влечение. Непонятна только такая неприязнь к самому себе, ведь видневшиеся на лице шрамы ничуть не портили Гэвина, кажись, только предавая большей загадочности данной личности, дополняя образ. — Но ты так и не ответил на мой вопрос. Почему? — Потому что люблю, — и это звучало слишком искренне, настолько, что Рид напросто ошарашенно замер, кажись и вовсе позабыв, как дышать. Слышать такие слова от человека, к которому относишься с предельной осторожностью, а ранее вообще ненавидел, довольно странно и необычно, от чего вся былая неприязнь сошла на нет. И если прислушаться, то наверняка можно уловить восторженный визг его внутренней сущности, что безусловно была на седьмом небе от счастья, но это был явно не поводу полностью растаять в чужих объятиях. — И только я увижу в твоих руках сигарету. — Не переживай, за гаражами не видно, — не упустил возможности съязвить Гэвин, так и продолжая прибывать в оковах столь приятной хватки, полностью, на самое мгновение, абсолютно позабыв о всех невзгодах, что несомненно настигнут его позже. А сейчас пускай катятся на все четыре стороны. — Вот же несносный омега. Рид прекрасно понимал, что не долго длиться его короткому счастью, которое позволяет временно забыться о всех тех совсем недавних гнусных моментах, которые совсем скоро дадут о себе знать не только воспоминаниями. Но, как бы ни было хорошо, тревога, что осела где-то на самых задворках сознания, ожидая своего гнусного звёздного часа вылиться наружу, не давая полноценно наплевать в данный момент на самый главный, терзающий и без того измученное сердце выбор, от которого явно будет зависеть не только мнение о нём в обществе, но и вся жизнь.