***
— Пустота. Он сказал, что я — пустота. Ну ты представляешь? — Джокер пренебрежительно фыркнул, обращаясь к изображению шута на огромной карте, к которому был повёрнут вот уже добрых пару часов, из-за чего у психа сильно затекла шея. Нарисованное лицо отчего-то упорно игнорировало обращения Джокера, но тот, кажется, не обращал на это никакого внимания, уловив с ним особую ментальную связь и вполне довольствуясь покорным молчанием собеседника. Капельница уже давно закончилась; руки, поднятые вверх, сильно затекли, но оковы слишком туго обвивали его тонкие запястья, чтобы попытаться выбраться. Ощущение пустоты в желудке никуда не делось, несмотря на то, что необходимые для поддержания жизни вещества уже были введены в организм. Всё это становилось похоже на слегка затянувшуюся шутку. Джокер внезапно резко дёрнулся, вскопав пяткой пол. — Я никому не позволяю считать себя пустым местом! Никому, ясно? — он хмыкнул, расплываясь в улыбке. — Мои чудесные шоу, которые я устраиваю для своего любимого города, не сравнятся ни с чем другим. Кто ещё способен посоревноваться со мной в этом? Дент? Оззи? О, они лишь подтанцовка. Скамейка запасных на случай моего слишком длительного отсутствия в Готэме. А я и Бэтс... Мы центр этого спектакля. Шут продолжал молчать, и Джокер нахмурится. — Думаешь, я этого не понимаю? Не понимаю, что он имел в виду всю эту хрень на тему души и тому подобное? Проблема в том, что он судит обо мне так же, как обо всех простых людях — и по тем же меркам, по которым судят простые люди. Но я — не они. И мне плевать, что он думает. Предплечье отдавало болью. Безумец не придавал ей никакого значения, уже давно привыкнув к длительному нахождению в некомфортных условиях, но вот что-то, засевшее в груди — что-то незнакомое, лишнее, неприятно скребущее изнутри — никак не давало расслабиться. Джокер не хотел признавать это, мысленно отталкивал, откидывал прочь, отмахиваясь даже от самих предположений о том, что бы это могло быть — но всё же в глубине души знал, что неприятное чувство, забравшееся в сознание... называется сомнение. Чёртов ублюдочный докторишка. Он и правда пытался копать слишком глубоко. Непозволительно тщательно рыться в голове сумасшедшего, а подобное редко кому сходило с рук. Впрочем, Джокер всё больше и больше убеждался в том, что с подобным ему и не приходилось сталкиваться ранее. Встряхнув головой, чтобы взбодриться и отвлечь себя от ненужных мыслей, псих почувствовал прилив тошноты и головокружения, но это было более чем ожидаемым эффектом после голодания и воздействия неизвестного рода препаратов. Чтобы перестать ощущать идиотскую подавленность, клоун решил ухватиться за вопрос о составе вещества, которое использовал на нём Оллфорд. Что это могло быть? Привычное седативное в сильно увеличенной концентрации? Новый специально разработанный транквилизатор? Или же док мог использовать какой-то особый катализатор, улучшающий эффект воздействия именно на Джокера? В таком случае ему понадобился бы образец крови и время на выведение формулы, а значит, он позаботился обо всём заранее? Трудно было что-либо предположить. «Прежде, чем свалить отсюда, я возьму с собой дозу этой дряни,» — решил для себя безумец и откинул голову, прикрывая глаза. Пора было что-то предпринимать. Джокер пытался уснуть, отключиться — сделать хоть что-то, чтобы время перестало идти столь убийственно медленно, запирая его один на один с хором голосов в голове. Но всё было безрезультатно. — Знаешь, — снова обратившись к нарисованному лицу, улыбнулся псих, — сегодня мои тараканы поют громче обычного. Но я на них не обижаюсь. В конце концов, я никогда не буду одинок с такими соседями в черепной коробке, правда же? Он попытался рассмеяться, но шутка вышла натянутой. Клоун перестал улыбаться и слегка сдвинул брови, выдыхая. — Он сказал, что у меня ничего нет, но это неверное предположение. Потому что даже если я потеряю всё вплоть до последних остатков рассудка, даже если останусь совершенно один во всём грёбаном мире... в моей душе всегда будет Бэтси. Он наполняет меня и мою жизнь смыслом, ясно? И мне никому не нужно ничего доказывать, чтобы знать, что это так! Джокер ощутил режущую боль в ладонях и не сразу понял, что с силой впивается в них собственными ногтями, сжимая кулаки. Он обессиленно дёрнул руками в бесполезной попытке освободиться, но это лишь усилило боль в повреждённой кости. После неопределённого количества времени нахождения в странной прострации Джокер наконец услышал уже знакомый звук щелчка замков двери, и вскоре к нему ввалилась охрана.***
В этот раз его не стали ничем накачивать, но оказывать сопротивление всё равно было непросто, да и бессмысленно — это в Аркхэме он знал наизусть каждый уголок, каждый коридор; знал, как работает система замков и как халатно относятся санитары и охранники к своей работе. Здесь же всё было ново и непривычно, и прежде, чем пытаться совершать побег, нужно было хотя бы немного ознакомиться с местностью. Не говоря уже о том, что эти охранники выглядели и вели себя куда более внушительно и уверенно, чем запуганные аркхэмские кретины, что только и умели размахивать дубинками и реагировать на любую провокацию. Его приволокли в лабораторию, полную людей и каких-то приспособлений. — С возвращением, — поприветствовал Оллфорд, дружелюбно помахав Джокеру рукой. — Господа, пристегните нашего гостя к аппарату. Безумец не удостоил профессора ответного приветствия, вместо этого с интересом осматривая устройство, к которому его привязывали. — Насколько понимаю, в прошлый раз свою отключку я провёл здесь? — Совершенно верно, — кивнул доктор. — Но в этот раз мне нужно, чтобы ты оставался в сознании. Это поможет нам добиться более эффективного результата. Доктор внимательно смотрел на него, видимо, ожидая уловить страх или как минимум нервные огоньки в глазах безумного клоуна, но тот смотрел с насмешкой и лёгким скепсисом. Что, впрочем, никак не отобразилось на хорошем расположении духа вечно умиротворённого Оллфорда. Он махнул рукой двум своим здоровякам, и один из них резко вцепился в волосы пленника, удерживая голову. От неожиданности Джокер ахнул и попытался дёрнуться в сторону, но хватка была слишком крепкой. Второй охранник поднёс к его лицу кусок чёрной ткани и крепко завязал глаза, напрочь лишая возможности что-либо увидеть. Со стороны доктора раздалось не столько успокаивающее, сколько безумно приторное «Тшшш». — Это чтобы ты не отвлекался на лишнее. — Ну и какого чёрта ты собрался делать? — поинтересовался безумец, скалясь. — То, что и обещал чуть ранее, если ты помнишь. Я бы не стал прибегать к сенсорной депривации, но с такими подопытными, как ты, это удачное решение. А теперь открой рот. — Что?... Джокер ощутил, как ему в губы упёрлось что-то круглое и твёрдое, и довольно быстро догадался, что его пытаются заткнуть кляпом. Не то чтобы это было чем-то новым — в голову вновь приходил родной Аркхэм с его чудесными сеансами электрошоковой терапии — но сейчас у него совсем не было желания терпеть эту штуку. Псих стиснул зубы так плотно, как мог, однако крепкие пальцы охранника незамедлительно нащупали жевательные мышцы под его скулами и с силой надавили на них, вынуждая челюсть автоматически раскрыться. Джокер протестующе замычал, но вскоре услышал Оллфорда совсем рядом, буквально над ухом. — Не переживай. Ты сможешь говорить. И видеть, и слышать. Только не фактически, а в мыслях. Именно этого я от тебя и хочу. Безумец дёрнул головой, но ничего не изменилось. — Расслабься, — продолжал пленитель. — Я всего лишь вторгнусь в твоё сознание. Это чёртово «всего лишь» прозвучало из уст доктора столь обыденно, будто речь шла о приёме пищи или измерении температуры, но Джокер слишком хорошо знал и чувствовал людей, чтобы не заметить своеобразное ликование в голосе Оллфорда. К ушам Джокера прижалось нечто, по ощущениям напоминающее наушники, — и все внешние звуки пропали, погружая его в полную отрешённость от внешнего мира. Состояние, которое безумец ненавидел. Однако, на этом действия с его головой не закончились, и следом за ушами весь череп сдавило так, будто на него надели большой металлический обод. По факту, именно так всё и обстояло, но Джокер не мог этого знать. Первое время перед глазами была темнота. Даже не так. Пустота. Пустота, тишина, неподвижность... Это длилось несколько минут, а, может быть, и больше — трудно было понять. Психу казалось, что он начинает засыпать, когда внезапно послышался чей-то голос. Джокер резко вскинул голову, с удивлением обнаружив, что может ею шевелить. Он осмотрелся вокруг, всё так же не замечая ничего, кроме безграничной черноты, но затем опустил взгляд на собственные руки, которые были свободно опущены вдоль тела. Клоун попробовал пошевелиться, и тело отозвалось. Сделал несколько аккуратных шагов вперёд. Потрогал своё лицо — тактильные ощущения были очень живыми. — Забавное погружение, — наконец прокомментировал он. — Пять баллов за VR-технологии. Но вот цвет фона можно было выбрать и поинтереснее. — Что ж, я рад, что ты оценил, — отозвался тот же голос, и Джокер, вздрогнув, повернулся к его источнику, едва не врезавшись в доктора Оллфорда. — Снова ты, — хмыкнул псих. — Догадываешься, что происходит? — проигнорировав замечание, спросил мужчина. Он не стал дожидаться ответа. — Мы в твоей голове. Точнее... я в твоей голове. И отныне я могу делать здесь, что хочу. Джокер дёрнулся в его сторону, но доктор исчез из вида, тут же возникнув в другой стороне. — Даже не пытайся нападать на меня, пока я здесь. Прибереги силы для реальности, где у тебя есть хоть какое-то подобие шансов. Безумец в недоумении повернул голову туда, где теперь стоял пленитель, но того уже не было там — чьи-то ладони легли на его плечи со спины. Джокер попытался ударить их, но его собственные руки просто скользнули мимо, как через обычную проекцию, и псих возмущённо отпрянул назад. — Что за хрень? Если это моё сознание, почему оно такое скучное? — Потому что я его контролирую. Прямо сейчас мы полностью концентрируемся на нашем с тобой разговоре. Я отсеял всё ненужное вроде ярких образов и прочей ерунды. Не сомневаюсь, что твоя психика в визуализированном варианте будет выглядеть как цирк Шапито, пропущенный через призму тотального безумия. Однако же это не совсем то, что меня интересует. Потому что сейчас будет гораздо... веселее. Образ доктора вновь испарился, но каким-то образом его присутствие продолжало чётко ощущаться. Джокер принялся вертеться по сторонам в попытке увидеть Оллфорда, который совершенно явно продолжал находиться где-то здесь, просто не показывался на глаза. Псих издал нервный смешок. — Мы что, играем в прятки или типа того? Знаешь, это всё ещё слишком скучно. Фокус устарел, публика требует хлеба и зрелищ. Ай! Джокер подпрыгнул на месте и на автомате хлопнул себя по шее, когда её неожиданно что-то кольнуло. — Какого...? — Ох, извини, не предупредил, — тут же отозвался доктор. Его голос теперь звучал прямо в голове, словно шёл откуда-то изнутри. — Мы ввели тебе кое-какой препарат. Не обращай внимание. — Надеюсь, это не снова твоя усыпляющая хрень, — выплюнул Джокер в темноту, потирая шею и непроизвольно морщась. — Ох, вовсе нет. Безумец поджал губы. Конечно, он и в Аркхэме не имел никаких представлений о том, какие вещества тестируют на пациентах, но в сложившейся ситуации это неведение было куда более неприятным. Впрочем, уже через несколько мгновений все размышления разом улетучились, поскольку пульс и дыхание сами собой начали неконтролируемо и заметно сильно учащаться. Джокер обратил внимание на противное ощущение сдавленности где-то в области трахеи, которое вдруг появилось без особой на то причины; лёгкие сжало в тиски; сердце заколотилось в горле, словно готовясь вот-вот выскочить наружу; в груди родились тревога и неприятное ожидание. Внутренности на момент скрутило, как при нескольких секундах свободного падения. И тогда безумец понял, что всё это — признаки редко испытываемого им чувства, а именно — страха. И в данном случае они являлись ничем иным, как физической реакцией организма на... на грёбаный состав, который, по словам Оллфорда, ему только что вкололи. — Начинает действовать. Есть что-нибудь на экране? — обращаясь к коллегам, спросил Оллфорд вслух. — Пока что нет, — ответил Стив, внимательно следящий за процессом у мониторов. — Совсем ничего? — До этого мелькал ваш силуэт, но больше ничего. Мы ведь поставили режим изображения от первого лица, значит, мы видим всё так же, как видит Джокер. — Боже, я в курсе, Стив. Ладно, хорошо. Надо просто подождать. — Что... что это за чёрт? На меня не может действовать этот токсин! Ты просто пытаешься играть с моим сознанием! Хах... — Джокер посмотрел на свои трясущиеся ладони. — Ха... Ха-ха-ха! Это просто уморительно! Это ведь не по-настоящему! Клоун снова завертел головой в разные стороны, пытаясь найти выход из этой внушённой ему реальности, но это ничем не помогало. — Всё по-настоящему, — отозвался голос профессора. — Разница лишь в том, что я могу наблюдать всю кухню изнутри. — Нет. Это просто бред. Мой дорогой дружище в костюме огородного чучела уже не раз пытался провернуть со мной подобную шутку — и угадай, чем всё заканчивалось? Верно, провалом, — дыхание предательски сбивалось, но это было не более чем естественными рефлексами. — Ты думаешь, что внушив мне мнимое ощущение страха, сможешь по-настоящему... меня... Псих прищурился, увидев, как в непроглядной тьме что-то сверкнуло. Что-то серебристое. Металлическое? Джокер встряхнул головой, моргнул несколько раз, но ничего не поменялось: нечто блестящее лишь начало приближаться к нему. Игла. Это был шприц с иглой. А затем сбоку появился ещё один. И ещё, и ещё. Окружающее пространство наконец начало приобретать слабые очертания — стены, обитые грязной мягкой тканью; слабое мигающее освещение — и иглы, продолжающие стремительно приближаться со всех сторон и увеличиваться в размерах. Джокер в некоторой растерянности протянул ладонь к ближайшей стене и, убедившись, что может чувствовать её, прижался к ней спиной, пытаясь справиться с дрожью, которая так не вовремя одолела всё тело, и отмахиваясь от навязчивых образов — но те и не думали исчезать. — Какая-то долбаная психоделика, — хмуро произнёс псих, глядя на рой шприцов исподлобья и продолжая опираться об обивку, игнорируя слабость в коленях. — Сальвадор Дали нервно курит в своём гробу, параллельно описывая в нём пируэты. Внезапно из стены, прямо по бокам от Джокера, высунулись две пары чьих-то рук в белых санитарных перчатках, тут же обхватывая горло безумца и с силой прижимая к мягкой поверхности, лишая возможности сопротивляться. От удивления и неожиданности Джокер вскрикнул и стал дёргаться, пытаясь отцепить от себя бесхозные конечности, но вновь всё работало как с голограммой — и несмотря на вполне чёткое ощущение хватки на своём теле, псих не мог коснуться этих рук. Витающие в воздухе шприцы сразу же устремили свои иглы в его сторону; ещё пара игл была зажата белыми перчатками. Голову Джокера грубо задрали, открывая доступу шею. — Нет уж, хватит! — буркнул тот, прикладывая удивительное количество сил, чтобы продолжать сопротивляться. — Не надо мне ничего колоть! Но повеление было проигнорировано, и металлическое жало резко вошло в шею, забираясь под плоть и выпрыскивая туда свой яд. Джокер успел лишь зарычать, а затем из стены появились ещё руки — длинные, сильные, пугающие — и схватили безумца за запястья, вводя новые иглы в вены, всё вкалывая и вкалывая новую дозу. Огромные шприцы, что витали вокруг, с размаху воткнулись в шею, обвивая её плотным кольцом, оставляя маленькие красные синяки по всему горлу. — Нет! Хватит! — Джокер с трудом вырвал правую руку из хватки и попробовал вытащить шприц, яростно откидывая его в сторону — но на место одного тут же вгонялся новый. — Сколько можно?! Иглы, иглы, иглы... Слишком много, слишком остро, просто... Просто слишком. Он терпел слишком много подобного дерьма в Архэме, чтобы сталкиваться с ним ещё и здесь. Но это не прекращалось — острые жала впивались в него, забираясь под кожу, доставляя физически ощутимую колющую боль и всё вливая и вливая в него новые препараты, грозясь полностью заменить ими и без того отравленную кровь. Джокер стиснул зубы и с силой оттолкнулся от стены, стараясь выбраться из тисков. На удивление, ему это удалось, но руки несуществующих санитаров быстро обвились вокруг его щиколоток и дёрнули вниз, повалив спиной на пол и намертво пригвоздив к нему ослабленное тело. Пальцы опять сдавили шею, на которой — Джокер был уверен — уже появилось кольцо характерных следов. Сердце колотилось, словно бешеное, но безумец всё равно не собирался поддаваться охватившему сознание чувству страха и доставлять Оллфорду удовольствие своими выкриками. Он лишь рычал и отбивался, насколько получалось, пока его вены протыкались десятками инъекций. — Надо же, кто бы мог подумать, — ровным тоном произнёс доктор чуть в стороне. — Ты боишься шприцов. Это был достаточно очевидный комментарий, и Джокер лишь презрительно фыркнул, собрав силы для того, чтобы игнорировать уколы и растянуть губы в привычном хищном оскале. Оллфорд склонился над ним, наблюдая, как удерживаемый по рукам и ногам пленник ухмыляется, извиваясь под натиском острого металла. Неизменно довольный доктор задумчиво потёр подбородок, и через секунду все витающие в воздухе иглы попадали на землю, а руки в перчатках спрятались обратно за обивку, отпустив свою жертву. Оллфорд поднял один из шприцов и медленно поднёс его к лицу Джокера, который, продолжая лежать на полу, пытался отдышаться. Но затем взгляд ярко-зелёных глаз сфокусировался на противнике и на предмете, который тот держал в руке. — Хах... Тебе придётся сообщить своим лабораторным дружкам, что их попытка повторить токсин Пугала закончилась лажей, — псих так сильно хотел бы плюнуть в лицо пленителю, но из такого положения это не увенчалось бы успехом. — Или ты всерьёз думаешь, что меня можно напугать тем, что я и без того постоянно испытываю в Аркхэме? — И, тем не менее, ты их боишься, — спокойно повторил доктор. Псих несколько секунд сверлил Оллфорда взглядом, а затем, хохотнув, резким рывком выхватил у него шприц. На мгновение профессор подумал, что Джокер собирается вновь попробовать напасть, но тот, замахнувшись, с силой вогнал иглу в собственную шею, несдержанно хохоча и вскоре демонстративно разводя руки, поднимаясь с пола и поворачиваясь к доктору. — Твой токсин не работает, — угрожающий смех не утихал. — Это были всего лишь ожидаемые рождённые памятью образы. Чтобы ты знал, кексик: я с ними живу. Практически постоянно. Разве я не говорил, как смотрю весёлые картинки каждый раз, когда меня накачивают наркотиками? Он с рычанием вырвал шприц и швырнул его на пол. Действие сопроводилось всплеском крови — по горлу психа потекла струйка красной жидкости, но безумца это не смутило. Впрочем, как и доктора. — Это не мой токсин, — заметил он. — Это и есть токсин Крейна. Мы с моими коллегами лишь слегка доработали его. Индивидуально под тебя. — Что ж, мои поздравления! Ха-ха-ха... — голос Джокера подрагивал из-за напряжения и всё ещё не прошедшей реакции организма на вещество, и он не мог ничего с этим сделать. — Вы не учли одной маленькой детали. А именно — с кем имеете дело. Не прерывая зрительный контакт, Джокер принялся яростно и целенаправленно царапать повреждённую кожу на своей шее, заставляя поток крови опасно увеличиться. — Что будет, если я сдохну в собственной иллюзии, хм? Она закончится? Это ты не в силах контролировать! Псих пытался добраться до артерии; на его одежде и на полу начали растекаться алые пятна — более яркие и более обширные, чем если бы это происходило в реальности. Оллфорд, невозмутимо сложив руки за спиной, наблюдал всю картину с явным скепсисом. — Удвойте дозу, — наконец резюмировал он. Джокер остановился. — Что? — Не обращай внимание, я говорил это не тебе, — сладко улыбнувшись, Оллфорд отошёл на несколько шагов и исчез из вида. Клоуна в очередной раз что-то кольнуло. Безумец приготовился к тому, что шприцы вновь оживут и окружат его, и он готов был сопротивляться до последнего. По прошествии буквально нескольких секунд сердце подпрыгнуло, стукнувшись о рёбра; и без того сильно повышенный пульс участился до опасных показателей; не успевшая уняться дрожь в руках и коленях возобновилась с новой силой. Джокер обхватил себя руками, хихикая и пытаясь заставить тело перестать трястись, но оно не слушалось. Перед глазами начало мутнеть, а затем в голову словно что-то ударило, поскольку в следующее мгновение всё вокруг начало плыть, как в безумной карусели. В черепной коробке проснулся хор из тысячи кричащих голосов, и Джокер почувствовал, что не может остановить водоворот, в который его стало стремительно затягивать. Он вцепился пальцами в свои волосы, сжимая их и жмурясь, пытаясь ухватиться за что-то реальное и не позволить себе поддаться токсину, но собственное безумие безудержно накрывало психа неукротимой волной. Крики не смолкали. — Заткнитесь! Заткнитесь, чтоб вас! Я... Внезапно земля ушла из-под ног, и Джокер, оборвавшись на полуслове, провалился куда-то вниз. Он был знаком с ощущением свободного падения — ему не раз доводилось испытывать его. Вот только в Готэме псих знал, каждый раз знал, что ему не придётся столкнуться с землёй в конце, потому что Бэтмен каждый раз спасал его за секунду до неизбежного, словно тёмный ангел-хранитель. Но сейчас Джокер не имел представления о том, что ждёт его внизу. Он падал в бездну — падал и падал, беспомощно болтая в воздухе конечностями — и казалось, что это будет длиться бесконечно. Но затем его спина наконец соприкоснулась с поверхностью какой-то жидкости, и клоун ощутил резкий всплеск. Безумец едва успел инстинктивно схватить ртом воздух, едва успел осознать, что происходит и где он оказался, как мгновенно начал тонуть. Он принялся старательно барахтаться в беспокойной бушующей жидкости, в которой очутился, ничего не понимая и лишь пытаясь ещё пару мгновений удержаться на поверхности, но это не помогло — он только подавился летящими в лицо брызгами. Пара последних секунд, и Джокера целиком обволокло, лишив возможности рассмотреть окружение и отрезав пути к отступлению. До этого момента психу удавалось так или иначе фиксировать мысли на сопротивлении токсину, но теперь это становилось слишком трудным. А затем... Затем начался кошмар. Подобный одному из списка худших, которые посещали иногда Джокера по ночам. Всё вокруг кипело; консистенция пузырилась и бурлила, будто в адском котле — с той только разницей, что вместо ожидаемых красно-оранжевых оттенков его окружали зелёные. Невозможно было что-то разобрать, всё слилось воедино, звуки заглушились залитой в уши водой. Но хуже всего было ощущение сгорания заживо. Каждый участок тела, каждый орган, каждый сантиметр кожи — всё горело, словно в адском пламени, и сколько бы Джокер ни пытался выкарабкаться наружу, что-то стремительно утягивало его на дно, заставляя хрипеть и захлёбываться. Жидкость быстро заполняла лёгкие, удушая, издеваясь над дыхательным аппаратом, заливаясь в глаза и выжигая их. Это уже действительно была боль — настоящая, неподдельная и слишком живая. Джокер метался между отчаянными попытками выплыть из этого ада и желанием содрать с себя кожу, стянуть её, лишь бы прекратить эту невыносимую, жгучую агонию. Запас кислорода заканчивался, сдавливая грудную клетку вакуумом, а зелёное бурление всё не останавливалось. Жидкость топила и топила безумца в себе. Хотелось позвать на помощь — но, попытавшись сделать это, Джокер услышал лишь страшный булькающий крик, который был тут же поглощён водой. — Никто не вытащит тебя, — насмехался голос Оллфорда. «Нет-нет, он вытащит, он придёт. В этот раз он придёт», — не замечая, как мысленно произносит это, ответил Джокер. — Он не помог тебе тогда. Не поможет и сейчас. Неужели ты не понимаешь? — продолжил доктор. — Ты один. Один в этом чане. В чане собственного безумия. «Нет. Нет, это неправда. Неправда». Псих пытался проморгаться, открыть глаза, лишь бы только увидеть тёмный силуэт через толщу жидкости, где-то там, наверху. Но никого не было. Лишь пузыри и собственные руки, в бесполезных и каких-то до жалкого старательных действиях тянущиеся к поверхности. Джокеру часто виделся тот самый день в кошмарах, но он никогда не думал, что в буквальном смысле по-новой переживёт все эти ощущения. Дело было не только в нечеловеческой боли, похожей на живую кремацию. Беспомощность, потерянность. Осознание неизбежности. Вот что было хуже всего. Он болтался в чане с зелёным веществом, словно муха в стакане с водой, и понимал — это уже случилось, уже произошло, пути назад нет, и он ничего, ничего не может поделать. Только продолжать барахтаться в ничтожных попытках удержаться, не пойти ко дну — либо же сдаться, уступить этой неведомой силе и позволить утопить себя, утянуть в темноту. Больше всего на свете Джокер хотел, чтобы это закончилось. Он не знал, сколько ещё сможет держаться. Сколько ещё его лёгкие, будто наполненные лавой изнутри, смогут терпеть эту пытку. Всё это длилось так долго — бесконечно, мучительно долго — и безумец не мог даже кричать, не мог издать членораздельных звуков. Но нельзя было сдаваться... Нельзя утонуть. Нельзя, нельзя... — Показатели зашкаливают, он рискует уйти в приступ, — напряжённо сообщил Стив, переводя взгляд с экрана компьютера на мычащего и дёргающегося в оковах пленника и обратно. Доктор отвлёкся от просмотра, снял с себя шлем, и без промедлений подошёл к монитору, заглядывая в него. — Его организм не привык к действию токсина страха. В дальнейшем будет проще. — Да, но сейчас нам следует как можно быстрее ввести ему антидот. — Да, разумеется, — Оллфорд кивнул и дал знак остальным помощникам. — Будьте добры, нейтрализуйте вещество. Один из ассистентов вколол Джокеру антидот, и профессор, выждав полминуты, аккуратно освободил его голову, сняв по-очереди наушники, повязку, шлем и наконец кляп, в который безумец с силой вцепился зубами, пока пытался справиться с болью, что даже оставило на плотной резине след. Охранники отвязали психа от аппарата, давая телу долгожданную свободу, и тот повалился на четвереньки, судорожно втягивая в себя кислород, будто только что спасённый утопающий. Джокер сгорбил спину и хрипло закашлялся, уткнувшись лбом в пол и дрожа. Он ощущал, как трясутся колени, локти, как весь он целиком содрогается от приступа задыхающегося кашля. Воздух. Воздух... Хотелось схватить как можно больше воздуха. Лёгкие продолжали изнывать от наваждения — и хотя Джокер знал, что это лишь мнимая тяжесть, ощущалась она на физическом уровне. Он закрыл глаза, не желая видеть ничего вокруг и пытаясь отключиться, но сознание, как назло, не собиралось покидать уставшее тело. — Ну что, как тебе приключение? — как ни в чём не бывало спросил профессор. — Поднимайся. Давай же. Джокер зажмурился крепче и обессиленно помотал головой. — Поднимай сам, если хочешь, — негромко выдохнул он, и, несмотря на истощённость в голосе, ему удалось произнести это с явным вызовом. Конечно же, он улыбался. Оллфорд вздохнул, махнул здоровякам, и те тут же оказались рядом, подхватывая пленника под руки и дёргая на ноги. Доктор заглянул в изумрудные глаза, пытаясь найти в них остатки только что пережитых Джокером чувств, но те медленно закатились, и клоун отключился, безвольно повиснув в чужой хватке.