Если бы Чон Чонгук мог

      Первое, что делает Тэхён после пробуждения, — долго и бестолково смотрит вперёд, поджав под себя одеяло и обняв несколько больших подушек разом. Неизвестно, думает ли он о чём-то в такие моменты или досыпает с открытыми глазами, но Чонгук находит это забавным, а потому с наслаждением наблюдает за ним ранним утром, когда в квартире ещё тихо-тихо, и даже заведённый на шесть часов будильник ещё не звенел. Тэхён всегда просыпается за десять минут до противной трели.       В прошлом у Чонгука не было возможности увидеть сонного, только что проснувшегося возлюбленного. Единственный раз, когда Тэхён задремал рядом с ним, был после их первого и последнего занятия любовью, после которого лицо Тэхёна побледнело, скривившись в болезненной гримасе, и он убежал, оставляя растерянного Чонгука одного на развороченной постели, пропитавшейся запахом их тел.       Вспоминая об этом сейчас, Чонгук думает, что был довольно глупым в те времена, ведь на самом деле всё было просто. Тэхён страдал, а он, одурманенный любовью, совсем не видел этого. Когда его губы целовали другие, розовые и сладкие, и он думал, что их встреча предначертана судьбой, то не придавал особого значения дрожащим пальцам, сжимающим его предплечья. Он думал, что Тэхён дрожит от счастья, возбуждения и жажды, и даже представить себе не мог, что ангел в его объятиях испытывал невыносимые муки, и те тихие стоны во влажные губы были не чем иным, как стонами боли.       У демонов нет крыльев, но Чонгук предполагает, что когда те чернеют, это практически так же больно, как и обламывание рогов. После ночи, проведённой вместе, крылья Тэхёна, по обыкновению спрятанные чарами, превратились в грязно-серое нечто, и это стало последней стадией, на которую Намджун мог закрывать глаза.       Уже утром они оба были под арестом.       Затуманенный взгляд вдруг проясняется — Тэхён наконец полностью просыпается.       Чонгук тенью следует за ним в ванную, где медовая кожа постепенно освобождается из-под ткани пижамы, покрывается мурашками от лёгкой прохлады и пробуждает внутри дикий огонь и желание обладать. Когда-то это красивое тело с широким разворотом в плечах и соблазнительными ногами выгибалось навстречу его собственному, подставлялось под умелые ласки тёмных рук, трогающих и гладящих повсюду, и тянулось навстречу ухмыляющимся губам и горячему языку, жалящему посторонних и дарящему удовольствие лишь ему одному. А сейчас... Сейчас же Чонгук только и может, что стоять в углу маленькой ванной комнаты и смотреть, как Тэхён зябко ведёт плечами и оглядывается назад, будто и правда может видеть его. Проблема лишь в том, что не может, но почему-то всё же спешит поскорее забраться в душевую кабину с мутными стёклами и запереться там, прячась.       Оставшийся снаружи Чонгук трёт виски и вздыхает, слыша, как поворачиваются краники и шумит побежавшая вода. Стёкла кабины через минуту становятся белыми от пара, предотвращая любое подглядывание, и ему ничего не остаётся, кроме как обозвать себя последними словами и развернуться к выходу, в последний момент передумывая залезать в душ следом. Он всегда был честен с собой и знал, чего хочет, но сейчас он просто не имеет права находиться рядом с обнажённым и беззащитным Тэхёном, который хоть и не почувствует на себе прикосновения постороннего, но фактически будет запятнан его грязными руками. Снова.       Именно эти руки, большие и тёмные, с когтями и запахом крови, когда-то кинули несколько цветков в забавно краснеющего и бледнеющего ангела, за которым толпилась орава напуганных детей, смотрящих на наставника с надеждой и верой. Тогда это показалось Чонгуку таким забавным, что он не смог удержаться, и решил ещё немного подшутить над храбрящимся ангелочком, который при взгляде на него покрывался гусиной кожей и ускорял шаг, шурша многослойными белыми одеяниями. На манипуляцию с цветочным дождём пришлось израсходовать все оставшиеся цветы, но реакция, последовавшая за первыми упавшими лепестками, того стоила, и Чонгук ещё долго смеялся, глядя убегающему ангелу вслед. А потом он почувствовал, что кто-то попался на его простецкую уловку с песней, и кто же это ещё мог быть, как не этот ангельский учитель?       В прошлом эти руки действительно всего лишь наколдовали дождь из цветов, но потом они же направляли другие при разучивании нового танца, они же прижимали к себе за талию и плавно опускались вниз с чужого дозволения. Эти же ладони доводили до истомы и кристаллов слёз на пушистых ресницах, выступивших от наслаждения, и они же схватили морозный октябрьский воздух, когда демоны-стражи скрутили его, не позволяя прикоснуться в последний раз к тому, кто любил эти руки несмотря на их уродство и жестокость.       Когда его, в полуобморочном состоянии и лишённого магических сил, тащили через всю Тёмную пустыню словно мешок с картошкой, стражи совершенно не стеснялись обсуждать его и Тэхёна у него над головой. Только тогда Чонгук и узнал, что Ким Намджун давно был осведомлён об их отношениях и запрещал Тэхёну встречи с ним, но тот упрямо не слушался, сбегая снова и снова и обрекая себя на неминуемое падение. В тот момент подвешенное сердце Чонгука взорвалось от злобы и отчаянья. О чём Тэхён только думал? Чего добивался?! Но злость быстро сошла на нет. В конце концов, если бы тот резко оборвал с ним связь, Чонгук бы просто сошёл с ума от беспокойства и непонимания и перевернул все Небеса, меняя их с Адом местами. Даже если бы Тэхён рассказал ему о своём положении, что бы это поменяло? Вряд ли они бы смогли добровольно отказаться друг от друга, и в итоге всё всё равно бы пришло к тому, к чему пришло. К тысячелетней разлуке.       И сейчас, найдя Тэхёна в этом мире, без крыльев, живого и до боли знакомого, Чонгук не может позволить себе осквернить его так, как в прошлом. Да, он может бесконечно препираться с Сокджином и не позволять тому свести их подопечного с какой-нибудь девушкой, может чесать языком всякие пошлые глупости и шутки, но на самом деле единственное, что он позволил себе за весь год наблюдения за Кимом, это та невинная выходка с колготками и каблуками.       Уходя, Чонгук не видит, как Тэхён медленно приоткрывает дверцу кабинки и вглядывается в то место, где он только что стоял.

***

      — Хоть когда-нибудь я приду раньше тебя?       Стоящий позади завтракающего Тэхёна Чонгук расплывается в довольной улыбке и, обернувшись к появившемуся напарнику, лениво жмёт плечами.       — Вставать раньше надо, — хмыкает он, хотя и замечает тёмные круги под чужими глазами.       — Что-то мне подсказывает, что и это не поможет, — Сокджин подходит к подопечному с другого бока и по привычке кладёт ладонь на пока ещё не приглаженную макушку, мягко трепля. Тэхён, конечно же, не замечает этого и остаётся озабочен лишь своим какао и вчерашним недоеденным круассаном. — Сомневаюсь, что возможно прийти раньше того, кто отсюда не уходил.       Улыбка на лице Чонгука застывает, а затем и вовсе исчезает. Он ничего не говорит, молча отворачивается и делает вид, что занят рассматриванием пейзажа за приоткрытым окном на маленькой кухоньке. Взгляд Сокджина ещё какое-то время буровит его затылок, но, в конце концов, тот сдаётся и возвращает всё своё внимание на Тэхёна, наконец покончившего с едой.       В далёком прошлом Сокджин был тем, кто знал о встречах своего младшего брата с ним. Он никому ничего не говорил, так как слова ему заменял красноречивый взгляд, под прицелом которого обычно хотелось сжаться, и искренне считал, что коварный Чонгук на самом деле просто околдовал Тэхёна так же, как и в их первую встречу. Чтобы доказать свою правоту, Сокджин по множеству часов сидел в библиотеке в поисках самого сильного заклинания, которое мог бы применить демон на его брате. И, каждый раз уходя ни с чем, возвращался в пыльные залы снова и снова, пока не стало слишком поздно, и его собственные руки, которые когда-то баюкали маленького ангелочка, в отчаянии пытались собрать его остатки.       Но о последнем Чонгук, к счастью, не знает.       — Эй.       — М? — недовольно отзывается Гук, выныривая из своих мыслей. Он поднимает взгляд на Сокджина и хмурится, когда видит, что лицо напарника накрыла мрачная тень. — Что с тобой?       Сокджин молча кивает на Тэхёна. Тот всё ещё сидит за столом и внимательно смотрит в свой телефон, кажется, совершенно позабыв, что ему уже нужно собираться на пары. Чонгук находит это странным, ведь даже в этой жизни Тэхён является примером порядочности, который никогда не пропускает занятия без веской на то причины, поэтому демон склоняется над ним, едва ли не задевая рогами мохнатую голову, и вглядывается в экран смартфона.       — И что тебя так взбудоражило? — усмехается он прямо в ухо подопечного, обращаясь при этом к Сокджину. Занесённый над телефоном палец почему-то дёргается. Странно. — Или ты думал, что сонниками интересуются только девчонки?       Сокджин угрожающе разводит крылья, намекая, что сегодня он плохо переносит любые шутки.       — «Что, если приснился демон?», «красивый демон, сонник», — практически рычит тот, надвигаясь на отступающего Чонгука. — Я организовал весь список снов для него на эту неделю, и ничего о демонах, а тем более красивых, там нет и не было!       — Тише, тише, — выставляет перед собой ладони Чонгук, примирительно улыбаясь. — Это ведь лучше, чем если бы я сказал, что я его любовь из прошлой жизни, верно?       Красивое лицо Сокджина багровеет от ужаса и злости.       — И что ты ему тогда сказал? «Привет, ты меня не бойся, я всего лишь красивый демон, который тебе снится»? Так, что ли?       — Ну, вроде того...       — «Вроде того»?! — взрывается ангел. — Как ты вообще допустил то, что он тебя увидел?!       — Я не знаю! — кричит Чонгук в ответ. Он, правда, не знает. Он не применял на себе магию и не перевоплощался в человека, но Тэхён всё равно как-то почувствовал его, тут же просыпаясь, а затем в ужасе спрятался в углу, глядя на него большими глазами и безостановочно спрашивая, кто он и что ему надо. Первым желанием Чонгука в тот момент было сбежать, вторым — обнять, а третьим — упасть на колени и просить прощение за то, что целую тысячу лет не был рядом и не защищал, как когда-то обещал ему. Но, не сделав ничего из этого, он просто притворился дурачком и наврал какой-то бред про то, что всё это всего лишь сон и его не стоит бояться. — Просто... просто...       Просто у него впервые появилась надежда.