Если бы Чон Чонгук мог

      В Подземный город Чонгук возвращается подавленным и погружённым в мысли. Пока он медленно бредёт по ночной столице, его не заботят ни оглядывающиеся на него демоницы, ни шумная музыка из баров, вторящая крикам и безумному хохоту, ни даже оклик смутно знакомого голоса откуда-то из-за спины.       Единственное, о чём он может думать в этот момент, — это Тэхён. Рука Тэхёна на его груди, тепло Тэхёна, жар бронзовой кожи, идеальное тело, подчёркнутое приглушённым светом. Пушистые ресницы с капельками воды, которые хотелось собрать губами, бархатистый голос и горящий взгляд, впервые за тысячу лет обращённый на него, а не куда-то сквозь.       Чонгук думает только о своём Тэхёне и совсем не замечает чью-то тень позади.       — Хён! — его резко хватают за сгиб локтя, разворачивая к себе.       Если бы Чонгук не был настолько погружён в свои мысли, то у незнакомца уже была бы оторвана рука, ведь каждый в Преисподней знает, каким может быть Чон Чонгук — в прошлом Вестник несчастья, боли и слёз.       — Субин? — не веря своим глазам, уточняет Чонгук. Перед ним стоит высокий — едва ли не выше его самого — демон в чёрном пальто и внушительными тёмными рогами на голове. Единственное, что не особо вписывается в угрожающий образ, это по-детски большие глаза и счастливая улыбка, озаряющая лицо парня в тот момент, когда его признают.       — Надо же, учитель ещё помнит меня, — усмехается тот.       Чонгук фыркает.       — Ты был моим единственным учеником, конечно же, я помню тебя.       В прошлом слава о Чонгуке шла впереди него. Наравне с восхищением, вызванным его талантами и огромным запасом магических сил, которые он по слухам получил от самого Люцифера, всё Подземное царство любило обсуждать его необъяснимый интерес к искусству и людям. Куда бы он не шёл, везде на него косились и громко шептались, а кто-то из особо бесстрашных и вовсе в открытую заявлял, что он позорит их дьявольский род. Смельчаки обычно умирали на месте, а Чонгук, мысленно напевающий песни из мира людей, становился всё более замкнутым и отчуждённым.       Разумеется, никто не хотел себе в наставники хоть и сильного, но слишком странного демона. Того, впрочем, данный факт не особо-то и заботил: меньше хлопот и больше времени на чтение стихов, — какие здесь могли быть минусы? Но потом с ним случился Чхве Субин — маленький и противный, как и полагается быть настоящим демонам. Это недоразумение было буквально насильно впихнуто ему в руки, и аргументы, которыми руководствовались дражайшие родственнички при усиленном толкании, заключались в том, что раз они кровные дядя и племянник, а Чонгук такой талантливый, то ему мелкого и учить. Оба были не в восторге от этой идеи, но деваться было некуда, и именно так Субин стал тем, кто чаще всего сторожил входы в ангельские сады, пока Чонгук обцеловывал лицо Тэхёна под кронами деревьев.       — Так что ты хотел? — вздохнув, спрашивает Гук. Они не виделись со дня суда и его отбывания в Тёмную пустыню, и то, что мелкий так неожиданно появляется сейчас — действительно странно.       Улыбка Субина мигом исчезает, уступая место серьёзному выражению.       — Я довольно долго отсутствовал в столице, и только сейчас вернулся, так что...       — Негде остановиться, да?       — Ну, это тоже, — усмехается младший и коротко оглядывается, будто боясь, что их кто-то может услышать. — Но, на самом деле, у меня к тебе есть серьёзный разговор, учитель.       Чонгук напрягается.       — Разговор?       — Именно, — кивает Субин и вдруг снова начинает улыбаться, при этом глядя куда-то поверх плеча старшего. — О, давно же я не видел жнецов, да и ещё в Подземном городе.       За спиной Чонгука тактично покашливают.       — Добрый вечер, — здоровается Сехун.       Чонгук мысленно хочет ударить себя по лицу, потому что он и думать забыл о том, что пару дней назад проводил вечер в компании Югёма и нового знакомого и в итоге бессовестно (ещё бы) скинул пьяного друга на жнеца. Всё-таки Сехун не заслужил такого жестоко наказания и наверняка пришёл поплатиться.       — Привет, — сухо здоровается в ответ Чонгук.       Субин приподнимает одну бровь и в упор смотрит на бывшего наставника.       — Вы знакомы?       — Типа того.       — У нас в подопечных один смертный, — помогает ему воссоздать полную картину их взаимоотношений Сехун.       К несчастью, Чонгук не успевает вовремя прикрыть тому рот, а потому глаза Субина заинтригованно прищуриваются, и он, сунув руки в карманы пальто, как бы невзначай бросает:       — Надо же, и что за смертный? Он уже на грани того, чтобы ступить в Ад? Помнится, способности Чонгук-хёна доводить людей до самоубийства были поразительно высоки.       Сехун всё с тем же непроницаемым лицом отвечает:       — Возможно.       Сердце Чонгука пропускает удар, а горло сдавливает спазмом от страха.       — Тэхёну угрожает смертельная опасность? — надломленным голосом спрашивает он, еле сдерживаясь от того, чтобы не схватить жнеца за воротник пальто и не вытрясти всё, что тому известно.       Жёлтые глаза Сехуна смотрят на него, не моргая.       — Я здесь для того, чтобы как раз поговорить об этом.       — Стоп-стоп-стоп! — повышает голос Субин. Он выставляет вперёд ладонь и прикрывает глаза. — Учитель, твой подопечный Тэхён? Тот самый Тэхён?       Чонгук, в принципе, понимает его поражённый тон и удивление, но сейчас его больше всего волнует состояние Тэхёна, так что объяснение на себя берёт спокойный Сехун.       — Да, это тот самый Тэхён, — затем он снова поворачивает голову к Чонгуку. — Можем ли переместиться в более подходящее место для разговора? На нас уже слишком многие обратили внимание.       Оглянувшись, они действительно замечают на себе заинтересованные взгляды мимо проходящих демонов и тех, кто, перебрав, вышел освежиться из душных баров и клубов.       Чонгук вздыхает, тихо матерится сквозь сжатые зубы и в конце концов кивает в сторону своего дома, искренне надеясь, что там не будет сестры и её ухажёра.

***

      Но те, конечно же, оказываются дома. Заняв весь огромный диван своими полуголыми переплетёнными телами, демоны смотрят какое-то тупое шоу по телевизору, и Чонгук, зашедший в прихожую без стука и наткнувшийся на две пары "невинных" глаз, застаёт их именно в таком положении.       — Оденься, — только и бросает он, небрежно стаскивая тяжёлые ботинки и делая жест рукой куда-то назад. Следом в узкую прихожую входят две высокие фигуры, и Джихё, увидев их, удивлённо интересуется:       — Гу, ты привёл друзей?       Отошедший на кухню Чонгук мгновенно отзывается:       — В гробу я видел таких друзей.       — В гробу твоими лучшими друзьями будут червяки, — ещё бы Даниэль упустил момент поехидничать.       Вернувшись в гостиную с пакетом молока, край которого оказывается неаккуратно надгрызенным, Чонгук реагирует на колкость лишь ленивым фырканьем, что Даниэля, впрочем, нисколько не волнует: он слишком занят оборачиванием Джихё, сидящей лишь в джинсах и бюстгальтере, в плед.       — Джихё-нуна, — наконец приветствует Субин, счастливо щуря глаза. В отличии от Чонгука, сестра всегда хорошо относилась к племяннику, и тот питал к ней ответные тёплые чувства.       Признав в нём когда-то демонёнка Су, Джихё даже вырывается из объятий своего парня, чтобы как следует рассмотреть его, но Чонгук останавливает её, мягко придерживая за плечо, скрытое тканью лёгкого пледа.       — У нас серьёзный разговор, так что помилуетесь позже.       Уловив в его взгляде нервозность и обеспокоенность, Джихё отвечает коротким кивком и, взглядом приказав Даниэлю следовать за ней, ретируется в свою спальню на втором этаже, таким образом предоставляя брату и неожиданным гостям полную свободу действий.       В гостиной повисает напряжённое молчание, чувствовать которое, наверное, не дано лишь Сехуну в силу его атрофированного восприятия чувств и эмоций.       Чонгук делает пару больших глотков молока, после чего с нажимом произносит:       — Ну?       У него внутри бомба замедленного действия, которая рванёт сразу же, как только его обеспокоенность Тэхёном достигнет пика и он сорвётся в Царство людей, чтобы проверить, в порядке ли Ким. Но пока он держится и с силой сжимает кулаки, чуть ли не проливая оставшееся в пачке молоко и надеясь, что где-то рядом с Тэхёном есть Сокджин. Уж он-то не допустит катастрофы.       Присевший на край дивана Субин косится на мирно сидящего Сехуна, который, поймав его взгляд, остаётся всё таким же безэмоциональным.       — Ты уверен, что мне стоит говорить в присутствии жнеца?       — Насколько мне стало понятно, — отзывается Сехун ровным тоном, — я и молодой демон хотим поговорить на одну и ту же тему, поэтому, — он отворачивается, теперь смотря лишь на стоящего перед ними Чонгука, — не вижу смысла вести беседу по отдельности.       Чонгук тоже так думает, но уделанный Субин, скривившись, недовольно пыхтит:       — Неужели нельзя говорить нормальным языком...       — Начинай уже, — шикает на него Чонгук.       — Ладно, ладно, — вздыхает Субин. Он откидывается на спинку дивана, серьёзнеет в одно мгновение и произносит: — Учитель, ты знаешь, как именно наказали твоего Тэхёна?       — Нет. Эта информация находится под запретом для всех демонов и ангелов и является засекреченной во всех отделах, касающихся его биографии.       — Верно, — кивает Субин, а затем чуть тише добавляет: — Но я готов рассказать тебе.       — Ты с ума сошёл? Рога отрастил, а мозгов не прибавилось? — лоб Чонгука прорезает глубокая морщина. Он залпом допивает оставшееся молоко, после протирая губы грубой рукой. — Хочешь получить наказание?       — Учитель волнуется за меня? — усмехаются в ответ, но в уголках этой усмешки виднеется горчинка. — Не беспокойся, я только что прибыл со своего наказания, и по закону меня не имеют права отправить на ещё одно.       Тело Чонгука каменеет. Он в неверии рассматривает красивое лицо Субина и вдруг сам для себя отмечает огромные тени под чужими глазами и жуткую бледность, на которую прежде не обращал внимание.       По закону Царства демонов тот, кто только что вернулся из длительного наказания, имеет право в течение трёх дней нарушать практически все правила (которых в Преисподней почти нет), и ему за это ничего не будет. Получается, что Субин воспользовался этим, как лазейкой.       — Ты... — не зная, что сказать, выдыхает Чонгук.       — Отплатишь мне потом, — отмахивается Субин.       — Но... за что?       Младший демон отводит взгляд. Его кулаки сжимаются и разжимаются, не скрывая его истинное состояние: Субину больно. Чонгуку это знакомо.       — Практически за то же, что и тебя.       Чонгук уже хочет спросить, что за бред тот несёт, но приоткрытый рот тут же захлопывается, потому что он резко вспоминает. Тихий мальчишка-ангел, вечно прячущийся за крыльями Тэхёна, и горящий взгляд ученика каждый раз, когда тот смотрел на него.       Всё оказывается таким простым.       Притихший Сехун, судя по всему, не понимает их общение глазами, а потому спрашивает:       — Так какой же была казнь Ким Тэхёна?       Чонгук настолько резко поворачивает голову, что по комнате проносится неприятный хруст суставов.       — Казнь?       — Да, — подтверждает Субин. — Ему вырвали крылья, казнили самым жестоким образом, до которого только могли додуматься ангелы, а потом вынули душу и раздавили, рассеяв над Карьером неприкаянных без возможности на перерождение.       Во всём доме настаёт звенящая тишина. Лишь ничего не испытывающий по этому поводу Сехун склоняет голову в бок и случайно задевает ногой стоящий у дивана горшок с ядовитым плющом. Тот шипит на него, но укусить не пытается.       Чонгук медленно оседает на пол. Запустив пальцы в непослушные волосы, он с силой сжимает их у корней, надеясь таким образом привести себя в чувство, но не получается. Не получается. Ничего не выходит!       Он не смог спасти своих родителей, не смог оправдать их ожиданий, став хоть и сильным, но посмешищем в своём мире. У него не получилось преодолеть свою тягу к запретному чистому существу, не получилось обуздать внутренний огонь, желающий привязать Тэхёна к себе, и даже не вышло его защитить. Зачем ему вся эта сила, полученная кровью и потом усиленных тренировок и бесчисленных человеческих жертв, зачем это могущество, если единственное, ради чего он готов был пожертвовать своей жизнью, в итоге погибло из-за него же?       — Учитель... — тихо зовёт обеспокоенный Субин, оказываясь рядом и намереваясь положить горячую ладонь на чуть подрагивающее плечо.       — Не трогай, — просит тот. Он с силой трёт лицо и выдыхает сквозь сжатые зубы: — Если всё так, как ты сказал, то тогда каким образом он смог переродиться?       Присев рядом, Субин вдруг тепло полуулыбается:       — Это всё Ёнджун.       — Тот мальчишка? — не верит Чонгук. — Как ангел-подросток смог сделать что-то, что заставило бы потерянную душу возродиться?       Тут голос подаёт Сехун:       — Она и не терялась.       Субин кидает в его сторону настороженный взгляд из-под чёлки.       — Откуда ты знаешь?       — Это как раз то, из-за чего я здесь, — коротко отвечает жнец и, на всякий случай подальше отодвинувшись от плюща, продолжает: — Ты и молодой ангел Чхве Ёнджун, безусловно, хорошо придумали использовать золотые сети бессмертия, чтобы собрать улетающие частички души Ким Тэхёна, но всё же его естество было раздавлено на слишком маленькие частицы, и в итоге какой-то процент из них оказался съеденным злыми духами из Карьера.       — То, что нам удалось спасти — уже достаточно, — фыркает Субин, недовольно глядя на Сехуна. — С помощью собранного Ёнджуну и удалось восстановить душу Тэхёна, но на это потребовалось слишком много времени.       Чонгук сглатывает кислую слюну. Более тысячи лет — именно столько душа его возлюбленного восстанавливалась частичка за частичкой, собираясь с новыми силами и готовясь переродиться.       — Если ты и этот твой Ёнджун нарушили такой же закон, как мы, то получается, что наказали вас так же, как и нас? — всмотревшись в рога младшего, интересуется Чонгук.       Субин от вопроса ведёт плечами и качает головой.       — Ты и Тэхён были первыми, кто нарушил баланс мира, но не единственными. За столькие века было слишком много ангелов и демонов, что предавались совместному греху, и с каждым таким разом наказание смягчается. Последствия слияния тёмного и светлого в настоящее время не так заметны, как когда-то: люди и сами сеют катастрофы, и неизвестному по происхождению цунами они явно смогут найти достойную причину появления.       Услышав его ответ, Чонгук невольно закусывает губу, попутно стараясь утихомирить внутренний огонь ярости. Когда он и Тэхён признались друг другу в чувствах, то в Царстве людей прошёл дождь, затопивший многие плодородные и обжитые земли. Когда поцеловались — извергся вулкан, а когда провели ночь в объятиях друг друга, по миру прошёлся сильнейший ураган. Если всё то же самое происходит из-за других ангелов и демонов и их не наказывают тысячелетним заточением и жестокой казнью, то где справедливость? Почему именно они так страдали?       — Тебе тоже есть, что ещё сказать? — он смотрит пустым взглядом на Сехуна и желает лишь исчезнуть отсюда. Он хочет к Тэхёну. Хочет обнять его, сказать, что больше не будет никакой боли и что он, Чонгук, теперь точно сможет защитить его.       — Из-за потерянных частиц душа Ким Тэхёна начинает распадаться, при чём этот процесс происходит каждый день, — отвечает жнец. — Такими темпами она совсем скоро истощится, и человека, носящего её, ждёт один итог.       Костяшки на руках Чонгука белеют от того, как сильно он сжимает кулаки. Не успевает он уместить в голове одну новость, как за ней следует другая, ещё более страшная и доводящая до сдавливаемого чувства в груди.       — Разве его смерть — не то, чего ты хочешь? — не понимает Субин, хмурясь.       — Жнецы забирают жизни тех, чьё время подошло к концу, соответствующему их судьбе, но жизнь Ким Тэхёна написана на много лет вперёд, и распад его души там не фигурирует.       — Так ты рассказал нам это всё для того, чтобы мы спасли его? — уточняет младший демон.       Сехун кивает.       — Именно.       Чонгук, до этого смотрящий в пол, поднимает голову и смотрит на него покрасневшими глазами.       — Ты знаешь способ?       — Знаю, — отвечает жнец. — Но для него тебе придётся уволиться.