***
Вернувшись в замок, Мира отдала пойманную лягушку кухарке, распорядилась насчет чая, переоделась в чистую одежду и вымыла лицо и руки от ягодного сока — она делала все нарочито медленно, не желая слышать от мейстера ту самую новость чрезвычайной важности. Что же могло заставить старика-Уилла так всполошиться, чтобы он побежал за своей леди на болото, даже забыв надеть шубу? Явно, ничего хорошего. У Миры сердце было не на месте. Взяв чашку чая из произрастающих на болоте трав, она вдохнула его пряный аромат, сидя напротив мейстера, который точно так же баюкал чашку в ладонях, согревая руки. Мира ободряюще улыбнулась ему, делая глоток чая, что приятным теплом растекся по телу изнутри. — Итак, что вы хотели мне сообщить? — Когда вы были на охоте, прилетел ворон, — краснея от волнения, проговорил старик. — Ворон из Королевской Гавани. Вас… Вас приглашают ко двору, миледи. Вместо того, чтобы подавиться чаем, Мира просто медленно отставила чашку в сторону, и лицо ее побелело, как бумага, а глаза метали зеленые молнии, прожигая мейстера пронзительным взглядом. — Миледи? — взволнованно прошептал он. — Вам плохо?.. — Я никуда не поеду, — отчеканила Мира. — Я. Никуда. Не. Поеду. Я — леди Сероводья, а не придворная дама! Я должна быть здесь! — Кхм, — замялся Уилл. — Официально лорд Сероводья все еще ваш отец. Он ведь жив, пусть и не совсем здоров. Даже если он и передал вам все полномочия, до своей смерти лордом Перешейка и Сероводья считается Хоуленд Рид. Вы же, миледи, позаботились о многом, и можете уехать со спокойной душой. Более того: для Сероводья будут очень полезны связи с Королевской Гаванью, пусть даже Север и не входит в число владений короны. Вы еще совсем неопытный политик, миледи, но поверьте моему опыту… — Кто писал письмо? — резко оборвала его речь Мира. — Кем оно подписано? — Десницей короля, — озадаченно пробормотал Уилл, удивляясь своей леди. Уж не думала ли она, что письмо ей отправит сам король? Про отношения Миры и Брана старик мог только догадываться, но, увидев выражение ее лица, понял, что они со Старком могли быть гораздо ближе, чем просто вассал и сюзерен. — Миледи, вы и его величество… Между вами… — Нет! — леди Сероводья вскочила на ноги, и ее глаза полыхнули злостью. — Нет! Никогда! Ничего не было! Не будет! Не может быть! — Его величество обидел вас? — растерянно прошептал мейстер. Мира поняла, о чем он подумал, и поспешила успокоить старика: — Нет, нет, не обидел. Все в порядке. Я в порядке. Мне… Мне нужно подумать. Всего один день. Вызов ведь не срочный? — Нет, — ответил Уилл. — Более того, миледи, я бы сказал, что это письмо написано очень осторожно и тщательно. Судя по слогу и почерку, человек, пишущий его, старался подбирать слова максимально аккуратно. Мира вздохнула, опускаясь обратно в кресло. Что ей думать — она понятия не имела.***
Бран видел все это, присутствуя незримым призраком в той комнате, где беседовали Мира и старый мейстер. Видел злость Миры и слышал, как она кричит, что ни за что не поедет в столицу, что между ними ничего не было и не могло быть. А если и правда не приедет? Она ведь так обижена на Брана, сейчас он это точно понял, увидев воочию. Но не будет же он силой принуждать ее приехать? А если другого выбора не будет? Брану была нужна Мира. Теперь — нужна. Нужна, как воздух — выражение банальное и использованное множеством поэтов и менестрелей, но Бран правда ощущал это примерно так. Мира была, как свежий ветер. В Красном Замке было так душно, так темно — Бран нуждался в свете и свежести. Он ненавидел свое увечье — будь у него здоровые ноги, он сам вскочил бы в седло коня и прискакал бы на Север. Без лордов, без свиты, даже без слуг — один. Нашел бы постоянно перемещающееся диковинное Сероводье и упал бы в ноги леди Рид, вымаливая прощение. И она бы могла его простить, не будь он калекой… Бран часто думал об этом. Там, за Стеной, он не раз хотел признаться Мире в любви, но молчал, одергивая себя. Каждый раз напоминал себе, что не может дать ей ничего, кроме боли и забот. В итоге именно это она от него и получила. Да и скажи он Мире, что любит ее — что бы она ответила? Вряд ли это было взаимно. Он был всего лишь мальчишкой в ее глазах, таким же, как Жойен. Мира не была намного старше — наверное, на два года — но Бран всегда считал ее более взрослой, потому что она могла то, чего не мог он. Мира не стала бы высмеивать его, но все же… Бран откинулся на спинку кресла и распорядился, чтобы снующие в его покоях слуги позвали Тириона. Вскоре карлик оказался в его комнате, и с порога заметил, что Бран, вопреки обыкновению, выглядит взволнованно. — Что произошло, ваше величество? — спросил Тирион. — Она может не приехать, — сказал Бран, и в его глазах мелькнуло отчаяние. — Что тогда? Она — леди Сероводья… Будет, когда ее отец умрет. Что мне делать, лорд Тирион? Десница задумчиво постучал пальцами по подлокотнику своего кресла. — Вы любите ее, ваше величество? Бран замешкался — ему было трудно говорить об этом вслух. Он даже имя Миры не мог озвучить. Будто, если о его чувствах услышит кто-то, кроме Миры, он потеряет ее. Любовь к Мире была доверчивой зеленой птичкой у него в ладонях, а маленькие птички боятся громких звуков. Юный король молча кивнул, подтверждая, что да — любит. Тирион улыбнулся — вот она, молодость. Он и сам был таким — его первая любовь не увенчалась успехом, но Мира Рид, леди Сероводья — не шлюха Тиша. — Была моя любовь весны прекрасней, и зеленее трав ее глаза… — пропел себе под нос десница, и Бран встрепенулся, в словах песни, которую часто распевали менестрели, узнавая Миру. Глаза, зеленее трав… Прекраснее весны… О да, так и есть! — Если леди Рид откажется приезжать к вам — то вы приедете к ней, — решил Тирион. — Мы организуем путешествие к Перешейку, и вы сможете поговорить с ней. У казны хватит на это средств. Но, быть может, ей просто нужно немного времени? Бран усмехнулся. Тирион не мог видеть Миру, но знал это — очевидно, он хорошо знал женщин. — Один день, — проговорил король. — Один день, и она решит. — Ваше величество, вы дали ей всего один день? — взволновался карлик. Это же так мало! Ему совсем не хотелось, чтобы Бран принимал поспешные решения. — Нет, — ответил Бран. — Не я дал ей так мало времени. Она дала мне столько.***
Мира не могла думать ни о чем, кроме предложения короля. Эта мысль преследовала ее повсюду, шла за ней по пятам, тенью мерещилась в углах замка, кричала голосами болотных птиц, сверкала лучами зимнего солнца в воде: Бран ждет ее, Бран зовет ее. И тут же Мира себя одергивала — не Бран. Письмо подписано его десницей, Тирионом Ланнистером. О Тирионе Мира знала мало, только смазанные слухи, и из услышанных пересудов ей было известно, что он — очень умный человек. Что, если присутствие при дворе леди Рид нужно вовсе не королю? Что, если это изощренная политическая игра? Дом Ридов — всего лишь знаменосцы Старков, но после множества войн большинство великих Домов просто вымерло; кто знает, какую роль может занять Сероводье на политической арене? Может, через него корона хочет повлиять на отныне независимый Север? Мира не могла есть, но заставила себя проглотить потрясающе вкусно приготовленную кухаркой маринованную в травах лягушатину. Мира не могла спать — закрывала глаза и видела Брана, видела снежные заносы в человеческий рост на краю света, видела мертвое тело брата, покрытое снежным саваном, видела сияющие голубые глаза мертвецов, и по позвоночнику ее ползли холодные мурашки. Столько мыслей роилось в ее голове, и леди Сероводья просто лежала без сна под теплым одеялом из медвежьей шкуры, щурясь на горящий в изножье кровати светильник. Она может остаться здесь, прикрывшись своим новым титулом, независимостью Севера, отказать самому королю — пожалуй, во всех Шести Королевствах только у нее было такое право. Но тогда Мира никогда не узнает, что же хочет сказать ей Бран, и хочет ли вообще. К тому же… Она отрицала это изо всех сил даже в мыслях, но ей ужасно хотелось снова увидеть Старка. Увидеть, каким он стал королем. Сколько бы Мира ни пыталась убедить себя в собственных же словах: «ты умер в той пещере», она понимала — Бран не умер для нее. Бран все еще болит там, слева под ребрами. А может, он прямо сейчас здесь и видит ее?.. Мире стало страшно. Она знала об этой способности Брана, но раньше не задумывалась о том, что он может смотреть на нее и видеть ее в любой момент. Даже когда она спит, переодевается или купается… Мог ли Бран себе такое позволить? А почему бы и нет? Короли позволяют себе все. А дочери простых знаменосцев вряд ли волнуют их больше, чем обычные селянки-простолюдинки. Подумав об этом, Мира рассердилась, рывком натягивая медвежью шкуру на грудь и зарываясь в перины с головой, так, чтобы наружу торчали только черные кудряшки. Чертов Трехглазый Ворон! Нет нигде от него покоя! Как же она его ненавидит! Пару минут Мира гневно сопела под грудой тяжелых и жарких перин, а потом резко села, и одеяла сползли с ее голых плеч. Уставившись в ночную темноту, леди Сероводья громко спросила: — Бран, ты видишь меня?! Конечно, ответом ей было лишь молчание зимней ночи да шум ветра за окном. Брана не было здесь. На самом деле не было. Мира не могла этого знать, но ей вдруг стало спокойно — а может, леди Рид просто слишком устала за день. Она опустилась обратно на подушки, повернулась на бок, по-детски подложив под щеку кулачок, и спустя минуту уже сладко спала, не видя снов. Небо Севера медленно светлело на горизонте.***
Бран запрещал себе смотреть на Миру. Он мог видеть, что угодно, любой уголок мира, какой пожелает, но он хотел сосредоточиться на делах: подготовке к зиме, отстройке разрушенной драконьим пламенем столицы, поимке того самого дракона, который мог быть опасен, учитывая его огневую мощь и теперешнюю неуправляемость из-за потери матери и всадницы… Бран заставлял себя думать о зиме, драконе и подсчете стройматериалов, но все равно постоянно возвращался мыслями к Мире. Один день плавно перетек в целую неделю — юный король не мог решиться посмотреть на леди Сероводья, чтобы узнать ее намерения. Он слишком боялся отказа, даже если в таком случае сам поедет к Перешейку. Нет, отказ — это будет очень больно. Больнее, чем упасть с башни Винтерфелла, ломая позвоночник — а на что он мог надеяться, кроме как на отказ? Лучше просто не знать, откладывать момент, когда станет известна правда. Впервые по своей натуре любопытный Бран предпочитал оставаться в неведении. Он закончил сегодняшние государственные дела — потер переносицу, коротко вздохнув. Двенадцать дней — именно столько прошло с того момента, как Мира кричала своему мейстеру, что никогда и ни за что. Двенадцать дней. Сколько это часов, двести восемьдесят восемь? Бран попытался посчитать, сколько секунд в двенадцати днях, но сбился со счета. Отъехал от стола, самостоятельно двигая кресло на колесах, что специально для короля сконструировали искусные мастера, и подкатился к окну. Небо окрасил закат — нежно-розовый, а не ярко-алый. Возможно, это было хорошим предзнаменованием. Алый, кровавого оттенка закат — обычно всегда дурной знак: день будет холодный и ветреный. Когда на Винтерфелл напал Теон Грейджой, закат накануне был именно таким — красным, как кровь. Тогда Бран был чересчур восприимчив к мелочам и во всем видел знаки судьбы. Сейчас — просто пожалел, что в небе нет ничего зеленого. Здесь, в Красном Замке, было так мало зелени, именно зелени, а не ярких цветов, а Бран скучал по ней — видя зеленую траву и листья, даже изумруды, он вспоминал о Мире. О, если она прибудет сюда — он прикажет сшить для нее серебристое платье, расшитое изумрудными нитями — в цветах ее Дома. Она будет так прекрасна в нем — леди Сероводья… нет. Королева Шести Королевств, ее величество Мира Старк. Бран мечтательно прикрыл глаза. Он почти видел это — в туманном мареве различал весело улыбающуюся Миру в серебряно-изумрудном платье, с блестящей золотой диадемой в черных кудряшках. Видел, как набрасывает на ее плечи плащ с изображением лютоволка, слышал, как они произносят перед септоном свадебные клятвы, и ощутил на своих губах невесомый поцелуй — то ли очередное видение Трехглазого Ворона, то ли всего лишь больная фантазия влюбленного мальчишки. Возвращение к реальности было болезненным. Бран чуть не застонал от разочарования, осознав, где он и кто он. Поцелуй на губах оказался просто порывом ветра из распахнутого окна. Все остальное — выдумка. Иллюзия. Глупости. Он же так хотел верить, что не способен больше на человеческие чувства! Он хотел убедить в этом Миру — и убедил. Молодец. На тебе, получай — она поверила, и нет у тебя больше Миры. Никого у тебя больше нет. Она может жить без него, жить легко, просто и спокойно. Управлять Перешейком и Сероводьем, гулять по своим любимым болотам, охотиться на лягушек, ловить рыбу, может (да точно!) даже однажды выйдет замуж за человека, способного ходить и бегать, у них появятся дети, которых не может иметь Бран… Он не может ничего — и не хочет ничего. Королевский титул — не желанное достижение, а навязанная повинность. Уйти бы снова за Стену, туда, где жил предыдущий Ворон, врасти в дерево и остаться там навеки! — Ваше величество? — Тирион, вошедший в королевские покои, был взволнован и радостен, зная, что Брану понравится его известие. Бран скрипнул колесами кресла, разворачивая его от окна и устремляя пронзительный взгляд серых глаз на десницу. — Да, лорд Тирион? — Только что прилетел ворон из Сероводья, — сообщил карлик. — Леди Рид дала свое согласие. Скоро она будет здесь.