...А я пишу тебе второе письмо: «Здравствуй, видно, чего-то сильно мне не хватило в этой жизни (или хватило выше крыши) если я — к человеку, который к тому же и младше меня — обращаюсь с приказом, нет, с требованияем — понимания и пощады». Ты — мне пишешь: « ...и вот, в куче старых штрафов за неуставную парковку нашел твое раритетное письмо. ... Распечатка на принтере. Письмо, понятное дело, было прощальным. Зачем я его некогда распечатал — не знаю. Наверное хотел порыдать над ним в лопухах, но по живости натуры отвлекся и забыл. А может все же и порыдал, потому что оно было в каких-то разводах (я люблю разбирать почту в росистых полях). Кто знает — уже не вспомнить. И что я подумал? Что это твое старинное со мной прощание номер три тыщи сорок семь так же соотносится к нашему настоящему прощанию, как тот черновик к готовому продукту.» ...И вот только тогда через сутки, уже в москве, за минуту, как пришла твоя смс-ка, я вдруг понял, ЗАЧЕМ Я ЕХАЛ ТУДА. Через все месяцы, все километры, через эти три дня. Я ехал, чтоб посмотреть на тебя в упор. И чтобы обнять. Очень может быть, что в последний раз. Как тогда на улице, в поднебесном аэропорту. Просто так: не по-братски, не по-дружески, не как любовник, и не как бывший любовник. А так просто — на десять секунд, как будто бы навсегда. Вот интересно, стоит вся эта груда времени, все эти безумные километры одного десятисекундного объятья Мои тебе чужие письма. Дмитрий Воденников.
***
Москва, 2013 год Борщ вкусный. По крайней мере так кажется. Антон старается не чавкать и не облиться, но голодный организм и недостаток времени приводят к печальному результату. На серой кофте теперь красуются бордовые пятна от выпавшей изо рта капусты. Дима усмехается. — Шаст, переодеться не успеем, нас ждут. — Да, похуй. Они сидят в кафе недалеко от нового офиса. Андрей залипает в пространство — плохо спал сегодня. Стас разговаривает с кем-то по телефону и взглядом советует им жрать быстрее. Сам грустно смотрит на еду, к которой притронуться так и не успел. Антон одной рукой держит ложку, другой дергает себя за волосы, волнуется. С Арсением, Сережей и Антоном их заочно уже познакомили, они и сами успели залезть на чужие страницы ВК, но новых людей Шаст слегка опасается. Им же работать вместе, а вдруг не споются. Ну может хоть сопьются. — Заканчивайте, — говорит Стас. И просит счет, принимаясь быстро хлебать суп. Дима поправляет очки и тяжело откидывается на спинку дивана. — Шаст, успокойся. Вроде прикольные ребята. — Не сомневаюсь. Когда они выходят из кафе, Антон с Димой закуривают. Андрей отмахивается от дыма и нервно улыбается. Стас подгоняет их практически пинками. Словесными пока. Он сегодня с самого утра деятельный. Шагает широко, подбадривает, шутит по-дурацки. Глядя на него, кажется: получится у них все. Станут звездами ТНТ, зарабатывать начнут. Антону двадцать два. И крышу поддувает от открывающихся перспектив. Открывающейся дверью офиса он получает по лбу, жмурится и втягивает голову в плечи. Офис им достался просторный с высокими потолками и огромными синими диванчиками. Стас уже здоровается с поднявшимися ему на встречу ребятами. Антон ловит на себе хмурый взгляд Сергея, кажется, и ссутуливается сильнее. Его тезка — Антон приветливо пожимает руку Стасу и Диме. Шаста хлопает по плечу. — Если встать между нами, можно желание загадать. — Ага. У парня справа — Арсения губы на секунду сжимаются в узкую полоску, но потом он улыбается, впрочем улыбка не касается глаз. «Питерцы, блядь!», — думает Антон, косясь на дырявые голубые джинсы и темную челку, которую ее обладатель тут же зачесывает набок. Протянутую для рукопожатия руку Антон замечает спустя непозволительно долгое время, потому что занят рассматриванием чужих волос и ярких на контрасте глаз. Интересное сочетание. «Он красивый», — мелькает в голове. — Арс. — Антон.***
Новая Москва, 2649год Антон тонет. Глубокие темные воды заполняют легкие, не дают сделать вдох. Он не ощущает тело в пространстве, теряясь в бездне собственного сознания. Свет над головой рассеивается сияющими бликами, но выплыть наверх Антон не может. — Ты умираешь. У его смерти голубые глаза, мягкие руки и родинки, убегающие по щеке вниз на шею, по плечам, спине и бедрам. Антон целовал каждую, и выучил их расположение, как когда-то в детстве карту звездного неба. — Твое сердце не бьется. Арсений касается его груди. Ведет вверх по ребрам через солнечное сплетение. И бьет сильно, больно, прямо в сердце. — Дыши, Антон. Что же ты делаешь? — Ты в моей голове. Останься со мной хотя бы здесь, хотя бы бредом моего сознания. Антон перехватывает чужую руку и очерчивает губами линии вен, застывая на косточке тонкого запястья. — Антон, это я. Я не проекция твоего видоизмененного углерода. Чувствуешь? — Ты мое сумасшествие. — Я с тобой. Только дыши, пожалуйста. Арсений бьет по груди еще раз и еще. Пальцы проходят сквозь кожу и сжимают сердце, пытаясь заставить его биться. Антон улыбается. — Забирай, оно твое. — Я претендовал бы только на твою душу, если б был уверен, что хоть у кого-то она есть. А сердце лишь кусок мяса. Тебе нужно вынырнуть, Антон. Ты умираешь на операционном столе третий раз. Антон гладит чужое лицо. Лоб, брови, веки. Щелкает по носу. Арсений смешно морщится. Дернувшийся уголок губ слишком заметен на серьезном лице. Скулы острые. Арс худой, тоньше, чем Антон его помнит. А он помнит спустя сотню лет. Не забывал ни на секунду. — Знаешь, Отреченцы верят, что мы можем создать реальность под себя и навсегда остаться в видоизмененном углероде. Останься здесь со мной. — Антон, — Арсений жестко хватает его пальцами за подбородок, — посмотри на меня. Ты должен очнуться. Он вдруг усмехается грустно. — В детстве, когда отец меня ругал, сразу была команда: «В глаза смотри!» А потом говорил: «Чего уставился?» И на мои слова, что ведь сам же попросил в глаза смотреть, он отвечал: «Еще и огрызается». Арсений склоняется, касаясь чужого виска своим. — Между виртуальностью и жизнью есть одно простое отличие. Здесь тебе кажется, что существование всего поддерживается тобой. Реальность не дает такой уверенности, легко воспитывая убеждение, будто ее невозможно полностью контролировать. Мы не можем остаться здесь, Антон. Нужно вынырнуть и взять ситуацию под контроль, иначе близкие нам люди погибнут. — Что ты наделал, Арс? — Ты даже представить не можешь, как много я натворил. Антон обнимает его, проходясь по голым лопаткам. И белые крылья раскрываются за спиной. — Ангел, я не шучу, — Арсений кладет голову на плечо и притирается затылком к щеке. — Почему ты близко лишь в видоизмененном углероде? Арсений оглаживает пальцем линию чужого подбородка и бьет по груди над сердцем. — Дыши. Антона продирает разрядом тока и тащит наверх к солнечным бликам. — Не ищи меня в реальности, иначе я потеряю над ней контроль. Антон, не смей меня искать. — Арс. Голос теряется в темных водах. Возвращение из мертвых может быть очень мучительным. Что бы ты ни чувствовал, о чем бы ты ни думал, кем бы ты ни был в момент, когда тебя помещают на хранение, ты будешь продолжать испытывать то же, когда выйдешь назад. Тревога и беспокойство могут создать значительные проблемы. Так что надо полностью расслабиться. Отключиться. Забыться и свободно плавать. Если на это есть время.[1] — Арс! Антон выныривает из резервуара, барахтаясь, держа одну руку на груди и зажимая несуществующую рану, а другой нащупывая чужую несуществующую спину. Вес собственного тела обрушивается на него тяжелым молотом, и он падает назад в невесомый гель. Взмахнув руками, Антон больно ударяется локтем о стенку резервуара и вскрикивает. Комки геля забиваются в нос и в рот. Закрыв рот, он хватается за рукоятку люка, но гель везде: в глазах, в носу, обжигает горло, скользкой массой облепляет руки. Сила тяжести разжимает его ладонь, вцепившуюся в рукоятку люка, и наваливается на грудь многократной перегрузкой, вжимая обратно в гель. Тело судорожно бьется в тесном резервуаре. Антон тонет. — Дышите, — испуганно просит Крюков, подхватывая его под спину и вытаскивая на поверхность. Рядом суетятся другие врачи. Крюков откладывает дефибриллятор. — Мы не могли запустить ваше сердце два с половиной часа. И подключиться к видоизмененному углероду. Это третья оболочка, Антон. Вы нас напугали. Пока Антон, отфыркиваясь, ощупывает грудь, убеждаясь, что на ней нет ран, ему мягко вытирают полотенцем лицо. Теперь он может видеть. Впрочем, Антон оставляет это удовольствие на потом, а для начала решает выплюнуть содержимое резервуара из горла. Где-то полминуты он сидит, опустив голову, выкашливая гель и пытаясь понять, почему все такое тяжелое. — Это палата интенсивной терапии. Здесь не очень приятно просыпаться, прошу прощения, Антон. — Дайте мне одежду. Антон рывком вылезает из резервуара и падает на пол, разбивая колени. — Да что ж вы делаете? Успокойтесь, Антон. В течение следующего дня вам надо как можно больше отдыхать. Возможно, вы будете испытывать легкое недомогание, но это нормально. Все проблемы разрешит сон. Если почувствуете боль в… — Я все знаю. Мне уже приходилось делать это. Дайте мне одежду. Антону становится плевать на человеческое общение. Он вспоминает Арсения. Крюков кивает, помогает подняться и перепоручает Антона девушке медсестре. Она ведет его в душ, предлагает зайти внутрь и задерживается в дверях, разглядывая оболочку. — В душе мне тоже приходилось мыться, — заверяет ее Антон. Девушка отводит взгляд. — Ваша одежда в шкафу в душевой, правая верхняя полка. — Спасибо. Антон закрывает дверь, встает под душ и усмехается. Верхняя… Потому что Сережа с Димой не дотягиваются. А рядом лежит одежда Арса. Лежала. Антона пробивает на дикий истерический смех. В голове по-хорошему пусто. Жизнь разваливается на куски и одновременно налаживается. С боем выдирать у нее свое счастье он научился уже давно. Или не выжил бы. Быстро сполоснувшись, Антон, поскальзываясь на плитках мраморного пола, влетает в шкаф. Футболка с живой надписью «Back again», бегущей неоновой строкой, смешит его до усрачки. Антон перекладывает Сережину одежду наверх и бежит по коридору на выход. На скамейках в холле ожидающих в разных позах валяются ребята. Паша громко зачитывает вырезанные на скамейках надписи: — Я люблю Олечку. Я обожаю Тимурчика. Фу, бля. О-о-о!!! Дебилоиды из Импровизации. Это мы, — радостно говорит Воля и резко затыкается, увидев Антона. — Шаст? — осторожно спрашивает он. — Ты как? Где Арс? Антон молчит, теряя слова, реальность, себя и не знает, как начать. — Нам нужно найти Кадмина. Дима кладет руку Антону на плечо, другой взъерошивая волосы на макушке. — Шаст, что произошло? Где Арсений? Зачем тебе Кадмин? — Сядьте, — Антон опускается на пол и приглашающе стучит ладонью рядом с собой. — Вы можете мне не поверить, но я не ебнулся. Я не сумасшедший. На последней фразе Антон переходит на крик, но успокаивается быстро, сжимая руки в кулаки. — У тебя истерика. Тише, — Паша щелкает пальцами у него перед носом. — Что произошло, когда вы сбежали? Где Арсений? — Кадмин — это Арс, — выпаливает Антон. Мягко объяснил. Последовательно. А главное, доходчиво. — В смысле? — Сережа нахмуривается. — Кадмин — это Арс. Не смотрите на меня так. Я не сумасшедший. И я, — Антон закрывает лицо руками, — сделал ему очень больно. — В смысле Кадмин — это Арс? Сережа начинает белеть, до него быстрее чем до других доходит смысл слов. Дима с Пашей остаются молчаливыми каменными статуями. — Сереж, я снял маску, а там Арс. И кровь красная. И я… Это был он. Это он. Я не сошел с ума, — Антон подскакивает. — Ты мне веришь? Вы мне верите? — Антон, — Паша поднимается за ним следом и мягко обнимает за плечи, — успокойся. — Я, блядь, спокоен. Сереж, поверь мне, пожалуйста. Поверьте мне. Я не сумасшедший. Матвиенко закрывает глаза. — Это не может быть правдой. — Но это правда. Мы должны его найти. — Антон, сядь, — требует Дима. — Где, Арс? — Какой из? Позов, не церемонясь, дает пощечину, еще одну и еще. — Прекрати это. Где Арс? Антон даже не пытается отбиваться. Сережа отталкивает Диму сам, требовательно смотря снизу вверх. — Ты берешь себя в руки, и мы идем искать Арса. И если ты говоришь правду, я убью его. Я его убью. — Серый, — Паша грубо его отстраняет, — Антон не в порядке, а ты ему поддакиваешь. Шаст тяжело вздыхает. — Мы с Арсом угнали звездолет, потом я выкинул его в спасательной капсуле, потому что Кадмин взорвал двигатели, и мы начали падать. Разбились где-то в море недалеко от Новой Москвы. Арс не будет с нами связываться, он не дурак. Если его поймают, убьют. — Почему? — Спрашивает Дима. — А вот это пусть вам Кадмин объясняет и много чего еще, но вы быстрее его придушите, когда увидите. А теперь, извините, я иду искать. — Шаст, ты на труп похож. Антон идет к двери, не оборачиваясь. На улице ночь. Он тормозит на лестнице, вызывая такси домой, садится и прикуривает стащенные из Диминого кармана сигареты. Сережа падает на ступеньку рядом, отмахивается от дыма и внимательно смотрит в лицо. Ложь ищет или признаки сумасшествия. Находит лишь абсолютную заебанность и успокаивается. Выхватывает себе сигарету из пачки тоже. — Шаст, я сейчас пробовал связаться с Кадминым. Там блок. — Угу. — Я не могу поверить. — Пошли со мной. Убедишься, проорешься. — Пойду. — Хорошо. Антон затягивается сильнее, отворачиваясь от слепящих огней подлетающего такси, тушит сигарету о мусорку и выкидывает. Сережа свою даже не поджигает, просто мутно пялиться в пространство, потирая веки. Они садятся в машину, когда Дима с Пашей и Крюков выходят на улицу. Антон посылает воздушный поцелуй и хлопает дверцей. Сережа откидывается на сиденье и закрывает лицо руками. — Шаст, — глухо интересуется он, — где мы будем искать Кадмина… Арса? Мы ведь не знаем… — Мы не знаем, знает По. Или поможет отыскать. — Не понимаю, почему ты такой спокойный. Антон вжимается лбом в холодное стекло, выдыхает. Кончиком пальца вычерчивает маленькое «А» и стирает, сам себя испугавшись. — Помнишь, ты говорил, что любовь это как гнать на машине, зная, что впереди обрыв? — А еще я говорил, что можно ехать медленно с отремонтированными тормозами. — Если с человеком, предназначенным тебе вселенной, ты всегда разбиваешься? Сережа качает головой. — У вас же с ним все было нормально. Вы, блядь, пожениться собирались. — Собирались… Я думал, что их не разделяю. А потом его увидел… и разбился… вновь. — Шаст, ты… я все еще не могу поверить. И я тоже не знаю, как теперь быть. Антон кладет руку Сереже на плечо. — Слушай, найдем его и разберемся. Их обоих надо спасать. — Ты знаешь, что он натворил? — Много. И он в ужасе. От себя. Блядь, Серый, мы в жопе. Сережа поворачивает голову и съезжает по сиденью вниз. — Если он жив, мне плевать. Их ослепляет огнями взлетно-посадочной полосы. Они выходят из такси и бегут к лифту, Антон едва поспевает за Матвиенко, задыхается, грудь болит. Наверное надо было отдохнуть по совету Крюкова, но увидеть лицо Арсения, не искаженное болью, без слез становится жизненно необходимым. Дома Антон быстро напяливает мото костюм, вручает Сереже защитную маску, шлем и оружие. Матвиенко потерянно шарахается по гардеробной. Сжимает губы, когда видит вещи Арса, аккуратно развешанные в одном из отсеков, зачем-то перекладывает его обувь, меняет местами кроссовки и туфли, расставляя по цветовой гамме черное к черному. Антон наблюдает за ним, оперевшись локтем о стену. Сережу хочется подбодрить, но слова не идут. — Ему будет очень больно, если ты… — Я люблю его, — перебивает Антон. — Я буду с ним. Сережа перестает теребить футболку Арса и поворачивается, глядя Антону в глаза. — Тебе придется выбирать. — Нет. Я выбор уже сделал, — Антон поднимает правую руку и касается безымянного пальца. — Мы оба сделали выбор. Матвиенко сжимает виски ладонями, будто пытаясь лопнуть свою голову как воздушный шарик. — Сереж, их надо спасать, остальное уже неважно. — Кому-то из них будет больно все равно. Антон не отвечает, тянет Матвиенко за локоть из гардеробной к панорамному окну в гостиной. Вызывает мотоцикл, запрыгивает на него сам и затаскивает Сережу к себе за спину. — Удобно. Я свой кабриолет пытался задом к окну в пентхаусе парковать, но залезать тяжеловато. — Я на свой мотоцикл из обычного окна однажды выпал в одних трусах, когда у девушки внезапно парень вернулся. Антон хмыкает. И стартует вверх, резко облетая снизу какой-то джип. Транспорта ночью мало, поэтому до перекрестка они добираются в считанные минуты. Сережа вжимается в Антона, высчитывая падение боковым зрением мелькающими этажами высотки. Свист ветра заглушает все звуки, и хлопок воздушной подушки о землю становится почти неслышным. После нападения По сменил место жительства. Район, в котором он поселился, кажется еще более безлюдным, чем прошлый. Антон идет по разбитому поребрику, балансируя и скользя по грязи и воде, вытекающей из канализации. Сережа в своих тонких кедах брезгливо маневрирует среди мусора, шарахается от пара, вырвавшегося из полуоткрытого люка и матерится, наступив на разбитую стеклянную бутылку. Они подсвечивают себе асфальт фонариками на пистолетах и все равно спотыкаются и оступаются все сто метров до дома По. Около нужной двери на удивление относительно чисто, никакого высокотехнологичного хлама, видимо хозяин еще не успел завалить проход. Окна закрыты ставнями и зарешечены, голубоватые искры электричества скользят по металлу и предупреждающе гудят. Антон стучится. У стены открывается красный глазок камеры, моргает пару раз, сканируя, и дверь съезжает вниз. — Шастун, — По стоит в проходе в одних джинсах, — ты сильно не во время. Еще и не один. — Это срочно. — Я понял. Девочки, — По исчезает в коридоре слева, — начинайте без меня, я присоединюсь к вам чуть позже. Антон слышит игривые женские голоса и хихиканье. — С какой отвратительно опасной хуетой ты пришел ко мне сегодня? Интересной хотя бы? — Ты обосрешься. — От страха? По нахмуривается, разглядывая гостей. — Шастун, ты на труп похож, поспал бы. Китайский военный вирус, который ты просил, все равно придет не раньше, чем послезавтра. Плюс пара дней на подготовку. Я конечно не понимаю, что ты надеешься найти на зараженном стеке. Я могу уверить тебя — там пустота, вирус выжег сознание твоего друга. Антон хлопает и потирает ладони друг о друга, мерзко скалясь. — Как все сошлось. Кстати об этом… — Но ради тебя и кучи бабла… — перебивает По. — Что сошлось? — Тут такое дело. На серверы ООН нам теперь лезть не надо. Но аккуратненько покопаться в одной башке я бы все же хотел. Сможешь взломать стек вживленный в носителя? — Херня вопрос, Шаст. А чего планы резко изменились? Послушал мой совет? — Ну, — Антон проходит в комнату и падает на диван, — зря радуешься. Мы в жопе. — Излагай, — По садится напротив в кресло. — Для начала эту башку со стеком нужно найти, — Антон противно ухмыляется. — Кстати не знаешь, где в нижнем городе тусуются посланники? По молчит долго, переваривает запрос. Смотрит на Матвиенко, зависшего в проходе, и откидывается на спинку кресла, задирая голову к потолку. — Я правильно тебя понял, ты хочешь залезть в мозги посланнику? — Ага. — Ты ебнулся? — Похоже на то. — Нас прикончат. — Нет. По складывает руки на груди. — Откуда такая уверенность? А главное нахрена? Блядь, только не говори, что тебе нужен Кадмин? Антон кивает. По съезжает по креслу вниз. — Шаст, нет. Ты вообще в курсе, какие слухи о нем ходят? Он головорез. Главное оружие сената. Я могу тебе скинуть информацию о нем, ты охуеешь. — Вряд ли больше, чем сейчас. — Нет, Шаст. Он нас запытает и распотрошит. — Это Арсений, — говорит Сережа. По моргает несколько раз и поворачивается к Матвиенко. — Чего, блядь? — Кадмин — это Арсений. Человек, который умер сотню лет назад. Точнее не умер, как оказалось. — Так, ребятки, что происходит? — А хуй его знает, — машет рукой Антон. — Поэтому мне нужно, чтоб ты помог залезть к нему в башку. — Если я помогу, мы накроемся огромной пиздой, как у шлюх в борделе через пару кварталов. — Если не поможешь, все равно накроемся. Без вариантов, По. — Блядь, Шаст, посланники в «Вороне». По крайне мере были, судя по слухам. Самый приличный отель нижнего города. Управляется ИскИном. У него наверняка можно узнать подробнее. Ну или в пабе рядом. Но там отхватите пиздюлей за странные вопросы. Антон поднимается, подмигивая Сереже, который в ответ закатывает глаза. — Спасибо, По. — Шаст, аккуратнее. Я не знаю, как вы собираетесь вырубать Кадмина и лезть к нему в башку, но, обещаю, что помогу тебе. — Для начала попробуем поговорить, а дальше по ситуации. — Удачи. По провожает их до двери, щурится на свет одинокого фонаря, качающегося от ветра, и хлопает Антона по плечу. — Будьте осторожны. Это все-таки нижний город. Искать ваши стеки по подвалам и ямам я не смогу. — Ясен хуй мы будем осторожны, — говорит Сережа и выходит в ночь. Антон следует за ним. Они негласно решают пройтись пешком и подумать. Матвиенко сжимает в руках оружие, освещая себе путь фонариком, молчит, хмуря брови. Лицо у него злое, и Антон боится первым начать разговор. Отель «Ворон» таится в темноте. Вывеска не горит, и создается ощущение, что здание заброшено. Вокруг на удивление чисто и светло. Уличное освещение гудит и подмигивает желтыми огнями. Из бара напротив слышны пьяные песни упившихся в хлам людей. Полуголый парень-шлюха сидит под дверью и лениво отсчитывает кредиты. Антон нажимает на кнопку звонка и отшатывается от голограммы, мгновенно появившейся в полуметре от него. Сережа нервно вздергивает руку с оружием. — Добрый вечер. К сожалению, мест нет. Мужчина в бордовом фраке учтиво кланяется и извиняюще качает головой. — Нам нужен один из ваших постояльцев Мистер Кадмин. Голограмма начинает мерцать. — Для вас есть сообщение, Антон Шастун. Воспроизвожу запись. Голос Арсения тихий, усталый, разбивается помехами и шипением, но все равно до боли узнаваем родными интонациями. — Я уехал отсюда пару часов назад. Был уверен, что ты придешь. Кстати отель тебя за это теперь ненавидит. Ему скучно одному, оказывается. Не ищи встречи со мной. Лучше успокой ребят или не говори им. Хотя ты уже сказал, наверное. Пересидите тихо пару месяцев. Не перечьте руководству. Ваш андроид в бегах, не делайте ему хуже. И Антон, не лезь в мое прошлое. Я многое не смогу тебе объяснить, да и не хочу. Прости меня. И прощай. Голограмма исчезает. Антон продолжает пялиться в пустоту. Сережа тупо хлопает глазами и белеет. — Это Арс. — Королева драмы, бля. Прости, прощай, сука. Скрытный уебан со своими ебучими тайнами. — Шаст, это Арс. Арс! Он живой. Сережа открывает и закрывает рот, подпрыгивает на месте и трясет Антона за плечи. — Он живой. Охренеть. Живой, — Матвиенко замирает. — Только где, блядь, он сейчас? Антон кивает в сторону бара. — Бухнем и поспрашиваем? — И получим пизды. — Давай не будем получать пизды. Сережа хмыкает, запихивает оружие за пояс и прячет под футболкой. Антон делает то же самое. Поправляет сползшие на бедра джинсы и уверенно шагает к бару. Вывеска «Угрюмочная» переливается черно-серым неоном. Шлюха заинтересованно поднимается им навстречу и потягивается, играя мускулами под прозрачным кислотно-розовым боди. Антон слегка косеет от вырвиглазного освещения и ярких цветов одежды. — Красавчик, могу отсосать, — парень улыбается и подмигивает. Его мимика слишком настойчива, слишком правильна как у куклы. Он синтет. Человек в бесчувственной пластиковой оболочке. Интересно, может ли получать оргазмы или у его работы совсем нет плюсов? — Не сегодня, — отвечает Антон. Сережа брезгливо обходит парня по дуге и открывает дверь бара. Запахом пота и крепкого алкоголя шибает до блевоты. Дым от разнообразного курева вьется туманом среди многочисленной бухой публики, призраками расползаясь по углам и потолку. Помещение огромно. Скрытые в полумраке силуэты ржут и чокаются. Антон берет Сережу за локоть и ведет к барной стойке. — Виски, пожалуйста, — просит Шаст. Бармен прищуривается. Ставит стакан перед Антоном, но наливать не спешит. — Лица у вас знакомые, парни. Позади кто-то присвистывает. — Еще бы, блядь, — шипит Сережа, наклоняется к Шасту и шепчет: пошли отсюда. Антон мотает головой, опирается на стойку и, глядя в глаза бармену, спокойно произносит: — Заходил ли к вам человек из отеля напротив, лысый такой, два метра ростом, огромный? — Как думаешь, сколько дадут за стек этого мафа? — слышит Антон откуда-то сбоку. Сережа вжимается близко-близко и выдыхает на ухо: — Шаст, нам надо уходить. — Уже не свалите, — мужчина улыбается Антону желтыми кривыми зубами. Его блестящее от пота лицо отливает нездоровым зеленоватым оттенком, тонкие сальные волосы прилипли ко лбу, белки глаз испещрены красными лопнувшими капиллярами. Нижний город изъедает оболочки людей, живущих в нем. Шаст предупреждающе касается оружия на бедре. И через секунду понимает, что зря. В челюсть летит кулак. Антон ныряет вниз, сбивая нападающего ударом под колени. Бьет другого прикладом в висок, получает под дых и сгибается пополам. Сережа рядом защищается вполне сносно, но рост играет против него. Он не успевает даже оружие выхватить — руку пришпиливают ножом к деревянной поверхности бара, с силой прикладывают головой о стойку, и Сережа оседает на пол. Антон пинком откидывает напавшего на Матвиенко в столик напротив и швыряет стакан в лоб. Звук бьющейся бутылки в глубине бара его отвлекает. — Давайте на этом и закончим, — скрежет машинного голоса в полной тишине пугает. — Мафы спокойно уйдут, а мы продолжим пить. Не будем портить друг другу вечер. Антон узнает интонации и тонкий силуэт. Арс тенью медленно идет к ним через бар. Без брони и опять в чертовой маске. Черный спортивный костюм делает его обманчиво хрупким. Еще и рюкзак за спиной. Он останавливается между столиков, ожидая реакции на свои слова. Антон наклоняется за Сережей, получает обидный поджопник и падает на четвереньки. Арсений оказывается рядом мгновенно и ломает кому-то руку, скручивая человека за запястья перед собой. — Мафы сейчас уйдут. — А чего ты за них вдруг впрягся? — интересуется бармен, опасливо пятясь к стене. — Не люблю кровь. Вы тут сейчас стеки вырезать будете, а я бы предпочел тихий вечер. Мне этого с лихвой на работе хватает. Поэтому давайте закончим мирно. Арсений отталкивает от себя мужика и оборачивается к Антону: — Радость моя, забирай коротышку и шагай отсюда быстрее скорости света. Шаст выпучивает глаза на обращение, но послушно подхватывает Сережу на руки. И на звук выстрела даже успевает среагировать — нырнуть вниз и уронить Матвиенко. — Сука, — рычит Арсений и в прыжке валит стрелявшего на пол, отбирая оружие. Антон уходит от удара ножом, выбивает его ребром ладони и удивленно замечает расплывающееся алое пятно на своей футболке. «Опять», — мелькает в голове. Затуманенный адреналином мозг включает боль спустя секунду. Ноги подкашиваются. Антон скользит рукой по деревянной стойке бара, но ухватиться не может. Окружающее пространство мутнеет. Он вяло бьет кого-то кулаком, промахивается, и от удара в ответ впечатывается лицом в барную стойку. Медленно поворачивается набок, ложась на щеку и сглатывая кровь с разбитых десен. И успевает увидеть, как Арсений резким движением ладони сплющивает чью-то голову о стену. Антон смаргивает картину. Арбуз на асфальт уронили. Даже жалко, косточек мало было. Треск костей заставляет распахнуть глаза. — Ты как? — спрашивает Арсений. — Сможешь уйти отсюда? — Минут через пять уже навряд ли, — бубнит Антон в стойку. Арс потирает окровавленные руки друг о друга и разводит их в стороны. — На самом деле ко всем вам у меня нет претензий. И еще минуту назад мы могли бы разойтись мирно. Но у меня сегодня был отвратительный день. И кровь я действительно не люблю. Он оборачивается к Антону и резко распахивает крылья, снося несколько столиков. — Это посланник, — вопит кто-то. Люди подскакивают со своих мест и начинают метаться как муравьи в залитом кипятком муравейнике. — Актер, блядь, — шипит Антон, оседая на пол. Из крыльев, извиваясь, выстреливают железные щупальца, пробивая убегающих людей насквозь. Антон руками закрывает лицо от разлетающихся брызг крови. Это бойня. Арс движется резко, подсекая и разрезая тела острыми наконечниками крыльев. Ломает шеи с ужасающим хрустом. Сжигает головы бластером. Одно из щупальцев обвивает ручку двери, не давая выйти. — Хватит, — кричит Антон. Арс не реагирует. Теснит несколько человек к стене и сносит головы крылом. Душит, оплетая грудину щупальцем. Стремительно разворачивается и идет к бару. Вытаскивает орущего бармена, пришпиливая к стене. Антон насчитывает восемь щупалец. Каждое, мерзко хлюпая, извивается в теле мужчины. — Вот теперь хватит, — говорит Арсений, вытаскивая их, и встает перед Сережей на колени. Антон сглатывает, закрывая рот ладонью. Вокруг валяются трупы, в живых Арсений не оставил никого. В голове бухает пульс в такт каплям крови, стекающим со стола. Арс закидывает Сережу на плечо, другой рукой помогая Антону подняться. — Дойдешь? — Да. Антон, шатаясь, тащится за Арсением, цепляясь плывущим взглядом за чужие сложенные крылья. До двери пару метров все-таки не доходит, падает на колени, из последних сил держась за перевернутый стул. Арс скрывается на улице и возвращается через секунду уже без Сережи. — Антон, открой глаза, — сквозь маску пробиваются испуганные интонации. — Угу, — говорит Антон и моргает медленно пару раз. — Потерпи немного. Я сейчас помогу тебе. — Пристрелишь? Арс вздыхает. — Если честно, очень хочется. Я же просил, не искать меня. — Угу. — Еще и Сережу с собой притащил. Арсений мягко убирает взмокшую челку со лба Антона и выносит его из бара на руках. Сережа лежит на асфальте, под головой вместо подушки кофта Арса. Антон щурится от света неоновой вывески и совсем размякает в объятиях, греется. Помирать так с комфортом. Арсений теплый и живой заваливает его к себе спиной на грудь, осторожно придерживая под ребра. — С Серым все нормально? — Если б было не нормально, я бы тут с тобой не возился. — Ясно, — хрипит Антон. — Нихрена тебе не ясно. Арс поднимает футболку и, хмурясь, осматривает рану. — Ничего ужасного. Через полчасика затянется. Но придется потерпеть, уж извини. — Тебе меня совсем не жалко? — Нет. Я уже сказал, если б не Сережа, я бы даже не вступился. — Смотрел бы, как меня избивают, вырезают стек? — Да. Антон стонет. — Тогда можешь бросить меня на асфальте и радостно ждать, пока я не умру. Тебе это удовольствие доставит? — Прекрати. — Ну тебе же меня не жалко. — Я разгромил бар и убил кучу людей. Арсений замолкает, задумчиво роется в набедренной сумке и достает маленький литой шарик, который тут же ощеривается огромным количеством лапок. — На счет три будет больно, — предупреждает Арс, — раз… Больно становится сразу. Антон орет, выгибаясь в чужих руках. В рану будто кислоту заливают. — Потерпи еще чуть-чуть, — Арсений прижимает его к себе сильнее. — Все. Шарик выныривает из раны к нему на ладонь. Антон стонет, крепко сжимая чужое запястье и удивляется тому, что сознание не потерял от боли. Арс пугающе профессионально вгоняет ему в вену обезболивающее и отбрасывает шприц на асфальт. — Должно быть легче. Теперь просто лежи и не двигайся. Полчаса, и затянется. Антон закрывает глаза, всем весом наваливаясь на чужую грудь. Дышит хрипло — голос сорвал. Через пару минут сознание проясняется. — Полчаса? Быстро. — Не слишком, — мгновенно откликается Арс, — особенно если видишь свои собственные внутренности. Антон неконтролируемо передергивает плечами и внимательно смотрит в темное стекло, защищающее глаза. — Арс, сними маску. — Я позеленею от запаха. — Можешь взять мою защитную. Арсений склоняет голову набок. — Что ты хочешь увидеть, Шаст? — Тебя. Тебя, блядь. Без слез и боли, которую я тебе причинил. Я думал тогда, что свихнусь. Арс, ты дорог мне, и я… — Ты тоже мне дорог, — перебивает Арсений резко, — но я не люблю тебя… Антон замирает с открытым ртом, слова застревают комком в горле. Это не должно так калечить, но ощущение, будто сердце и легкие вытащили наживую. Антон пытается сесть, выворачиваясь из удерживающих его рук. — Лежи спокойно и дослушай меня, — рявкает Арсений, прижимая его обратно к своей груди. — Я не люблю тебя так, как ты того хочешь. Но ты — моя причина жить. Ты — причина, по которой я еще борюсь. Понимаешь меня? — Сними. Ебучую. Маску. — Нет. — Сука. Антон закрывает лицо руками, бьется затылком о чужое плечо. — То, что ты сейчас сказал, вообще не соответствует тому, что ты делаешь. — Если у меня и есть душа, то она в тебе. Все, что осталось от меня, в тебе. — Ты не можешь говорить такие вещи. — Разве? Это правда, Антон. Ты слишком много для меня значишь. Поэтому, когда мы рядом, случаются катастрофы. Маленькие, большие, огромные. Убери руки от лица, посмотри на меня, — Арсений цепляет пальцами его подбородок. — Я сделал много плохих вещей, и я не заслуживаю твоего прощения, но оно нужно мне. Прошу тебя, не считай меня монстром. Не отворачивайся от меня. Иначе я действительно им стану. Антон зажмуривается, кусая губы. — Мне плевать, что ты сделал и сделаешь еще. Ты мне нужен. Любой. Ты этого разве не понял за сотни лет? — Понял, но слишком поздно для себя. Понял, что нуждаться в тебе не преступление. Что касаться тебя не преступление. — Ты вывернул меня наружу своей смертью, просто своим, блядь, существованием. И я не знаю, что мне теперь делать. У меня не получится захлопнуться или собраться заново. Я не думал, что могу так кого-то... Арс… — Ой, бля, — выдает Сережа, хватаясь за голову. — Я жив. Шаст??? На его лице отражается секундная паника, а потом он натыкается взглядом на Антона и Арсения. — О-о-о! Шаст, ты в порядке? А-а-арс? — В порядке. Но с удовольствием бы застрелился, Сереж. Арсений опирается подбородком на затылок Антона, щекотно выдыхая на волосы. — Серый, — шепчет он. — Арс! Сережа подскакивает, подходит и, не церемонясь, стаскивает маску, Арсений не успевает перехватить его руки. — Это пиздец, — говорит Сережа и пялится, не моргая. Антон пялится тоже. — А теперь держи меня, блядь, иначе я тебя убью. Я убью тебя, сука. Я очень сильно по тебе скучал. Арсений не поднимает голову, смотрит на асфальт и молчит. — Скажешь, что-нибудь? Нет? Да и хуй с тобой. Сережа выдыхает, опускает руки по швам, отворачиваясь. Антон видит, как блестят от слез его глаза, и пытается подняться. Арсений удерживает и тянет Матвиенко за штаны. — Хули разлеглись, вставайте, — рычит Сережа и пинает Антона по бедру. Антон вскрикивает. — Бля, ты ранен, что ли? Шаст, прости. — Серый, я скучал, — Арсений все-таки дотягивается до его руки и дергает на асфальт рядом с собой. — Мне тебя не хватало. Прости меня. — Засунь в жопу свои извинения, Арс. Сережа приваливается виском к его затылку и плечом к спине, обнимая свободной рукой за шею. — Не исчезай только больше из наших жизней, Арс. И извинения мне твои не нужны, потому что ты ни в чем не виноват. Они так и сидят молча минут десять, держась друг за друга, пока Антон вдруг не начинает хихикать. — Чего? — интересуется Арсений. — Я сейчас подумал, а как ты пил в маске? — Через трубочку. — Это пиздец, — Сережа качает головой. — Это пиздец, Арс. — Встаем, ребят. Я жопу отморозил. Арсений вытягивает Антона за подмышки и ставит на ноги, отряхивает. Подает руку Сереже. И Серый его обнимает, впечатывается сильно, так что Арс ухает от неожиданности. — Поехали домой, — просит Сережа. Арсений грустно качает головой. — Я не могу, поймите. Это поставит вас под удар. За всем, что я делаю, следят. И, когда мы закончим дела с андроидами здесь, мне придется улететь. Сережа касается его щеки. Антону хочется тоже, но он не решается и тихо спрашивает: — Если б ты смог поймать Арсения, кому бы ты его передал? Камски? — Не Камски. ООН. — А ты не думал, почему ООН так хочет его получить? Объединенный протекторат ведет кучу войн, им нужно оружие. И Арсений станет их оружием. — Шаст, я не идиот. Я думал об этом. Но он опасен в любом случае. — Так же как и ты. — Я один. Протекторат просто уничтожит меня за любое неповиновение. С ним будет посложнее, не известно, как работает программа, вшитая в его электронные мозги, может он способен развернуть наши спутники и спалить Новую землю к чертям. — Ты сейчас серьезно? — Сережа грубо встряхивает его за плечи. — Тебя убьют? — Да, если ослушаюсь. Спалят все стеки. — Арс. — Я нарушил первый закон. Антон распахивает глаза. — Ты скопировал себя? — Не себя, — Арсений отворачивается и делает шаг в темноту, чтоб было сложно различить его эмоции. — Точнее не только себя. — А кого? — вкрадчиво спрашивает Сережа. — Всех вас. Тебя, Антона, Диму, Пашу. — У тебя где-то есть копии наших сознаний? И ты загрузил их в тела? — Нет… — Тогда я не понимаю, наличие копий сознания не нарушает… — Тебя я не загружал, — рявкает Арс. — На старой земле живет моя копия и… Арсений замолкает и машет рукой. — Блядь, тебя могут стереть в любую секунду. — Пока я подчиняюсь протекторату, меня не тронут. — Ты что… — Сережа в ужасе смотрит на Шаста. — Ты загрузил Антона? Блядь, ты загрузил Антона? Зачем, Арс? — Его это не коснется. Антон потирает ладонью рот. — Когда ты успел? — Примерно триста лет назад. — То есть по старой земле ходят наши с тобой копии? — Это не совсем мы. У них подправлена память. — Насколько сильно? — Антон, слишком много вопросов. — Зачем, Арс? — стонет Сережа, хватаясь за голову. — Я — идиот. — Сто процентов. Но где гарантия, что Шаста не сотрут? — У меня есть компромат. — На Кавахару — главу сената? — Антон щелкает пальцами. Арсений морщится. — А ты осведомлен гораздо больше, чем я полагал. Не только на Кавахару. На президента протектората. — Нам пиздец, — шепчет Сережа. — Вас не тронут, я уверен. — А тебя убьют. — Я заслужил. — Ты не сделал ничего, что мы бы не смогли тебе простить, — перебивает Антон. — Но обещай, ты не навредишь Арсу. — Мне в любом случае придется его искать. И лучше б он спрятался поглубже. В идеале, вообще улетел с этой планеты. Иначе мне придется передать его ООН. — А если ты ослушаешься, тебя убьют? Отвратительная ситуация, Арс. И ты уж извини меня, — Сережа впечатывает ладонь ему в лицо, из-под пальцев разлетается белая пыль, — но ты все-таки поедешь с нами домой. Арсений закашливается, чихает, отмахивается руками и замирает на несколько секунд с потерянным выражением на лице. — Серый, — Антон оценивающе смотрит на Арса, — ты дал ему наркоту? — Наркотик гарема. Арсений расплывается в блядской улыбке, его поза неуловимо меняется. Он как-то расслабляется весь. Напряженное тело стекает в плавные сексуальные изгибы. — Сереж, — сквозь зубы интересуется Антон, — не напомнишь, наркотик гарема — это же афродизиак? — Ну что при себе было. — Ты въебал ему афродизиак. — И теперь это твоя проблема, — мерзко ржет Матвиенко. — Это наша проблема. Он выебет нас обоих, потому что он сильнее нас обоих. — Я не люблю групповуху и грубый секс, — выдает Арс. — Че выясняется. Сережа цокает и на всякий случай отходит на пару шагов. Арсений с восторгом пялится на свои руки. — Так охуенно давно себя не чувствовал. — Мы за тебя рады, — говорит Антон и понимает, что зря. Арсений поворачивается к нему и облизывает губы. Антон к своему ужасу начинает заводиться. Таким он Арсения не видел никогда. В состоянии тяжелого флирта, направленного в его сторону. Арсений плавно перетекает ближе, флирт перетекает в очевидное предложение. — Арс, тормози. Ты этого не хочешь. — Хочу тебя целовать. На черных простынях. Потому что у тебя пшеничные волосы и светлая кожа. Будет красиво. Знаешь, я мог бы долго исследовать твое тело, касаться губами, языком, кончиками пальцев… всю ночь. — Вот это у него фильтр сорвало, конечно, — удивленно говорит Сережа, — между мозгом и ртом. Антон икает. Арсений обнимает его крыльями, улыбается нежно, гладит руками волосы, ведет ниже по шее и плечам, оттягивает майку, оголяя ключицы и восторженно любуется. — Крылья черные, кожа белая. Красиво, — поясняет он. Арсений смотрит так, что от мысли отойти становится физически больно. Антон молчит, не может сказать ни слова. Нежность выводит из равновесия. Нежность, не жадность, которую должен был привнести в их взаимодействие наркотик. Жадность, с которой его всегда целовал Арс. Антон пугается самого себя. Хочется застрелиться, разнести свой мозг, чтоб не думать об этом. Не опускаться на дно, теряя остатки души и совести. Арсений мягко касается губ, и Антон еле находит в себе силы осторожно взять его за подбородок пальцами и отстранить от себя на пару сантиметров. — Не надо, Арс. — Почему? Ты не хочешь? — Не хочу. — У тебя стоит. — А у кого бы не встало? — честно отвечает Антон. — Хорошо. Я могу тебя хотя бы касаться? — Арсений смотрит с надеждой. — Можешь. «Разреши ему все, разреши ему все, разреши ему...», — бьется в голове. Антон потирает лоб рукой. Арсений обнимает крепче, сворачивает крылья в плотный кокон, прижимает к себе, зарываясь носом в волосы и вдыхает глубоко. Для Антона в этот момент все линии его бесконечной жизни пересекаются, мир схлопывается в одной точке, на чужом дыхании и биении сердца, ощутимом через все слои ткани и кожу. — Ты живой. Спасибо. Господи, спасибо. Арсений прижимается еще ближе. Притирается так, что его кости наверняка оставят синяки. Антон стонет сквозь зубы. Ему подобная близость вышибает остатки здравого смысла. Чужой запах срывает крышу. Это что-то животное. Желание обладать. Привязать к себе, посадить на поводок, не отпускать ни на шаг. Возбуждение скапливается под ребрами, стекает к низу живота, и Антон резко отстраняется, впечатываясь спиной в крылья. — Ты же разрешил себя касаться, — говорит Арсений. — Поехали домой, будем сидеть на диване, посмотрим что-нибудь. Хочешь, Импровизацию? Самую первую серию? — Хочу. — Пива выпьем. — Пиво не хочу. — И не надо. — Поехали домой. Арсений складывает крылья и продолжает смотреть открыто и счастливо. У Сережи абсолютно потерянное выражение лица. Беспомощное. — Шаст, то, что ты сейчас делаешь… — Я знаю, Серый. Антон вызывает мотоцикл. — Арс не в себе, а ты пользуешься. — Сколько действует наркотик? — Еще пару часов точно. Но потом Арс будет все помнить. — Я продам свою душу за пару часов. И попаду за это в ад. — О, не беспокойся, Шаст, все мы там будем, — Сережа сжимает губы в узкую полоску и отворачивается. Мотоцикл громко хлопает воздушной подушкой, разбрасывая грязь. Глушит грязь в мыслях Антона. Арсений садится за его спиной, обнимает, перекрещивая руки на поясе и кладет подбородок на плечо. Сережа вздыхает и забирается на оставшееся место позади Арсения. Они надевают шлемы. Антон ведет мотоцикл медленно и плавно, наслаждаясь теплом чужого тела. Въезжает в распахнутое панорамное окно собственной гостиной, сшибая столик. — Мне нужно выпить, — говорит Сережа и на огромной скорости сваливает на кухню. — Ребятам позвони, скажи, что их ждет незабываемый сюрприз, — просит Антон. Арсений стаскивает Антона с мотоцикла прямо на диван, снимает кроссовки, забираясь с ногами и приваливается к плечу. Антон старается дышать глубже и делает себе только хуже. Арсений пахнет. Дымом, кровью, потом, собой. Неуловимым чем-то, отчего ведет. Тело Антона подводит. Он поворачивает голову, касается носом темных волос. Арс закрывает глаза, притираясь щекой. Он нежный, тактильный, а Антона сейчас выжирает с потрохами собственная жадность. Нездоровые чувства, далекие от нормальных, от дружеских. Он ощущает себя дикой дорвавшейся дрожащей тварью, чудовищем, чахнущим над своим сокровищем. Арсений не помогает. Сползает с плеча головой на колени и берет левую руку Антона в свои. Правой Антон позволяет себе зарыться в темные волосы. — Колец все еще много, не изменяешь себе, — Арсений перебирает пальцы, подносит близко к своему лицу и улыбается. — Не изменяю. Тебя же они бесили? — Неа. — А вот меня сейчас бесят твои колючие холодные крылья. Ты мне ими в бок упираешься, — Антон пихает Арса локтем в плечо. Арсений приподнимается и снимает рюкзак, закидывая его за спинку дивана. — Компактные они у тебя. — Удобные. Всегда хотел иметь крылья. — Стать ангелом? — Ангелами надеятся стать Отреченцы, переместившись в виртуал. Но где тот, кто сказал, что видоизмененный углерод освободит нас от клеток нашего тела? Где тот, кто сказал, что мы станем ангелами?[2] Какое-то мгновение синие глаза Арсения смотрят на Антона с силой всех шести с половиной стоящих за ними столетий. Кажется, Антон пересекается взглядом с демоном. Всего на одну секунду душа Арса выглядывает на свет божий, и Антон видит в этих глазах отражение мириад обычных человеческих жизней, прошедших перед ними бледными мошками, летящими навстречу гибели в пламени. Наркотик медленно перестает действовать. Антон прижимает Арсения сильнее, давя ладонью на солнечное сплетение, разглаживая пальцем морщину на лбу. — Рядом с тобой мне спокойно. Хоть я и осознаю, что это частично действие наркотика. Давно мне не было так спокойно. Но мне нужно будет уйти завтра. — Уходить от нас необязательно. — Мне придется, — говорит Арс и напряженно замирает. — Нельзя мне было сюда приезжать. — Ты уже здесь. Отдыхай, ладно? Арсений кивает и продолжает перебирать кольца на чужих пальцах, снимает, надевает, путая их местами. В итоге все кольца оказываются на мизинце левой руки. Антон гремит ими как заправская цыганка. — Наигрался? Арс удовлетворенно поворачивается набок, утыкаясь Антону в живот, обхватывает его руками и засыпает минут через пять. Антон не двигается. Рассматривает неровную щетину и темные тени на веках. Растрепанная челка закрывает висок. Арсений выглядит хрупким. Боевая, блядь, оболочка. — Выпьем? — интересуется Сережа, заходя в гостиную, и замирает. — Он спит? Антон кивает, аккуратно выпутывается из объятий и поворачивает Матвиенко обратно на кухню. — Надо подумать, что делать дальше. — Ну, — Серый пожимает плечами, — отпустить мы его не можем, иначе он опять исчезнет, и хрен мы тогда его найдем. Запрем здесь. — Предлагаешь сделать его пленником? А дальше? — Если б я знал. Разбираться будем. — Он сам не смог разобраться. Думаешь, сможем мы? — Он иногда не видит простых решений. Нельзя его отпускать, Шаст. Он пойдет Арса искать. Это недопустимо. — Недопустимо. Антон тащится за льдом в холодильник. Перегруженный мозг отказывается генерировать идеи. Под виски становится легче, но не настолько, чтоб сумбур в голове рассосался. — Шаст, а у тебя остались электрошоковые ограничители с момента работы в полиции? — Бля, Серый. — Арс очнется и нас уебет. Я вообще удивлен, как на него наркота подействовала. Спокойный дохуя. — Возможно он уже под чем-то был. — Скорее всего. В любом случае тащи все, что есть. Антон делает глоток и ставит стакан на стойку. — Хуевый ты друг, Сереж. — Хочешь потерять его еще раз? Шаст качает головой. — Тогда пошли. У Антона в пентхаусе есть комната для хлама. Огромная, метров триста. В нее скинуты одежда, мебель, коллекция ножей и огнестрельного оружия, книги, спортивные тренажеры, подарки поклонников и вещи с различных видов деятельности, накопленные за несколько сотен лет. — Всратый музей имени Антона Шастуна, — ржет Сережа. — Заткнись и ищи оранжевый стеллаж. Они потерянно бродят среди хлама. Сережа то и дело спотыкается и матерится, пугается своей собственной картонной фигуры в полный рост. У Арса подрисованы рожки, борода и хвост до колена. В целом этот подарок от поклонников был довольно криповым. Себя Шаст задвинул в дальний угол, зато Диму поставил на кучу одежды. — Нашел, — кричит Матвиенко. И переминается с ноги на ногу рядом со стеллажом, дожидаясь Антона, потому что сам не достает. — Коротышка, — ласково говорит Антон и хихикает, — подставляй руки. И начинает скидывать нужные вещи: ограничители, наручники, маячок и, подумав, электрошоковый пистолет. — Блядь, Арсений. Почему я даже не удивляюсь, что мы это делаем. — Сережа потирает щеку плечом. Они выходят из комнаты, нагруженные по самые подбородки, теряя детали по пути. Антон расставляет ограничители вокруг дивана, на котором крепко спит Арс, потом отгоняет мотоцикл на крышу. Сережа зачем-то убирается сам, хотя мог бы попросить домашнего андроида. Хозяйственная жилка в нем Шаста всегда поражала. Они молча пьют виски на полу у дивана, когда в дом заваливаются Паша, Дима и Слава Дусмухаметов. Антон встречает их у входа гостиную, жестом прося вести себя тихо. Слава нахмуривается. — Антон, ты в порядке? Что случилось? Ребята пытались мне объяснить, но сами ничего не понимают. Где, Арс? — Один спит в гостиной. А где второй, тебя не касается. — Меня заперли в офисе и обрубили связь. Антон, у тебя одежда в крови. Что с твоим лицом? Какой второй Арс? — Много вопросов. Ответ спит в гостиной. Выпал из рая, крылышки в рюкзаке… Паша тяжело вздыхает. — Слав, доктор предупреждал, что после пробуждения у Антона могут быть галлюцинации. — Шаст, — умоляюще говорит Дима, — тебе нужно отдохнуть. Крюков дал нам лекарства. И я даже знать не хочу, почему ты в крови. — Идите сюда. Только тихо. Антон манит их пальцем, отступая назад. Сережа пьяно салютует стаканом. — Арс, — выдыхает Дима, — Слава Богу, живой. — Его ищут посланники, они сюда придут, я уверен. Нужно его спрятать, — Слава оглядывается, ожидая реакции. Паша сверлит Арсения взглядом, останавливается на разбитых костяшках пальцев и лице. — Почему он спит? — интересуется осторожно. — И где диод? Антон разводит руки в стороны. — Спит, потому что устал и под наркотиками. А диода нет, потому что он человек. Воля делает шаг к дивану, его останавливает Сережа, дернув за штанину и пихая стакан. — Нельзя, током шарахнет. И выпей, быстрее дойдет. Паша выпивает виски залпом и продолжает пялиться. — Это не андроид. — Нет. — Кто это? — Арсений Сергеевич Попов тысяча девятьсот восемьдесят третьего года рождения. — Антон, откуда уверенность, что это именно он, а не кто-то в его оболочке? — Это он, ты думаешь, я не способен узнать его? — Невозможно. Воля садится на пол рядом с Сережей и наливает себе виски. Дима обходит диван, предсказуемо натыкается на крылья и выражение его лица меняется с крайней степени ахуения до дикого ужаса в секунды. Слава поражено молчит, закрывая рот запястьем. — Пиздец, — говорит Дима. Арс резко подскакивает на ноги и врезается в электрическую стену. Летят искры, его отбрасывает на жопу. Все дергаются, шарахаясь назад. — Спокойно, — просит Антон. Арсений тяжелым взглядом обводит всех присутствующих в комнате, останавливается на Антоне. — Додумался? — Сядь на диван, давай поговорим. — О том, что ты удерживаешь посланника? — О том, что этот посланник ты, Арс! Мы хотим объяснений. — Я, блядь, выпить хочу, — перебивает Слава и отбирает бутылку у Матвиенко. — Арс, это ты? — осторожно спрашивает Дима. Арсений оборачивается к нему. — Вряд ли я именно тот, кого вы ожидаете увидеть. От человека, которого вы любили, мало что осталось кроме оболочки. Арсений ложится на диван, закрывает глаза и следующие пятнадцать минут игнорирует все вопросы, сыплющиеся на него. Антон методично напивается, радуясь, что По после звонка сработал на отлично и отключил Арсу возможность с кем-либо связаться, еще и местоположение его запутал. — Сука ты, Арс, — злобно шипит Сережа, закидываясь виски прямо из бутылки. — Мы помочь тебе пытаемся. Арсений открывает один глаз. — Отпустите меня, я вам все равно не нужен. — Нужен, — громко обрубает Антон и понимает, что допился до состояния, когда вполне способен орать и бить. — Вы знатно потоптались на моих костях. Создали мою копию. Удобно-то как. — Ты понятия не имеешь, что мы пережили. — «Волка ли я слышу, заявляющего о своем гордом одиночестве, — декламирует Арс, — воем, возносящимся к неизведанным звездам, или же это услужливое самомнение, звучащее в лае собаки? Сколько тысячелетий пришлось мучить и терзать первого, чтобы отнять у него чувство собственного достоинства и превратить в орудие. Во второе?» Антон заканчивает стихотворение за Арсения и ловит удивление в синих глазах: — «И как измерить расстояние от души до души? И кого винить в случившемся?»[3] — Кого винить? — Арс встает и подходит ближе, насколько позволяет ему электрическая решетка. — Ты трахал мою копию. Антон резко поднимается на ноги. — А надо было тебя? Ты на это намекаешь? — Эй, — Паша дергает Антона назад, схватившись за ткань его футболки на спине, — спокойнее, Шаст. — Ты трахал мою копию — единственное, что смог получить. Суррогат. Безвольную куклу, которая тебе не отказала, ведь создана прислуживать людям. Антон отключает электрическое поле и ударом в солнечное сплетение отбрасывает Арсения на диван. — Он не твоя копия. Он лучше. — Потому что дал себя выебать, а я нет? — Арс, замолчи, — просит Сережа и хочет подойти, но Антон врубает поле вновь. — Блядь, Арс. Почему ты такой? Арсений оказывается рядом за долю секунды, хватает Антона за голову, до боли зажимая ладонями виски. — После сотни лет пыток и унижений каким я должен быть? И сворачивает Антону шею с громким хрустом.***
Антон заваливается в гостиную через полчаса. Его рекорд по времени. Не помывшись, с комками геля в волосах и тяжелой головой. — Вы даже мой труп не убрали? — А каким образом, не подскажешь? — злобно интересуется Сережа. — Я боюсь к нему теперь подходить. Моя шея не крепче твоей. Антон вздыхает. — А где Слава и Поз? — Поз бухает на кухне, ему надо переварить. А Славу вызвали на очередной совет директоров. Сказал, завтра днем придет и подумает, что нам делать дальше. — Что делать дальше, — бубнит под нос Антон и спрашивает громче, обращаясь к Арсению: — Жрать хочешь? — Позже. Выражение его лица Антону не нравится, ощущение, будто выкинет сейчас какую-то хуйню. Арс не подводит. Плавно стекает с дивана, подползает к трупу и садится на бедра. Оседлал, блядь. — Какой ебанутый день, господи, — Паша плотнее закутывается в плед. Сережа издает сложный непонимающий звук. — Ты чего делать собираешься? — Будешь меня избивать? — Избивать? Ты же другого хочешь? Или боль тоже полюбил? Арсений бьет пощечину, и голова Антона откидывается на бок. — Подо мной безвольная кукла, такая же, как была под тобой. — Нет. — Ты не можешь сказать мне, нет. Арс вцепляется пальцами в подбородок, другой рукой гладит шею и плечо, резко разрывает футболку, дергая за горловину, и обводит оголившиеся ключицы. Сережа от звука дергается, роняя стакан, и отползает. — Арс, ты чего удумал? — Арсений, — Паша поднимается из кресла, — это нездоровая хуйня. Тебе бы остановиться. — Можете выйти, трахать трупы по нраву здесь только Антону. Кончиками пальцев Арсений точечно касается лица, хватает челку, заставляя голову откинуться и долгим слитным движение лижет от груди до уха, прикусывает его зубами. Поднимает глаза на Антона, ожидает реакцию. И Антону бы надо выйти, вряд ли Арс после этого продолжит, представление ведь для него, но ноги отказываются слушаться. Арсений ведет языком по шее вниз к ключицам, оставляет мокрые следы на ребрах и смеется. — Прости, у моего трупа на тебя не встанет. — А у тебя? — Арс, прекрати, — умоляет Сережа. Арсений снимает с себя футболку, и Антон всерьез начинает опасаться за свою нормальность. Чужой запах шибает по голове не хуже виски, который Антон отбирает у Сережи и пьет большими глотками. Эта оболочка еще трезвая. Арс нежно целует запястье, спускаясь по венам до пальцев. Всасывает указательный, выпускает с пошлым чмокающим звуком и демонстрирует кольцо в округлившихся губах. Антон понимает, что заводится. Губы, взгляд, движения тела, чертов запах, больная зацикленность на Арсении делают свое дело. Арс снимает кольца со всех пальцев. С последним кольцом играется, просовывает кончик языка в тонкий серебристый ободок и водит им по губам. Сплевывает на пол и притирается к безвольному телу ближе, ложится сверху, мажет носом по волосам за ухом. Антон не к месту вспоминает об утопленном в заливе обручальном кольце. И марсианском браслете. — Я теперь понял, к чему меня готовили сотни лет шоу-бизнеса, — говорит Паша. — По крайней мере, глядя на это, я не еду крышей. А Антон едет. Тело реагирует однозначно, хотя рассудок сопротивляется. Химия тела Арсения, все гормоны и феромоны действуют против Антона. Заставляют стоять и пялиться. Арс поднимает голову, смотрит прямо в глаза и пальцами разжимает губы. — Наш первый поцелуй. И под громкое «Блядь» Сережи проталкивает свой язык в рот мертвого не сопротивляющегося Антона. Живой Антон закрывает лицо руками и тоже не сопротивляется. — Тебе это нравится. Смотри на меня. Арс целуется пошло. Нитки слюны тянутся между губами и стекают по подбородку Антона. Арсений кусает верхнюю, нижнюю, потом снова верхнюю, собирая слюну языком. Прихватывает кожу на шее и начинает спускаться ниже долгой мокрой дорожкой по сантиметру за касание. Поднимает руку Антона, отпускает, глядя как она ударяется о пол, и сплетает холодные пальцы со своими. — Арс, остановись, — шепчет Сережа. Антон заставляет себя отмереть, обнимает его со спины и пятится к выходу из гостиной. Выталкивает Матвиенко за дверь и умоляет уйти к Диме, который судя по храпу из кухни, вообще уснул. Паша качает головой. — Собираешься трахнуть его? Вряд ли будет приятно. — У мертвого тела все мышцы расслабляются, — говорит Антон. — Приятного будет мало, особенно если я обосрусь. С трупами такое случается. Арсений не реагирует, кусает соски, вылизывает ребра, пытается оставлять засосы на животе. Антон подходит к столу и берет электростатический шоковый бластер, выкручивает заряд на максимум. — Импровизация «Шокеры», — объявляет Паша, сразу понимая, что Антон собирается делать. — Угадывай действие, Арс, за которое он тебя ебанет. Арсений дорывает футболку на животе и, глядя с издевкой, опять тянется к холодным губам, поднимая чужие мягкие руки наверх, прижимая запястья своей ладонью к полу. Антон садится на пол в двух метрах от электрического поля, скрещивая ноги, играет пистолетом, вращая его на пальце, ждет, когда Арсений наиграется. Арс трется носом о щеку, поворачивая голову трупа к Антону лицом. Кусает подбородок. Пропускает язык через уголки чужих губ. Так целоваться неудобно, но Арсу плевать. Он продолжает вылизывать губы, руками оглаживая бока и развязывает веревки на штанах Антона. — Угадал, — говорит Шаст и стреляет зарядом, отключив поле. Арсений врезается в диван. Антон дает ему секунд пять на проораться и стреляет еще раз. На его крики прибегают Сережа и Дима. Антон старается игнорировать их испуганные взгляды и стоны Арсения, сжавшегося в комок. Минутой позже Антон тащит свой собственный труп за руки в коридор к входной двери и решает вызвать группу биологической зачистки завтра. Сегодня мозг отказывается генерировать правдоподобные идеи на тему того, почему он снова сдох. Антон возвращается в гостиную через кухню, прихватив бутылку воды. Арс успевает переползти на диван и теперь лежит, прижав колени к груди и обхватив себя руками. Ребята толпятся около линии электрического поля, но никто не решается зайти. — Пить будешь? — спрашивает Антон, стараясь не рычать, хотя сознание перекрывает от ярости. Его трясет, будто сам себя шокером долбанул. Арсений кивает, тяжело дыша. Антон отключает поле и ставит бутылку на пол. Арс смотрит на него как на дебила. — Я сейчас не смогу до нее дойти, ты же знаешь. — Минут через десять сможешь. — Я помогу, — вмешивается Сережа. — Ой, нет. Антон шагает к дивану. — Не двигайся, — предупреждает он и вжимает дуло пистолета в чужую ногу. Помогает Арсению сесть и дает бутылку воды в дрожащие руки. — Пиздец, как мы до этого докатились? — Поз потирает переносицу пальцами. — По пизде с ветерком, — резво откликается Паша. — Тебе холодно? Антон касается голого предплечья, покрытого мурашками. — Ты долбанул меня током и спрашиваешь холодно ли мне? — Ты свернул мне шею и попытался трахнуть мой труп, а теперь удивляешься, что я долбанул тебя током? Извините, блядь. Паш, дай плед и окно закрой, пожалуйста. Воля поджимает губы, но выполняет требования. Антон сейчас почти приказывает как в полиции. Забирает бутылку, укладывает Арсения аккуратно на диван и накрывает пледом. — Спи. — Думаешь, я засну? — Мне похуй, что ты будешь делать, если честно, — Антон включает поле и разворачивается к остальным. — Всем спать, можете остаться у меня или уехать домой. Но завтра жду бодрых отдохнувших и с адекватными мыслями в голове. Начнем поиски Арса и, надеюсь, услышим адекватную речь от этого. — Ага, — зевает Паша, — я, с твоего позволения, у тебя останусь. — Я тоже, — говорит Сережа. Дима поднимает бутылку виски с пола. — А мне проветриться надо, мозг сейчас взорвется к чертям собачьим. — Давай, Поз. Паша подталкивает Диму и Сережу к выходу из гостиной. — Не переубивайте друг друга тут. — Я спокоен, Паш. — У тебя вена на виске дергается. — Относительно спокоен. И бить лежачего не в моих правилах. — Я его придушить хочу, — Сережа потирает рот ладонью, пугаясь собственных слов. — Утро вечера мудреннее. Пойдем спать, — просит его Воля. — Завтра придушишь. Они скрываются на лестнице, ведущей в гостевые комнаты. Дима плюхается на задницу, чтобы надеть кроссовки, косится на труп, прикрытый курткой. Долго возится со шнурками, Антон наклоняется и помогает завязать. Поз поднимается, сжимает пальцы на его плечах и тихо спрашивает: — Прости меня за недоверие в хранилище, но эта ситуация ублюдская, с какой стороны не посмотри. Ты в порядке? — Нет, Дим. Я вздернуться хочу или пойти стереть себе память. Он сказал мне столько отвратительных вещей, что я не знаю, как их все в голове уложить, и не проще ли ее теперь отрезать. — Выспись, тяжелый был день. Дима по-отечески гладит Антона по голове, вставая на носочки. Антон закрывает за ним дверь и стоит минут пять, глубоко дыша. Желание уебать Арсению никуда не исчезает. Сознание генерирует идеи одну омерзительнее другой, плавает в тумане больных мыслей. — Он живой, чего тебе еще надо? — говорит Антон сам себе и идет в гостиную, собрав последнюю волю в кулак. — Вернулся, — выдыхает Арс. Антону кажется, что он улавливает нотки облегчения в чужих интонациях. — Онемение после шокера прошло? — Да. — Ты еще чего-то хочешь? Еды, воды, одеяло? Экран активировать? — Поговори со мной. — Не могу, Арс. Моральных сил не хватит, я за сегодня истратил их все. Думаешь, я хотел сделать тебе больно? Кому угодно, но не тебе. Пугающая мысль, да? Кому угодно, — речь Антона замедляется на последних словах, — но не тебе. — У меня галлюцинации от наркотиков, которые любезно впихнул мне Сережа. Я вижу людей без лиц. Один из них стоит у тебя за спиной. Антон заставляет себя не оборачиваться и игнорирует холодок, пробежавший по телу. — Один сидит рядом со мной на диване, — продолжает Арс. — Еще пятеро у окна. Двое у кресла, где был Паша. Антон резво проходится по гостиной, врубая весь свет, даже неон на стенке у стеллажей со своими дурацкими достижениями. Арс смеется, рассматривая медали, кубки и пластиковые грамоты. Но взгляд его то и дело опасливо бегает по гостиной. — Странно на тебя наркотик гарема подействовал. — Я до этого принял бетатанатин… — О-о-о, — перебивает Антон, — я из-за этой дикой смеси чуть с крыши не прыгнул. Брови Арсения поднимаются на лоб. — Зачем? Он же… — Отключает эмоции, знаю. — Зачем ты его принял? Когда ты вообще к наркотикам пристрастился? — Не поверишь, Сережа начал первым… — Сережа? — … после твоей смерти. Передознулся разок. Я — два. Арсений открывает рот, закрывает, моргает медленно пару раз. — Поэтому в следующий раз, когда попытаешься унизить меня, смотри, чтоб в Сережу не прилетело. Он тебя любит. А теперь, извини, я спать. Глюки пройдут часа через полтора, но если совсем стремно станет, ори. Разрешаю устроить грязную истерику, а то я прямо вижу, ты хочешь. Арсений закутывается в плед по самый нос. Антон старается подавить всколыхнувшуюся нежность и желание коснуться темных встрепанных волос. Он быстро идет к дверям, буквально заставляя себя передвигать ноги. — Я не лгал тебе, когда говорил, что ты — моя причина жить. — А моя причина жить — не пойми где. И я даже не знаю, как ему помочь. — Антон, останься, — Арс подскакивает с дивана и врезается в электрическую решетку, выбивая искры. Его отбрасывает на пол. — Спи, Арсений. Антон застывает в дверях, разворачивается медленно — ему не хватает сил, смотреть в чужие глаза. Арсений как опустевший ящик Пандоры с надеждой на дне зрачков. — Останься. Ты же говорил, тебе плевать на то, что я делал и сделаю еще. — Знаешь в чем проблема? Наша с тобой отвратительная горькая правда? — говорит Антон и кусает запястье, хочется выдрать кусок кожи и замолчать. Уйти. Или свалиться на колени и до рассвета вглядываться в хрупкий родной силуэт в полутьме. А потом уйти, чтобы не видеть в лучах солнца выражение ненависти на лице, которое он помнит мягким и заботливым. По крайней мере, по отношению к себе. — Мне действительно насрать… — Антон смеется потерянно, — насрать на всех кроме тебя. И мне страшно от мысли, на что я готов пойти ради тебя. Ты меня уничтожил, досуха выпил, гнил во мне сотни лет. Но без тебя я не чувствовал, что живу. И ты здесь, а я опять иду на сделку с собственной совестью, человеком быть перестаю. Я разбивался об тебя каждый день своей бессмертной жизни и разбился вновь. Я прощу тебе все только за то, что ты существуешь на этом свете. — Тогда не уходи. Антон качает головой и делает шаг назад. — Антон, не уходи, пожалуйста. Стой… Закрывает дверь. — Не-е-ет, нет, нетнетнет, не уходи, Антон! Медленно опускается на пол. — Антон! Антон, не оставляй меня одного. Ложится на пороге, закрывая руками лицо. — Наказываешь меня? — Арсений смеется. — Ты меня наказываешь? — Я тебя люблю, — говорит Антон глухо. — Что мне с этим делать? Что мне, блядь, с этим делать, Арс? Что мне делать?***
Москва, 2026 год — Что мне делать? — А мне, — Сережа складывает руки на груди, — в вашей Воронежской компании? — Если еще ты уйдешь, нам пиздец. — Возьмете двух Воронежских парней. Посмотри, как удобно будет — все свои. — Хуйню несешь, — обрубает Антон. — И вообще, чего ты мне то это все высказываешь? — Да потому что. Арс, скотина… Полчаса назад Арсений спокойно объявил, что уходит из шоу. Буднично так, легко. Улыбаясь бодренько. Антон даже рассмеялся, думая, что это шутка. Стас затирал про продление контрактов, итоги года подводил. — Будем выбивать себе лучшие условия. Вы же звезды! — Хочу контракт как у Пашки, — говорит Сережа. — А мне кровью походу придется расписываться, — Шаст делает вид, что вскрывает вены. — Будем выбивать, — соглашается Поз. Арсений вглядывается в лица каждого поочередно и молчит. Долго. — Ребят, я хочу, чтобы вы поняли меня правильно и не злились. Этот год будет последним для меня в Импровизации. Я ухожу из проекта. Антон хихикает на автомате, но резко обрывает себя, понимая, что Арс серьезен. — Ебанулся? — спрашивает Сережа и стучит Арсению кулаком по голове. — Ты ебанулся. — Мне роль предложили главную недавно. — Это же круто, — радуется Антон, — но тебе ведь не обязательно… Арс поворачивается на него и смотрит грустно. — … тебе не обязательно уходить. Не обязательно же? Умоляющие интонации в голосе Антона настолько очевидны, что Арсений поднимается со стула и садится к нему на пуф, почти на колени падает. — Шаст, мне нужно двигаться дальше. Ты же двигаешься? У тебя два своих шоу уже на ТНТ. Я так рад за тебя, ты бы знал. А я всегда хотел в кино. И тут главная роль, представляешь? — Я понимаю, но… как мы тут без тебя? В их разговор почему-то никто не вмешивается. Стас завис в телефоне. Сережа и Дима переругиваются. — Шаст… — Мне надо переварить, извини. Антон выскакивает за дверь и идет к кулеру, выпивает стакан воды, наливает дрожащими руками второй. Сережа бьет его кулаком в плечо. — Ты чего, Шаст? — Что мне делать? Антон задается этим вопросом больше трех недель до Нового Года и после, когда Арс звонит ему в двенадцать пятнадцать и пьяным голосом желает счастья и охуе-е-енного продолжения карьеры, потому что, Шаст, ну ты же талантище, заменишь Волю, звезда-а-а ютуба у-у-у. — Понятия не имею, что мне делать, Арс. Арсений воплями поддерживает кого-то, а потом замолкает. — С Арсом разговариваешь? — спрашивает Стас и без паузы, нависая над головой Антона, кричит: — Арсюха, привет! С Новым Годом! Телефон разрывается ответным ором и грохотом бокалов, но Арс молчит, а потом тихо добивает: — В смысле, что тебе делать? Вспоминай только лучшее и двигайся дальше. Я же говорил тебе. Антон впервые в жизни разбивает телефон об стену и радуется тишине в заткнувшейся Воронежской компании.